Армия США во время испано-американской войны 1898 года (По донесениям российских дипломатов)

В общественном мнении США с давних пор утвердилось представление о боеспособности американской армии, на счету которой одни победы. При этом зачастую не учитывалось, что их победоносный результат объяснялся, с одной стороны, отсутствием сильного противника среди сопредельных государств, отличавшихся более низким уровнем развития, а с другой - ограниченностью самих масштабов вооруженных столкновений. В этой связи особый интерес представляют донесения царских дипломатов из Архива внешней политики Российской империи (АВГГРИ), которые свидетельствуют, что достигнутые американской армией победы не всегда могут считаться показателем высокой боеспособности армии, а скорее свидетельствуют об ином - о слабости противника.

В общественном мнении США с давних пор утвердилось представление о боеспособности американской армии, на счету которой одни победы. Укоренению этого стереотипа в массовом сознании способствовали успешные операции, которые вооруженные силы США вели на протяжении всего XIX в. При этом зачастую не учитывалось, что их победоносный результат объяснялся, с одной стороны, отсутствием сильного противника среди сопредельных государств, отличавшихся более низким уровнем развития, а с другой — ограниченностью самих масштабов вооруженных столкновений.

Убедительным подтверждением стихийно возникшей идеологемы о высокой боеспособности вооруженных сил стала быстротечная испано-американская война 1898 г. В ходе ее американские войска за 10 недель разгромили армию Испании, которой пришлось отказаться в пользу заокеанского соседа от ряда колоний. С тех пор в массовом сознании окончательно утвердился образ мировой державы, «обладающей сильной армией, готовой в каждую данную минуту поддержать оружием требования правительства Соединенных Штатов». Американцы, восторгаясь «блистательными подвигами» своих воинов, сравнивали «уничтожение эскадры адмирала П. Серверы с Наваринской битвой и осаду Сант-Яго с осадой Севастополя»1. Они на все лады расхваливали полководческий талант военачальников, объявив лучшим из них генерал-майора У. Шафтера, командовавшего экспедиционным корпусом на Кубе, а флотоводцем всех времен и народов — коммодора Дж. Дьюи, чья эскадра потопила 1 мая 1898 г. испанскую армаду в Манильской бухте. Сама же испано-американская война, благодаря образному выражению государственного секретаря Дж. Хэя, вошла в историю под названием «блестящей маленькой войны»2.

Однако перед правящими кругами зарубежных государств, естественно, возникал вопрос об истинном состоянии дел в американской армии, ибо от уровня ее боеготовности зависела в значительной степени выработка стратегии внешнеполитического курса в отношении США. В этой связи особый интерес представляют донесения царских дипломатов из Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), которые свидетельствуют, что достигнутые американской армией победы не всегда могут считаться показателем высокой боеспособности армии, а скорее свидетельствуют об ином — о слабости противника.

Долгое время внимание отечественных ученых уделялось преимущественно дипломатической истории испано-американской войны и ее международным последствиям3.

В последнее десятилетие их интерес сместился в сторону более развернутого описания боевых действий американской армии на суше и море4. По сравнению с российской литературой в историографии США, которая отличается большей многосторонностью исследовательских направлений, ход и итоги изучения «испано-американо-кубино-филиппинской войны», как ее часто называют американские ученые, систематизированы по аспектам изучаемых явлений: международному (борьба США за рынки сбыта и источники сырья), региональному (борьба США за доминирование в западном полушарии) и национальному (внутриполитический фактор как первопричина войны)5. Только в последние десятилетия вопрос о боеспособности вооруженных сил США на пороге XX в. стал предметом специального изучения. В трудах ученых, освещающих эту проблему, на конкретном материале показана неподготовленность американских сухопутных сил к ведению крупномасштабных военных действий6.

Как известно, любой образ является категорией культурологической, в нем концентрируются складывавшиеся на протяжении длительного времени стереотипы исторической памяти. Самоизоляция США в западном полушарии, определявшаяся доктриной Монро, до известной степени способствовала устойчивости господствовавших представлений об исключительности американской нации. В частности, сами американцы, абсолютизируя успехи индустриальной модернизации, осуществленной в кратчайшие сроки (на протяжении жизни одного поколения), уверяли весь мир, что их страна — «рай, где поистине царит изобилие»7.

С иных позиций подходили к оценке американского опыта европейцы, смотревшие на заокеанскую республику сквозь призму своего богатейшего международного, политического и культурного опыта. Для них США оставались провинциальной державой с обширными естественными ресурсами. В частности, российская пресса мало интересовалась американской жизнью, а путешественники редко посещали «забытый богом» уголок, интересуясь преимущественно преобразованием внешнего облика страны. Тем не менее военное ведомство России стремилось отслеживать состояние боевой готовности вооруженных сил США, поэтому изредка направляло в Вашингтон наблюдателей. До сих пор не потеряли значимости написанные по горячим следам записки полковников Я. Г. Жилинского и Н. С. Ермолова, аккредитованных при испанских и американских войсках во время испано-американской войны8. Однако больше всего сведений о жизни за рубежом, в частности в США, поступало по дипломатическим каналам, чьи материалы и определяли политику царского правительства в отношении США.

