Гражданская война в США и их южные соседи

Гражданская война в Соединенных Штатах Америки была событием большого исторического значения. Она явилась переломным этапом во внутренней жизни американского народа и важной вехой в истории международных отношений, оказала влияние на страны Латинской Америки и на политику США в отношении этих стран.

До гражданской войны 1861 —1865 гг. отношения Соединенных Штатов с двумя их ближайшими южными соседями — Мексикой и испанской колонией Кубой — складывались несколько различно, хотя в обоих случаях политика Вашингтона диктовалась интересами американских рабовладельцев. А интересы рабовладельцев, как указывал Маркс, были путеводной звездой американской внешней политики вплоть до гражданской войны1. Политика эта состояла, в частности, в расширении территории рабовладельческих штатов путем завоевания чужих земель и распространения на них плантационного хозяйства.

Следствием этой политики явились отторжение у Мексики Техаса (1836—1845 гг.) и огромной части мексиканской территории в результате американо-мексиканской войны (1846—1848 гг.), «покупка Гадсдена»2, заключение между Мексикой и США договора Маклейна — Окампо (1859 г.), по которому США должны были получить постоянное право транзита через перешеек Теуантепек и право ввода в Мексику войск «для защиты собственности и наведения порядка». Таким образом, отношения США с Мексикой до 1861 г. были отношениями сильного хищника и слабой жертвы.

Другой сосед США — Куба — также находился под угрозой. Вашингтонское правительство делало неоднократные, но безуспешные попытки купить Кубу у Испании. В то же время в США велась кампания за насильственный захват острова. Особенно эта кампания усилилась в период президентских выборов, приведших к власти сторонника рабовладельцев Бьюкенена (1857—1861 гг.). «Фактически Бьюкенен добился поста президента, — писал К. Маркс, — благодаря изданию Остендского манифеста, в котором приобретение Кубы, будь то путем покупки или силой оружия, провозглашалось великой задачей национальной политики»3. Мешала захвату Кубы твердая позиция Англии и Франции, предпочитавших, чтобы остров находился в руках слабой Испании, а не был захвачен их растущим конкурентом — Соединенными Штатами.

Поглощение Мексики и аннексия Кубы отвечали в первую очередь экономическим и политическим интересам рабовладельцев южных штатов. Победа южан в гражданской войне грозила установлением господства рабовладельцев во всем Союзе или выделением из Союза южной Конфедерации и неизбежно повлекла бы за собой немедленный рост экспансионизма рабовладельцев. Поэтому в Мексике, на Кубе и в Испании с особым вниманием следили за ходом событий в США накануне и во время гражданской войны.

***

К моменту военного столкновения между северными и южными штатами в соседней Мексике только что кончилась гражданская война — одержало победу прогрессивное правительство Бенито Хуареса. Долгие годы борьбы истощили страну, особенно ее финансы. Требовались время и средства, для того чтобы страна могла пойти вперед в своем развитии. Поиски передышки и средств явились одной из причин заключения Мексикой упоминавшегося договора Маклейна — Окампо4. Внутренняя борьба в Соединенных Штатах того времени привела к отказу сената ратифицировать договор. Когда эта борьба привела к военному конфликту, обе враждующие стороны должны были определить свою политику в отношении Мексики.

Стремясь добиться международного признания, правительство Конфедерации 17 мая 1861 г. послало к Хуаресу своего агента Джона Пиккета. В его задачу входило склонить мексиканское правительство к заключению договора «о дружбе, торговле и мореплавании»5. Однако мексиканцы отказались вести официальные переговоры. В рабовладельческом правительстве Ричмонда они справедливо усматривали средоточие американских экспансионистов6.

Сам Пиккет вел себя вызывающе, не останавливался перед угрозами, разжигал сепаратистские настроения у провинциальных властей Мексики, убеждал правительство Конфедерации осуществить аннексию части мексиканской территории. За свое недостойное поведение и связи с мексиканскими реакционерами Пиккет был арестован, а позже ему было предложено выехать из Мексики7.

Воспользовавшись экономическими и финансовыми затруднениями мексиканского правительства, возникшими в результате долгой гражданской войны, Англия, Франция и Испания решили подчинить любым способом ослабленную Мексику своему влиянию, а если представится возможность, то и превратить страну в колонию. Предлогом к вмешательству в дела Мексики послужил мораторий по иностранным долгам, объявленный правительством либералов. В декабре 1861г. в Веракрус высадились испанские, а вслед за ними в январе 1862 г. в Мексику прибыли английские и французские войска8.

После неудачной миссии Пиккета южане старались использовать сепаратистские тенденции среди некоторых губернаторов пограничных с Конфедерацией мексиканских штатов9. Проектировалось даже присоединение этих штатов к Конфедерации. Однако сепаратисты не располагали поддержкой подвластных им жителей и не осмеливались сделать решительного шага. А тем временем южане установили дружественные контакты с интервентами10.

Южане послали к французским войскам своего агента Сюпервьеля11. Весной 1863 г., добравшись до Пуэблы, штаб-квартиры французов, агент Конфедерации стремился заверить их в симпатиях Ричмонда к Франции. Одновременно он убеждал французов возможно скорее овладеть портом Матаморос, который южане использовали в своих сношениях с внешним миром, в обход блокады, начатой северянами в апреле 1861 г. От имени правительства Конфедерации он обещал предоставить интервентам необходимые им припасы и корабли для передвижения по рекам, а Франции — дешевый хлопок. Чтобы ускорить дело, агент южан из Мексики отправился в Париж.

Сопротивление, которое оказывали интервентам мексиканские патриоты, и победы северян в июле 1863 г. у Геттисберга и Виксберга, а также занятие федератами Браунсвилля создали условия, неблагоприятные для оккупации французами Матамороса. Однако это не прервало связей между Ричмондом и интервентами. Эти связи существовали до полного поражения конфедератов.

Иначе сложились отношения между интервентами и правительством Линкольна. Интервенирующие державы предложили Линкольну сотрудничать с ними в их акциях против Мексики, на что он 4 декабря 1861 г. ответил отказом.

Однако за все время гражданской войны в Соединенных Штатах конфедераты не осмелились решительно предпринять что-либо против Мексики, федераты не сделали чего-либо ощутительного, чтобы предотвратить или остановить интервенцию, которая противоречила стремлению США стать полным гегемоном в Западном полушарии. Так или иначе, в обоих случаях вопрос о новых территориальных притязаниях в отношении Мексики фактически был снят.

Объяснение этому следует искать прежде всего в военном факторе. И Север и Юг опасались осложнять свое положение острым конфликтом с южным соседом, особенно в условиях французской интервенции. Поэтому обе враждующие стороны сохраняли нейтралитет во время войны мексиканцев против захватчиков. Тем более что активное вмешательство в мексиканские дела при создавшейся в то время военно-политической и международной обстановке грозило рядом осложнений. Для Юга сохранение мирных отношений с Мексикой было особенно необходимо, в связи с тем что в условиях блокады мятежники использовали эти отношения для сбыта в Мексику хлопка и приобретения через нее из Европы нужных им предметов снаряжения.

В то же время южане, понимая, что их противники имеют ряд неоспоримых преимуществ (количество населения, экономические ресурсы и др.), с самого начала рассчитывали на поддержку и официальное признание Конфедерации европейскими державами, и прежде всего Англией, Францией и Испанией. Европейские державы видели в сецессии средство к ослаблению США и укреплению собственных позиций в Западном полушарии и потому старались оказать помощь конфедератам. Последние, уповая на эту помощь, согласовывали свою политику с державами, осуществлявшими интервенцию в Мексике. Южане надеялись найти в оккупантах военных партнеров, так как отношения Англии, Франции и Испании с Союзом были очень напряженными и даже грозили известное время войной. Такого же партнера они хотели приобрести и в империи Максимилиана, созданной в июле 1863 г. под эгидой Наполеона III и с помощью французских оккупационных войск на части мексиканской территории.

