А.  Линкольн и либеральная традиция в годы гражданской войны: парадоксы успехов

Гражданская война 1861-1865 гг. стала поистине эпохальной вехой в истории. Этот относительно краткий исторический отрезок времени буквально переломил судьбу целой нации, оставив прошлому образ молодой Америки — аграрной, децентрализованной, все еще дышащей атмосферой предприимчивых и патерналистски- мудрых «отцов-основателей», обремененной тяжелой ношей анахроничного института рабовладения, но и черпающей светлую надежду в своем неумолимом продвижении на неосвоенный Запад. Война широко открыла перед американским обществом ворота в новую эпоху — индустриальную, пахнущую заводским дымом и содрогающуюся от шума городского транспорта. Эта новая эпоха, лишенная ореола благости «простого аграрного общества», погружала американцев в водоворот новых проблем, внедряла в общественное сознание идею сложного многообразия окружающего мира, необходимости его сбалансированности, подталкивала интеллектуалов к философскому осмыслению и идеологическому обоснованию новых тенденций.

Гражданская война, порожденная идеологическим конфликтом между противниками рабства на Севере и защитниками «особого института» на Юге, сама в свою очередь оказала огромное влияние на развитие идеологии в каждом из противостоящих регионов. В военное время — время наивысшего напряжения сил, мобилизации всех имеющихся материальных и людских ресурсов для достижения победы над врагом — роль идеологии, как главного средства обретения столь необходимой для борьбы духовной консолидации, неизмеримо возросла. Тяжеловесные идеологические принципы, отдельные элементы крупных мировоззренческих систем, которые десятилетиями вынашивались в обществе в предвоенный период, уже в первые месяцы войны сокращались до размеров кратких популистских лозунгов и призывов. Именно в таком виде они проникали в массовое сознание, именно в гаком виде сама идеология становилась достоянием широких масс людей.

Но, кроме того, менялись приоритеты. Сама необходимость ведения войны с ее хаосом, тяготами и людскими потерями, противоестественная с точки зрения эволюции экономики, переставляла слагаемые идеологических концепций, что трансформировало саму идеологию.

Значительным изменениям подвергся с началом войны главный концептуальный стержень всей либеральной программы — тезис о территориальном ограничении сферы господства рабовладения. После отделения от Союза 11 штатов Юга 22 южных сенатора и 50 конгрессменов покинули стены Конгресса США, значительно ослабив тем самым блок возможной оппозиции новой правящей партии — республиканцам. Однако и в этих, казалось бы, относительно благоприятных условиях для развития и укоренения в общественном сознании либеральной идеологии пришлось преодолеть немалые трудности. Главная из них — то, что проводники новой политической линии в отношении рабства даже после победы на президентских выборах 1860 г. все еще оставались на Севере партией меньшинства, а следовательно, должны были постоянно учитывать в ходе определения своего политического курса мнения противостоящих партий и группировок1. Многочисленные представители демократической партии на Севере, разделившись с началом войны на фракции «военных» и «мирных» демократов, т. е. сторонников правительственной военной политики, нацеленной на подавление южного мятежа, с одной стороны, и защитников идеи немедленного заключения мира с конфедератами, с другой, были едины по крайней мере в одном: в стремлении не допустить превращения войны в антирабовладельческий крестовый поход. Однако едва ли не еще большую опасность для либеральной концепции территориального ограничения рабства представляло в начальный период войны соотношение сил собственно в республиканской партии.

Надежды радикальных республиканцев на практически немедленное освобождение рабов уже в начальный период войны значительно возросли. «Сейчас рабство само представило себя гораздо более уязвимым дня нашего наступления, чем в любой другой период нынешнего века»,- считал К. Шурц2. Поскольку радикалы считали эмансипацию первым и главным принципом установления отношений между Севером и Югом, они категорически отрицали всякую возможность достижения победы над Конфедерацией или заключения мира с южанами без предварительного освобождения рабов. «Часто говорят, что война принесет конец рабству, — подчеркивал Ч. Самнер, — и это вполне возможно. Но гораздо более вероятно, что уничтожение рабства принесет конец этой войне»3. Зло, которое рабовладельческая Конфедерация несла в себе самой для идеи свободы и демократии, по мнению радикалов, развязывало руки противникам рабства и снимало с них всякую ответственность за прежние обещания действовать в строгом соответствии с предписаниями конституции.

Республиканцы-консерваторы, гневно обличая зачинщиков мятежа, напротив, считали, что главная цель партии — ликвидация политической гегемонии южан-рабовладельцев в стране — уже достигнута на выборах 1860 г. мирным и конституционным путем. Вероломство Конфедерации, развязавшей войну, должно быть наказано, но без сколько-нибудь серьезных революционных эксцессов — без покушений на освященные конституцией права человека, и, в первую очередь, на право собственности. Консерваторы пытались, и небезуспешно, оказывать давление на президента Линкольна, предлагая отказаться от антирабовладельческой риторики с тем, чтобы «отвлечь внимание общественности от вопроса о рабстве и привлечь его к вопросу о Союзе»4. Один из лидеров консервативной группировки Г. Рэймонд убеждал Линкольна, что «любая попытка сделать эту войну средством полного освобождения рабов приведет к бунту пограничных штатов, разделит Север и Запад, принесет усиление и победу оппозиционной партии и таким образом дискредитирует самое себя»5.

Линкольн в полной мере осознавал необходимость осторожного и взвешенного подхода к выработке политического курса. Он стремился не оттолкнуть от Союза взбудораженные сецессией и началом войны пограничные рабовладельческие штаты, обрести поддержку среди весьма пестрого и разнородного с точки зрения своих политических преференций населения Севера, отвести от республиканской партии обвинения в радикализме и покушении на святая святых буржуазного правопорядка — частную собственность. Одновременно он рассчитывал ослабить Конфедерацию, предоставив образумившимся южанам возможность вернуться в лоно Союза вместе со своими рабами, не опасаясь их эмансипации. В полном соответствии с идеями, которые он высказал в своей инаугурационной речи, президент обратился 4 июля 1861 г. к конгрессу, собравшемуся на специальную сессию. Главная и единственная цель, которую, по мысли Линкольна, Север должен преследовать в начавшейся войне, — это сохранение и восстановление Союза штатов.

