Формирование в американском обществе мифологизированного образа войны США с Испанией 1898 г.

Л. В. Байбакова
Образ войны как продукта исторической памяти, как правило, создается на основе не только личных писем и воспоминаний, но и средств массовой информации. Однако вопрос об эмоциональной информации в сравнении с рациональным восприятием противоречивой информации все еще остается открытым. Во время испано-американской войны 1898 года, несмотря на обилие документальных материалов, поток сенсационной информации, шокирующей и будоражащей чувства простых людей, оказал решающее влияние на умы современников. Особенно заметными были публикации “желтой” прессы, будоражившие воображение широких слоев читателей скандальными новостями, регулярно появлявшимися на страницах ”Нью-Йорк Джорнал“ и "Нью-Йорк Уорлд”, принадлежащих У. Херсту и Дж. Пулитцеру. Они изображали испанцев жестокими и кровожадными убийцами, которые совершили множество зверств над кубинскими повстанцами и мирными жителями. С помощью таких периодических изданий был создан устойчивый мифологизированный образ испано-американской войны, выражающийся прежде всего в эмоционально негативном образе “врага”, с одной стороны, а с другой - в чрезмерном прославлении героических деяний американских военачальников и простых солдат.

Испано-американская война благодаря образному выражению госсекретаря Дж. Хэя вошла в историю в качестве «блестящей маленькой войны». Ее итогом стали первые территориальные приобретения США (Гуам, Пуэрто-Рико, Филиппины и формально независимая Куба, превращенная в американский протекторат). Быстротечность и результативность испано-американской войны обусловили формирование в американском обществе идеологемы о профессионализме и высокой боеспособности собственных вооруженных сил. В массовом сознании окончательно утвердился образ мировой державы, «обладающей сильной армией, готовой в каждую данную минуту поддержать оружием требования правительства Соединенных Штатов»1. Американцы восторгались «блистательными» подвигами своих воинов и сравнивали уничтожение испанской эскадры с Наваринским сражением, а блокаду Сантьяго-де-Куба — с осадой Севастополя. Они без меры расхваливали полководческий талант военачальников, объявив командующего экспедиционным корпусом на Кубе генерала-майора У. Шафтера лучшим полководцем, а Дж. Дьюи, потопившего испанскую армаду в Манильской бухте, флотоводцем всех времен и народов.

Вместе с тем, если посмотреть на донесения царских дипломатов, хранящихся в Архиве внешней политики Российской империи, то в них содержится иная оценка боеспособности американской армии: достигнутые ею победы большей частью не являлись показателем высокой способности к боевым действиям, а скорее свидетельствовали о слабости противника. Объектом критики современников являлась главным образом неэффективность организационной структуры армии США, основанной на принципе добровольчества2. Если накануне испано-американской войны численность регулярных войск не превышала 28 тыс., то в течение трех месяцев, отведенных ей историей, она многократно выросла, достигнув 275 тыс. чел. Это означало, что в составе вооруженных сил преобладали непрофессиональные воинские формирования, представленные, с одной стороны, местной милицией (volunteer army of the United States), а с другой — волонтерами (United States volunteers). Военное министерство было не в состоянии обеспечить их оружием, обмундированием и продовольствием, не говоря уже об обустройстве жилья и оказании медицинской помощи. Новобранцев отличала слабая боевая подготовка и воинская дисциплина, поэтому для их обучения была создана сеть учебно-тренировочных лагерей. Царившая в них антисанитария привела к тому, что, находясь далеко от фронта, десятки тысяч призывников не только болели, но и умирали из-за начавшейся эпидемии тифа.