Не получая нигде официального признания, конфедераты хотели получить его хотя бы у правительства Максимилиана, но тщетно12. С одной стороны, Максимилиан не шел на признание Конфедерации без санкции из Парижа, где по ряду причин воздерживались от признания Конфедерации. С другой стороны, Максимилиан не мог пойти на такой шаг из-за своего непрочного положения в Мексике. Признать Конфедерацию означало потерять престиж даже в среде тех мексиканцев, которые еще не влились в армию Хуареса и терпели иностранного ставленника. Признание Конфедерации повлекло бы за собой неизбежный конфликт с Союзом, который в подобном случае, вероятнее всего, поддержал бы Хуареса, а может быть, и выступил бы против Максимилиана. Кроме того, французская марионетка стала императором уже тогда, когда определился явный военный успех северян, после июльских боев 1863 г., в результате которых территория Конфедерации была разрезана по течению реки Миссисипи на две части, каждая из которых была окружена армией северян.

В дни, когда Шерман завершал свой знаменитый «рейд к морю», а Грант теснил конфедератов к Ричмонду (после их неудачной попытки овладеть Вашингтоном), среди конфедератов возник план вторжения в Мексику. Смысл этого плана состоял в том, чтобы, оказав поддержку Максимилиану в его борьбе с Хуаресом, заслужить признание Франции13. Но в то время и в той обстановке это был пустой надуманный план. Дни Конфедерации были сочтены. Максимилиан был сочувствующим, но бессильным свидетелем ее агонии. Единственное, что он смог сделать для южан, — это издать после их полного разгрома декрет о праве переселения американских плантаторов с их рабами в мексиканский штат Сонору. Он хотел создать там заслон против Соединенных Штатов и приобрести новые силы для ведения войны с Хуаресом. Однако это был еще один ложный шаг незадачливого императора. Изданный им декрет вызвал возмущение в среде северян и активизировал их дипломатические маневры, направленные на то, чтобы добиться эвакуации из Мексики французских войск14, которые испытывали там с каждым месяцем все. большие трудности, подвергаясь непрестанным атакам мексиканских патриотов.

Будучи в натянутых отношениях с правительством Хуареса и в добрых отношениях с правительством Максимилиана, Конфедерация в течение всей гражданской войны не могла отдать дань своим симпатиям или антипатиям и была вынуждена соблюдать нейтралитет—до отношению к войне, происходящей в Мексике. В свою очередь Хуарес и Максимилиан, боясь осложнить свое положение, сохраняли нейтралитет по отношению к гражданской войне в США. При этом симпатии мексиканских патриотов были на стороне Севера, а симпатии прислужников иноземного императора — на стороне конфедератов.

Правительство в Вашингтоне, как говорилось выше, выражало недовольство интервенцией в Мексике. Подобная интервенция, особенно при неофициальной поддержке южан интервентами, являлась непосредственной угрозой Союзу. Кроме того, закрепление иностранцев в Мексике должно было нанести серьезный ущерб стратегическим « экономическим интересам и планам дальнейшей экспансии Соединенных Штатов. В условиях революционной войны, которую вел Север против Юга, демократически настроенные массы американского народа с неодобрением смотрели на насильственное насаждение в соседней стране монархического режима. И Хуарес, и Линкольн, каждый в соответствии со специфическими условиями и особенностями своей страны, боролись за прогресс и утверждение буржуазных отношений, становление и развитие которых сковывалось сопротивлением со стороны помещиков Мексики и рабовладельцев США. Эта борьба, а также враждебное отношение Англии, Франции и Испании естественно сближали правительства Линкольна и Хуареса. С другой стороны, именно политика европейских держав заставляла правительство в Вашингтоне, несмотря на его недовольство иностранной интервенцией в Мексике, занять нейтральную позицию, чтобы не спровоцировать нападения этих держав на США.

Отношение федерального правительства к вопросу об интервенции в Мексике четко выражено в письме (от 3 мая 1864 г.) государственного секретаря Союза Сьюарда к Адамсу, где Сьюард писал: «Я не вижу иного пути, чем спокойное наблюдение… Ныне внутренние осложнения оттесняют на второй план внешнеполитические соображения и отдаленные опасности»15.

Гражданская война в США и сложный комплекс связанных с ней военно-политических коллизий обусловили нейтралитет враждующих сторон в отношении войны в Мексике. Этот нейтралитет, хотя и не всегда пунктуально соблюдаемый16, помог мексиканским патриотам развернуть борьбу против иностранной интервенции. Победа Союза и усиление США в результате этой победы убавили спесь Наполеона III и в известной мере косвенно содействовали уходу французов из Мексики (1867), где они были разбиты войсками Хуареса17.

Упоминавшийся нами выше Сьюард и до, и во время, и после гражданской войны был одним из главных пропагандистов американской экспансии в Мексику. Он писал американскому представителю при правительстве Хуареса 5 мая 1864 г.: «Я могу доверительно сказать Вам.., что те, кто являются наиболее нетерпеливыми в желании разрушить европейские и монархические планы в Мексике, могут быть удовлетворены ожиданием того эффекта, который должен получиться от все возрастающей экспансии американского народа на запад и на юг»18.

Экспансионистские устремления Сьюарда вовсе не противоречили, как может показаться на первый взгляд, политике проводимой США под его руководством в Мексике в 1861 — 1865 гг. Проводимая Сьюардом политика обеспечивала нейтралитет Мексики, невмешательство держав Европы, а следовательно, облегчала американской буржуазии достижение победы над рабовладельцами. А победа должна была открыть возможности для реализации экспансионистских устремлений буржуазии.

В результате гражданской войны был уничтожен экспансионизм рабовладельцев и на первый план выступил экспансионизм американской буржуазии. Ее экспансионизм был велик и прежде19, но реализации устремлений до победы в гражданской войне мешало существование в стране института рабства. Силы буржуазии сковывались гегемонией рабовладельцев, чьи интересы обусловливали основной характер и главное направление американской экспансии. Сразу же после гражданской войны американская буржуазия начала экспансию во всех направлениях и в самых различных формах20. Мексика и другие страны Латинской Америки стали непосредственным объектом этой экспансии21.

* * *

К началу гражданской войны в США Куба продолжала оставаться испанской колонией. Испания беспощадно эксплуатировала ее природные богатства и население.

История Кубы характеризовалась многочисленными восстаниями негров против рабства и борьбой свободного населения за гражданские и политические права. Но на всем протяжении этой истории выступления негров-рабов и борьба свободного населения против колониального режима не сливались в единый поток. Раб и рабовладелец — таково было основное социальное деление жителей острова. Почти все свободное население так или иначе зависело от рабовладельцев или было каким-либо образом связано с ними. Рабы и рабовладельцы были непримиримо враждебными силами. Страх рабовладельцев за свое «живое имущество» и свою жизнь заставлял Испанию сохранять силой господство над Кубой. Рабовладельцы видели в военных гарнизонах Испании гарантию сохранения рабства на острове, а потому мирились с колониальным режимом, несмотря на всю его жестокость и ущерб, наносимый господством Испании их собственным экономическим интересам различного рода регламентацией, налогами и т. д. Это было одной из причин, почему в 1810— 1826 гг. Куба не оказалась в рядах восставших испанских колоний. Это было главной причиной того, что в последующие годы движение против испанского господства на острове не приобрело значительного размаха.

Движение оживилось в период испанской революции 1834—1843 гг., когда наиболее передовые представители кубинского населения выступали за введение на острове более либерального режима. Эти люди получили название либералов. Так как они представляли интересы кубинских рабовладельцев и в подавляющем большинстве сами были рабовладельцами, то они не шли дальше просьб о проведении реформ, которые смягчили бы колониальный режим (о независимости Кубы они не помышляли)22. Движение либералов стимулировалось надеждами на то, что в результате революции на Кубу будет распространена испанская конституция. При этом имелось в виду, что ее нормы будут относиться только к свободному населению острова, ни в коей мере не касаясь рабов.

Испанское правительство, понимая слабость позиции кубинских либералов, которых оно держало под страхом карательных мер и могло всегда припугнуть отменой рабства на острове, не посчиталось с их робкими претензиями. Куба не только не увидела реформ в эти годы, но колониальный режим на ней в назидание либералам был дополнен рядом террористических мер против всяких попыток поднять голос в пользу каких-либо реформ. Некоторые либералы поплатились за свои крамольные мысли высылкой с острова и другими наказаниями.

Меры английского правительства, направленные против работорговли, и отмена рабства в английских владениях (1838 г.), запреты, наложенные Испанией (под нажимом Англии) на торговлю рабами (1835, 1845 гг.); агитация аболиционистов в Испании и в соседних с Кубой английских колониях, в США и на Гаити; союз пяти великих держав (Австрии, Англии, Пруссии, Франции и России) против работорговли (1842)23 рост негритянского населения Кубы за счет активного привоза негров в первой половине 40-х годов24, частые восстания рабов на Кубе в 1838—1844 гг.25 —все это внушило рабовладельцам еще больший страх за судьбы рабства, за собственную жизнь.