Глубинный смысл президентского послания заключался в том, как Линкольн понимал проблему сохранения незыблемости Союза. Союз для него был условием существования демократического народного правительства — «правительства народа, осуществляемого народом и действующего для народа». Народное правительство, в свою очередь, означало не просто политическую организацию власти, но социальную систему, предоставляющую каждому индивиду равные возможности. Для Севера, заявлял Линкольн, эта война «по сути своей является народной борьбой. Со стороны Союза борьба ведется за сохранение той формы и сущности правительства, чья главная цель заключается в улучшении условий жизни людей — освобождении их от лишних тягот, расчистке путей к достойному существованию, обеспечении каждому возможности равного старта и честной борьбы в течение всей жизни». 6 Практически ни разу не упомянув в своем обращении проблему рабства, дабы успокоить бушевавшие по этому поводу страсти в лагере своих оппонентов на Севере, Линкольн тем не менее подтвердил приверженность концепции свободного труда — краеугольного камня американской демократии и идеологической антитезы рабовладению.

Таким образом, центр тяжести в либеральной идеологии республиканцев переносился с вопроса о территориальном ограничении рабства на проблему сохранения и восстановления Союза в самом широком демократическом ее понимании. Это было важной трансформацией идеологических приоритетов партии Линкольна. «Должно ли правительство, в случае необходимости, быть достаточно сильным, даже в ущерб свободам собственного народа, или оно может оказаться слишком слабым, чтобы защитить свое собственное существование?» — вопрошал президент7. Ответ на этот изначально весьма непростой для либерализма вопрос в новых условиях, когда над институтами американской свободы и демократии нависла угроза, казался очевидным для всех поборников либеральной идеологии: свободное правительство свободного народа должно иметь возможность защищаться.

Политическое мастерство Линкольна позволило республиканцам достичь консолидации Севера. Война как бы обрела новый смысл в глазах всех северян независимо от их политической и партийной принадлежности. Из войны, в которой Север боролся за политико-правовую абстракцию — целостность федерального Союза, она превратилась в справедливую борьбу за святые для каждого американца принципы народоправия и равных возможностей. Соединив либерализм с патриотизмом и национализмом, Линкольн буквально утроил жизненные силы либеральной идеологии в обществе. Оставаясь с политической точки зрения на популистских, демократических, а подчас и радикальных позициях в происходившей борьбе, либерализм сумел показать себя в отношении к историческим ретроспективам весьма традиционным течением: устами Линкольна он заявил о своем твердом намерении сохранять и защищать давно установившийся на Севере политико-правовой порядок.

Новое видение войны и участия в ней республиканской партии, предложенное Линкольном, дало мощный толчок консолидации всех патриотических и демократических сил вокруг нее в рамках создаваемой республиканцами широкой Союзной коалиции. Как это ни парадоксально, то же самое обстоятельство развязало руки представителям различных политических группировок в осуществлении их собственных планов ведения войны, ибо слишком общие цели, поставленные Линкольном перед партией, давали возможность самого широкого плюрализма в толковании путей их достижения.

В самом начале работы специальной сессии конгресса 37-го созыва консерваторы как в республиканской, так и в демократической партии добивались принятия обеими палатами резолюции Дж. Криттендена, призывавшей к скорейшему разгрому Конфедерации и в то же время обещавшей сохранить в неприкосновенности все «установленные институты» на Юге, что в основном подразумевало институт рабства8. Эта резолюция свидетельствовала о готовности консерваторов поддерживать военную политику правительства только при условии отказа правящей партии от дальнейшей эволюции в вопросе об эмансипации по сравнению с ее предвыборной платформой 1860 г. На деле, с учетом неактуальности в условиях войны тезиса о территориальном ограничении рабства, это не могло не означать полного отхода консерваторов от всего предшествовавшего антирабовладельческого курса партии, который, собственно, и привел ее к власти.

Радикальные республиканцы вовсе не в этом ключе расшифровывали для себя стратегию президента. Уловив в рассуждениях Линкольна очевидный прагматизм и озабоченность ходом развития военных событий, они обратились к поискам весомых проявлений антипатии к рабству для подтверждения своих планов эмансипации. И жизнь во множестве предоставляла им искомые примеры. Бегство рабов на Север, усилившееся в особенности после того, как Конфедерация стала привлекать их для обеспечения боеспособности своей армии, уже в середине 1861 г. стало массовым. Законы о беглых рабах, которые обязывали военных командиров предпринимать дополнительные усилия для их поимки и возвращения хозяевам, в сложившихся условиях представлялись практически всем северянам оскорбительным и вредным анахронизмом. Продвижение Союзных войск на Юг привело к тому, что некоторые военачальники стали освобождать рабов. Генерал Б. Батлер в июле 1861 г. объявил беглых рабов «военной контрабандой», что означало их освобождение. Военный министр проинформировал Батлера, что его акция была одобрена правительством.

Еще более решительные меры предпринял генерал Дж. Фримонт, командующий западной армией в штате Миссури. В августе 1861 г. он объявил о конфискации собственности мятежников, в том числе рабов, в подчиненном ему районе. Хотя антирабовладельческая деятельность стоила Фримонту военной карьеры, она получила живейшее одобрение на Севере. «Народ аплодировал акции генерала Фримонта, — писала «New York Times». Она нанесла удар по самым глубоким корням зла, смертельно ранив гидру мятежа»9.

