Болховитинов Н. Н. Доктрина Монро: происхождение, характер и эволюция

Доктрине Монро посвящено великое множество специальных работ: фундаментальных монографий, исследовательских статей, популярных книг, брошюр, обзоров, сборников. Еще в 1919 г. Библиотека конгресса выпустила обширный библиографический справочник, составленный Г. Мейером, а спустя три года в Гаване вышел в свет не менее фундаментальный указатель, содержавший библиографические сведения и комментарии о более чем 1300 книгах и статьях, относящихся к происхождению и эволюции доктрины в XIX — начале XX в.1

О масштабах проделанной работы можно судить по опыту крупнейшего американского историка внешней политики Декстера Перкинса, который занимался изучением доктрины Монро почти полвека и опубликовал серию фундаментальных монографий, а также обобщающий труд о происхождении и эволюции принципов, провозглашенных 2 декабря 1823 г.2

Д. Перкинс. собрал колоссальный фактический материал, основательно проанализировал конкретную ситуацию, критически пересмотрел многие ошибочные положения. В то же время он ограничился изучением дипломатической истории, почти полностью игнорируя социально-экономические и внутриполитические факторы. Именно в трудах Перкинса нашла, пожалуй, наиболее яркое выражение традиционная концепция об оборонительном характере послания Дж. Монро, которое, с одной стороны, явилось якобы «результатом продвижения России на Северо-Западе Америки», а с другой — «было обусловлено боязнью европейской интервенции в Южную Америку в целях возвращения Испании ее восставших колоний» 3.

Наряду с Д. Перкинсом изучением доктрины Монро в первой половине XX в. занимались такие известные историки, как С. Ф. Бимис и А. П. Уайтэкер (США), Г. Темперлей и Ч. Уэбстер (Великобритания), Г. Краус (Германия), К. Треллес (Испания), А. Альварес (Чили) и многие другие. Были тщательно исследованы все важнейшие аспекты и многие детали ее предыстории, перерыты архивы и библиотеки Соединенных Штатов, европейских и латиноамериканских стран4. И хотя до сих пор по истории доктрины Монро продолжают выходить все новые и новые статьи, книги и сборники, они в большинстве своем не содержат принципиально новых фактов и документов, а лишь повторяют и интерпретируют уже известные материалы5.

Разумеется, это не означает, что дальнейшая исследовательская работа по истории доктрины Монро вообще не сулит каких-либо новых находок и историкам остается только пересказывать уже известные документы. Отметим в этой связи, что в свое время С. Ф. Бимис сумел обнаружить ряд важных документов в личных бумагах семьи Адамсов и дипломатической переписке, а сын Д. Перкинса профессор Брэдфорд Перкинс выявил некоторые неизвестные ранее источники в британских архивах6.

Позднее других были введены в научный оборот материалы советских архивов, что привело к некоторому оживлению изучения — «русской стороны» доктрины, и в первую очередь «принципа неколонизации»7. Впрочем, и в этом вопросе публикуемые в последнее время статьи уже перестали приносить принципиально новые результаты.

Время от времени делались попытки пересмотреть традиционную интерпретацию происхождения доктрины Монро. Так, еще в 1936 г. Эд. Татум выдвинул тезис об антианглийской направленности послания 1823 г., а сравнительно недавно Э. Мэй попытался доказать, что выработка доктрины Монро лучше всего может быть объяснена с учетом не международных, а внутриполитических проблем, и в частности проблемы борьбы за пост президента8.

Широкого признания новые интерпретации не получили. Несомненно, основные кандидаты на выборах 1824 г. (в первую очередь Дж. К. Адамс и Дж. Кэлхун) вместе с президентом Джеймсом Монро принимали осенью 1823 г. непосредственное участие в обсуждении принципов знаменитой доктрины. Но оказала ли борьба за пост президента прямое, а тем более решающее влияние на конкретную выработку доктрины Монро, остается невыясненным. Во всяком случае, каких-либо прямых доказательств на этот счет пока не обнаружено и даже сам профессор Мэй вынужден был признать, что связь между внешнеполитическими дебатами и выборами 1824 г. «остается… неясной»9.

В результате общепринятой или, во всяком случае, наиболее распространенной в американской историографии продолжает оставаться старая точка зрения Перкинса—Бимиса, которая получила недавно новое подтверждение и развитие на страницах «Дипломэтик хистори»10.

Как нам приходилось отмечать еще в работах 50-х годов, эту традиционную точку зрения нельзя признать удовлетворительной. Соединенные Штаты исходили в первую очередь из своих собственных интересов, а не заботились о защите свободы и независимости стран Латинской Америки от угрозы интервенции Священного союза11. Происхождение и характер доктрины Монро были обусловлены не только сложившейся к осени 1823 г. конкретной международной обстановкой, но и более общими причинами, имевшими место внутри Соединенных Штатов: развитием капитализма, консолидацией американской нации, распространением экспансионистских и националистических идей. Правда, наша книга 1959 г. не переводилась на английский язык и осталась практически малоизвестной американским историкам, хотя уже в 1960-х годах проблема экспансии стала одной из центральных тем в истории внешней политики Соединенных Штатов. Напомним, что именно в эти годы в США возникает новое радикальное или ревизионистское направление, представленное известными работами У. А. Уильямса, У. Лaфебера, Т. Маккормика, Г. Кушнера и многих других. В этих работах экспансия рассматривалась не только как важный, но даже «абсолютно центральный» элемент внешней политики США, связанный в первую очередь с экономическими причинами12. К сожалению, эти историки по преимуществу исследовали вторую половину XIX в. и специально доктриной Монро не занимались, хотя, по замечанию авторитетного историографа, эта доктрина, казалось бы, представляла «естественный объект для ревизионистского монографического изучения роли агрессивного экспансионизма в нашей американской дипломатии»13. Остановимся, однако, на этих моментах несколько подробнее.