Окончательный вердикт правительственной инспекции, вынесенный к началу июня, был неутешителен — «войска… не подготовлены к военным действиям, они не имеют достаточного вооружения, продовольствия и военной выправки», их нужно еще, как минимум, в течение 4—5 месяцев учить военному делу3. Тем не менее спустя несколько недель экспедиционный корпус был сформирован и отправлен на Кубу. Правда, главные сражения проходили на море, где превосходство американского военно-морского флота было бесспорным, как количеством, так и качеством судов и артиллерией. Но сухопутных операций избежать не удалось, при этом несмотря на помощь повстанцев американцы долго не могли сломить сопротивление противника на Кубе и Филиппинах. Злую шутку с ними сыграли природные условия Вест-Индии, где боевые действия велись при изнуряющей жаре, которая в сочетании с обильными дождями способствовала всплеску инфекционных заболеваний. В итоге на поле боя погибло во много раз меньше солдат, чем на больничной койке (убитыми оказалось 514 чел., а от разных болезней — почти в десять раз больше). В этих условиях высший генералитет подписал 31 июля коллективное обращение к правительству, в котором указал, что армейский корпус неспособен больше воевать, поэтому его надо срочно вернуть домой4. По иронии судьбы критическую ситуацию спасла Испания, запросившая ранее мира.

И здесь возникает закономерный вопрос: как в американском обществе при подобном плачевном состоянии армии мог возникнуть образ победоносной войны? Напомним, что любой образ, как продукт исторической памяти, является категорией культурологической, где прямая передача исторических знаний очевидцами событий часто отходит на задний план, а подавляющая часть населения получает информацию из печати, являвшейся на рубеже ХIХ-ХХ вв. единственным каналом массовой коммуникации. В основе манипулирования общественным мнением лежало, прежде всего, формирование СМИ эмоционально-негативного восприятия врага в лице Испании. Освещение военного конфликта под подобным углом становилось важнее всего происходящего в реальности, а субъективная интерпретация событий — важнее самих событий. Тем самым первичная информация, вбрасываемая в общество средствами массовой информации, заведомо искажалась, поскольку главным в контроле за масс-медийным пространством становился «чрезмерный акцент на негатив»5. Навязывание читающей аудитории особой информационной повестки дня осуществлялось путем четкого вербального отбора слов, используемых для нагнетания анти-испанской истерии. Так, генерал-капитан Кубы В. Вейлер изображался исключительно кровожадным «монстром» и «гиеной» в образе человеческом, а если в газетной статье фигурировало прозвище «мясник», всем было ясно, о ком идет речь.

Конструирование образа врага посредством пропаганды в средствах массовой информации осуществлялось следующим образом: сначала рождался набор стандартных клише и штампов, затем на их базе складывались определенные мыслительные стереотипы, призванные возбуждать неприязненные чувства американцев к старой колониальной империи, владевшей рядом островов в Карибском бассейне. После этого навязанный общественности дискурс переходил в новую фазу, предполагавшую постановку вопроса о дальнейших действиях правительства по нейтрализации «врага», при этом не исключалась возможность применения военной силы в отношении Испании.

Так, испанская монархия изображалась на страницах «Северо-Американского обозрения» в виде отсталой в экономическом отношении державы, которой следовало заниматься, прежде всего, приведением в надлежащее состояние «собственных полей, дорог и каналов, а не тратить энергию на иноземное владычество»6. В общественном мнении усиленно насаждалась мысль о том, что испанцы воюют с беззащитным гражданским населением, стремящимся к освобождению от «всех многообразных форм угнетения, калечащих жизнь людей, препятствующих развитию промышленности и ведущих к обнищанию народа…»7. В противовес колонизаторам кубинские повстанцы позиционировались в качестве патриотов, героически защищавших родину от многовекового испанского ига и высоко ценивших «симпатию и справедливость американцев»8. Вывод из подобных публикаций напрашивался сам собой: США небезразлична судьба порабощенных европейцами народов Латинской Америки, поэтому необходимо дать отпор одряхлевшей испанской империи, беззастенчиво нарушавшей общепризнанные во всем мире права человека.