Пока геополитические интересы США распространялись на американский континент и «задворки» Европы, великие державы всерьез не воспринимали угроз, исходивших от Америки. Однако стоило ее армии разгромить противника в ходе испано-американской войны, отношение к Вашингтону изменилось. Европейские правительства потребовали от своих дипломатических представительств в Новом Свете взвешенно подойти к анализу военного потенциала США и боеспособности их армии. Они хотели получить четкий ответ на вопрос о том, сможет ли в перспективе вчерашний аутсайдер стать их соперником в борьбе за рынки сбыта и колонии. В частности, перед царскими дипломатами была поставлена задача «составить себе верное понятие о том, что стоит в действительности храбрая, но еще очень юная армия Соединенных Штатов»9.

Сбор данных о состоянии вооруженных сил был возложен на сотрудников посольства России в Вашингтоне. Его возглавил приступивший к службе в самый разгар войны царский посол А. П. Кассини, который во многом переложил груз возложенной на него миссии на плечи первого секретаря Г. А. де Воллана. Чрезвычайно информативный характер носили сведения, поступавшие от консула в Нью-Йорке В. А. Теплова. Несмотря на различия в восприятии тех или иных событий, они единодушно признавали, что последствия испано-американской войны, «столь необычной как по своим неожиданным перипетиям, так и по результатам, в сущности, более блестящим, чем действительным»10, заслуживают пристального внимания. Конечно, степень осведомленности и квалификации российских дипломатов, писавших о многих аспектах испано-американской войны, была разной, но в целом их оценки можно рассматривать как объективный взгляд со стороны, позволяющий всесторонне и реалистично оценить боевой опыт США.

Объектом критического анализа российских дипломатов оказались прежде всего сухопутные силы Америки, а ВМФ вызывал у них восторженные отзывы, что являлось признанием одного из весомых результатов начавшейся в 1880-х годах модернизации армии. Для «нового флота», нацеленного на завоевание господства на море, строились эскадренные броненосцы, которых не было ни в одной стране мира: калибр их орудий на дюйм превышал аналогичный показатель судов европейских держав (203-мм против 152-мм), поэтому бой с противником длился считанные минуты.

В 1883 г. конгресс выделил ассигнования на строительство крейсеров «Атланта», «Бостон» и «Чикаго», оснащенных скорострельными пушками. Спустя десятилетие появились броненосные крейсеры, оборудованные по последнему слову техники: речь шла о гарвеезированной броне, бездымном порохе, крупнокалиберных орудиях, усовершенствованной системе непотопляемости и т.д. Накануне испано-американской войны ВМФ США состоял в основном из кораблей нового поколения — 5 броненосцев, 2 бронированных крейсеров, 6 мониторов, 12 бронепалубных крейсеров, 18 канонерских лодок, 1 динамитном крейсере, 11 торпедных катеров, а также предназначенных для рейдерской службы 3 малых крейсеров. В служебно-вспомогательных целях использовались 28 яхт, 27 буксиров, 19 грузовых кораблей, 15 кораблей береговой охраны, 11 легких и 19 прочих судов. Численность личного состава флота ограничивалась 24 тыс. чел.11

Испанский флот был значительно больше, но для морских операций пригодными оказались только 1 броненосец, 7 крейсеров и 6 миноносцев, а остальные корабли предназначались для действий в прибрежных водах. По признанию адмирала П. Серверы, начавшееся в Испании обновление флота было далеко от завершения, поэтому в его распоряжении находились канонерские лодки с невысокой скоростью и орудиями среднего калибра. В современной отечественной литературе опровергается господствовавшая ранее точка зрения о наличии в составе испанского флота исключительно устаревших кораблей. Более того, утверждается, что накануне войны он пополнился малыми бронепалубными крейсерами типа «Isla de Cuba», но их было мало12. Сам Сервера считал, что не стоит «обманывать себя» относительно мощи испанского флота, уступавшего противнику по конструктивному качеству и техническому оснащению кораблей. Он указывал, что устаревшее оборудование артиллерии было как минимум в 2,5 раза слабее противника «по причине дурной системы затворов и худого качества имеющихся патронных гильз»13. Фактически два броненосца «Олимпия» и «Балтимор», являвшиеся флагманами тихоокеанской эскадры США, были намного сильнее всех испанских кораблей, вместе взятых.

Испано-американская война разворачивалась главным образом у побережья Кубы и Филиппин, где «превосходство американской эскадры пред испанскою было бесспорно, как количеством, так и качеством судов и главным образом артиллерией»14. Первая из решающих битв произошла 1 мая на рейде Манилы, где тихоокеанская эскадра Дж. Дьюи потопила армаду испанских кораблей. Затем 3 июля в гавани Сантьяго-де-Куба американская флотилия полностью уничтожила ВМФ Испании, взяв в плен адмирала Сервера.

Победа США над Испанией была предрешена на море, но сухопутных операций избежать не удалось. Если американский десант занимал города Филиппин и Пуэрто-Рико «среди оваций и при криках «Да здравствуют американцы!»»15, то на Кубе, несмотря на помощь повстанцев, они долго не могли сломить сопротивление противника. По отзывам российских дипломатов, «испанские орудия действовали с меткостью изумительною, а солдаты защищали с величайшим ожесточением каждый вершок своих позиций, являя пример храбрости исключительной»16. Например, 1 июля 1898 г. отряд под руководством генерала А. Линареса в битве за Сан-Хуанские высоты нанес поражение американским войскам, потерявшим 200 человек убитыми и 1200 ранеными. Только десятикратное увеличение боевой мощи позволило десанту прорвать заслон испанцев и одержать победу над неприятелем.