Этот страх и утрата надежды на политические уступки со стороны Испании, при сохранившемся недовольстве колониальным режимом, создали почву для возникновения в среде кубинских либералов и других рабовладельцев и связанных с ними интеллигентских кругов острова идеи о присоединении Кубы к США. Виднейшим пропагандистом этой идеи был тогда Гаспар Бетанкур Сиснерос. Ее сторонники считали, что под эгидой американских рабовладельцев они сумеют сохранить рабство и найти защиту в случае восстания рабов. Они полагали, что присоединение к США вместе с открытием широкого и -выгодного американского рынка принесет им гражданские и политические права, которыми пользовались американские рабовладельцы26. Были установлены связи с аннексионистами Юга Соединенных Штатов, в значительной мере через живущих в США кубинских политических эмигрантов27. Делались, правда, неудачные, попытки организовывать военные экспедиции с континента на остров⁶.

Аннексионистов США и Кубы окрылила победа США над Мексикой в 1848 г. Кубинца® — сторонникам аннексии она дала основание верить в силу победителей. Сами победители, особенно южане, уверовали в скорую возможность захвата острова. Присоединением Кубы к США рабовладельцы обеих стран хотели усилить свои позиции, которым нанесла в то время удар французская революция 1848 г., освободившая рабов во французских колониальных владениях.

Однако ни рабовладельцы Юга, ни рабовладельцы Кубы не предпринимали решительных шагов для осуществления плана аннексии Кубы Соединенными Штатами. Аннексионистов США сдерживала острая внутренняя борьба и боязнь столкновения с европейскими державами. Кубинские сторонники аннексии острова Соединенными Штатами не решались начать активную деятельность, боясь репрессий со стороны Испании. Они опасались также вооруженной борьбы на острове, в которую Испания могла втянуть рабов. Кубинские аннексионисты уповали на то, что аннексия будет быстро и решительно осуществлена Соединенными Штатами без их участия.

В то же время в среде либералов нашлись люди, которые выражали сомнение в выгодности и целесообразности присоединения Кубы к США. Кроме боязни восстания рабов, опасности интервенции со стороны европейских держав (Англии, Франции и Испании) для кубинских рабовладельцев могли возникнуть новые затруднения в связи с агрессивными планами США. Подобных взглядов придерживались, например, крупнейшие представители кубинских либералов: Хосе Антонио Сако и Доминго Дельмонте. Они учитывали растущее в США аболиционистское движение. Кроме того, Сако поднял вопрос о возможной судьбе кубинского народа (он имел в виду свободное население острова) в случае вхождения Кубы в США.

Сако считал, что в случае аннексии кубинцам грозит опасность оказаться на положении третируемого народа, утратить родной язык, привычные нравы, традиции, т. е. присущие кубинскому народу национальные черты.

Перу Сако, находившемуся в то время в эмиграции, принадлежит ряд памфлетов, направленных против идеи аннексии Кубы Соединенными Штатами, в защиту кубинской национальной самобытности. Сако писал в те годы: «Почему я должен подавить в своем сердце всякую надежду и превратить себя в палача своей родины? Пятнадцать лет мечтаю о ней, обреченный никогда не видеть ее; но мне кажется, что я буду видеть ее еще меньше, если над ее замками и башнями будет развеваться американский флаг. Я думаю, что не склоню свою голову перед его сверкающими звездами; если я мог существовать, будучи иностранцем на чужбине, то жить иностранцем на своей родине было бы для меня самой страшной жертвой»28.

Таким образом, наиболее патриотически настроенные и наиболее дальновидные либералы, несмотря на свою приверженность институту рабства, уже в конце 40-х годов начали сознавать опасность, связанную с возможной аннексией Кубы Соединенными Штатами. Сознание этой опасности росло по мере того как кампания за аннексию принимала в США все более разнузданный характер, выявляя расистские и колониалистские стремления американских аннексионистов. Среди либералов, разделявших в той или иной мере эти опасения, постепенно стало складываться убеждение в том, что надо надеяться не на США или Испанию, а на свои собственные силы. Все более укреплялось мнение, что освобождение Кубы от колониального гнета неотделимо от освобождения рабов. Такой точки зрения к 1854 г. придерживался один из страстных сторонников борьбы за независимость страны — Доминго Гоикуриа. В 1854—1855 гг. на те же позиции становилась, хотя и очень непоследовательно, действовавшая в США «Кубинская хунта», состоявшая из проживавших там эмигрантов-кубинцев29

В это время был издан упоминавшийся выше Остендский манифест — манифест циничного аннексионизма. Иначе говоря, 1854—1855 гг. можно считать тем моментом, когда пути аннексионистов США и наиболее передовых деятелей Кубы стали расходиться.

Однако процесс этого расхождения, а также аболиционистские тенденции некоторых кубинских либералов были притушены вновь возникшими надеждами на проведение Испанией реформ в колониальном управлении. Эти новые надежды возникли в период испанской революции 1854—1856 гг. Опять эти надежды оказались несбыточными. Кубинцы не получили от испанского правительства никаких реформ. Казалось бы, это новое разочарование должно было бы послужить развитию наметившихся прогрессивных тенденций, но этого не произошло.

В законодательных актах испанской революции получила подтверждение неприкосновенность собственности рабовладельцев. Тогда же имел место хозяйственный подъем на Кубе, cвязанный с возроставшим спросом на сахар. В 1859—1862 гг. генерал-капитаном30 Кубы был «либеральный» Франсиско Серрано. Кубинские рабовладельцы почувствовали временно свое положение вновь упроченным и примирились в известной мере с колониальным режимом. Мировой экономический кризис 1857 г. принес им экономические затруднения, но эти затруднения не повлияли на деятельность либералов.

С другой стороны, развернувшаяся во второй половине 50-х годов острая политическая борьба в Соединенных Штатах и восстание Джона Брауна (1859 г.); редкая для Испании тех лет стабильность правительства О’Доннеля (1858— 1863 гг.); решительный отказ испанского правительства на предложение США продать им Кубу (1859 г.); явная невозможность для США начать авантюру по захвату Кубы в условиях внутренней борьбы и твердой позиции Англии, Франции и Испании в вопросе о принадлежности Кубы Испании; волнения рабов на острове — все это лишало решительности без того далеко не смелых кубинских сторонников аннексии Кубы Соединенными Штатами.

Таким образом, к началу гражданской войны в США кубинские рабовладельцы, по существу, отказались от какой бы то ни было реальной оппозиции Испании и одновременно в значительной мере разуверились в возможности для США осуществить аннексию Кубы.

Одновременно в недрах кубинского народа зрели новые силы, которые должны были воспринять революционные тенденции Гоикуриа и Кубинской Хунты и вступить на путь действительной борьбы за свободу Кубы. Гражданская война в США не могла не оказать влияния на развитие этого процесса. Она приковала внимание всех кубинцев, свободных и невольников, — в непосредственной близости развертывалось огромное сражение, в котором решалась судьба рабства в одной из крупнейших стран мира.

* * *

В период гражданской войны в Соединенных Штатах ни федералисты, ни конфедераты не ставили вопрос об аннексии Кубы.

Позиция северян частично объяснялась тем, что они продолжали линию тех, кто и до гражданской войны выступал против аннексии острова, усматривая в этом опасность усиления рабовладельцев. Ведя войну против рабства, можно было только осложнить свое положение присоединением рабовладельческой страны. Кроме того, общие интересы буржуазии Севера в тот момент прежде всего были направлены на овладение внутренним рынком всей территории Союза.

Военно-политический фактор определил и позицию Юга. Война отвлекала средства и людей от всех второстепенных задач. Любые попытки приобретения Кубы, путем захвата или покупки, поставили бы южан и северян перед лицом решительного отпора со стороны Англии и Франции, считавших, что Куба должна оставаться в руках Испании.

Было еще одно обстоятельство, полностью снимавшее не только вопрос об аннексии или покупке Кубы, но и заставлявшее правительства обеих воюющих сторон публично отрекаться от прежних заявлений и планов в этом отношении. Дело заключалось в том, что в начальный период иностранной интервенции в Мексике Испания стала военной союзницей двух сильнейших держав — Англии и Франции. На Кубе с момента подготовки интервенции было сосредоточено большое число испанских войск. Их сила относительно возросла, поскольку США были разделены на два враждующих лагеря. Для обоих лагерей в сравнении с довоенным временем значительно увеличился политический вес Испании. Она могла признать или не признать независимость Конфедерации. Такое признание было бы для конфедератов большой политической победой, а для Севера — большим политическим уроном.