Радикальные республиканцы отдавали себе отчет в том, какой колоссальный вред для партии в условиях военного времени могло принесли возобладание в республиканской идеологии архаичных вигских императивов с их умышленным замалчиванием проблемы рабства. Активная политика радикалов на протяжении первых двух наиболее трудных лет войны стала, по сути дела, гем стержнем, который предохранил партию и ее руководство от соблазнов пойти на компромисс в принципиальных вопросах. Наиболее рельефным воплощением этой политики стала деятельность радикальных республиканцев в одном из наиболее важных государственных органов военного времени — Объединенном комитете конгресса США по ведению войны, сыгравшем ключевую роль в консолидации и активизации общественного мнения на Севере на основе решительных антирабовладельческих требований.

В декабре 1861 г. К. Маркс писал, что «в Соединенных Штатах явно наступил переломный момент в основном вопросе всей гражданской войны — в вопросе о рабстве»10. К этому времени у Линкольна окончательно рассеялись опасения в возможной сецессии пограничных рабовладельческих штатов. Юнионистские настроения там полностью одержали верх над призывами объединиться с Конфедерацией. Не последнюю роль в этом сыграло прокламированное президентом намерение использовать для восстановления Союза «все необходимые меры», но из их числа демонстративно исключались все те, которые имели «радикальную или экстремистскую направленность»11. Достаточно удачная попытка раскола оппозиции на Севере на начальном этапе войны и интеграции части этой оппозиции — «военных» демократов — в структуру Союзной коалиции давала Линкольну уверенность в относительной крепости тылов. С другой стороны, реалии военного времени — целый ряд неудач, постигших федеральные армии на фронтах, сгущавшаяся тяжесть экономического бремени войны для беднейших слоев населения, психологическая усталость от войны, затянувшейся против всяких ожиданий, — постепенно подталкивали президента к переосмыслению военной политики и к ее ужесточению. Кампания агитации в пользу эмансипации рабов, развернутая радикальными республиканцами и находившая все более широкую поддержку среди населения Севера, расчетливо била в ту же точку. Поворот правительства Линкольна к практическим мерам по освобождению рабов становился неизбежным. Путь к принятию исторической Прокламации об освобождении рабов, который Линкольн прошел вместе с радикальными законодателями в Конгрессе, хорошо известен. После первого закона о конфискации собственности мятежников, принятого летом 1861 г. , последовали: президентский план постепенной эмансипации на основе компенсации в штате Дэлавер; закон, которым под угрозой отстранения от командования офицерам Союзных армий запрещалось возвращать беглых рабов их хозяевам; законы об эмансипации рабов в федеральном округе Колумбия и а пограничных территориях на основе компенсации; закон о призыве освобожденных негров на действительную военную службу в подразделения милиции; наконец, второй закон о конфискации, дававший свободу всем конфискованным и беглым рабам и предусматривавший их допуск на службу в армию и на флот.

Делая шаг за шагом на пути к освобождению рабов, Линкольн все же двигался в этом направлении не так быстро, как хотелось бы радикалам, го планы постепенной эмансипации на основе компенсации из федеральной казны так и не встретили поддержки ни в одном из пограничных татов, даже в Дэлавере, где численность рабов не достигала и 2 тыс. предложение вывезти освобожденных негров за пределы США, в Либерию на Гаити, чтобы избежать расовых столкновений и обезопасить белого рабочего от конкуренции со стороны его освобожденного черного собрата, также не возымело никаких положительных результатов. Радикалы не могли простить Линкольну и его давления на конгресс в ходе обсуждения первоначального, весьма радикального проекта второго закона о конфискации. Итоговый вариант закона оказался в результате значительно менее эффективным и практически исключал всякую возможность покушения на крупную земельную собственность южной аристократии.

Чем же объяснялась медлительность Линкольна, его нарочитое отставание от своих радикальных коллег по партии в выработке плана эмансипации Только ли заботой об интересах пограничных рабовладельческих штатов? Или расовыми предрассудками, свойственными ему, как и многим другим республиканцам? Была ли эта медлительность порождена прагматизмом Линкольна-политика, видевшим свою главную цель в достижении компромиссов по любому важному вопросу? Или она объяснялась о общеизвестным фатализмом, преднамеренным отказом от попыток вмешиваться в ход событий до самой развязки, его верой в божественное предначертание истории? Вероятно, каждый из этих факторов оказывал влияние на президента. Однако в неменьшей степени деятельность Линкольна была опосредована фактором идеологическим.

Политический либерализм президента, уходящий корнями в эпоху «джексоновской демократии», был полон оптимизма в отношении неисчерпаемости демократических ресурсов федерального Союза. Для Линкольна ценность Союза превышала ценность отдельно взятых буржуазных прав и свобод, в том числе права собственности и дарованной неграм-рабам свободы. Весьма осторожное отношение к аболиционистам, которое Линкольн сохранил до конца своих дней, имело под собой те же причины: в стремлении добиться немедленного освобождения рабов аболиционисты были готовы пожертвовать идеей нерасторжимости Союза, чего никогда не смог бы принять Линкольн.

До тех пор, пока все компромиссные меры в деле эмансипации не были исчерпаны до конца, президент не позволял склонить себя к немедленному освобождению рабов, как того требовали лидеры левого крыла партии. «При выработке политики, нацеленной на подавление мятежа, я постоянно был озабочен тем, чтобы неизбежный при решении этой задачи конфликт не выродился в неистовую и безжалостную революционную борьбу», — писал Линкольн в обращении к конгрессу в декабре 1861 г12. Пока ярко выраженные антирабовладельческие настроения радикальных республиканцев не стали восприниматься с симпатией подавляющей частью общественности Севера, Линкольн не спешил с решительными действиями: он не без оснований опасался, что несвоевременная радикальная эмансипация рабов, явно опережающая созревание общественного мнения в этом вопросе, может расколоть Север и тогда наверняка похоронит идею Союза — «последнюю, лучшую из надежд всего человечества»13. Вот почему, уже имея в своем рабочем столе наброски текста Предварительной прокламации об освобождении рабов, он писал в конце августа 1862 г. Г. Грили: «Моя первостепенная задача в этой борьбе — спасти Союз, а не спасти или уничтожить рабство. Если бы я мог спасти Союз, не освобождая ни одного раба, я бы сделал это. Если бы я смог спасти Союз, освободив всех рабов, я бы сделал и это. Если бы я смог спасти его, освободив лишь часть рабов и оставив остальных рабами, я бы также сделал это. То, что я делаю в отношении рабства и цветной расы, я делаю потому, что верю: это поможет спасти Союз»14. К середине 1862 г., по мнению Линкольна, необходимость эмансипации созрела окончательно.