Испанская колониальная империя, находясь в состоянии глубокого упадка, переживала в первой четверти XIX в. серьезный кризис. На протяжении ряда лет Испанская Америка была охвачена пламенем национально-освободительного движения, и большинство бывших испанских колоний в Западном полушарии (кроме Кубы и Пуэрто-Рико) к концу 1823 г. стали уже независимыми. В Мадриде, однако, не желали считаться с реальным положением, а в европейской прессе упорно циркулировали слухи о подготовке Священным союзом проектов вмешательства. Широкому распространению подобных слухов способствовала вооруженная интервенция Франции в Испанию, предпринятая в 1823 г. по решению Веронского конгресса. Англия, как безраздельная владычица морей и крупнейшая промышленная держава, стремилась овладеть новыми рынками сбыта и расширить собственное политическое влияние в Западном полушарии. В Лондоне были не прочь втянуть в орбиту своей политики и Соединенные Штаты, тем более что в экономическом отношении молодая республика все еще находилась в большой зависимости от своей прежней метрополии. Достаточно сказать, что в 1822 г. 95% ввозимых в США шерстяных и 89% хлопчатобумажных товаров были произведены промышленностью Великобритании. В целом же продукция Англии и ее колоний составляла в 1822 г. 47, а в 1823 г.— 42% американского импорта. В британском экспорте это составляло примерно шестую часть14.

Молодая североамериканская нация, быстро развивавшаяся по восходящей линии, ревниво относилась к сохранению и укреплению своей независимости и одновременно стремилась к расширению собственных позиций как в Северной, так и в Южной Америке. В целях обоснования преимущественных «прав» США в Западном полушарии, и прежде всего на континенте Северной Америки, политические деятели Соединенных Штатов неоднократно приводили самые различные аргументы (теория «естественных границ», доктрина «политического тяготения», концепция «американской системы» и т. д.).

В Вашингтоне стремились к сохранению независимой от Европы системы политики и подчеркивали необходимость отделения американских интересов от европейских. Еще Т. Джефферсон в письме к немецкому ученому А. Гумбольдту от 6 декабря 1813 г. писал: «Европейские страны образуют отдельную часть земного шара; их местоположение делает их частью определенной системы; они имеют круг своих собственных интересов, никогда не вмешиваться в которые составляет нашу задачу. Америка имеет полушарие для себя. Она должна иметь свою отдельную систему интересов, которые не должны быть подчинены интересам Европы» 15.

В наиболее полном виде концепция «американской системы» была развита председателем палаты представителей Генри Клеем. Выступая в конгрессе 10 мая 1820 г. он говорил: «В наших силах создать систему, центром которой мы станем и в которой с нами будет вся Южная Америка. Особенно выгодно это было бы в отношении торговли: наша страна стала бы местом сосредоточения мировой торговли». «В отношении Южной Америки,—подчеркивал Г. Клей,— народ Соединенных Штатов займет такое же положение, какое занимают жители Новой Англии в отношении остальных Соединенных Штатов». Указывая на предприимчивость, трудолюбие и экономические навыки молодой североамериканской нации, которые дадут ей преимущество в любом возможном соревновании с Южной Америкой, Г. Клей призвал своих коллег «стать настоящими, подлинными американцами и возглавить американскую систему»16.

Следует подчеркнуть, что в Вашингтоне «американской системе», как правило, давали националистическое, а иногда и откровенно экспансионистское толкование. На заседании правительства в ноябре 1819 г. государственный секретарь Дж. К. Адамс откровенно заявил, что «мир должен освоиться с мыслью считать нашим законным владением континент Северной Америки». Он полагал, что было бы «противоестественным» и «абсурдным», чтобы «разрозненные территории, владельцы которых находятся за морем на расстоянии 15 сотен миль… существовали бы постоянно, соприкасаясь с великой, могучей и быстро растущей нацией» 17.

В другой раз в беседе с португальским посланником в 1821 г., Дж. К. Адамс заметил: «Что касается американской системы, то мы имеем ее, мы составляем эту систему, между Северной и Южной Америкой нет общности интересов или принципов»18. Отражая настроения влиятельных кругов общественности Новой Англии, редактор «Норс америкэн ревью» Эдуард Эверетт писал, что Южная Америка станет для Соединенных Штатов тем, «чем Азия и Африка являются для Европы» 19.

Все возрастающую активность Соединенные Штаты проявляли в западном и северо-западном направлении. Неудивительно поэтому, что прибывший в США в 1819 г. новый русский посланник П. И. Полетика был поражен активной экспансией американцев на Запад. В письме к своему лондонскому коллеге Полетика писал о безмерном распространении американских поселений к западу от Миссисипи. Продвижение на Запад казалось ему «всеобщей манией». Поистине недалеко то время, отмечал он, когда поселения американцев будут следовать одно за другим в непрерывной цепи от берегов Атлантики до Тихого океана20.

Предметом специального обсуждения в конгрессе США с начала 20-х годов прошлого века стал вопрос об оккупации северо-западного побережья Америки у р. Колумбия. Инициатором и активным пропагандистом проекта оккупации этого района выступили член палаты представителей Джон Флойд и сенатор Томас Бентон. Не обошлось при этом и без влияния интересов основателя известной династии миллионеров Дж. Дж. Астора. 19 декабря 1820 г. для изучения положения на Тихоокеанском побережье и целесообразности его присоединения был образован специальный комитет, руководящую роль в котором играл Флойд21. 25 января 1821 г. комитет представил конгрессу подробный доклад с обоснованием американских притязаний на район р. Колумбия, сопровождавшийся законопроектом об оккупации этой территории22.

Раздраженный американскими проектами британский посланник в Вашингтоне Стрэтфорд Каннинг явился 27 января 1821 г. в кабинет Дж. К. Адамса за объяснениями. «Имеете ли вы какие-нибудь притязания,— спросил Дж. К. Адамс23,— в отношении устья реки Колумбия?» «Да разве вы не знаете,—ответил Стрэтфорд Каннинг,— что мы имеем притязания?» «Я не знаю,— возразил Дж. К. Адамс,— на что вы претендуете и на что не претендуете. Вы претендуете на Индию, вы претендуете на Африку, вы претендуете…» «Может быть,—ехидно добавил английский посланник,— на часть Луны».