Насаждение национализма в американском обществе осуществлялось посредством газетных репортажей о «зверствах», допускавшихся испанцами в отношении местного населения. Большая их часть касалась созданных на Кубе концентрационных «лагерей смерти». Дело в том, что в попытке отсечь повстанцев от помощи сельского населения власти острова сгоняли крестьян в города, а оставшиеся после их выселения продовольственные и иные ресурсы (лошади, скот, пустые дома и проч.) уничтожались. В ходе организации районов концентрации из собственных домов были насильственно выселены тысячи кубинцев. Отсутствие приемлемых жилищных условий, голод (в день выдавалось по 500 гр. мяса, риса и 20 гр. соли на душу), лишения и всевозможные болезни привели, по оценке американских официальных лиц, к гибели не менее 300 тыс. переселенцев-«реконсентрадос»9. Именно об их печальной участи свидетельствовал ряд таких экспрессивно-окрашенных заголовков статей, как «Подлинные истории о голоде и страданиях обездоленных», «Ужасная участь божьих созданий», «Сошествие в ад: голод младенцев» и т. д.10 Поток разоблачительных публикаций возымел действие: в конце 1897 г. «мясник» Вейлер был отправлен в отставку, а пост генерал-капитана Кубы занял умудренный опытом генерал Р. Бланко.

Война с Испанией первоначально не входила в планы Белого дома, хотя в отечественной историографии господствует точка зрения о том, что президент У. Маккинли последовательно вел дело к вооруженному столкновению с Испанией11. На самом деле, понимая неподготовленность американской армии к длительным военным действиям, он первоначально стремился решить кубинский вопрос политическим путем. К осени 1897 г., когда стало ясно, что европейские страны не будут препятствовать США в ее экспансионистских замыслах, Испания пошла на уступки, включая предоставление Кубе автономии. Однако повстанцы отказались идти на компромисс. Их несговорчивость обусловила изменение позиции Белого дома, опасавшегося, что Куба без помощи США способна сама одержать победу над метрополией.

Впервые о возможности применения чрезвычайных мер президент намекнул в декабре 1897 г. в ежегодном послании конгрессу, указав, что правительство, стремясь покончить с кубинским кризисом, исчерпало все средства, кроме аннексии, интервенции и признания независимости острова. Однако аннексия была им отвергнута как «преступная» акция, признание Кубы воюющей стороной якобы противоречило нормам международного права, поэтому предпочтение, исходя из якобы гуманных соображений, было отдано интервенции на стороне воюющих повстанцев. «Ближайшее будущее покажет, — заявил Маккинли, — может ли быть осуществлен правовой порядок, столь необходимый для Испании, Кубы и для наших интересов. Если нет, то тогда Соединенным Штатам придется, так или иначе, действовать»12.

Большой политической игре, развязанной Белым домом, активно содействовала так называемая «желтая» пресса, издания которой, не брезгуя откровенной ложью и сфабрикованными документами, специализировались на сплетнях, слухах и скандалах. Особенно эпатировали воображение рядового обывателя сенсационные репортажи на страницах газет «New York Journal» и «New York World», владельцами которых являлись Уильям Херст и Джозеф Пулицер. В них испанские военные изображались жестокими и кровожадными убийцами, совершавшими бесчисленное количество актов насилия в отношении гражданского населения Кубы, преимущественно женщин, стариков и детей.

The Spanish Brute adds Mutilation to Murder

The Spanish Brute adds Mutilation to Murder

Источник: ''Judge'', July 9th, 1898

Первые скандальные разоблачения зверств испанского режима, появившиеся в херстовском журнале, касались причин смерти в феврале 1897 г. американца кубинского происхождения Р. Руиса. Во время десятилетней войны он бежал в США, получил американское гражданство, а затем с семьей добровольно вернулся на родину, где был арестован. После двухнедельного одиночного заключения в тюремной камере абсолютно здоровый человек был найден мертвым13. На следующий день после его загадочной гибели статья под заголовком «Смерть американца в испанской тюрьме» дала пищу для самых невероятных версий, мотивировавших запредельную жестокость местных властей. Один из возможных ответов на вопрос о том, что нужно делать правительству США в такой ситуации, содержался в передовице «New York World». В ней безапелляционно заявлялось, что «если окажется правдой, что испанцы убили Руиса в кубинской тюрьме, то национальное самоуважение, а также национальная честь требуют объявления правительством США войны Испании…. Война — это ужасная вещь, но есть вещи еще более страшные, чем война, одна из них — бесчестие»14.

