Письмо Н. П. Резанова И. И. Дмитриеву

С.-Петербург. Апреля дня 1803 года.

Любезный друг Иван Иванович! Вы несомненно уже известны, сколь много отягощена судьба моя. Так, почтенный друг мой, я лишился всего. Кончина жены моей, составлявшей все счастье, все блаженство дней моих, соделала для меня всю жизнь мою безотрадною. Примите, любезный друг, от меня то истинное почтение, которое всегда она к вам сохраняла. Оно было следствием достоинств ваших и искренней сё благодарности к дружеским вашим ко мне расположениям. Я и теперь, мой милый друг, пролил слезы и едва могу писать к вам. Шесть месяцев протекли уже для меня в сей горести, и я конца лучше не вижу, как вообще нам опеределенного. Двое милых мне детей, хотя некоторым образом и услаждают жизнь мою, но в тот самое время растравляют они сердечные мои раны, и я опытом дознал, что последнее чувство сильнее. Чужд сделавшись всего на свете, предавшись единой скорби своей, думал я взять отставку, думал,- занявшись воспитанием детей, посвятить чувствительности остатки дней моих, но и тут встретил препятствие. Государь вошел милостиво в положение мое, сперва советовал мне развеяться, наконец предложил мне путешествие; потом, доведя меня постепенна к согласию, объявил мне волю, чтоб принял я на себя посольство в Японию. Долго отказывался я от сего трудного подвига, милостивые его при всякой встрече со мною разговоры, наконец призыв меня к себе в кабинет и настоятельные убеждения его решили меня повиноваться. Я признался ему, что жизнь для меня, хотя тягостна, но нужна еще для детей моих; многие обещал мне милости, но я просил не унижать подвига моего награждениями, которые один успех мне только обещать может, и разговор наш кончился так, что и царь и поданный расстались спокойные. Он дал слово покровительствовать сирот моих, а я подтвердил ему, что каждой час готов ему жертвовать жизнью. Вот, любезный друг, что случилось со мною. Теперь готовлюсь к походу. Два корабля купеческих, купленных в Лондоне, отдаются в мое начальство. Они снабдены приличным экипажем; в миссию со мною назначаются гвардии офицеры, а вообще для путешествия — ученая экспедиция. Путь мой из Кронштадта в Портсмут, оттуда в Тенериф, потом в Бразилию и, обойдя Кап-Горн, в Вальпарезо, оттуда в Сандвичевы острова, наконец в Японию и на 1805 год зимовать в Камчатку; оттуда пойду в Уналашку, в Кадьяк, в Принц-Виллиам-Зунд и спущусь к Ноотке, от которой возвращусь в Кадьяк, и, нагрузясь товарами, пойду в Кантон, в Филиппинские острова; надеюсь побывать в Батавиии и на Малаборском берегу, в Калькутте и обозреть состояние Батавской и Английской Индийских компаний, возвращаться буду кругом мыса Доброй Надежды.

Предмет моего путешествия относится более до торговли; я должен произвести все возможные опыты, ибо одно из двух судов, со мною назначенных, принадлежит компании. В Америке должен я также образовать край тот, сколько позволят мне и время и малые мои способности. Я везу туда семена наук и художеств; со мною посылают обе Академии книги и картины, также и многие частные люди посылают кто книги, кто бюст, кто эстамп, кто картину, кто творения свои, и я желал бы, чтобы имя Русского Лафонтена украсило Американский музеум. Пришли, любезный друг, творения свои при письме, которое положу я там в ковчег, сохраняющий потомству память первых попечителей о просвещении края того. Я прошу вас, как друга, не лишать меня сего удовольствия. Сделайте также чувствительное одолжение, постарайтесь убедить к таковому же подвигу великих мужей века нашего, в Москве пребывание имеющих. Я не именую их для того, что они слишком громки; знаю и то, что сие не прибавит им славы; но, кажется мне, что приятно им будет, ежели потомство новых народов возбудится к ним, равно с нами, почтением и благодарностию. Да простят они энтузиазму человека, посвятившего жизнь свою на единую пользу Отечества. Я еду июня 1-го; ожидаю приятного ответа вашего и продолжения дружбы вашей, всегда для меня лестной. Прощай, любезный друг, будь здоров и благополучен; когда подрастут дети мои, и ты с ними встретишься, скажи им, что знаешь об отце их и матери, помоги советами своими, чтоб были они добрые люди и верные сыны Отечества, для которого ими отец их пожертвовал. Сего единого просить от дружбы твоей, преданный и душою тебя чтущий Резанов.

P. S. Державин прислал мне сочинения свои в Кадьякскую библиотеку. Не согласится ли кто из москвичей прислать что-нибудь, чтоб увековечить имя свое? Распусти, любезный друг, слух сей. Все безделки вообще составят знатное собрание. Поговорите университетским.

Адрес мой — в Преображенском полку, камергеру Резанову в собственном доме. Я надел придворный кафтан, только не для экосесов.