«Нет,— ответил государственный секретарь,— я не слышал, чтобы вы претендовали на какую-либо определенную часть Луны, но нет места на этой обитаемой планете, о котором я мог бы дать заверение в том, что вы на него не претендуете, и нет другого места, на которое вы могли бы претендовать с меньшим правом, чем на реку Колумбия и ее устье». «И как далеко распространяется это исключение?»— поинтересовался Стрэтфорд Каннинг. «На все берега Южного моря,— ответил Дж. К. Адамс.— Мы не знаем ни о каких ваших правах в этой районе. Мы предполагали, что английское правительство пришло к выводу, что нет ни смысла, ни выгоды придираться к нам в отношении территории на севере Американского континента». «И в это,—спросил британский дипломат,—вы включаете наши северные провинции на этом континенте?» «Нет,— ответил Дж. К. Адамс,— там определена граница, и мы не собираемся нарушить ее. Сохраняйте то, что принадлежит вам, но оставьте весь остальной континент нам» 24.

Выразительная беседа Дж. К. Адамса со Стрэтфордом Каннингом вряд ли нуждается в комментариях. Государственный секретарь весьма недвусмысленно сформулировал требование предоставить Соединенным Штатам весь континент Северной Америки, за исключением уже существующих владений Англии. Практически в этом требовании содержались все основные элементы будущего «принципа неколонизации».

В полной мере антианглийские чувства Дж. К. Адамса проявились и в его знаменитой речи 4 июля 1821 г. по случаю очередной годовщины провозглашения независимости США, о чем обстоятельно писал Э. Татум25. Наконец, 26 ноября 1822 г. в беседе со Стрэтфордом Каннингом по вопросу о торговле с Британской Вест-Индией Дж. К. Адамс вновь заявил, что «вся система современной колонизации является злоупотреблением правительства и настало время положить ей конец»26.

Но если основные элементы идеи запрещения дальнейшей колонизации Америки получили развитие в первую очередь в беседах Дж. К. Адамса с английским посланником в Вашингтоне, то окончательно «принцип неколонизации» был сформулирован в связи с разногласиями, возникшими по поводу указа Александра I от 4(16) сентября 1821 г., который устанавливал южную границу русских владений в Америке по 51° с.ш. и запрещал иностранным судам подходить к ним ближе 100 итальянских миль27.

Надо сказать, что указ прямо не затрагивал территориальных прав США, поскольку сами американцы не выдвигали притязаний к северу от 51-й параллели. Еще в мае 1816 г. в инструкции американскому посланнику в С.-Петербурге указывалось, что при урегулировании взаимных притязаний на Северо-Западе с правительством России Соединенные Штаты были бы удовлетворенье границей по 49-й параллели28. Позднее, 12 ноября 1822 г., Дж. К. Адамс откровенно заметил, что для США практически не имеет значения, «дойдет ли Россия до 55-й или до 51-й параллели,— этот вопрос затрагивает в первую очередь Великобританию» 29.

С другой стороны, торговые ограничения, вводимые сентябрьским указом Александра I, запрещающие иностранным судам приближаться к русским владениям в северной части Тихого океана ближе 100 итальянских миль, волновали в первую очередь купцов и судовладельцев Соединенных Штатов. Среди них были такие известные в то время предприниматели и торговые фирмы, как Дж. Дж. Астор, Брайант и Стургес, Дж. и Т. X. Перкинс, Дж. Маршалл, Боадмэн и Поуп. Косвенным образом затрагивалась и торговля с Китаем, значительная часть которой покрывалась за счет продажи в Кантоне мехов и сандалового дерева30.

В свое время Д. Перкинс справедливо обратил внимание, что провозглашение Дж. К. Адамсом «принципа неколонизации» было связано в первую очередь не с территориальными, а с торговыми интересами. «Именно потому, что колониальная система исключала торговлю, государственный секретарь объявил о ее изгнании с американских континентов». Вместе с тем Перкинс признавал, что ему не удалось «проследить какой-либо прямой связи между купцами Новой Англии и позицией Адамса» 31.

На основании изучения бумаг Дж. К. Адамса в Массачусетском историческом обществе в Бостоне, переписки Д. Монро в Нью-йоркской публичной библиотеке, документов Национального архива в Вашингтоне, а также материалов американской печати можно с полным основанием сказать, что прямая связь между государственным секретарем Дж. К. Адамсом и торговыми кругами Новой Англии в данном вопросе подтверждается документально32.

Осенью 1822 г. в известном бостонском журнале «Норс америкэн ревью» была опубликована обширная статья «Изучение русских притязаний в отношении северо-западного побережья Америки», в которой оспаривались аргументы в защиту указа Александра I от 4(16) сентября 1821 г. и подчеркивалась важность торговли американских граждан на Тихоокеанском севере33. Автором статьи был богатейший бостонский торговец капитан Уильям Стургес (фирма «Брайант энд Стургес»), наживший свое состояние на меховой торговле и прекрасно знавший Северо-Запад Америки, где часто плавали его корабли34.

Примечательно, что еще до выхода статьи в свет У. Стургес поспешил переслать ее текст Дж. К. Адамсу, поскольку полагал, что приводимые в ней сведения могут быть полезны для американского правительства35.

Позднее, в мае 1823 г. У. Стургес обратил на эту статью внимание сенатора Джеймса Ллойда (Массачусетс), который также принимал деятельное участие в обосновании прав Соединенных Штатов на Северо-Западе Америки. Отсылая Ллойда к статье в «Норс америкэн ревью», торговец писал, что сенатор найдет в ней «его мнение о ценности и значении северо-западной торговли». «Я могу только добавить,— продолжал Стургес,— что с октября прошлого года к этому побережью и островам отправились 4 корабля и только 1 вернулся; 17 судов остаются в настоящее время в плавании. Все суда, занятые в северо-западной торговле, большую часть времени находятся севернее 50-й параллели; наиболее ценные меха (шкуры морских бобров) редко встречаются южнее 51°. Монополия на всю торговлю к югу от 50° не заставит меня послать за сезон ни одного корабля…» 36

Несколько дней спустя, 16 мая 1823 г., сенатор Ллойд направил пространное (на 29 страницах!) письмо президенту Монро с подробным обоснованием значения торговых интересов США на Северо-Западе Америки и с приложением письма У. Стургеса. «Все эти факты,—делал вывод сенатор,—показывают настоятельную необходимость дать отпор незащитимым претензиям России в отношении ее юрисдикции на море — доступ к ее берегам, в пределах признаваемой за ней территории, без сомнения, имел бы для нас огромное значение»37.