Примечательно, что отправленные на Кубу журналисты не нашли подтверждения многим фактам, которые постоянно муссировались на страницах газет, поэтому штатный художник Ф. Ремингтон, посланный в Гавану для рисунков с натуры, телеграфировал Херсту: «Все спокойно… Здесь нет никакой войны. Я хотел бы вернуться». Знаменитый ответ издателя гласил: «Пожалуйста, оставайтесь. Обеспечьте мне репортажи. Я обеспечу войну»15. Наличие данной переписки ныне ставится под сомнение, несмотря на то, что современники традиционно называли испано-американскую войну «войной мистера Херста», отмечая тем самым способность прессы играть существенную роль в формировании общественного мнения. Этой точки зрения придерживается большая часть современной американской литературы, считающей войну США с Испанией «первой масс-медийной» войной, в которой таблоиды посредством нагнетания анти-испанской истерии облегчили правящей элите принятие решения о начале военных действий16.

Spaniards Search Women on American Steamers 1898

Spaniards Search Women on American Steamers 1898

Источник: New York Journal, 12 February 1897

В основе популярности «желтой» прессы лежали сенсационные разоблачения преступной деятельности испанской администрации на Кубе. Одним из ее наглядных образчиков стал широко обсуждаемый в американском обществе инцидент, происшедший в феврале 1897 г. в порту Гаваны перед отправкой в Нью-Йорк американского парохода «Оливетти». В ходе досмотра пассажиров испанские таможенники не только грубо обыскали, но и заставили догола раздеться 3-х кубинок, подозреваемых в перевозке донесений повстанцев. Случайно оказавшийся среди пассажиров херстовский журналист Р. Дэвис, красочно описав массу деталей инцидента, озаглавил свою статью риторическим вопросом «Защищает ли женщин наш американский флаг?»17. Статья была проиллюстрирована рисунком художника Ремингтона, изобразившего служащих таможни, срывавших одежду с молодой девушки.

Подобный сенсационный материал был оперативно перепечатан во многих американских газетах. «Долго ли еще, — вопрошала, в частности, передовица “New York World”, — женщин, путешествующих на судах, которые плавают под американским флагом, будут захватывать, раздевать и обыскивать грубые, глумящиеся над ними испанские офицеры, нарушая нормы международного права..»18. И хотя кубинки после прибытия в Нью-Йорк опровергли эту информацию, очередная пропагандистская утка о «зверствах» испанских властей получила дополнительное подтверждение.

Много шума в американском обществе наделали репортажи «New York Journal» о чудесном спасении из рук кровавого испанского режима 18-летней Э. Сиснерос, племянницы президента кубинской республики. Редакцией газеты для ее освобождения из тюрьмы был не только инициирован сбор подписей читателей, но и послан на помощь опытный журналист К. Деккер. Прибытие в Америку «кубинской Жанны д’Арк» в октябре 1897 г. широко освещалось в серии репортажей под общим названием «Эванджелина вступила на землю свободы!»19.

Следующим этапом нагнетания общенациональной истерии стало обнародование 9 февраля 1898 г. газетой «New York Journal» текста перехваченного кубинскими повстанцами частного письма Э. де Ломе, испанского посла в Вашингтоне. В нем карьерный дипломат критически отзывался о президенте Маккинли. Он назвал его «слабым и низкого пошиба политиком, потакающим всякому сброду»20. Передовица, выражая возмущение американцев столь уничижительной оценкой высокопоставленного государственного деятеля, была озаглавлена «Самое большое оскорбление в истории правительства Соединенных Штатов»21. Мадрид немедленно отозвал посла, но нормализация двусторонних отношений резко осложнилась из-за общего негативного настроя американцев в отношении Испании.