Опубликованная в сентябре 1862 г. и вступившая в силу 1 января 1863 г. Прокламация об освобождении была заявлена президентом как мера, продиктованная «военной необходимостью». Она амнистировала мятежников, сложивших оружие в течение трехмесячного срока, и гарантировала неприкосновенность их собственности, включая рабов. Она давала свободу рабам тех участников мятежа, которые откажутся капитулировать. При освобождении негры не получали ни земли, ни равных с белыми политических и гражданских прав, за исключением права служить наравне с белыми в армии и на флоте Севера. Действие Прокламации не распространялось отвоеванные территории15.

Общественная реакция на Севере на вступление в силу Прокламации об освобождении подтвердила расчеты Линкольна. В целом она была благожелательной. Штаты Новой Англии — традиционный оплот антирабовладельческого движения — широко праздновали принятие Прокламации. Собрания общественности, уличные шествия в ознаменование поворотного в истории войны события прошли практически во всех штатах Севера. Радикальные республиканцы не замедлили объявить Прокламацию «краеугольным камнем национальной политики»16. Их умеренно-либеральные коллеги по партии, чьи взгляды на проблему рабства уже в годы войны значительно изменились под давлением распространенных в обществе радикальных настроений, ныне заявляли: «Теоретически мы рассматриваем эмансипацию как средство, практически же мы видим в ней цель. Мы должны добиваться ее как конечной цели до тех пор, пока не придет конец войне»17. Даже консервативные республиканцы не оставались в стороне от кампании поддержки Прокламации. Конечно, мотивы их реакции были совершенно другими, нежели у радикалов или даже либералов: в их оценках значения Прокламации абсолютно отсутствовала какая бы то ни было симпатия по отношению к неграм. Один из столпов консервативного течения на Севере Г. Бинни еще в августе 1862 г. писал, что вовсе не собирается «стать аболиционистом», но если свобода рабам будет дарована актом правительственной политики, он «не стал бы возражать. Негры — это часть нашего врага. Мы без сомнения будем биты и погибнем, если будем драться, держа одну руку связанной за спиной. . . «18. Освобождение рабов лишь на территориях, еще занятых мятежниками, в глазах консерваторов весомо подтверждало особый характер этой меры, вызванной «военной необходимостью».

С точки зрения эволюции самой политики эмансипации Прокламация Линкольна была достаточно ограниченным документом. Ее действие не распространялось на 450 тыс. рабов в четырех пограничных штатах — Дэлавере, Кентукки, Мэриленде и Миссури, на 275 тыс. рабов в оккупированной северянами части Теннесси, а также на десятки тысяч рабов в тех районах Луизианы и Виргинии, которые находились под контролем Союзных войск. И все же ее историческое значение было колоссальным — свобода была дарована правительством США более чем 3 млн. негров на Юге19. Линкольн, чьи экономические воззрения и политическая философия строились на безусловном примате свободного труда над рабским, не мог не понимать, что Прокламация буквально выбивала почву из-под ног южной аристократии. С учетом средней стоимости раба в 400 долларов она лишала плантаторов их основного капитала и таким образом ликвидировала первооснову экономического могущества Юга. Он отдавал себе отчет в том, что Прокламация является ни чем иным, как актом широкомасштабной экспроприации собственников на Юге, а следовательно, не может не повлечь за собой ожесточения обеих воюющих сторон. Отныне борьба становилась абсолютно бескомпромиссной: она должна была продолжаться вплоть до безусловной капитуляции одной из воюющих сторон. Свидетельствовала ли Прокламация о разрыве Линкольна с существовавшей либеральной политической традицией? Анализ политического мировоззрения президента как до, так и после принятия Прокламации позволяет утверждать, что никакого разрыва не произошло. Философия Линкольна по-прежнему покоилась на основополагающих постулатах, распространенных в общественном мнении Севера: вере в божественное провидение как главную движущую силу истории и прогресса; вере в высокое предназначение человеческой натуры, способной на пути к самоусовершенствованию улучшать общество и приближать кодекс его законов к божественному закону; концепции равных возможностей для всех, в том числе и в области экономической, что означало наличие у абсолютного большинства людей собственности и у всех без исключения — права на ее свободное обретение; и наконец, вере в богоизбранность американской нации, являющейся гарантом истинной демократии во всем мире. Сложное взаимопереплетение отдельных оттенков этих составных частей мировоззрения Линкольна, позволило ему достаточно серьезно модифицировать программу своей партии, приспосабливая ее к меняющимся историческим условиям. Молодой американский либерализм был весьма оптимистичной, демократической и высокоморальной разновидностью идеологии. Пороки «чистого» индустриального капитализма проявились позже. Пока же американский либерализм, только что оформившийся окончательно как цельное идеологическое течение, смог в критический момент взять на вооружение опыт политического радикализма, смещаясь влево в общем спектре общественной жизни.