В лице государственного секретаря, бывшего, кстати говоря, также представителем Массачусетса, купцы и судовладельцы Новой Англии нашли последовательного защитника своих интересов. Разделяя мысли и чувства своих корреспондентов, а также инициаторов проекта оккупации района р. Колумбия в конгрессе, Дж. К. Адамс в письме к Ллойду от 15 июля 1823 г. в самой категорической форме выдвигал «принцип неколонизации»: «Я не думаю, что 100 итальянских миль закрытого моря станут непреодолимым препятствием на переговорах. Но какое право имеет Россия на любое колониальное владение на континенте Северной Америки? Имеет ли она там что-нибудь, что мы должны признавать? И не настало ли время для американских стран довести до сведения государств Европы, что американские континенты не должны впредь быть открытыми для учреждения новых европейских колоний» 38. Два дня спустя, 17 июля 1823 г., Дж. К. Адамс официально сформулировал этот принцип в беседе с русским посланником в Вашингтоне бароном Ф. В. Тейлем39.

Позднее, представляя президенту Монро записку о деятельности госдепартамента в связи с подготовкой годового послания конгрессу, Дж. К. Адамс писал, что «американские континенты ввиду свободного и независимого положения, которого они добились и которое они сохранили, не должны впредь рассматриваться в качестве объектов для будущей колонизации любой европейской державой»40. С незначительными редакционными изменениями президент Монро включил «принцип неколонизации» в текст своего знаменитого послания конгрессу от 2 декабря 1823 г.

Хотя с формальной стороны провозглашение «принципа неколонизации» во многом оказалось связанным с русско-американскими отношениями, фактически этот принцип, как и все послание Монро в целом, был направлен не столько против России, сколько против Великобритании, обладавшей наиболее крупными колониальными владениями в Америке и являвшейся основным соперником США в борьбе за влияние в Западном полушарии.

Объясняя позднее двойную цель своих действий, Дж. К. Адамс отмечал, что Александру I было бы легче пойти на уступки Соединенным Штатам, и в частности отказаться от сентябрьского указа 1821 г. о статусе и границах русских владений на Тихоокеанском севере, учитывая твердую позицию, занятую Вашингтоном в отношении Великобритании, и особенно неприемлемость для нее «принципа неколонизации»41.

Дальнейшие события подтвердили правильность этих расчётов. Известие о послании Монро от 2 декабря 1823 г. привело к отказу британского министра иностранных дел Дж. Каннирга вести в С.-Петербурге переговоры совместно с Соединенными Штатами. К. В. Нессельроде же дипломатично обошел обсуждение «принципа неколонизации», и переговоры сравнительно быстро завершились 5(17) апреля 1824 г. подписанием соглашения о торговле и разграничении на Северо-Западе Америки.

Запрещение дальнейшей колонизации Америки было важным, но не единственным принципом, известным впоследствии как доктрина Монро. Два других внешнеполитических принципа послания президента Монро от 2 декабря 1823 г. были связаны с иным кругом вопросов. Они получили окончательное оформление в результате обсуждения американским правительством осенью 1823 г. ответов на предложения Дж. Каннинга (август 1823 г.) о совместных действиях США и Англии в испано-американском вопросе в связи со слухами об угрозе интервенции Священного союза, а также сообщения Ф. В. Тейля об отказе России принять представителя Колумбии и о некоторых общих принципах политики союзных держав в Европе.

В ходе дискуссии выявились две противоположные точки зрения. Большинство кабинета, в том числе военный министр Кэлхун и президент Монро, считало интервенцию Священного союза в Южную Америку возможной и склонялось к принятию предложений Дж. Каннинга. Другая точка зрения последовательно защищалась влиятельным и хорошо осведомленным о действительном положении вещей государственным секретарем Адамсом, который обстоятельно раскрыл смысл и цели предложений Дж. Каннинга. По словам Дж. К. Адамса, возможность восстановления испанского господства на Американском континенте была такой же нереальной, как предположение, что Чимборасо провалится в океан42.

Ссылаясь на мнение Дж. Монро и Дж. Кэлхуна, сторонники традиционной интерпретации доказывают, что осенью 1823 г. в Соединенных Штатах серьезно опасались вооруженного вмешательства Священного союза в дела Латинской Америки. Сообщения о возможной интервенции неоднократно появлялись на страницах европейских и американских газет. Еще Д. Перкинс отмечал, что независимо от того, существовала ли угроза интервенции или нет, президент Монро считал, что она существовала. Так же думали и его советники, за исключением Дж. К. Адамса43. Современные исследователи занимают еще более определенную позицию и подчеркивают, что угроза интервенции представлялась вполне реальной как Дж. Монро, так и Дж. Кэлхуну44.

Но все дело в том, что в конечном итоге на заседаниях кабинета осенью 1823 г. победила точка зрения не Дж. Кэлхуна, а Дж. К. Адамса и первоначальный текст послания президента Дж. Монро был изменен в полном соответствии со взглядами государственного секретаря45. Исходить же надо из тех взглядов, которые победили, а не из тех, которые были отвергнуты. Что касается Дж. К. Адамса, то он считал нелепым, чтобы союзные державы «проливали бы кровь и тратили средства на запрещение своим подданным под страхом смертной казни ступать на эти территории» 46.

Отвергая реальную опасность интервенции, государственный секретарь вместе с тем прекрасно понимал, что если Англия одна выступит против вмешательства Священного союза, то и тогда она несомненно выйдет победителем в результате своего господства на море. «Но так как независимость Южной Америки в этом случае будет обеспечена только гарантией Великобритании, это приведет к тому, что колонии полностью попадут в зависимость от нее и превратятся из колоний Испании в колонии Англии»47. Дж. К. Адамс предвидел, что если Великобритания одна оградит новое государство от интервенции Священного союза и если Соединенные Штаты останутся в стороне, то она получит огромные торговые преимущества. Соединенные Штаты явно не намеревались полностью отдавать рынок новых государств в руки Великобритании 48.