В настоящее время дается более сдержанная оценка боеспособности армии США в ходе испано-американской войны. Главный вывод американских исследователей един: сухопутные войска, в отличие от флота, не были организационно и технически готовы к войне. По мнению бригадного генерала Г. Нельсона, «патриотически настроенные добровольцы в великом множестве могли пополнить ряды армии, но не преодолеть фундаментальные ошибки в комплектовании штаба личным составом, качестве планирования и материально техническом обеспечении войск»17. Многие из «монументальных промахов» в ведении войны были также отмечены в донесениях российских дипломатов18, поэтому остановимся на них поподробнее.

НЕЭФФЕКТИВНОСТЬ ОРГАНИЗАЦИОННОЙ СТРУКТУРЫ АРМИИ США

Главным объектом критики российских дипломатов являлась неэффективность организационной структуры американской армии. В отличие от европейских стран, где действовала всеобщая воинская повинность, в США издавна существовала небольшая регулярная армия, которая в военное время пополнялась отрядами добровольцев. Подобная система комплектования вооруженных сил была создана в ходе войны за независимость конца XVIII в., когда боевые действия против метрополии велись континентальной армией совместно с ополченцами. «Отцы-основатели» считали, что только вооруженный народ способен обеспечить безопасность страны, а существование регулярной армии, являвшейся инструментом тирании, представляет угрозу демократии. Инициированная ими вторая поправка к Конституции США гласила о «праве народа хранить и носить оружие».

Накануне испано-американской войны численность регулярных войск не превышала 28 тыс. чел., из которых чуть более 25 тыс. составляли рядовые, а в офицерском корпусе насчитывалось немногим более 2 тыс. чел. Их главным предназначением являлась борьба с индейцами и разгон забастовок в городах. Не обученная сражаться в обычном бою, американская армия была не готова воевать на равных с хорошо обученной европейской армией. Правда, весной 1898 г. от имени правительства председатель комитета по военным делам А. Халл (Огайо) внес в конгресс законопроект об увеличении почти в 4 раза регулярной армии (до 104 тыс. чел.). Однако оппозиция его не поддержала, заявив о важности сохранения в интересах нации добровольческих формирований, подкрепленных профессиональной армией. По ее мнению, «регулярные войска в мирное время представляют угрозу свободе граждан, а во время войны их численность всё равно является недостаточной, чтобы успешно сражаться с первоклассными армиями мировых держав»19.

В этой связи показательно, что первые акты конгресса о военной мобилизации касались исключительно добровольцев как главного источника пополнения вооруженных сил. 22 апреля 1898 г. было принято два закона «О временном увеличении численности вооруженных формирований в условиях военного времени». В первом случае под ружье призывались «трудоспособное мужское население и лица иностранного происхождения, жаждущие объявить о намерении стать гражданами Соединенных Штатов», а во втором — все желающие пополнить ряды кавалерии20. 23 апреля, во исполнение принятых конгрессом законов, президент У. Маккинли объявил о призыве в армию 125 тыс. добровольцев из гражданской милиции, ведущей начало от созданных в колониальный период отрядов народного ополчения21.

Отмечая характерные черты так называемой «милиционной армии», В. А. Теплое указывал, что «в каждом штате есть несколько полков милиции, и каждый из них представляет совершенно самостоятельный организм. Желающий вступить в ряды милиции обращается в полк,… причем для него обязательно принадлежать к числу граждан этого штата. Некоторые полки ставят, кроме того, условием допущения в свои ряды еще и согласие состоящих уже в полку на службе, так что поступление в полк ставится в зависимость от баллотировки, которой подвергается каждый новый кандидат». Поскольку численность полка имела заранее установленную квоту («обыкновенно тысячу человек»), то претендентам приходилось выстаивать в длинной очереди, растягивавшейся на несколько лет. Однако бороться им было за что — милиционеры находились на полном государственном обеспечении, получая «от штата все, что необходимо для отбывания службы: казарму, оружие, одежду, лошадей и пр.» В январе 1898 г. их численность составляла почти 113,5 тыс. чел.22

В добровольческих полках офицерские чины покупались за деньги, даже если у претендента не было специального образования и опыта военной службы (так было еще во время Гражданской войны Севера и Юга). По свидетельству дипломатов, «по личному знакомству или из-за связей и богатства назначают полковниками и майорами молодых людей, почти мальчиков. Какой же авторитет они могут иметь между солдатами, для которых не тайна, каким образом попадают им в начальники люди, совсем не подготовленные? Затем, каким образом будут подобные штаб-офицеры направлять военные операции, не зная сами азбуки военного дела?»23 Неудивительно, что такие политики, как Т. Рузвельт, и бизнесмены, как глава торгового дома Нью-Йорка Дж. Астор, снарядившие отряды добровольцев, сразу же стали подполковниками. В этой связи нельзя не согласиться с российскими дипломатами в том, что окрепшая в послевоенные годы система фаворитизма по производству офицерских кадров лишала «армию нужных ей специалистов и вообще полезных и способных людей»24.

Конечно, подобные вооруженные формирования отличались по уровню военной подготовки и дисциплины от регулярных войск: раз в неделю милиционеры собирались вечером на кратковременные учения, проходившие в присутствии многочисленной толпы, пришедшей на них поглазеть. Тяготясь превратностями военной службы под командованием «чужаков из академии Вест-Пойнт», многие из них, по сведениям российских дипломатов, «отказались наотрез» идти в добровольцы. В качестве доказательства массового недобора по призыву ими приводился рисунок из «Нью-Йорк Геральд» о том, как милиционеры осыпали градом камней сослуживцев, проигнорировавших службу в армии. Всего на призывные пункты явились 112 тыс. резервистов, большая часть которых была передана в пехоту (102 тыс. чел.)25. В условиях провалившейся военной мобилизации законодатели были вынуждены принять решение о двойном увеличении регулярной армии (до 63106 чел.).