Вскоре «желтой» прессе представилась новая благодатная тема, связанная с происшедшим на американском броненосце «Мэн» взрыве, унесшем жизнь 260 моряков. 17 февраля в газете «New York World» была напечатана статья с риторическим вопросом «Был ли взрыв на судне причинен бомбой или торпедой?»22. В ответ передовица «New York Journal» категорично заявила, что «уничтожение военного корабля — это дело рук врага». Она поместила под заголовком огромный рисунок, на котором был изображен сам корабль с минами под днищем, соединенными проводами с испанской крепостью на берегу. Там же были приведены мнения, как заместителя военного министра Т. Рузвельта, категорично заявившего, что он не считает взрыв на корабле несчастным случаем, так и ряда морских офицеров, убежденных в том, что без испанской мины здесь не обошлось. В этой связи редакция газеты объявила о премии в 50 тыс. долл. для очевидцев, способных пролить свет на причины гибели моряков23. Между тем специалисты отмечали, что «характер повреждений указывает на внутренний взрыв» (что позднее подтвердили официальные лица)24, но общественное мнение однозначно обвинило испанцев в диверсии. Лозунг «Помни “Мэн”, а испанцев послать ко всем чертям» зазвучал по всей стране.

Spanish Treachery!

Spanish Treachery!

Источник: New York Journal. 1898. February 16


Агрессивная общественная истерия, инспирированная «желтой» прессой, требовала от правительства принятия решительных мер. Под давлением объективных обстоятельств Маккинли направил 11 апреля 1898 г. послание конгрессу, в котором заявил о невозможности урегулирования испано-кубинского конфликта мирным путем. По его мнению, соображения гуманности вынуждали США начать интервенцию, чтобы сдерживать силой оружия противоборство как испанцев, так и кубинцев.

Вышедший 17 апреля экстренный выпуск «New York Journal» с заголовком «Война? Конечно!» отражал охвативший американское общество дух шовинизма и пришелся весьма кстати для законодателей обеих палат конгресса. Принятая ими неделей позже резолюция в поддержку военного вмешательства явилась основанием для объявления Испании войны.

Якобы благородный повод, приведший к началу боевых действий между США и Испанией, обусловил формирование архетипа преувеличенной героизации действий солдат и офицеров американской армии. В этой связи мощным художественным средством мифологизации войны стал делающий первые шаги кинематограф. Уже в самом ее начале был создан короткометражный фильм, длившийся 90 секунд, с пафосным названием «Надругательство над испанским флагом». Его сюжет, лишенный какой-либо интриги, носил символический характер: камера фокусировала внимание зрителя только на эпизоде срывания испанского флага и замене его американским звездно-полосатым стягом. Показ фильма вызвал бурный восторг публики, послужив стимулом для создания целой серии подобных короткометражных лент. В них не только прославлялся полководческий талант военачальников и ратный подвиг рядовых, но и расхваливалось новейшее вооружение, которым постепенно оснащалась армия25. Патриотическая кинопропаганда была направлена на формирование образа военной мощи США и представлений о ее быстрой и неизбежной победе над противником.

Созданный средствами массовой информации образ страны-победительницы во многом не соответствовал исторической правде, так как о промахах командования и неудачах военных на фронтах войны мало кто знал, а успехи военно-морского флота в сражениях скрадывали низкую боеспособность сухопутных сил США. Таким образом, ставшая предметом гордости многих американцев испано-американская война, возвращаясь к словам госсекретаря Хэя, оказалась действительно «маленькой», но ни в коем случае не «победоносной» войной.

Примечания