Вместе с тем Адамс подчеркнул, что «действия исполнительной власти в конце концов не могут связать нацию обязательством начать войну». «Любые действия исполнительной власти в Вашингтоне,— отмечал он,— оставляют конгрессу право в будущем предпринимать действия или не предпринимать их — в зависимости от обстоятельств» 49.

Разъяснения Дж. К. Адамса в конечном итоге удовлетворили членов кабинета, и измененный в соответствии с его взглядами текст послания был одобрен. 2 декабря 1823 г. президент Монро направил этот исторический документ конгрессу Соединенных Штатов. Термином «доктрина Монро» обычно принято обозначать внешнеполитические принципы, изложенные в § 7, 48 и 49, хотя для правильного понимания этого документа важно учитывать и весь текст послания в целом50.

В первой части доктрины (§ 7), происхождение которой связано с развитием конфликта на Северо-Западе Америки, был сформулирован «принцип неколонизации», гласивший, что «американские континенты ввиду свободного и независимого положения, которого они добились и которое они сохранили, не должны рассматриваться впредь в качестве объекта для будущей колонизации любой европейской державой».

В двух других параграфах (48-м и 49-м), касавшихся прежде / всего латиноамериканских проблем, провозглашался принцип разделения мира на европейскую и американскую системы. «…Мы,— указывалось в послании,— будем рассматривать любую попытку с их стороны (т. е. европейских держав — участниц Священного союза,—Я. Б.) распространить свою систему на любую часть нашего полушария опасной для нашего спокойствия и безопасности». Предпринять такую попытку, заявлялось в президентском послании, было невозможно, «не ставя под угрозу наш мир и счастье». С другой стороны, президент подтверждал, что политикой США в отношении Европы являются невмешательство во внутренние дела любой из европейских держав и нейтралитет — в борьбе бывших испанских колоний против метрополии.

При оценке характера доктрины Монро американские историки, как правило, исходили главным образом из отношений США со странами Европы. В этом случае на первое место выдвигаются положительные, прогрессивные моменты. Противопоставление буржуазной доктрины Монро (идей невмешательства и запрещения дальнейшей колонизации американских континентов европейскими державами) реакционным принципам легитимизма, «праву» интервенции с целью восстановления власти «законного монарха», разделявшимся лидерами Священного союза, вообще говоря, правильно и вполне закономерно. Но это только одна сторона вопроса. Суть доктрины Монро и ее «двойное дно» раскрывались не столько в отношениях США с системой европейских стран, и в первую очередь с Россией и Великобританией, сколько в политике Вашингтона в пределах Западного полушария. Отметим, в частности, что, возражая против дальнейшей колонизации Западного полушария, купцы, судовладельцы и промышленники Новой Англии выступали против колониальной монополии европейских стран, против барьеров для американской торговли и мореплавания в интересах укрепления и расширения своих собственных позиций и влияния в этом регионе. В результате «принцип неколонизации» стал в дальнейшем орудием создания колониальной сферы самих США.

Принципы доктрины Монро получили отражение не только в тексте годовою послания президента, но и в ряде дипломатических документов, в частности в конфиденциальном меморандуме, передан- ном~~Дж. 1С Адамсом барону Ф. В. Тейлю 27 ноября 1823 г.

Царскому посланнику было не очень приятно выслушивать пространную лекцию о преимуществах республиканских учреждений, праве нации самой определять свою судьбу, разделении мира на две системы (европейскую и американскую) и т. п. Особенно же ему не хотелось пересылать подобный документ в С.-Петербург. Поэтому 29 ноября 1823 г. Тейль отправился к государственному секретарю с просьбой смягчить некоторые выражения. Со своей стороны царский дипломат заверил государственного секретаря в дружественном расположении императора и в отсутствии у него каких-либо враждебных намерений. Даже простое сомнение по этому поводу может заставить русское правительство подумать, что посланник не сделал всего необходимого для передачи соответствующих чувств51.

И декабря 1823 г. Ф. В. Тейль смог наконец отправить в С.Петербург исправленный «дипломатический документ», переданный ему «конфиденциальным образом» государственным секретарем52. «Нейтралитет Европы,—указывалось в документе,—был одним из оснований, учитывая которые, Соединенные Штаты приняли решение признать независимость Южной Америки; они считали и продолжают считать, что от этого нейтралитета европейские страны не могут на законных основаниях отойти». Государственный секретарь отмечал далее, что Россия является одной из тех европейских стран, с которыми Соединенные Штаты поддерживают самые дружественные и взаимовыгодные связи. Хорошие взаимоотношения не прекратились, несмотря на все превратности войны и революции. Дав заверение в том, что США будут сохранять нейтралитет в борьбе между новыми государствами и их метрополией так долго, как будут сохранять нейтралитет европейские страны, Дж. К. Адамс сообщал, что президент желает понять общую декларацию принципов в отношении подавления революции в том смысле, что сфера их действия ограничена Европой и не предназначена для распространения на Соединенные Штаты или какую-либо часть Западного полушария.

Особое значение имела заключительная часть конфиденциальной ноты; «Соединенные Штаты и их правительство не могли бы с безразличием относиться к вооруженному вмешательству любой европейской страны, кроме Испании, ни для восстановления господства Испании над ее освобожденными колониями в Америке, ни для учреждения монархических правительств в этих странах, ни для перехода любого из владений в американском полушарии, в настоящее время или ранее принадлежавшего Испании, к какой-либо другой европейской державе». В данном отрывке был сформулирован известный «принцип неперехода». В текст годичного послания Монро этот принцип не вошел. Однако, составляя часть «комбинированной системы», он тем самым был объединен в одно целое в политике, которая нашла свое выражение в доктрине Монро. Последующая практика показала, что этот принцип ассоциировался в представлении государственных деятелей Соединенных Штатов с доктриной53.

Анализируя текст годичного послания Дж. Монро конгрессу, Тейль в шифрованном донесении из Вашингтона отмечал «резкое различие» между «тоном конфиденциальной американской ноты» и «стилем послания президента» от 2 декабря 1823 г. «Примечательно, что г-н Адамс вновь передал мне первый из этих документов, помеченный, как и прежде, его старой датой, 27 ноября, и подвергнутый существенным изменениям вследствие моих замечаний после появления послания». По мнению царского дипломата, как в первом, так и во втором документе правительство Соединенных Штатов проявило «чувство предпочтения» к русскому императору54.