И с точки зрения внутренней логики развития американской модели либерализма освобождение рабов на основе прямой экспроприации собственности южан вовсе не представлялось чем-то ему чужеродным. Вспомним, что одним из краеугольных постулатов его политической философии была неподдельная вера в справедливость власти большинства. «Голос большинства, обращаемый в нужную сторону системой конституционных сдержек и ограничений и всегда легко меняющийся в соответствии с изменениями общественного мнения и общественных симпатий, является единственным истинным сувереном свободных людей. Люди, отвергающие этот принцип даже по необходимости, впадают либо в анархию, либо в деспотизм»20. В соответствии с этим принципом, повинуясь ставшей совершенно очевидной воле большинства населения Севера, он в сентябре 1862 г. и подписывает текст Прокламации об освобождении рабов.

Освобождение рабов, знаменовавшее собой победу либеральной идеологии, обновленной радикально-демократическим импульсом, было не единственным свидетельством распространения в общественном сознании новых, буржуазных по своему характеру ценностей. Правящая республиканская партия уже в года войны пыталась — и не без успеха — провести в жизнь тот комплекс либеральных по своей сути экономических преобразований, который был заявлен в ее предвыборной платформе 1860 г. Как ни странно, но именно условия военного времени способствовали либерализации экономики.

Если для экономики Юга война и эмансипация рабов неминуемо несли с собой настоящую революцию, то экономический строй Севера не был подвержен в военные годы каким-либо принципиальным изменениям. И все же ни одна из мало-мальски заметных экономических тенденций на Севере, взявших старт еще в предвоенные годы, не осталась в стороне от всепроникающего влияния Гражданской войны.

Несмотря на тяготы военного времени для беднейших слоев населения Севера, экономика в годы войны переживала подъем. Дополнительно вздутые неизбежной инфляцией доходы в промышленности подскочили до небывалого прежде уровня. Еще более высокие прибыли давали многочисленные спекулятивные сделки на бирже ценных бумаг и золотом рынке. Железнодорожные компании удваивали и утраивали свои довоенные прибыли на перевозках войск и снаряжения. В немалой степени они расширили свои операции в связи с закрытием уже в начале войны торгового судоходства по реке Миссисипи, повысив при этом тарифы за перевозки. Возраставший с каждым годом войны спрос на продовольствие для снабжения воюющих армий вызвал небывалое процветание мясоперерабатывающей отрасли.

В общем и целом на подъеме в годы войны находилось и сельское хозяйство. Нехватка рабочих рук на фермах, возникшая в ходе набор; добровольцев в армию, а затем и с объявлением всеобщей воинской обязанности в 1863 г. , быстро восполнялась за счет ускоренной механизации производства и использования притока иммигрантов.

По свидетельству С. Маккормика, одного из «капитанов» индустрии выпускавшей сельскохозяйственное оборудование и машины, многие фермеры в годы войны, воспользовавшись достаточно высокими темпами инфляции, с немалой выгодой для себя выплатили свою ипотечную задолженность кредиторам, не говоря уже о других долгах. Они «триумфально преследовали (своих кредиторов. — А. К. ) и выплачивали им Долги без всякой жалости»21.

Благоприятные тенденции в развитии экономики, усиленные войной, реализовывали на практике тот идеал, к которому стремились творцы либеральной традиции. Быстро растущий в годы войны класс промышленной буржуазии все теснее связывал себя и свое будущее с республиканской партией и политикой правительства Линкольна. Дело заключалось не только и не столько в высоких прибылях военного времени. Испытывая финансовый голод в условиях, когда машина войны съедала весь федеральный бюджет, правительство Линкольна и конгресс приняли Целый комплекс экономических мер, которые способствовали дальнейшей индустриализации страны и видоизменяли условия накопления каптала. Они пустили в обращение общенациональные бумажные платежные средства, увеличили национальный долг и создали единую национальную банковскую систему. Значительный рост притока денежных средств в федеральную казну был обеспечен новыми высокими тарифами (тарифные ставки были увеличены с 19 % до 45 % от стоимости импортируемых товаров) и введением новой налоговой системы, которая охватывала все стороны производства, потребления и накопления. Принятие закона о гомстедах в 1862 г. завершило борьбу за демократизацию землепользования. Свободный доступ к получению земельных участков на Западе для фермеров отвечал либеральному идеалу сельскохозяйственной экономики. Закон Морилла о выделении части общественных земель под основание сельскохозяйственных и технических колледжей служил той же цели. Выполняя обязательства, взятые на себя в предвыборной платформе 1860 г., правительство Линкольна за время войны мобилизовало огромные средства путем эмиссии государственных облигаций и иных ценных бумаг, а также выделило участки из фонда общественных земель на «внутренние улучшения». Крупнейшим мероприятием стало строительство трансконтинентальной железной дороги Восток-Запад, завершенное в 1869 г.

Конечно не все из вышеперечисленных мероприятий дали экономический эффект уже в годы войны. Несомненно одно: взятые вместе, они породили в обществе беспрецедентный дух предприимчивости и экономического активизма.

Однако в социальной сфере воплощение на практике либеральных экономических доктрин в ряде случаев привело не к улучшению, а к ухудшению материального положения беднейших слоев населения. Плодами социально-экономической политики республиканцев в первую очередь воспользовались владельцы крупных капиталов. Новая система налогообложения благоприятствовала росту доходов промышленной буржуазии. Поступления в казну от акцизных сборов на продажу таких потребительских товаров, как спиртные напитки и табак, превышали средства, поступавшие от взимания подоходных налогов. Выпуск в обращение в годы войны необеспеченных золотом бумажных денег более, чем на 400 млн. долларов — акт беспрецедентный в стране, до тех пор не имевшей общенациональных бумажных платежных средств, — вызвал быстрый рост цен, вздувание прибылей и сокращение заработной платы, что означало в конечном итоге перераспределение доходов в пользу более состоятельных слоев населения.