Восполняя нехватку резервистов, правительство прибегло к новой вербовке добровольцев в армию. Президент Маккинли издал 13 мая новую прокламацию о 75-тысячном призыве, при этом он обратился непосредственно к рядовым американцам. Добровольцев оказалось так много, что, по словам Т. Рузвельта, «трудность заключалась не в отборе, а в отказе их просьбам»26. Большую активность на призывных пунктах проявили афроамериканцы, из которых были сформированы негритянские полки. Выбор на них пал из-за господствовавшего в военном ведомстве убеждения, что «черные» обладают стойким иммунитетом от инфекционных болезней в зоне тропиков27. В конце мая был сформирован «первый добровольческий кавалерийский полк США», получивший название «лихие всадники» во главе с помощником военного министра Т. Рузвельтом. В его состав вошли 1250 новобранцев из юго-западных штатов (Техаса, Нью-Мексико, Аризоны и Оклахомы), среди которых оказались ковбои, охотники, лесорубы, индейцы, искатели приключений и ветераны индейских войн. Все они отлично стреляли, умело держались в седле — словом, были готовы к несению военной службы28. Именно они приняли участие в боевых операциях на Кубе в составе армейского десанта.

Комплектование волонтерских формирований проходило на добровольной основе, поэтому в их рядах оказалось немало лиц с криминальным прошлым. Карьерный дипломат Теплов отнес их к «подонкам общества, записывающимся в добровольцы отнюдь не из чувства долга, обязывающего каждого стать в минуту опасности грудью за отчизну, а просто потому, что им некуда было деться, а тут представилась возможность получить определенное и далеко не малое жалование». Однако многие американцы шли воевать не ради денег, волна патриотизма захлестнула и весьма состоятельные слои. В качестве примера можно сослаться на 7-й Нью-Йоркский полк, состоявший исключительно из богачей. В его распоряжении находились отдельная казарма и купленное на собственные деньги вооружение. В ответ на военный призыв полк «поставил правительству условие, что он готов перечислиться в добровольцы и просить послать его в Манилу, но не иначе как в полном составе». Выдвинутый ультиматум не был принят главнокомандующим, коим по конституции являлся президент Маккинли29.

В системе военного управления, созданного в кратчайшие сроки, отсутствовала координация между общевойсковыми формированиями и структурами, отвечавшими за их материально-техническим обеспечение, что во многом объяснялось отсутствием единоначалия в армии. Так, генеральный штаб, являясь подразделением военного министерства, не имел «руководящего начальника», а состоял из 10 отдельных структурных единиц, каждая из которых имела «одинаковую с другими власть и значение»30.

Вот почему, как утверждали российские дипломаты, «между отдельными частями войск нет достаточно силы сцепления, той тесной общей связи, которая сплачивает армию в один огромный, могучий организм, живущей одной жизнью». Например, генерал-майор Н. Майлс командовал вооруженными силами, но ему не подчинялись службы материально-технического обеспечения, ответственные перед военным министром Р. Элджером. В этой связи «достоянием местной печати сделались известия о каких-то пререканиях между военным и морским министерствами, из которых каждое возлагало на другое ответственность» за тот или иной промах31.

Одновременно выявились просчеты командования в сроках определения военной операции. «Первоначальный план военных действий состоял в том, чтобы блокировать Кубу и отложить высадку десанта до осени, когда непривычные к походам войска привыкнут к лагерной жизни и не так легко подвергнутся опасности заболевания от желтой лихорадки». Однако в июне под «давлением лихорадочного нетерпения, проявляемого общественным мнением», Белый дом отдал приказ о переброске главных сил на близлежащий остров32. Командование армейским корпусом было поручено генерал-майору У. Шафтеру, который из-за своей тучности (его вес превышал 130 кг) не мог самостоятельно передвигаться и, следовательно, действовать с той оперативностью, какой требовала быстро менявшаяся обстановка военного времени. Он долго не отдавал приказ об отправке десанта на Кубу, ожидая момента, когда американский флот обеспечит полное господство на море, а когда он всё же принял решение, выявилась слабая подготовка армии. По словам российских дипломатов, «ропот общественного недовольства на неподготовленность армии, на вялость военных операций, происходящих от неспособности главных начальствующих лиц, которых, как начали намекать, следовало бы сменить, заставили этих последних из чувства себялюбия попробовать достигнуть успеха, во что бы то ни стало, хотя бы ценой тысяч солдатских жизней»33.

ПРОСЧЕТЫ В ОРГАНИЗАЦИИ ТРЕНИРОВОЧНЫХ УЧЕБНЫХ ЛАГЕРЕЙ ДЛЯ НОВОБРАНЦЕВ

Российские дипломаты отмечали и недостатки в организации тренировочных лагерей для новобранцев. За 10 недель, которые длилась испано-американская война, армия США выросла в 10 раз (с 27 до 275 тыс. чел.), при этом солдат регулярной армии насчитывалось 59 тыс., а добровольцев первого и второго призывов — 216 тыс. чел.34 Иными словами, в составе вооруженных сил доминировали непрофессиональные воинские формирования, в которых выделялись, с одной стороны, так называемая «добровольческая армия США», состоявшая из местной милиции, а с другой — отряды волонтеров, ранее не имевшие никакого отношения к военной службе. Командующий сухопутными силами Н. Майлс, начинавший военную карьеру добровольцем в годы Гражданской войны и ставший в 24 года генералом, ясно сознавал сложность создания боеспособной армии. Влившиеся в ее ряды в ходе призыва новобранцы еще не являлись солдатами в полном смысле этого слова, их отличала слабая физическая и боевая подготовка. По убеждению Майлса, «армия Соединенных Штатов, составленная из добровольцев, в настоящее время совершенно не годна для активных действий против неприятеля»35, поэтому главную ставку следует делать на обучение их азам военной науки в специально созданных учебно-тренировочных лагерях.