Как мы уже отмечали выше, для понимания общего характера доктрины Монро важно учитывать не только три разрозненных параграфа, относящихся к внешней политике, но и весь текст президентского послания в целом. Весьма показательно, в частности, что в тексте послания содержался призыв к укреплению системы протекционизма. Подтверждая стремление к поощрению американской промышленности, президент рекомендовал пересмотреть тариф с целью дополнительного ограждения тех видов продукции, которые США готовятся производить или которые связаны с обороной или независимостью страны.

Новый протекционистский тариф, существенно повысивший пошлины на ввозимые товары, был принят конгрессом уже весной 1824 г. Националистические идеи в области внешней политики сочетались тем самым с укреплением системы протекционизма внутри самих Соединенных Штатов. Еще более важно обратить внимание на заключительную часть послания, где рост могущества и благосостояния США прямо связывался с процессом экспансии. «В первое время,— указывалось в послании,— половина территории в пределах наших признанных границ была необитаемой и дикой. С тех пор была присоединена новая территория огромных размеров, охватывающая много рек, в частности Миссисипи, навигация по которой к океану имела огромнейшее значение для первоначальных штатов. По всей этой территории наше население расширялось во всех направлениях, и образовались новые штаты в количестве, почти равном числу тех, которые составили первый костяк нашего Союза. Эта экспансия нашего населения и присоединение новых штатов оказали счастливейшее влияние на все высшие интересы Союза, что в огромной мере увеличило наши ресурсы и прибавило нам силу и достоинство державы, признанной всеми» 55.

И хотя в целом доктрина Монро была сложным и противоречивым явлением, главными в ней в конечном итоге оказались тенденции к национализму и экспансии, к укреплению и расширению самостоятельных позиций Соединенных Штатов в Западном полушарии. Неудивительно поэтому, что в будущем ее принципы в первую очередь использовались не для защиты, а против стран Латинской Америки, а также против Великобритании и других европейских стран, как конкурентов Соединенных Штатов в борьбе за влияние в Западном полушарии. Туманный характер формулировок и сама форма доктрины, провозглашенной в виде послания президента конгрессу, не оформленного даже в качестве обыкновенного законодательного акта, позволили правительству в каждом конкретном случае приспосабливать доктрину к менявшейся исторической обстановке 56.

Так, например, когда латиноамериканские страны попытались, сославшись на послание Монро, получить от США конкретные обязательства на случай возникновения угрозы своей независимости, то они получили недвусмысленный отказ. В ответ на соответствующую просьбу правительства Колумбии Дж. К. Адамс в августе 1824 г. прямо указал, что послание Монро от 2 декабря 1823 г. не может служить основанием для союзных отношений. Аналогичные обращения отклонялись и в дальнейшем57.

США не оказали противодействия ни оккупации Англией Фолклендских островов в январе 1833 г., ни операциям Франции против Мексики и Аргентины в 1838 г., ни расширению колониальных владений Великобритании в Центральной Америке.

Совсем иная картина наблюдалась, если дело касалось расширения территории и влияния самих США. Не случайно принципы 1823 г. были вновь подтверждены в середине 40-х годов XIX в., когда президенту Полку понадобилось обосновать «право» Соединенных Штатов на присоединение Техаса, Орегона и Калифорнии. «Мы должны всегда поддерживать принцип,—заявлял Полк в послании конгрессу от 2 декабря 1845 г.,— что только сам народ этого континента имеет право определять свою судьбу. Если какая- либо его часть, образуя независимое государство, предложит объединиться с нашей конфедерацией, то этот вопрос будет решаться ими и нами, без какого-либо иностранного вмешательства»58.

В широких масштабах доктрина Монро использовалась правящими кругами США в конце XIX — начале XX в.. когда они начали претендовать на роль полновластного хозяина Западного полушария. «В настоящее время Соединенные Штаты практически являются сувереном на этом континенте, и их воля — закон в вопросах, на которые простирается их вмешательство»59,— откровенно писал 20 июля 1895 г. государственный секретарь США Ричард Олни английскому послу Томасу Байарду.

Выступая в Чикаго 2 апреля 1903 г., президент Теодор Рузвельт заявил, что он «верит в доктрину Монро всем сердцем и душой», и одновременно привел поговорку: «Говори мягко и держи большую дубинку, и ты пойдешь далеко»60. Полтора года спустя, 6 декабря 1904 г., он же подчеркивал в послании конгрессу, что, следуя доктрине Монро, Соединенные Штаты могут в случае внутренних беспорядков и «бессилия» латиноамериканских стран оказаться перед необходимостью взять на себя функции «международной полицейской силы»61.

Опираясь на доктрину Монро, Соединенные Штаты в XX в. все чаще прибегали к вооруженной интервенции и выполняли роль жандарма Западного полушария.