Создание национальной банковской системы также обернулось выгодами прежде всего для крупнейших банков. Результатом реформы стал небывалый уровень концентрации капиталов, инвестируемых прежде всего в развитие промышленности, в руках финансовых воротил Уолл-стрит и Новой Англии, а также относительное «обнищание» банков Запада, а в более долгосрочной перспективе — и Юга. Беспрецедентное для своего времени вмешательство правительства в экономику в период Гражданской войны было одним из парадоксов утверждения либеральной традиции в стране. Линкольн и его 22 коллеги — республиканцы, еще недавно проповедовавшие доктрины индивидуализма и государственного невмешательства в качестве главного постулата либеральной идеологии, оказались проводниками в жизнь достаточно широкой программы правительственной регламентации. Эта программа имела целью внести элементы организации в децентрализованную экономику страны й мобилизовать ее на решение единой общенациональной задачи — достижения победы в войне.

В условиях войны стал реальностью рост самого государства и его функций во всех отраслях общественной и политической жизни. Этот рост, как казалось некоторым современникам, шел в ущерб традиционным либеральным и демократическим ценностям: индивидуализму, локализму, конституционным гарантиям от посягательств на индивидуальные права и свободы личности. Он решительно расходился с тем, как сам Линкольн определял свое понимание функций правительства. В 1854 г. он утверждал, что легитимная цель существования правительства — «делать для сообщества людей то, что им требуется, однако лишь то, что они либо вовсе не могут сделать сами, либо не могут сделать хорошо для самих себя в силу ограниченности своих индивидуальных возможностей. Во все дела, с которыми люди достаточно хорошо могут справиться сами, правительство вмешиваться не должно»¹. Линкольновский довоенный идеал слабого правительства разительно отличался от реалий военного времени. Если в 1860 г. регулярная армия составляла 16 тыс. человек, то с введением всеобщей воинской повинности правительство вынуждено было заниматься подготовкой, экипировкой и координированием действий уже сотен тысяч солдат и офицеров. К концу войны лишь численность негритянских полков составила 180 тыс. человек. Федеральный бюджет увеличился с 63 млн. долл, в 1860 г. до более чем 1 млрд. долл, к 1865 г. К 1865 г. Линкольн стоял во главе сложной и иерархичной гражданской службы, которая была крупнейшим работодателем в стране: в ее рядах состояло уже более 200 тыс. служащих23 ^[24.

Значительно усилившаяся в годы войны исполнительная ветвь власти обрела полномочия, о которых она не могла и помышлять в предшествовавший период. Для борьбы со своими политическими противниками — «мирными» демократами, чинившими препятствия правительству в его военных усилиях и ратовавшими за скорейшее и безусловное установление мира с мятежниками, республиканцы использовали весь арсенал сил и средств, который предоставляли им статус правящей партии и наличие военного положения в стране. Использование арестов и тюремного заключения для борьбы с откровенными пособниками мятежа, в начале войны предложенное радикальными республиканцами, с течением времени стало основой правительственной программы обуздания «медноголовой» оппозиции. Первый импульс она получила еще в сентябре 1862 г. с изданием специальной президентской Прокламации о временном прекращении действия конституционных гарантий неприкосновенности личности на период войны. Прокламация распространяла юрисдикцию военно-полевых судов и особых военных комиссий на все дела, связанные с арестами «помощников и пособников» мятежа, а также всех лиц, препятствующих набору добровольцев в армию, оказывающих сопротивление призыву в ряды милиции или виновных в осуществлении нелояльных по своему характеру действий, приносящих помощь мятежникам. Прокламация, не содержавшая четких, юридически определенных критериев «нелояльности», стала серьезным оружием лидеров республиканской партии в борьбе с политической оппозицией. Достаточно сказать, что только в Иллинойсе с июня по октябрь 1863 г. было арестовано свыше 200 демократов по обвинению в предательстве и около 800 — в дезертирстве25. В сентябре 1863 г. Прокламация была дополнена новым документом, в еще более общих выражениях определявшим лояльность или нелояльность правительству. Следует отметить, что помимо всех этих мер правительственная политика в отношении оппозиции уже в начале 1863 г. включала в себя и цензурные ограничения, налагаемые на экстремистскую прессу демократов. По специальному распоряжению министра почт нелояльные газеты были изъяты из перечня изданий, распространяемых почтовой службой, а продажа этих газет запрещена. В публичном обращении к демократам президент Линкольн заявил о правомочности жесткой линии администрации по отношению к пособникам мятежа. И временная отмена закона о личной неприкосновенности, и кампания арестов нелояльных лиц объяснялись им как необходимые «превентивные меры» по обеспечению общественной безопасности.

Правительство, исповедовавшее либеральную идеологию с ее приматом индивидуальных свобод, ставило себя под удар жесточайшей критики и обвинений в «военном деспотизме», покушаясь, пусть даже в военное время, на гарантированные конституцией права граждан. Но либерализм в конечном счете выдержал и это испытание. Политика ограничения конституционных свобод личности, столь необходимая Линкольну в период войны для борьбы с консервативной оппозицией на Севере, нашла понимание в общественных кругах благодаря широчайшему распространению культивируемых либералами идей национализма и патриотизма. Уже само начало войны, развязанной мятежниками против свободных институтов, подвигло ведущих интеллектуалов, публицистов и политиков Севера к осознанию как важнейшей ценности необходимости единой, сильной и имеющей свое историческое предназначение нации. Успешная политика освобождения рабов, ставшая на каКое-то время необходимым средством восстановления Союза и возвеличивания его мощи и значимости, соединила деятельность правящей партии с принципами высокой морали и наделила глубоким позитивным смыслом процесс усиления государства в военные годы. Антиинституционализм таких популярных прежде сторонников «чистой демократии», как У. Филлипс и У. Ушмен, а также глубокий скептицизм Р. Эмерсона в отношении эффективности «общественных институтов» теряли свою почву и постепенно уходили в прошлое.