В первые дни испано-американской войны было создано 140 призывных пунктов в разных штатах36. С их организацией возникла путаница в распределении материальных ресурсов, ведь в одном городе на основе двух военных призывов действовал ряд стационарных пунктов с разными источниками финансирования. Механизм материально-технического обеспечения милиционеров был законодательно отлажен: согласно 1 ст. (8 разделу) Конституции, конгресс США отвечал за «организацию, вооружение и дисциплинирование милиции, …сохраняя за соответствующими штатами назначение офицеров»37. Иначе обстояло дело с отрядами волонтеров, содержание которых шло за счет добровольных пожертвований при минимальной поддержке федерального правительства. Например, учебный центр «первого кавалерийского полка», возглавлявшийся полковником Л. Вудом в Сан-Антонио (Техас), напрямую финансировался Т. Рузвельтом, который, по свидетельству российских дипломатов, «превосходно» обеспечил его вооружением38.

Из-за возникших проблем с материально-техническим обеспечением новобранцев разного профиля военное министерство решило размещать каждое воинское соединение целиком в одном из лагерей. Самый большой тренировочный центр обосновался в провинциальном городе Тампа (Флорида), где со временем расположились IV и V армейские корпуса, в состав которых вошли самые боеспособные подразделения войск. В стратегических планах командования его важность объяснялась не только климатом, максимально приближенным к зоне тропиков, но и выгодным расположением местного порта, использовавшегося в качестве транзитно-перевалочной базы при отправке американских войск на Кубу39.

Тренировочные лагеря, созданные в рекордно короткие сроки, не только не могли вместить новобранцев, но и обеспечить их всем необходимым. Огромная масса призывников сплошным потоком прибывала в намеченные пункты сбора, которые, как правило, оказывались не готовыми к их приему. По дипломатическим каналам сообщалось, что многие добровольцы «не нашли там ни палаток, ни каких-либо прикрытий, надобность в которых очень чувствовалась в продолжение последних дождливых дней, сопровождавшихся грозами»40. Например, кавалеристы эскадрона Т. Рузвельта, прибыв в Тампу 29 мая вместе с 1258 лошадьми, несколько дней спали на голом песке, завернувшись в бушлаты. Хозяйственные службы, отвечавшие за расквартирование войск, не только не встретили новое подразделение на вокзале, но даже не позаботились о помещении для него и коновязи для лошадей. Людей не кормили, поэтому Рузвельт закупал провиант на собственные средства.

В лагерях царила антисанитария. В тот год с погодой не везло: всю позднюю весну шли обильные «дожди по 8 раз в день». Сами новобранцы уподобляли себя «утонувшим крысам», которые часто «брели по щиколотку в воде, с мокрыми бриджами, шляпами и носками»41. Армейские палатки не спасали новобранцев от непогоды и быстро промокали. Солдаты ложились спать в мокром белье на ранцы, а просыпались наполовину в воде из-за «дождей, лившихся целый май месяц и обративших под конец в болото всю местность, занимаемую лагерем»42. Традиция банных дней отсутствовала, поэтому водные процедуры солдаты совершали в ближайшей реке или озере. Попав по призыву в армию, без должного отбора, многие из них не смогли освоить сложную физическую и боевую подготовку или даже оказались непригодными к военной службе по состоянию здоровья. Так, в письмах виргинского пехотинца сообщалось об одной из показательных тренировок, когда в условиях 40-градусной жары солдаты, одетые в парадную суконную форму и при полной амуниции, совершили пятичасовой марш-бросок, после чего 160 человек оказались в госпитале43.

Большой проблемой для военного министерства явились поставки продовольствия и вооружения в тренировочные центры, а также обустройство жилья и оказание медицинской помощи почти 250 тыс. солдат. Даже работа почты была сопряжена с большими техническими трудностями, ведь новобранцы отправляли до 320 тыс. писем в день. Но самый большой недостаток в деятельности материально-технических служб был связан с задержками поставок продовольствия в армию. О скудости солдатского рациона можно судить по дневниковым записям призывников: «Сухарь — это всё, что дает нам правительство, а всё остальное приходится самим покупать»44. В этой связи российские дипломаты подвергали критике интендантские службы, открыто обкрадывавшие солдат, зная об отсутствии «правильно организованного правительственного контроля» за их работой45.

Подготовка в учебных лагерях носила поверхностный характер. Если милиционеры были знакомы с азами военного дела, то волонтеров нужно было обучать всему и прежде всего умению обращаться с огнестрельным оружием. Показательно, что в одном из отчетов Шафтера сообщалось о том, что 300 новобранцев из 71-го Нью-Йоркского полка никогда в жизни не держали в руках винтовку. Однако научить солдатской науке призывников за несколько недель не представлялось возможным, поэтому многие из них были слабо подготовленными к несению военной службы. В качестве наглядного примера российские дипломаты приводили их неграмотное обращение с разрывными морскими снарядами: они «так плохо прикреплены, что зачастую отделяются сами собою, одна такая мина, …сорванная проходящим судном, была замечена уже у форта Wadsworth: она была так попорчена, что признано было более благоразумным взорвать ее»46. Все эти факты свидетельствовали о низком уровне профессиональной выучке новобранцев.