Какое же наиболее действенное средство было в руках плантаторов и северян, чтобы предотвратить испанское вмешательство в войну между Севером и Югом? Прежде всего отказ от планов захвата Кубы и обещание никогда не посягать на нее. На такой путь и встали правительства Вашингтона и Ричмонда.

Правительство Испании проявляло симпатию к недавно наиболее агрессивным сторонникам отторжения у нее Кубы —- южанам. План Испании был прост: война ослабляет США, это дает ей возможность упрочить собственное положение на Кубе и развернуть при первой представившейся возможности наступление на отколовшиеся некогда колонии в Западном полушарии с целью их обратного подчинения. Этот план внушал испанскому правительству тем большие надежды, что первая попытка его осуществления оказалась весьма удачной. В марте 1861 г. Испания захватила Доминиканскую республику и вновь сделала ее своей колонией. Испания воспользовалась выгодной международной ситуацией (накануне интервенции в Мексику и вскоре после создания в США Конфедерации), а также слабостью маленькой республики, раздираемой внутренними неурядицами и боявшейся Гаити31.

Для дальнейшего выполнения своего плана Испания могла действовать, только поддерживая конфедератов. Ведь они раскололи Союз и тем ослабили его, а теперь подрывали его силы в гражданской войне и нанесли бы ему сокрушительный удар, одержав победу.

В силу указанных обстоятельств и зависимости политики Испании от политики Англии и Франции испанское правительство, объявив 17 июня 1861 г. о своем нейтралитете в войне Севера и Юга, всячески поддерживало южан.

В политике испанского правительства большая роль должна была принадлежать Кубе, которая как бы замыкает Мексиканский залив. В условиях морской блокады, осуществлявшейся северянами, возможность для южан поддерживать связь с Кубой, а через нее и с остальным миром являлась для них огромным подспорьем.

Вскоре после событий в форте Самтер в Гавану вошло первое судно под флагом конфедератов. С этого времени, несмотря на протесты консула США в Гаване Шафельдта и посланника США в Мадриде Шурца, Кубу регулярно стали посещать корабли южан. На Кубе они грузились и выгружались, набирали топливо, воду и съестные припасы, в портах острова спасались от преследования крейсеров северян. Через Кубу шли суда в порты южан. Таким образом, политика испанских властей на Кубе в значительной мере парализовала действенность блокады, которую объявило правительство Линкольна.

Испанский консул в Чарлстоне писал 10 сентября 1861 г, своему правительству: «Ныне это уже не обман бдительности благодаря счастливой случайности и не нарушение блокады: это— совершенное издевательство над силами, осуществляющими блокаду; ежедневно входят и выходят суда всех тоннажей; корсары входят в порт Чарлстона среди белого дня, салютуя залпами, а прибрежные суда установили почти регулярные рейсы на Кубу»32.

22 октября 1861 г. на Кубу прибыл Чарльз Хелм в качестве «представителя Южной Конфедерации в испанских, французских и датских владениях» в Америке. Цель его приезда состояла в том, чтобы добиться для себя разрешения быть консулом Конфедерации в столице Кубы, а также вести с генерал-капитаном переговоры о возможности заключения с Испанией оборонительного и наступательного союза33. Примечательно, что государственный секретарь Конфедерации Роберт Тумбс, снабдивший Хелма инструкциями от лица ричмондского правительства, писал в этих инструкциях: «…Штаты Конфедерации придерживаются того взгляда, что Куба должна оставаться колониальным владением Испании. Верно, что в период существования бывшего федерального Союза в южных штатах имелись люди, которые стремились к приобретению этого острова… Но не менее верно и то, что со времени нашего отделения это сильное желание уступило место искреннему стремлению, заключающемуся в том, чтобы политически обе страны могли существовать раздельно, но были бы связаны друг с другом… самыми дружественными и неограниченными торговыми сношениями…»34.

Несколько месяцев ранее Р. Тумбс ратовал в конгрессе США за аннексию Кубы, Мексики и всей Центральной Америки. Тогда он выражал свои истинные чувства и намерения. Слова же приведенной выше инструкции были лживы. Ценой этих слов хотели заручиться на время войны поддержкой со стороны Испании, а если можно, то добиться у испанского правительства официального признания Конфедерации. На деле планы аннексии были лишь отложены южанами в связи с гражданской войной.

Генерал-капитан Кубы Серрано отказался вести с Хелмом официальные переговоры, сославшись на испанский нейтралитет, но заверил посланца Конфедерации, что суда южан будут по-прежнему допускаться в порты Кубы. Хелму была предоставлена полная свобода действий на острове, он не замедлил воспользоваться ею для агитации в интересах конфедератов.

Хелм нашел себе союзника на Кубе в лице английского консула Крауфорда35. Последний неофициально выполнял, по существу, одновременно и функции консула южан. Он помогал им в осуществлении торговых операций, при таможенных конфликтах, сбыте военных призов и т. д. Его симпатии к южанам заходили так далеко, что он мечтал о месте английского посланника при правительстве в Ричмонде — в случае признания Англией Конфедерации.

Уезжая с Кубы в связи с получением министерского поста, Серрано лично представил Хелма новому генерал-капитану, Доминго Дульсе, и рекомендовал последнему всячески поддерживать конфедератов. На прощание Серрано заявил Хелму: «…Мое сердце и душа с вами и на стороне вашей борьбы за независимость; я уезжаю в Испанию как ваш посланник, я буду делать все, что в моей власти, для того чтобы ваше правительство было признано…»36.

Дульсе продолжал политику своего предшественника. В результате частых протестов консула США Шафельдта отношения последнего с генерал-капитаном очень обострились. Шафельдту было заявлено, что его присутствие на острове нежелательно, и он вынужден был уехать. Сменивший его Томас Сэвейдж встретился с теми же трудностями.

Кроме Хелма, направленного в Гавану, правительство Юга послало делегацию в Мадрид с целью добиться там официального признания Конфедерации и, возможно, — заключения союза. Ставка делалась на тот же козырь. В инструкциях делегации, датированных 24 августа 1861 г., говорилось: «…Из всех европейских держав одна Испания из-за своих колоний заинтересована в той социальной системе, которая существует в Штатах Конфедерации… Если в этих штатах во время их прежних отношений с Союзом и имелась партия, желавшая приобретения Кубы, то это желание определялось стремлением установить известное равновесие сил… Но теперь Штатам Конфедерации нечего опасаться… в этом отношении, и их желанием не может быть ущемление прора- бовладельческих интересов какой-либо из великих европейских наций…»37.

Убедить во всем этом испанское правительство должна была делегация, один из членов которой (А. Мэнн) за несколько месяцев до того был активнейшим пропагандистом аннексии Кубы Соединенными Штатами, а два других (П. Рост, В. Янсей) отнюдь не были ее противниками.

Несмотря на проконфедератские симпатии в Испании и на крупный успех южан в битве при Манассасе (июль 1861 г.), испанское правительство отказалось признать правительство в Ричмонде. Объяснялось это следующим. Война в США еще только начиналась и трудно было предвидеть, кто в ней победит. Кроме того, Испания ждала, что скажут Англия и Франция. Одна она не решалась пойти на риск почти неизбежной войны с вашингтонским правительством. А Франция и Англия сами не шли на подобный риск. Между ними существовали трения по целому ряду вопросов. Наполеон III, ввязавшись в мексиканскую авантюру, боялся, как бы северяне и мексиканские патриоты после признания Францией Конфедерации не разбили бы совместно его экспедиционный корпус в Мексике. Внутри Франции существовала серьезная оппозиция против втягивания страны в войну с Соединенными Штатами38. В Англии против признания Конфедерации и войны с Севером (ставшей возможной в связи с делом «Трента») энергично боролся рабочий класс. В защиту справедливого дела северян выступали рабочие и прогрессивная интеллигенция других стран. Все это привело к неудаче миссии Мэнна, Роста и Янсея.