Главной характеристикой состояния общественного мнения на Се вере в этот период была вера в то, что федеральный Союз выйдет из войны более сильным и сплоченным, чем он был ранее. Сенатор Дж. Шерман, один из лидеров умеренно-либеральной группировки в республиканской партии, заявлял: «Главная политика нашей страны должна заключаться в том, чтобы сделать все национальным настолько, насколько это вообще будет возможным; в том, чтобы национализировать нашу страну так, чтобы мы могли ее любить»26.

Наиболее смелых реформаторов из либерального лагеря идея «национализации» общественной жизни приводила даже к мысли с ненужности в условиях войны самого федерального принципа государственного устройства США. Конфликт между Севером и Югом, который возник из-за политических амбиций рабовладельцев, взявших на вооружение доктрину прав штатов, породил в общественном мнении убеждение в том, что именно от властей штатов исходит угроза свободе и демократии. Сторонники антирабовладельческого курса правительства, основавшие в 1865 г. журнал под многозначительных названием «Nation», выступали на его страницах со следующей весьма симптоматичной декларацией: «Война знаменует собой начало новой эпохи путем консолидации нации в рамках демократических форм. . . Это территориальное, политическое и историческое единство нации ныне ратифицировано кровью тысяч ее сыновей. . . Главный вопрос войны заключался в противоборстве нации — единой и неделимой — и непрочной в своих внутренних связях и неустойчивой федерации независимых штатов»27.

Важную роль в установлении смычки между либерализмом и национализмом сыграло распространение народного патриотического движения в защиту Союза. Неизбежное подавление индивидуализма которое несли с собой рост государства и активизация его функций нашло свой естественный противовес в появлении и постоянном умножении числа самых разнообразных добровольных неправительственных организаций, предоставлявших индивидууму широкие возможности влиять на события в обход правительственных учреждений.

Патриотическое движение на Севере еще на конституционном этапе войны стало инициатором создания непартийных организаций — клубов сторонников Союза. К началу 1863 г. оно достигло значительного размаха. Цель его заключалась в том, чтобы «путем морального и общественного воздействия порицать и осуждать все проявления не лояльности по отношению к федеральному правительству». Создатели клубов в защиту Союза отмечали политический характер этих организаций. Утверждая, что клубы не должны прямо связывать себя с какими-нибудь партиями, они тем не менее делали из этого правила исключение для партии «национальной по своему характеру», которой угрожает «секционистская оппозиция»28.

Параллельно с клубным движением в стране шел активный процесс создания массовых патриотических лиг в защиту Союза. Прогрессивные и демократические по своему характеру, эти организации сплачивали людей с целью «повысить дух патриотизма и лояльности, а также использовать все необходимые меры для разоблачения и подавления мятежа и наказания предателей»29.

Широкое распространение добровольных общественных организаций в защиту Союза оказало значительную поддержку республиканской администрации в ее борьбе с оппозицией и тем самым помогало упрочению либеральной идеологии в обществе. В мае 1863 г. , с созданием Национальной федерации Союзных лиг, которая контролировалась правительством республиканцев, партия фактически получила в свои руки хорошо организованный и отлаженный пропагандистский аппарат, способный весьма успешно воздействовать на поведение избирателей. Военная структура и дисциплина, характерные для многих из этих организаций, давали республиканскому руководству исключительную возможность эффективно бороться с крайне экстремистскими, преимущественно подпольными формами оппозиции, не прибегая лишний раз к помощи репрессивных функций государственных органов. Избрание Линкольна президентом США на второй срок во многом было обязано деятельности добровольных патриотических организаций.

Хотя идея переизбрания Линкольна бесспорно доминировала в партии в период предвыборной кампании 1864 г. , определенная часть радикальных республиканцев заявила о своих претензиях на выдвижение собственного кандидата на выборах. Причины выступления радикалов заключались в их неудовлетворенности «мягкостью» и расплывчатым характером появившейся в 1863 г. президентской Прокламации об амнистии и реконструкции, главного документа, регламентировавшего столь важный на втором этапе войны процесс реконструкции в южных штатах по мере продвижения Союзных войск. Амнистия мятежникам, недостаточная твердость Прокламации в вопросе о признании эмансипации рабов главным условием реконструкции Юга, а также передача президентом всей полноты власти в осуществлении реконструкции в штате Луизиана военному губернатору генералу Н. Бэнксу, чья прежняя политика фактически привела к сохранению в этом штате прорабовладельческой конституции, заставили радикалов выступить с собственными предложениями в конгрессе и начать поиски кандидата в президенты, способного противостоять Линкольну на выборах. Своего пика внутрипартийная борьба в лагере республиканцев достигла в начале лета 1864 г. После неудачи с выдвижением кандидатуры С. Чейза часть радикальных инсургентов решила создать собственную партию «Радикальная демократия», выдвинув кандидатом в президенты популярного генерала Дж. Фримонта. Программа новой партии требовала принятия к Конституции США поправки, запрещающей существование рабства в стране, предоставления конгрессу исключительных прав в осуществлении реконструкции и конфискации земель мятежников с последующим их распределением между солдатами и свободными поселенцами.

Угроза единству партии накануне выборов, исходившая от радикальных инсургентов, являлась также покушением на позиции либерализма как главенствующей формы идеологии правящей партии. Стремясь снять напряженность во внутрипартийных делах, Линкольн был вынужден включить в предвыборную платформу республиканской партии радикальные требования — принятие антирабовладельческой поправки и уравнение освобожденных негров с белыми перед законом. Благодаря этому ему удалось добиться единства республиканских рядов и обеспечить себе повторное переизбрание.

История принятия поправки к Конституции, запрещающей рабство на всей территории Соединенных Штатов, стала финальным аккордом в долгой борьбе за утверждение в обществе либерально-демократических ценностей. Линкольн осознавал справедливость требований сторонников поправки. Он понимал, что без конституционного подтверждения процесс эмансипации в южных штатах будет встречать огромные трудности и открытое сопротивление бывших плантаторов. Поэтому в самом начале 1865 г. он бросил буквально все силы республиканской партии и возглавляемого им правительства на борьбу за голоса в конгрессе в пользу принятия поправки. В конце января 1865 г. 13-я поправка была утверждена конгрессом, а в декабре того же года, после ее ратификации необходимым числом штатов, стала частью Конституции США.