• 1
  Library of Congress. List of References on the Monroe Doctrine / Сотр. by H. H. B. Meyer. Wash., 1919; Trelles у Govin С. M. Estudio de la bibliografia cubana sobre la doctrina de Monroe. Habana, 1922.
• 2
  Perkins D. The Monroe Doctrine, 1823—1826. Cambridge (Mass.), 1927; Idem. The Monroe Doctrine, 1826—1867. Baltimore, 1933; Idem. The Monroe Doctrine, 1867—1907. Baltimore, 1937. Несколько раз переиздавалась обобщающая книга Д. Перкинса, впервые опубликованная в 1941 г, См.: Perkins D. A History of the Monroe Doctrine. Boston, 1955, 1963. В связи с полемикой, развернувшейся в США после кубинского кризиса 1962 г., Д. Перкинс выступил с докладом в библиотеке Г. Трумэна (Perkins D. The Monroe Doctrine: Its History and Value.—H. S. Truman Library Institute, 1967).
• 3
  Perkins D. The Monroe Doctrine, 1823—1826, p. 3.
• 4
  См.: Болховитинов H. Н. Доктрина Монро: (Происхождение и характер). М., 1959, с. 311—335.
• 5
  Planas-Suarez S. Les principes americains de politique internationale et la doctrine de Monroe. Bale, 1960; Donovan F. Mr. Monroe’s Message: The Story of the Monroe Doctrine. N. Y., 1963; Wilbur W. A. The Monroe Doctrine. Boston, 1965; The Monrae Doctrine: Its Modern Significance / Ed. by D. M. Dozer. N. Y., 1965 (Temple, 1976) etc. Определенный интерес для ознакомления с интерпретацией латиноамериканских ученых представляет книга мексиканского юриста и дипломата И. Фабелы (Fabela I. Las Doctrinas Monroe у Drago. Mexico, 1957), хотя в своей документальной части автор также основывается на уже известных источниках и старой литературе.
• 6
  Bemis S. F. John Quincy Adams and the Foundations of American Foreign Policy. N. Y., 1942, p. 363—408, 482—538; Perkins B. Castlereagh and Adams: England and the United States, 1812—1823. Berkeley, 1964, p. 305—347.
• 7
  Болховитинов H. H. Доктрина Монро; Он же. Русско-американские отношения 1815—1832. М„ 1975, с. 183—243. См. также: Nichols I. С. The Russian Ukase and the Monroe Doctrine: A Re-evaluation.— Pacific Historical Review, 1967, Feb., vol. 36, N 1, p. 13—26; Bergquist H. E. The Russian Ukase of September 16, 1821, the Non-Colonization Principle, and the Russo-American Convention of 1824.— Canadian Journal of History, 1975, Aug., vol. X, N 2, p. 165— 183; Kushner H. I. The Russian-American Diplomatic Contest for the Pacific Basin and the Monroe Doctrine.— Journal of the West, 1976, Apr., vol. XV, N 2, p. 65—80 etc.
• 8
  Tatum E. H. The United States and Europe, 1815—1823. Berkeley, 1936 (repr.: N. Y., 1967); May E■ R. The Making of the Monroe Doctrine. Cambridge (Mass.), 1975, p. IX-X.
• 9
  May E. R. Op. cit., p. X; см. также: Новая и новейшая история, 1980, № 3, с. 196—200.
• 10
  Ammon Н. The Monroe Doctrine: Domestic Politics or National Decision? — Diplomatic History, 1981, Winter, vol. 5, N 1, p. 53—70; May E. R. Response to Harry Ammon.— Ibid., p. 71—73.
• 11
  Болховитинов H. H. Доктрина Монро, с. 305—306; Он же. К вопросу об угрозе интервенции Священного союза в Латинскую Америку: (Из предыстории доктрины Монро).— Новая и новейшая история, 1957, № 3, с. 46—66 (пер. на англ. яз.: Soviet Historians on Latin America: Recent Scholarly Contributions / Ed. by R. H. Bartley. Madison, 1978, p. 132—157). В настоящее время уже никто из серьезных специалистов не считает, что в 1823 г. Существовала реальная угроза вооруженного вмешательства Священного союза в Латинскую Америку (Слёзкин Л. Ю. Россия и война за независимость в Испанской Америке. М„ 1964, с. 269—326; Kossok М. Im Schatten der Heiligen Allianz. В., 1964, S. 110—111; Volkl E. Russland and Lateinamerika 1741—1841. Wiesbaden, 1968; Bartley В. H. Imperial Russia and the Struggle for Latin American Independence, 1808—1828. Austin, 1978, p. 6—7, 130 etc.).
• 12
  Подробнее см.: Combs J. A. American Diplomatic History: Two Centuries of Changing Interpretations. Berkeley, 1983, p. 346—347 etc.
• 13
  Ibid., p. 360-361.
• 14
  Dangerfield G. The Era of Good Feelings. N. Y., 1952, p. 283; Pitkin T. A Statistical View of the Commerce of the United States of America. New Haven, 1835, p. 183 etc.
• 15
  The Writings of Thomas Jefferson: In 20 vol./Ed. by A. A. Lipscomb, A. E. Bergh. Wash., 1904, vol. 14, p. 22.
• 16
  Annals of Congress, 16th Congress, 1st Session, p. 2226—2228.
• 17
  Adams J. Q. Memoirs: In 12 vol./Ed. by Ch. P. Adams. Philadelphia, 1874—1877, vol. 6, p. 438—439. Ibid., vol. 5, p. 76.
• 18
  Ibid., vol. 5, p. 76.
• 19
  North American Review, 1821, Apr., N 31, p. 432—443.
• 20
  П. И. Полетика — X. А. Ливену, 26 августа (7 сентября) 1819 г.— Архив внешней политики России (далее: АВПР), ф. Канцелярия, д. 12192, л. 3.
• 21
  Annals of Congress, 16th Congress, 2nd Session, p. 679.
• 22
  Ibid., p. 945-959.
• 23
  Следует оговорить, что запись своей беседы со Стрэтфордом Каннингом Дж. К. Адамс вел от первого лица.
• 24
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 5, p. 252.
• 25
  Tatum E. H. Op. cit., p. 241—250; An Address Delivered at the Request of a Commission of the Citizens of Washington on the Occasion of Reading the Declaration of Independence on the Fourth of July, 1821 / By J. Q. Adams. Wash., 1821.
• 26
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 104.
• 27
  Полное собрание законов Российской империи (далее: ПСЗРИ). Собр. первое, СПб., 1830, т. XXXVII, с. 823—832.
• 28
  National Archives. Diplomatic Instructions, All Countries, vol. 8, p. 51—52.
• 29
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 100.
• 30
  Kushner H. I. Conflict on the Northwest Coast. Westport, 1975, p. 27, 170 etc.
• 31
  Perkins D. The Monroe Doctrine, 1823—1826, p. 17, 19, note 39.
• 32