Если южане в своей политике по отношению к Испании, добиваясь признания и благоволения испанских властей на Кубе, давали обещание не посягать на остров, то такое же обещание давали и северяне, чтобы помешать признанию Конфедерации Испанией и парализовать, связи южан с испанскими властями на Кубе.

Поверенный в делах США при правительстве в Мадриде сообщал в одном из своих донесений Сьюарду: «Я указывал правительству Испании, ссылаясь на речи, произносившиеся в Южной Каролине, Джорджии и Луизиане к моменту начала мятежа, что его руководители, отвлекаясь от возможной войны против федерального правительства, выдвигали перед населением Юга план немедленной аннексии Кубы, Сан-Доминго и Мексики в качестве великого результата разрыва связей с Севером; и я убеждал, что сохранение союза Юга и Севера Соединенных Штатов являлось для Испании лучшей гарантией мира в Северной Америке»39.

5 ноября 1861 г. государственный секретарь США Сьюард писал в инструкциях посланнику в Мадриде Шурцу в связи с использованием Кубы конфедератами для своих военно-морских и коммерческих операций: «Американское правительство… до сих пор практически гарантировало Испании владение Кубой в течение многих лет, и сейчас оно не имеет никаких враждебных намерений в отношении этого владения Испании. Но американское правительство не будет одобрительно смотреть на политику, которая будет направлена на то, чтобы превратить этот остров в точку опоры рычага, предназначенного для разрушения Союза или институтов.., которые определяют его существование…»40. Так была сформулирована политика, которой вашингтонское правительство придерживалось все годы гражданской войны.

Международная обстановка, сложившаяся в то время, и усилия дипломатии Вашингтона обусловили нейтралитет Испании, далеко не беспристрастный, но обеспечивавший Северу свободу рук в войне с Югом.

Те же причины, что привели к неудаче миссии Мэнна, Роста и Янсея, привели к неудаче подобной же миссии агентов Конфедерации Слайделя и Мэзона. Хотя ко времени их прибытия в Европу Север еще и не перешел в решительное наступление, но силы его значительно возросли. Это было время вступления правительства Линкольна на революционный путь ведения войны. Явно стало сказываться моральное и экономическое превосходство северных штатов.

В мае 1863 г. Слайдель (после переговоров с Наполеоном III) встретился с испанским послом в Париже, стремясь убедить его в необходимости для Испании признать Конфедерацию. Он вновь повторил обещание правительства в Ричмонде никогда не притязать на Кубу. Но посол ответил ему, что его страна «не может подвергать себя риску войны с федеральным правительством и возможной гибели ее богатейшей колонии, беря на себя инициативу признания…»41.

В июльских боях 1863 г. южане потерпели серьезное поражение. Это должно было утвердить испанских, английских и французских дипломатов во мнении, что они не прогадали, уклоняясь от признания Конфедерации и активного выступления на ее стороне. Вскоре, когда в военных действиях произошел перелом в пользу Севера, между Испанией и правительством в Вашингтоне возник острый конфликт.

9 августа 1863 г., вероятно, не без мысли помочь южанам, испанское правительство через своего посланника в США направило Сьюарду ноту. В ноте оно объявляло, что с октября текущего года будет силой поддерживать свое право на 12-мильную прибрежную морскую зону вокруг Кубы. Испанским войскам и военным кораблям на острове был отдан приказ подготовиться к возможным военным действиям.

Указанная мера испанского правительства создавала почву для неизбежного столкновения военных кораблей Союза с военными кораблями Испании. К тому же южане в тогдашних условиях сделали бы все возможное, чтобы спровоцировать такое столкновение и найти себе военного союзника в лице Испании. Северяне, наоборот, получив перевес на фронтах гражданской войны, ни в коем случае не хотели осложнять своего положения острым конфликтом с Испанией, что могло помешать развитию их успеха в борьбе с южанами.

На другой день после получения упоминавшейся ноты испанского правительства Сьюард в инструкциях поверенному в делах США в Мадриде Горацио Перри предписывал последнему (имея в виду прежде всего политику в отношении Кубы) убедить Испанию в том, что Соединенные Штаты, победив конфедератов, «будут более справедливы и дружественны к Испании, чем прежде…»42.

Учитывая беспокойство испанских сторонников рабства и кубинских рабовладельцев, вашингтонское правительство старалось припугнуть Испанию, намекая на то, что в случае враждебных действий с ее стороны США пойдут на стимулирование аболиционистского движения на Кубе. В то же время правительство Линкольна стремилось предотвратить конфликт с Испанией, обещая не предпринимать никаких шагов, направленных на подрыв института рабства на Кубе.

В инструкциях к Перри от 3 сентября 1861 г. Сьюард писал: «…Испанское правительство само легко определит, каким образом оно может обеспечить сохранение рабства на Кубе: признанием инсургентов, что явится актом враждебным Соединенным Штатам, или политикой сердечной дружбы… Соединенные Штаты не являются насильственным пропагандистом эмансипации…»43.

Предпринимая дипломатические шаги, вашингтонское правительство одновременно готовилось к возможному военному конфликту с Испанией. Однако маневр Испании (с угрозой активизировать действия своего флота в кубинских водах и расширить пределы этой деятельности) носил в значительной мере характер блефа. Если Испания не рискнула начать войну с США до середины 1863 г., то с каждым последующим месяцем она должна была все больше убеждаться в гибельности для нее столкновения с Соединенными Штатами.

Демократическая общественность всего мира по-прежнему сочувствовала северянам. Наполеон III еще больше связал себе руки мексиканскими делами, взяв на себя авантюристическую задачу навязать мексиканскому народу чужеземного правителя в лице императора Максимилиана. Возможность создания в Мексике зависимого от Франции государства не могла радовать Англию. Ее временное сближение с Францией на базе мексиканских дел ушло в прошлое. Испания не могла рассчитывать на поддержку Франции также в связи с ростом угрозы для последней со стороны Пруссии. В связи с «польским вопросом» у Англии и Франции были натянутые отношения с Россией, которая сочувствовала Северу44. Таким образом, международное положение не давало повода испанскому правительству надеяться на чью-нибудь поддержку в случае войны с Соединенными Штатами.

К этому времени увеличилась также мощь Союза, а военные успехи в гражданской войне значительно укрепили его международный престиж. Генерал Прим, командовавший испанскими войсками в первый период иностранной интервенции в Мексику, а позже посетивший США, вернувшись в Испанию, дал ясно понять, что война с Соединенными Штатами Америки не сулит никакого успеха даже более сильному противнику, чем Испания45. О том же доносили испанские шпионы. Таким образом, реальное соотношение сил было также не в пользу Испании.

Были и другие обстоятельства, сдерживавшие испанское правительство. Война с США ставила Кубу под непосредственную угрозу вторжения, она могла вызвать восстание рабов на острове. И то и другое означало бы фактически потерю богатейшей колонии.

В войне с Соединенными Штатами Испания могла потерять очень многое без надежды приобрести что-нибудь, кроме сомнительного союзника в лице отступавших по всем направлениям конфедератов. Испанское правительство сделало для себя правильные выводы, и спор, возникший в связи с его упоминавшейся выше нотой от 9 августа 1863 г., был прекращен к началу октября.

Не видя возможности каким-либо образом поживиться за счет США, испанское правительство решило все же хоть в какой-то мере выполнить свой план, вызванный к жизни гражданской войной в Соединенных Штатах. В 1864 г. испанская эскадра захватила перуанские острова Чинча как базу для развития дальнейшей экспансии в Южной Америке. Но силы ее и здесь были значительно меньше ее претензий. Захват перуанских островов послужил прелюдией к войне Испании с Перу, Чили, Боливией и Эквадором (1865—1866 гг.), не прибавившей славы ее оружию и не принесшей ей никаких приобретений. В 1865 г. в результате народного восстания против испанского господства вновь возродилась Доминиканская республика и Испания лишилась недавно приобретенной колонии. Так, в конечном счете безрезультатно закончилась попытка Испании восстановить хоть часть прежней империи в Америке.

Гражданская война в США явно помешала развитию планов, которые строились до нее американскими экспансионистами в отношении Кубы, но как только перестал действовать военнополитический фактор, определявший в период войны позицию Вашингтона в кубинском вопросе, на сцену вновь выступили экспансионистские интересы американских капиталистов. После гражданской войны американский капитализм быстрыми шагами шел по пути превращения в монополистический капитализм с его еще более агрессивной политикой. Вступление США на империалистический путь развития знаменовалось испано-американской войной, начавшейся в 1898 г., в результате которой народ Кубы, три года героически боровшийся за свою независимость, оказался обманутым господствующими кругами Соединенных Штатов и на долгие годы попал к ним в жестокую кабалу.