* * *

Эпоха Гражданской войны оказала огромное влияние на утверждение в обществе либеральной идеологии. Завершение формирования американской модели классического либерализма, а также противоречия и парадоксы, сопровождавшие эволюцию либеральной политической традиции США в это время, ярче всего проявились в политическом мировоззрении и деятельности «великого гражданина Америки» — президента Авраама Линкольна.

Линкольн вошел в историю благодаря тому, что в критический момент сумел возвысить либеральную мысль до понимания исторической необходимости уничтожения рабства. Этот беспрецедентный с точки зрения Довоенной либеральной традиции шаг, который Линкольн вынужден был совершить под давлением народных масс, вставших на борьбу с рабовладельческой Конфедерацией, позволил решить не только основной для судеб Союза вопрос, но и способствовал выводу либеральной традиции из того Идеологического тупика, в котором она находилась накануне Гражданской войны. Историческая заслуга Линкольна заключалась в том, что во имя спасения Союза он не побоялся использовать революционные методы ведения войны, отстаиваемые радикальными республиканцами, хотя как истинный либерал он отдавал явное предпочтете конституционным способам решения конфликтов.

Политическая мудрость и прагматизм Линкольна помогли устранить многие из противоречий либерализма, проявившихся особенно ярко в тот период, когда он стал идеологией правящей парши. Искусно меняя приоритетность составляющих либеральной идеологии на различных этапах войны, Линкольн немало преуспел в адаптации либеральной мысли к новой исторической обстановке. Гибкость и «открытость» либерализма даже для очень радикальных по своей сути идей и концепций — те черты американской либеральной традиции, которые были использованы Линкольном, в конечном итоге помогли осуществить интеграцию антирабовладельческих сил в рамки политического механизма американского общества, способствовали победе умеренных cm над радикалами.

С именем Линкольна с полным основанием связано дальнейшее развитие социально-политической и экономической доктрины американского либерализма. Именно при нем получила логическое завершение демократическая традиция решения аграрного вопроса, была реформирована финансовая система, все звенья которой были нацелены на создание оптимальных условий для скорейшего завершения индустриализации страны, приняты меры по форсированному освоению Запада. По существу был наконец разрешен давний спор в американской политической философии о примате федеральной власти над властями штатов. Линкольн явился и одним из главных архитекторов республиканской партии, которая на долгие годы заняла доминирующие позиции в партийно-политической системе США. По сути дела, Линкольн создал новое, современное в полном смысле этого слова американское государство.

Линкольн искусно поборол все «болезни роста» молодого американского либерализма. Он наметил пути его движения в эпоху зрелости. Однако увидеть исторические последствия того, что он совершил, Линкольн не смог. 14 апреля 1865 г. он был убит. Он навсегда остался в истории как человек, который уничтожил рабство.

• 1
  Штаты, оставшиеся в ходе сецессии в составе Союза, отдали на выборах 1860 г. 1864 523 голоса за Линкольна и 1960842 — в пользу других кандидатов в президенты. Potter D. Lincoln and his Party in the Secession Crisis. New Haven, 1971. P. 189.
• 2
  Dennet Т. Lincoln and the Civil War in the Diaries and Letters of John Hay. N. Y. , 1939. P. 22.
• 3
  Sunmer Ch. His Complete Works. /Ed. by G. Roar. 20 vols. N. Y. , 1969. Vol. VI. P. 12.
• 4
  The Collected Works of A. Lincoln. Vol. IV. P. 317.
• 5
  Ibid. Vol. V. P. 545.
• 6
  Ibid. Vol. IV. Р. 438.
• 7
  Ibid. P. 426.
• 8
   Congressional Globe, 37 Cong. , 1 Sess. P. 224.
• 9
  New York Times. 1861. November 9.
• 10
  Маркс К. , Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 15. С. 429.
• 11
  The Collected Works of A. Lincoln. Vol. V. P. 49.
• 12
  The Collected Works of A. Lincoln, Vol. V. P. 48-49.
• 13
  Ibid. P. 537,
• 14
  Ibid. P. 388.
• 15
  Ibid. P. 433-436.
• 16
  The Works of Ch. Sumner. Vol. IX. P. 247.
• 17
  Springfield Republican. 1863. January 3.
• 18
  Fredrickson G. The Inner GivII War: Northern Intellectuals and the Crisis of the Union. N. Y. , 1965. P. 114.
• 19
  Foner E. Reconstruction. America’s Unfinished Revolution. 1863-1877. N. Y. , 1988. P. l.
• 20
  The Collected Works of A. Lincoln. Vol. IV. P. 268.
• 21
  Foner Е. Op. cit. Р. 19.
• 22
  Hammond В. Sovereignty and the Empty Purse: Banks and Politics in the Civil War. Princeton, N. J. , 1970. P. 140-142.
• 23
  The Collected Works of A. Lincoln. Vol. II. P. 220.
• 24
  Keller M. The Affairs of State. Cambridge,(Mass. ), 1977. P. 21.
• 25
  Hansen S. The Making of the Third Party System. Voters and Parties in Illinois, 1850-1876. Ann Arbor , 1980. P. 139.
• 26
  Цит. по: Hammond В. Op. cit. Р. 333.
• 27
  Цит. по: Foner Е. Op. cit. Р. 25.
• 28
  Bellows Н. Historical Sketch of the Union League Club of New York. Its Origin, Organization and Work. 1863-1879. N. Y. , 1879. P. 37, 52-53.
• 29
  Копия устава Патриотической лиги см. в: Gideon Welles Papers. Cont. 47. Library of Congress.