Процесс обучения новоиспеченных солдат проходил с трудом из-за отсутствия у них элементарных понятий об армейской дисциплине. Российские дипломаты с удивлением отмечали, что «американец с трудом подчиняется требованиям военной службы, на которые он смотрит как на посягательство на свои права свободного человека»47. Они ссылались на случаи отказа полков «идти в огонь» и факты массового дезертирства в армии. Лишь в случаях, когда волонтеры попадали под начало профессиональных военных, за них брались основательно. Например, в кавалерийском эскадроне Рузвельта главное внимание уделялось физической тренировке силы, умению владеть оружием и совершенствованию навыков верховой езды. Серьезное отношение к военной службе во многом объяснялось назначением во главе подразделений легендарных рэйнджеров типа шерифа Б. О’Нила и подполковника А. Броуди, прославившихся борьбой с бандами преступников в западных штатах. Однако чаще всего добровольческие отряды возглавляли далекие от военного дела местные знаменитости, мечтавшие о большой политической карьере. Так, Рузвельт, желая заработать дешевый авторитет среди бойцов возглавлявшегося им кавалерийского эскадрона, прямо со строевых учений привел их в кафе в Риверсайд-парке и позволил за свой счет выпить всё имевшееся там пиво.

В ожидании отправки на фронт солдаты пытались скрасить серую будничность армейской жизни. Одни проводили время, осматривая местные достопримечательностей и устраивали спортивные соревнования, благо начальники разных подразделений пачками выписывали им увольнительные. Другие же в поисках развлечений слонялись по улицам провинциальных городов, занимаясь кражами, разбоем и мародерством. В окрестностях тренировочных лагерей нападения грабителей «в армейских мундирах» на мирных жителей, у которых отбирались все имеющиеся деньги, приобретали массовый характер. Число правонарушений резко росло в дни получения солдатами жалования. Так, в лагере «Мобил», расположенном в Алабаме, «забрав свои деньги, несколько сотен солдат отправились самовольно в город, где провели всю ночь в бражничанье и буйстве». Для возвращения их в часть «пришлось призвать на помощь морскую пехоту от крейсера «Manhattan», при этом по слухам, до ста человек были ранены»48.

Подобные формы армейского досуга беспокоили военное командование. Полковник Л. Вуд писал: «Если мы поскорее не отправим солдат на Кубу воевать с испанцами, то весьма велика опасность, что они начнут сражаться друг с другом»49. Опытный офицер, что называется, зрел в корень. Между военнослужащими-волонтерами разного цвета кожи не раз происходили драки. Так, в Тампе произошло «кровавое столкновение между неграми 24-го регулярного полка и добровольцами из южных штатов: четверо было убито, множество раненых». Конец драке положил лишь подоспевший Георгиевский полк. Несмотря на массовый характер подобных преступлений (а может, и по причине таковой), мало кто из солдат понес заслуженное наказание. По дипломатическим каналам передавалось, что «дисциплина войск по-прежнему во многих случаях блещет отсутствием»50.

Современники не раз воочию наблюдали, что представляет собой армия, набранная по призыву. Так, Теплов, оказавшись среди лиц, инспектировавших военный лагерь «Элджер», сообщал, что у новобранцев нет военной выправки, а во время построений они даже не способны держать равнение по фронту шеренги, обходя «малейшую неровность почвы, выбирая, где бы пройти поудобнее». Дипломата озадачивал и внешний вид новоиспеченных солдат. Они «были в блузках и сюртуках — некоторые обрезали лишь полы своих длинных зимних пальто, чтобы получить одеяние, хоть несколько похожее на военную тужурку. Многие были в дырявых башмаках, из которых высовывались пальцы», а на головах у них — котелки51.

Вскоре выяснилось, что военное ведомство не обеспечило нужным обмундированием и другие добровольческие полки. Например, во время инспекции в лагере Чикамогу, где собралось порядка 35 тыс. рекрутов, выяснилось, что «добрая треть не имеет ни мундиров, ни оружия, ни прочих предметов снаряжения». Подобная картина наблюдалась и в других учебных центрах, где «половина рядовых не имела ни военной формы, ни обуви». Вывод правительственных инспекций напрашивался сам собой: «Войска… далеко не подготовлены к военным действиям, не имея ни достаточно вооружения, ни продовольствия, ни главным образом военной выправки»52. Так же считал и генералитет, полагавший, что войскам нужно еще многому научиться, поэтому они могут быть вполне готовы не ранее чем через 4,5 месяца53.

Однако война шла полным ходом, поэтому ряду новобранцев даже не удалось завершить «курс молодого бойца». В формировавшийся десант на Кубу численностью в 20 тыс. чел. были отобраны всего 7,5 тыс. профессионально подготовленных добровольцев. Из-за краткосрочности войны более 200 тыс. призывников вообще и не успели принять участие в боевых операциях. Многие из них, отслужив шесть месяцев на военной службе, так и «не понюхали пороха», проведя всё это время в тренировках. Они все еще учились стрелять и отрабатывать строевые приемы на плацу, когда 12 августа 1898 г. война закончилась. Однако, находясь далеко от фронта, около 24 тыс. солдат заболели, а 2 тыс. чел. умерли из-за эпидемии тифа, охватившей летом многие тренировочные лагеря54.