* * *

Гражданская война в США не могла не оказать влияния на политическое самосознание кубинцев и на борьбу за свободу.

По мере того как становилась все очевидней гибель рабства в Соединенных Штатах, в среде рабовладельцев Кубы угасала и наконец угасла идея присоединения острова к континентальному соседу. Кубинским рабовладельцам было не по пути с американскими аболиционистами.

Кубинские реформисты в это время проектировали для Кубы статут, подобный английской Канаде. Правительство О’Доннеля противопоставило этим планам проект ассимиляции Кубы, испанизации ее путем постепенного уравнения свободного населения в правах с испанцами. Эти тенденции были враждебны друг другу. И если зарождавшийся национальный патриотизм в лице Сако и тех, кто мыслил подобно ему, отверг в свое время идею включения Кубы в состав США, то теперь он не мог примириться с идеей ассимиляции.

Конфликт между реформистами Кубы и правителями Испании не стал острым, так как кубинские и испанские прожектеры не проявляли действительной активности, направленной на осуществление их проектов. Испанское правительство не намеревалось приступать к осуществлению реформ. Более того, оно препятствовало всякой агитации за реформы. Реформисты со своей стороны не отваживались на смелую агитацию, ограничиваясь, по существу, изданием в Гаване газеты «Эль Сигло», кулуарными разговорами в испанских кортесах и участием в работе некоторых газет и журналов, издаваемых в Испании. Кубинские реформисты и испанское правительство внимательно наблюдали за ходом войны в США, полагая, что ее результаты в значительной мере определят путь их дальнейшей деятельности.

Упоминавшийся выше Хелм вскоре по приезде в столицу Кубы, 6 ноября 1861 г., сообщил в Ричмонд: «Я с удовлетворением могу заявить, что большинство жителей Гаваны — горячие сторонники нашего дела, и я информирован, что подобные чувства «имеют распространение по всему острову…». Хелм явно поспешил в своих выводах и проявил слишком много оптимизма, свойственного конфедератам в первые месяцы гражданской войны. Хелм жил в Гаване и общался с представителями испанских властей и своими друзьями-рабовладельцами, у которых черпал информацию. Основываясь на ней, он написал свое донесение. Действительно, как мы видели, Хелм был обласкан генерал-капитаном и его служащими, что было проявлением политики, принятой Испанией в отношении воюющих сторон. На стороне конфедератов были симпатии большинства рабовладельцев Кубы (особенно из среды проживавших в столице острова кубинских аристократов), которые видели в южанах защитников своих интересов.

Однако чиновная и аристократическая Гавана, с которой был связан Хелм, могла дать ему лишь одностороннее представление о настроениях жителей острова. Среди рабовладельцев не все были безусловными сторонниками конфедератов, многие не очень верили в победу южан и понимали, что в случае поражения последних рабство не сможет долго существовать на острове. Свои планы они строили в расчете на то, что перед лицом усилившихся после победы над Югом Соединенных Штатов Испания, обеспокоенная судьбой Кубы, захочет крепче привязать ее к себе и пойдет на некоторые уступки в области управления колонией. При этом они надеялись избежать практической постановки вопроса о судьбе рабства. Таких взглядов в большей или меньшей степени придерживались кубинские реформисты, группировавшиеся вокруг «Эль Сигло». Они были далеки от того, чтобы симпатизировать борьбе северян. Они лишь смирялись с неизбежностью поражений Конфедерации и искали способа с наименьшими потерями, а то и с известными выгодами выйти из положения, в которое их могла поставить победа Севера и возможная после этого отмена рабства на Кубе.

Иначе смотрело на борьбу, которая велась в США, свободное население Кубы, не владевшее «живой собственностью», а также не принадлежавшее к привилегированной прослойке испанцев. Эта большая часть кубинского населения в массе своей выражала симпатии северянам. С одной стороны, это было своего рода оппозицией Испании, которая неофициально поддерживала конфедератов, с другой стороны, — более или менее осознанное чувство солидарности с теми, кто боролся против рабовладельцев. Ведь наряду с испанцами кубинские рабовладельцы были жестокими угнетателями кубинского свободного населения, среди которого было немало негров и мулатов, которые еще недавно были рабами или имели родственников-рабов.

Еще в 1854—1855 гг. среди наиболее дальновидных кубинских либералов укреплялась мысль о том, что свобода Кубы невозможна без свободы рабов. Мысль эта в период гражданской войны в США завоевала умы многих кубинцев (включая и отдельных плантаторов, которые готовы были пойти на отмену рабства ради независимости своей страны). Они видели, что освобожденные в США рабы стали активнейшими участниками вооруженной борьбы против конфедератов46. Ту же роль должны были сыграть освобожденные негры в борьбе за независимость Кубы. Отмена рабства помогла бы объединению большинства кубинцев для борьбы с Испанией.

Вскоре после того, как генерал Ли сдался в плен Гранту, известный деятель движения за свободу Кубы Хосе Антонио Эчеверриа, отражая настроения широких кругов свободного населения Кубы, писал 6 июня 1865 г. в письме к Сако: «Знаменательно, что теперь нет таких людей, которые считали бы неминуемой более или менее скорую отмену рабства на острове; тем не менее все думают об этом факте без того страха, который прежде внушало одно упоминание об отмене рабства, и без боязни, что остров погибнет, если мы позволим себе принять освободительные меры…»47. В литературе, посвященной перспективам экономического развития Кубы, делались попытки теоретически осмыслить возможности перевода ее рабовладельческого плантационного хозяйства на новую основу. К ним принадлежит, например, книга Хуана Поэя48. Он доказывал, что производство сахарного тростника (главная отрасль хозяйства острова) может с успехом осуществляться без применения рабского труда. В 1865 г. по инициативе Антонио Гонсалес де Мендоса было создано «Общество противников работорговли».

Для кубинских негров, которые в 60-е годы составляли около 30% полуторамиллионного населения острова, вопрос о том, кто победит в гражданской войне в США, был очень важен. В непосредственной близости шла война за отмену рабства! И не было на острове раба, который, зная о происходивших на континенте событиях, не чувствовал себя на стороне северян. В те годы рабы на Кубе пели:

«Вперед, Линкольн, вперед:
Ты — наша надежда».

О революционных настроениях негров на Кубе сообщали в США консул и вице-консул вашингтонского правительства. Вице-консул Сэвейдж доносил, например, в октябре 1863 г.: «Есть подозрение, что на этом острове назревают выступления революционного характера… Цветное население,  действительно, несколько возбуждено: слова «Линкольн, вперед» часто слышны в их песнях и беседах друг с другом»49.

Борьба северян, белых и черных, рождала в кубинских неграх веру в неизбежное освобождение, придавала силы, служила наглядным примером объединения негров и белых перед лицом общего врага.

Гражданская война в США оказала определенное влияние на развитие в среде кубинцев сепаратистских и республиканских настроений, а также идеи о неотделимости вопроса об отмене рабства от вопроса об изменении колониального режима. Но условия на Кубе были в то время таковы, что не позволяли этой идее стать господствующей. Противоречия интересов рабов, рабовладельцев и остальных прослоек населения Кубы были слишком велики, и Испания всячески использовала эти противоречия. Политика испанских властей на острове, заключавшаяся в жестоком преследовании всякого проявления недовольства существующим режимом, мешала установлению контактов между недовольными этим режимом. Куба в то время была местом, где сосредоточивалась значительная часть испанских войск, что, несомненно, удерживало многих от активных выступлений. Кроме того, пока шла война в США, многие запаслись терпением, надеясь, что победа Севера стимулирует Испанию на проведение реформ как в направлении отмены рабства, так и в направлении автономии острова. Политическую активность в среде кубинского населения могла проявлять более или менее открыто, да и то лишь в самой незначительной степени только верхушка кубинского общества — рабовладельцы и небольшой круг кубинской интеллигенции, как правило это были реформисты. Именно поэтому реформизм всплыл на поверхность и стал внешне доминирующим движением как в период гражданской войны в США, так и последующие два года.

Деятельность реформистов, вселявшая иллюзорные надежды на благоразумие и добрую волю испанского правительства и направленная на предотвращение быстрого и радикального решения вопроса о рабстве, мешала развитию действительно освободительного и аболиционистского движения на Кубе.