  Bolkhovithinov N. N. Russia and the Declaration of the Non-Colonization Principle: New Archival Evidence.— Oregon Historical Quarterly, 1971, June, vol. 72, N 2, p. 101—126; Болховитинов H. H. Русско-американские отношения, 1815-1832. M., 1975, с. 197—204.
• 33
  Examination of the Russian Claims on the North West Coast of America.— North American Review, 1822, Oct., N 37, p. 370—401.
• 34
  Morison S. E. The Maritime History of Massachusetts 1783—1860. Boston, 1961, p. 67—70; Be mis S. F. John Quincy Adams and the Foundations of American Foreign Policy, p. 510—511.
• 35
  National Archives, Record Group 76, Russian Claims-Miscelaneous, Env. 1, Folder 3.
• 36
  New York Public Library. The Monroe Papers.
• 37
  Ibid. Материалы, полученные от Ллойда, как относящиеся к делам государственного департамента, президент незамедлительно переслал Дж. К. Адамсу.
• 38
  Massachusetts Historical Society: The Adams Papers. John Quincy Adams. Letter-book, N 22, p. 240—242. Private.
• 39
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 163; Внешняя политика России XIX и начала XX века / Под ред. A. JI. Нарочницкого и др. М., 1960—1982, т. 13, с. 154 (далее: ВПР).
• 40
  New York Public Library. Minute of Subjects with Reference to the Department of State for the Consideration of Congress, 17 Nov. 1823.
• 41
  Дж. К. Адамс — P. Рашу, 17 сентября 1831 г. (Crapol Е. P. John Quincy Adams and the Monroe Doctrine: Some New Evidence.— Pacific Historical Review, 1979, Aug., vol. 48, N 3, p. 414, 417). Примерно аналогичные соображения много лет спустя высказал и другой участник событий, военный министр Дж. Кэлхун. В речи в сенате 15 мая 1848 г. он подчеркивал, что декларация о колонизации целиком явилась делом рук Дж. К. Адамса и была направлена «против Англии, как и против России», причем в отношении первой «в та кой степени, что она отказалась сотрудничать с нами в урегулировании русского вопроса» (New York Daily Tribune, 1858, Dec. 21, p. 3).
• 42
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 185, 186. Передавая содержание беседы с Адамсом, английский поверенный в делах в Вашингтоне Г. Аддингтон писал: «Даже простую декларацию европейских монархов он (Дж. К. Адамс.— Н. Б.) расценивал как мертвую букву, а что касается активного и реального вмешательства, то сама эта идея слишком абсурдна, чтобы ее могли одобрить даже на мгновение» (The Suppressed Dispatch of H. U. Addington. Washington, Nov. 3, 1823.— Hispanic American Historical Review, 1957, Nov., vol. 37, N 4, p. 485).
• 43
  Perkins D. A History of the Monroe Doctrine, p. 60.
• 44
  Ammon H. Op. cit., p. 61.
• 45
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 199.
• 46
  Ibid., p. 207.
• 47
  Ibid., p. 208.
• 48
  Как нам уже приходилось отмечать, многие исследователи склонны недооценивать роль экономических интересов в предыстории доктрины Монро. Недооценивал экономические соображения и Д. Перкинс, подчеркивавший, что при подготовке доктрины явно преобладали политические интересы, что именно глубокий политический антагонизм вызвал появление доктрины и наложил отпечаток на дебаты, посвященные ее подготовке (Perkins D. The Monroe Doctrine, 1823—1826, p. 80—81). В подробном обзоре нашей монографии о доктрине Монро, опубликованном в «American Historical Review», Перкинс счел необходимым уточнить свою точку зрения: «Хотя политические мотивы до сих пор представляются мне главными и хотя во время дискуссий на заседаниях кабинета они, по-видимому, подчеркивались вплоть до исключения других факторов, я полагаю, что стремлению к торговым связям с Латинской Америкой, как об этом свидетельствует дипломатическая переписка Джона Куинси Адамса, следовало бы придать большее значение, чем это было сделано мной в то время» (American Historical Review, 1967, Oct., vol. LXIII, N 1, p. 85-87).
• 49
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 208.
• 50
  См.: Annals of Congress, 18th Congress, 1st Session, p. 12—24.
• 51
  Adams J. Q. Memoirs, vol. 6, p. 221—222.
• 52
  См.: АВПР, ф. Канцелярия, д. 12213, л. 63—66; см. также: ВПР, т. 13, с. 723-724.
• 53
  Perkins D. A History of the Monroe Doctrine, p. 155—161, 354 etc.; Logan J. A. No Transfer: An American Security Principle. New Haven, 1961.
• 54
  АВПР, ф. Канцелярия, д. 12213, л. 95; см. также: ВПР, т. 13, с. 279—280.
• 55
  A Compilation of the Messages and Papers of the Presidents, 1789—1901: In 10 vol./Ed. by J. D. Richardson (далее: Messages and Papers). Wash., 1903, vol. 2, p. 219, 220.
• 56
  Выступая позднее с разъяснениями позиций участников дебатов, происходивших в Вашингтоне осенью 1823 г., Дж. Кэлхун подчеркивал, что заявления правительства не являются обязательными для конгресса и только последнему принадлежит право окончательного решения. «Декларации еще не политика, и они не могут стать установившейся политикой»,— заявил Кэлхун в сенате 15 мая 1848 г. (New York Daily Tribune, 1858, Dec. 21, p. 3).
• 57
  Diplomatic Correspondence of the United States Concerning the Independence of Latin American Nations: In 3 vol. / Ed. by W. R. Manning. N. Y., 1925, vol. 1, p. 224—226. 29 марта 1826 г. Клей заявил палате представителей, что правительство не заключало соглашения и не давало каких-либо обязательств о недопущении иностранного вмешательства ни Мексике, ни Южной Америке. В случае, если попытка интервенции будет предпринята, указывал Клей, Соединенные Штаты будут связаны обязательством только по отношению к самим себе (American State Papers. Documents Legislative and Executive of the Congress of the United States: In 38 vol. Wash., 1832—1861, Foreign Relations, vol. 5, p. 908).
• 58
  Messages and Papers, vol. 5, p. 398.
• 59
  Evolution of Our Latin-American Policy: A Documentary Record. N. Y., 1950, p. 348.
• 60
  Wilbur W. A. The Monroe Doctrine. Boston, 1965, p. 86.
• 61
  Documents of American History: In 2 vol./Ed. by H. S. Commager. N. Y., 1973, vol. 2, p. 33.