НЕДОСТАТОК ВООРУЖЕНИЯ НОВОГО ТИПА И ОБМУНДИРОВАНИЯ ДЛЯ ЛИЧНОГО СОСТАВА

Одним из уязвимых мест в боеготовности вооруженных сил США являлся недостаток современных видов боевой техники. Процесс перевооружения регулярной армии США только набирал обороты. Так, ВМФ был оснащен пулеметами «браунинг», а в арсенале сухопутных сил преобладали технически устаревшие «гатлинги» времен Гражданской войны. Это было многоствольное оружие, получившее название «картечницы». Его стволы вручную приводились во вращение. Из-за своей громоздкости оно ставилось на лафет от легких пушек. В годы испано-американской войны одним из самых ярких примеров ее использования стало сражение за высоты Сан-Хуана, когда подразделение лафетных «гатлингов» под командованием лейтенанта Дж. Паркера оказало огневую поддержку кавалерийскому полку Рузвельта55.

Между тем начиная с 1890-х годов армейский арсенал стал постепенно обновляться за счет автоматического оружия, использовавшего бездымный порох. Речь шла об оснащении регулярных войск 30 тыс. одноствольными винтовками марки «Крэг — Юргенсен». Они были более легкими, бездымными и имели высокую скорострельность — до 14 выстрелов в минуту. Одновременно шел процесс оснащения пехотинцев новым комплектом боевого снаряжения весом в 75 фунтов56.

В отличие от регулярных войск отряды добровольцев были оснащены устаревшими «курковыми ружьями системы Спрингфильда, к которым вместо штыков приделаны железные прутья». Принятые на вооружение в 1873 г., эти массивные дульнозарядники не отличались скорострельностью и существенно уступали в огневой мощи испанским винтовкам, а клубы черного дыма, поднимавшиеся при каждом залпе, мешали стрелку быстро прицелиться, чтобы сделать повторный выстрел. Именно поэтому в ходе военной операции на Кубе точности стрельбы придавалось большее значение, чем скорострельности. Американские офицеры с гордостью вспоминали о том, как тщательно прицеливались их солдаты, пока испанцы яростно палили очередями. Конечно, были исключения из правил. Например, «лихим всадникам» были выданы новейшие карабины «Крэг — Юргенсон» 1896 г. выпуска, а также позволено пользоваться привезенными из дома винчестерами и охотничьими ножами. По словам Рузвельта, его эскадрон «по качеству» ничем не уступал регулярной кавалерии и был «втрое лучше милиционных войск»57.

Однако главная проблема в американской армии заключалась в нехватке наличного запаса боеприпасов, поскольку в условиях военного времени заводы не справлялись с усиленными заказами. Так, генерал-майор Дж. Уильямс при принятии начальства 3-й артиллерийской бригадой «нашел людей в полном комплекте, но во всей бригаде не было ни орудий, ни лошадей, ни снарядов», а полевая техника, заказанная для четырех сформированных батарей, была готова только через несколько месяцев после начала военных действий. Правительство заключило крупные заказы на поставку вооружения в армию, но отпускавшиеся на это средства тратились по назначению лишь наполовину, остальное было разворовано. Война дорого стоила американскому народу: каждый день обходился налогоплательщикам в 1 млн. долл.58

Несмотря на огромный объем затрачивавшихся средств, наращивание боевого потенциала в армии шло медленно. Бой, как правило, начинался «при недостаточном числе пушек, благодаря чему артиллерия не могла надлежащим образом подготовлять приступ неприятельских укреплений, и солдаты зачастую напрасно гибли, идя на штурм позиций, которые… были без содействия артиллерии неприступными». По мнению российских дипломатов, во многом это объяснялось «недостатком в Соединенных Штатах правильно организованных учреждений для производства предметов солдатского снаряжения», хотя изготовлением снарядов и шрапнелей занимались все пороховые заводчики, организовавшие бесперебойную работу арсеналов. Однако изготавливавшиеся наспех гранаты и мины были низкого качества, многие из них не взрывались. Например, тысячи снарядов, выпущенных 16 июня по форту Сантьяго, повредили всего два испанских береговых орудия, при этом, по подсчетам специалистов, первая бомбардировка эскадрой адмирала Симпсона стоила 60 тыс., а вторая — 200 тыс. долл.59

Масса проблем возникла в связи с обмундированием новобранцев. Военнослужащие должны были носить голубую рубашку, брюки цвета хаки и плетеные ботинки, а на случай дождя иметь пончо и полевую палатку. В лучшем случае такую экспериментальную форму получила часть регулярных войск, вскоре убедившихся в полной непригодности, например, пробкового шлема в условиях тропиков. Основной массе солдат экспедиционных корпусов выдали традиционные суконные мундиры, идеально подходившие для континентального климата западных штатов, но непригодные для жаркого климата. Оказавшись в условиях аномальной жары, бойцы снимали части униформы и бросали их по пути маршрута, беря только те предметы первой необходимости, которые можно было унести с собой. По сообщениям российских дипломатов, «вследствие палящего зноя, дороги усеяны солдатскими вещами: солдаты сотнями бросают свои ранцы, одеяла, даже рубашки». Между тем причина неразберихи с обмундированием войск объяснялась просто: «Оказывается, что министр внутренних дел Блисс состоит пайщиком фирмы готовых платьев, поставляющей, между прочим, мундиры для армии, и потому он и был прямо заинтересован в возможно большом сбыте произведений этой фирмы»60.