Апогей их деятельности относится к 1865—1866 гг. К этому времени сравнительно большая роль, которую выпало играть Испании в Западном полушарии в период гражданской войны в США, вновь стала уменьшаться. Северяне выиграли войну, Соединенные Штаты были вновь объединены. Перед Испанией во весь рост встала проблема защиты Кубы от возможных и неизбежных притязаний США. Соединенные Штаты, особенно после «реконструкции Юга», стали в первый ряд крупнейших и сильнейших стран мира, какой Испания перестала быть уже более двухсот лет назад. В борьбе с США за Кубу Испания могла рассчитывать только на англо-американские и франко-американские противоречия в Западном полушарии. Внутри Испании назревала революция (вспыхнувшая в 1868 г.). На Кубе росло недовольство. Новый генерал-капитан Доминго Дульсе стремился не давать повода к взрыву, а потому избегал ненужных жестокостей.

Сложившимся положением решили воспользоваться кубинские реформисты, чтобы реализовать те планы, которые возникли у них с началом гражданской войны в США. Они попытались склонить Испанию на уступки. В мае 1865 г. реформисты составили петицию, под которой стояло 24 тыс. подписей крупных собственников Кубы. В петиции они ходатайствовали перед бывшим генерал-капитаном Серрано, чтобы он поддержал перед правительством их программу реформ. Эта программа предусматривала: 1) ослабление со стороны Испании таможенных тягот; 2) запрещение работорговли; 3) политическое представительство в кортесах от свободного кубинского населения50.

Второй пункт программы был включен вовсе не из неприязни рабовладельцев к гнусной торговле людьми. Дело в том, что вопрос об отмене работорговли уже неоднократно в течение нескольких десятилетий поднимался частью кубинских рабовладельцев. Непрерывный привоз негров изменял пропорцию в соотношении белого и так называемого «цветного» населения острова. Рабовладельцы усматривали в этом угрозу для своего существования и время от времени поднимали голос против «африканизации» Кубы51. Этот пункт программы реформистов являлся косвенным выражением страха рабовладельцев перед возможным восстанием рабов, С другой стороны, включение этого пункта должно было служить демагогическим украшением программы.

Весной того же 1865 г. правительство Испании под непосредственным влиянием победы Севера и возросшей активности аболиционистов в самой метрополии52 направило в Гавану для обсуждения проект постепенной отмены рабства. Здесь и сказался весь классовый эгоизм кубинских рабовладельцев, в том числе и реформистов. Они стали умолять генерал-капитана не только не делать проект предметом обсуждения на Кубе, но и ни в коем случае не публиковать его53. Они боялись, что рабы, узнав о проекте и усмотрев в нем поддержку метрополией аболиционистов, не дожидаясь постепенной отмены рабства, сами сбросят гнетущее их иго. Поэтому, как и в других случаях, реформисты, выступив весной 1865 г. за изменение на Кубе колониального режима, не шли дальше очень умеренной агитации, не рискуя прогневить Испанию и вовлечь в движение рабов, а также других тружеников из среды свободного населения острова, которые могли пойти дальше, чем рабовладельцам того хотелось.

Обстоятельства, о которых мы говорили выше, осложнившие положение Испании в Западном полушарии, и в частности на Кубе, в условиях предреволюционной обстановки в метрополии, заставляли испанское правительство маневрировать. Таким маневром явилось издание 25 ноября 1865 г. декрета о создании «Информационной хунты». В состав хунты должны были войти представители, назначенные правительством, и представители наиболее состоятельных кубинцев. В ее задачу входило собрать ответы на поставленные правительством вопросы о желательных переменах в управлении Кубой54. Издавая декрет о хунте, правительство не брало на себя никаких обязательств и не давало никаких реальных обещаний. Кубинские реформисты в создании хунты усматривали первый шаг на пути осуществления их чаяний.

Первые трудности для реформистов возникли, казалось бы, неожиданно. Не без труда удалось склонить Сако к участию в работе хунты. Категорически отказался участвовать в работе хунты Хосе Л. Альфонсо — другой виднейший кубинский либерал. И в том и в другом случае все было закономерно. С одной стороны, поведение ветеранов борьбы за реформы на острове являлось выражением весьма обоснованного недоверия мадридским властям, а с другой — проявлением более или менее осознанного неверия в силу кастово замкнутой и нерешительной оппозиции реформистов колониальному режиму. Так или иначе, но декрет зажег луч надежды среди кубинцев, как показало время, — последний луч надежды на благоволение Испании, на способность реформистов добиться от нее уступок.

Во время работы Хунты стало очевидным, что испанское правительство не собирается что-либо предпринимать для блага кубинцев и что реформисты не пользуются у него никаким авторитетом. В то же время реформисты показали, что не желают поступиться малейшей частицей своих привилегий ради общих интересов страны. Кубинские реформисты отвергли проект, представленный в Информационную хунту пуэрториканцами: о немедленной отмене рабства (с возмещением или без него). Кубинские реформисты говорили о постепенной отмене рабства, да и то только в будущем.

Испанское правительство использовало свое участие в работе хунты в качестве отвлекающего маневра и для зондирования настроений кубинцев. Когда в Мадриде увидели, что реформисты по-прежнему больше всего на свете боятся затронуть вопрос о рабстве, то очень быстро поняли их полное бессилие. В то же время спокойно прошедший на Кубе 1866 год придал Испании уверенность в своих силах. 12 февраля 1867 г. в разгар работы хунты испанское правительство опубликовало декрет, прямо противоположный рекомендациям экономической комиссии хунты, введя на Кубе новый налог55, явившийся дополнительным бременем для кубинского населения в условиях тогдашнего мирового экономического кризиса. Новый генерал-капитан на острове приступил к осуществлению широкой кампании репрессий против кубинских патриотов. Такова была реакция Испании на робкие претензии реформистов.

Однако правильно поняв бессилие реформистов, Испания недооценила революционные возможности кубинского народа. Крушение надежд, связанных с созывом Информационной хунты, покончило с кубинским реформизмом56. Крах хунты, экономический кризис 1867 г., декрет о новом налоге, усилившиеся репрессии со стороны испанских властей не оставляли больше места для иллюзий57. Свободы можно было достигнуть только в вооруженной борьбе, только приняв меры к освобождению рабов. Теперь это стало ясно и для многих рабовладельцев. В октябре 1868 г. на Кубе вспыхнуло восстание против Испании, вылившееся в упорную десятилетнюю войну за независимость острова. В ходе войны началось освобождение рабов, а в результате этой войны освобождение рабов было завершено. В этом процессе огромную роль, как и в Соединенных Штатах, сыграло активное участие негров-рабов в общей борьбе кубинского народа за независимость родины.

* * *

Отмеченное В. И. Лениным прогрессивное и революционное значение гражданской войны в Соединенных Штатах Америки сказалось на их отношениях с Мексикой, а также на освободительном движении на Кубе.

В результате гражданской войны в США были сокрушены рабовладельцы Юга, ставившие своей непосредственной и ближайшей целью расчленение и уничтожение мексиканского государства.

Гражданская война в США, оказав влияние на рост аболиционистских настроений в Испании и на Кубе, не послужила тем не менее непосредственным толчком к развитию активного движения на острове, направленного против метрополии и рабства. Понадобилось еще три года жестоких испытаний, прежде чем вопрос об отмене рабства был наконец поставлен кубинскими патриотами, и двадцать лет, чтобы рабство на Кубе было окончательно уничтожено (1886 г.). Но гражданская война в США несомненно служила пробуждению у рабов веры в возможность добиться свободы, явилась для части рабовладельцев доказательством неизбежной и не очень далекой гибели рабства, оказала влияние на развитие идеи о необходимости сочетания борьбы за свободу острова с борьбой за освобождение рабов. Слияние этой борьбы в единый поток было важнейшей предпосылкой успешной войны против Испании.

В то же время гражданская война в США и принесенные ею результаты показывают со всей очевидностью ограниченность буржуазной революционности. Американская буржуазия боролась против невольничьего рабства ради господства рабства наемного. Она боролась против экспансии рабовладельцев ради того, чтобы ее место заняла экспансия капиталистов, Американская буржуазия не захотела и не смогла дать настоящей свободы неграм даже в рамках буржуазной демократии. Своекорыстие этой буржуазии в отношениях с другими государствами, обнаруживавшееся еще до войны 1861 —1865 гг., после этой войны приобрело гигантские размеры, вылившись вскоре в империалистическую политику финансового монополистического капитала. Соседние с США Мексика и Куба стали первыми жертвами этой политики.

• 1
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 15, стр. 342.
• 2
  Гадсден от имени США заключил договор с правительством Мексики о покупке территории в долине реки Джилы. При заключении договора Соединенные Штаты прибегали к шантажу и открытому давлению.
• 3
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 15, стр. 342.
• 4
  С. Fernandez MacGregor, El Istmo de Tehuantepec у Los Estados Unidos, Mexico, 1954, p. 101—220; A Carreno, La d’plomacia extraordinaria entre Mexico у los Estodas Unidos, t. 2, p. 191—226; Agustin Cue Canuvas, El Tretado McLane Ocampo, Mexico, 1956.
• 5
  J. Rippy, The United States and Mexico, New York, 1926, p. 232; F. Owsley, King Cotton Diplomacy, Chicago, 1931, p. 89—94.
• 6
  В январе 1862 г. правительству президента Дэвиса была подана офицером армии Конфедерации специальная докладная записка, в которой говорилось, в частности, следующее: «Мы должны иметь Сонору и Чиуауа… Имея Сонору и Чиуауа, мы получим Южную Нижнюю Калифорнию, а проведением железнодорожного пути к Гуаямас превратим наш штат Техас в величайший из мировых путей» (J. Rippy, указ. соч., стр. 231).
• 7
  J. Rippy, указ. соч., стр. 231—233; J. Callahan, American Foreign Policy in Mexican Relations, New York, 1932, p. 283—284; F. Owsley, указ. соч., стр. 95—105.
• 8
  О характере и целях интервенции см.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 15, статьи: «Мексиканская неразбериха», «Интервенция в Мексике», «Недопущение прений о Мексике и союз с Францией».
• 9
  J. Rippy, указ. соч., стр. 234—244; F. Owsley, указ. соч., стр. 119—145.
• 10
  Пиккет рекомендовал своему правительству принять участие в интервенции. Он писал: «Испанцы стали теперь нашими естественными союзниками, а вместе с ними мы можем овладеть Мексиканским заливом и осуществим раздел этой великолепной страны» (J. Rippy, указ. соч., стр. 233).
• 11
  Испанцы и англичане ушли из Мексики в апреле 1861 г. Этот уход fn.i I мызван разногласиями в лагере интервентов, в частности по вопросу » конечных целях интервенции.
• 12
  Присланный ими посланник не был принят Максимилианом и был отозван.
• 13
  J. Callahan, American Foreign Policy in Mexican Relations, p. 299-300
• 14
  См, Г. Паркс, История Мексики, M., 1949, стр. 241.
• 15
  J. Callahan, American Foreign Policy in Mexican Relations, p. 296.
• 16
  Правительство Хуареса вынуждено было, например, протестовать против снабжения французских войск мулами, повозками и другими необходимыми им предметами из портов Союза.
• 17
  После ухода французов империя Максимилиана пала, а он сам был взят в плен и расстрелян. Мексиканский народ, героически защищавший свою родину от интервентов, одержал победу в борьбе за ее независимость (подробнее см. А. Беленький, Разгром мексиканским народом иностранной интервенции. 1861—1867 гг., М., 1959).
• 18
  J. Callahan, American Foreign Policy in Mexican Relations, p. 297.
• 19
  Следует вспомнить, например, споры с Россией и Англией из-за северо-западного побережья Тихого океана в первой половине XIX в.; борьбу с Англией за Орегон, окончившуюся приобретением большой части этой территории; договор 1850 г. с Англией о постройке канала через Панамский перешеек; принуждение Японии подписать торговый договор и 1854 г. и другие факты.
• 20
  Напомним, например, о попытках США силой оружия закабалить Корею в 1866—1871 гг.
• 21
  См. М. Gill, Nuestros buenos vecinos Mexico, 1958, p. 109.
• 22
  См. R. Lorenzo, Sentido nacionalista del pensamiento de Saco, Habana, 1942, p. 37—39.
• 23
  Аболиционистская политика Англии диктовалась меньше всего соображениями гуманности. Будучи страной наиболее развитой в промышленном отношении, она стремилась использовать свои преимущества,борясь за свободу торговли и запрещение работорговли, что должно было ввести колонии других держав в сферу ее экономических интересов и подорвать, в частности, их конкурентоспособность в производстве тропических продуктов, осуществляемом в значительной мере рабами Кубы и Бразилии.
• 24
  По цензу 1841 г. на миллион жителей острова приходилось 536,5 тыс. негров.
• 25
  М. Bisbe, Movimientos anteriores а 1868, Habana, 1943, p. 18—19.
• 26
  F. Ortiz, Jose Antonio Saco у sus ideas cubanas, Habana, 1929, p. 103—106.
• 27
  Ch. Chapman, A History of the Cuban Republic, New York, 1927, p. 34—36.
• 28
  Guerra у Sanchez R., Manual de historia de Cuba, Habana, 1938, p. 463—464; F. Ortiz, указ. соч., стр. 106—115, 183—189.
• 29
  В одном из манифестов Хунты говорилось: «Свобода Кубы и ее полная независимость — единственная цель нашей борьбы…» И в другом месте:  «Члены Хунты все были аболиционистами…» (Portel Vilа H., Historia de Cuba en sus relaciones con los Estados Unidos у Espana, t. 2, Habana, 1939, p. 102, 103).
• 30
  Высший представитель власти на острове.
• 31
  С 1822 по 1844 г. Доминиканская республика была присоединена к Гаити. Позже со стороны Гаити делались неоднократные попытки вновь овладеть ею.
• 32
  J. Becker, Historia de las relaciones exteriores de Espana, t. 2, Madrid, 1924, p. 585; Owsley, указ. соч., гл. 8.
• 33
  J. Becker, указ. соч., стр. 591—592.
• 34
  Portel Vila, указ. соч., стр. 144.
• 35
  Там же, стр. 146.
• 36
  Там же, стр. 149. Серрано действительно старался сдержать свое обещание. Но пребывание его в правительстве было недолгим, обстоятельства же мало благоприятствовали выполнению этого обещания.
• 37
  Portel Vila, указ. соч., стр. 160.
• 38
  См. F. Lally, French Opposition to the Mexican Policy of the Second Empire, Baltimore, 1931.
• 39
  J. Callahan, Cuba and International Relations, Baltimore, 1899, p. 322— 323; 338—339.
• 40
  Portel Vila, указ. соч., стр. 157.
• 41
  Portel Vila, указ. соч., стр. 162.
• 42
  Там же, стр. 158.
• 43
  Porlel Vila, указ. соч., стр. 158—159.
• 44
  М. Малкин, Гражданская война в США и царская Россия, М.—Л., 1939.
• 45
  Portel Vila, указ. соч., стр. 170.
• 46
  См. Р. Иванов, Борьба негров за землю и свободу на юге США, М., 1958.
• 47
  Portel Vila, указ. соч., стр. 175—176; L. Horrego у Estuch, Sentido revolucionario del 68, Habana, 1945, p. 69.
• 48
  Она называлась «Informes sobre el proyecto de colonizacion africana у sobre derechos de los azitcares».
• 49
  Portel Vila, указ. соч., стр. 171.
• 50
  Guerra у Sanchez, указ. соч., стр. 567.
• 51
  М. Bisbe, указ. соч., стр. 18; F. Ortiz, указ. соч., стр. 73—77.
• 52
  По инициативе пуэрториканца Хулио Вискаррондо было создано «Испанское аболиционистское общество». Летом 1865 г. в Мадриде начала выходить газета «Аболиционист».
• 53
  Guerra у Sauchez, указ. соч., стр. 570—571; Horrego у Estuch, указ. соч., стр. 73—74.
• 54
  См. F. Ortiz, указ. соч., стр. 172.
• 55
  Е. Entralgo, La insurreccion de los dies anos, Habana, 1950, p. 5; Guerra у Sauchez, указ. соч., стр. 619; M. Bisbe, указ. соч., стр. 29—30.
• 56
  Реформисты еще остались, они существовали вплоть до 1898 г. Но это уже были верные холопы Испании, и кубинский народ не связывал с ними своих надежд. Он боролся против их соглашательства.
• 57
  Е. Pinegro, Morales Lemus у la revolucion de Cuba, Habana, 1939.