Выдаваемое солдатам обмундирование было низкого качества. Часть добровольческих формирований получила хлопчатобумажную одежду, которая быстро поблекла и выносилась, а вследствие дождей обувь «буквально растаяла, причем было удостоверено, что подошвы были сделаны из мелких обрезков кожи, сжатых между двумя листами коричневой бумаги»61. Рузвельт одним из первых подверг критике армейское обмундирование. Он понимал, что для тропического климата тяжелая суконная форма не годится, солдатам нужна облегченная одежда. 30 апреля он сделал заказ в ателье «Brook Brothers of New York» на пошив мундира подполковника с легинсами. По его замыслу, униформа кавалериста должна состоять из синей фланелевой рубашки, кителя, брюк и легинсов цвета хаки, шейного платка и шляпы из мягкого фетра с опущенными полями, в которой всадники выглядели как ковбои. Не без его участия в июне 1898 г. была создана новая походная форменная одежда, что означало переход сухопутных сил к единому образцу и цвету униформы в XX в.

СКУДНЫЙ РАЦИОН ПИТАНИЯ И ВЫСОКАЯ ЗАБОЛЕВАЕМОСТЬ ЛИЧНОГО СОСТАВА

Во время войны солдаты часто жаловались на низкое качество пищи. Новобранцев в тренировочных лагерях кормили плохо, но они могли покупать кое-какие продукты на собственные деньги. Иное дело — ситуация с питанием в заграничных экспедициях, где в ходе многодневной транспортировки на кораблях рацион военнослужащих представлял собой «что-то ужасное», поэтому «все были истощены от голода. Кофе было подобно бурде, мясо испорчено, а консервированные томаты нельзя есть»62. Уже в море произошли первые случаи смерти новобранцев от истощения.

Несколько лучше обстояло дело с рационом питания солдат экспедиционных войск. В него входили морские сухари, свиное сало («бекон») и печально знаменитая «тушенка», представлявшая провернутую через мясорубку говядину, залитую жиром. Мясопродукты поставлялись в армию по контрактам, спешно заключенным с мясоперерабатывающими заводами63. Используя фактор спешки в поставках огромного объема продовольствия в армию, заводчики одним махом избавились от залежавшейся на складах низкокачественной продукции. Консервы доставлялись в ящиках, на которых стояла маркировка 1894 г., позволявшая судить об истекшем сроке их годности. Чтобы выжить в походных условиях, военные меняли у местных жителей «боевую амуницию на продукты питания — хлеб, молоко и фрукты»64.

В декабре 1898 г. главнокомандующий Майлс подал официальную жалобу в Белый дом на то, что поставляемые в армию консервы с тушенкой «были не только отвратительны на вкус и испорчены, но даже, несомненно, опасны для жизни, благодаря произведенным для сохранения их химическим процессам»65. С мнением генерала согласились эксперты, заявившие,, что «военным Министерством не было принято должных мер для своевременной перевозки съестных припасов с транспорта на сушу благодаря чему американские войска, и без того страдавшие от непривычного им жаркого климата, терпели еще недостаток в хорошей пище»66.

В этой связи российские дипломаты писали, что вашингтонские стратеги, планировавшие ход военных операций, «не могли не знать, что в гористой стране у Сант-Яго дорог нет и что поэтому многочисленной армии, наступающей с артиллерией, припасами и провиантом, нужно было иметь хорошо составленный обоз». Но в сезон дождей ливни размыли пешеходные тропы, поэтому «благодаря убийственному состоянию дорог, транспорты с продовольствием, перевозимые лишь на мулах, не могут поспевать своевременно в воинские части, которые получают либо половинные рационы, либо не получают их вовсе»67. Отсутствие в армии централизованного управления тылом отрицательно сказалось на всей системе материально-технического обеспечения войск. По донесениям российских дипломатов, «американцы принуждены сознаться, что если и возможно поднять в три месяца двухсоттысячную армию, то гораздо труднее снабдить ее продовольствием, средствами передвижения и предметами первой необходимости»68.

Злую шутку с американской армией сыграли природные условия Вест-Индии. Солдатам приходилось вести боевые действия при 40-градусной жаре в сезон дождей, когда выпадает до 80% годовой нормы осадков. Изнуряющая жара в сочетании с обильными дождями благоприятствовала всплеску заразных заболеваний, вызванных желудочно-кишечной инфекцией в организме, ослабленном плохим питанием. Для войск, сражавшихся в зоне тропиков, существовали особые рекомендации, но с солдатами из-за спешки при переброске на Кубу не была проведена профилактическая работа о поведении в экстремальных условиях тропиков. По дипломатическим каналам сообщалось, что «в самом начале испано-американской войны в печати появилось мнение известного германского военного писателя, капитана Hoenig, относительно того, что обучить предварительно солдата в умеренном климате, заставить его затем переносить климат тропический — вещь весьма трудная, …поэтому… можно считать достоверным, что четыре недели спустя после высадки американских войск в Кубе из трех человек один не будет годен к службе, второй будет в таком же состоянии через восемь недель и лишь один из них сможет продолжить кампанию»69.

Подобные рекомендации не были учтены военным командованием, запланировавшим военную операцию в самый разгар дождливого сезона, сопровождаемого появлением «мириад москитов». Над бойцами экспедиционного корпуса постоянно кружили тучи насекомых, а их укусы, как известно, являлись переносчиками заразных заболеваний, которые косили «солдат более, чем испанские ядра и пули». Распространившиеся в самом начале июне известия об инфекции «наделали, говорят, в Военном министерстве больше переполоха, чем слухи о появлении будто бы испанских судов поблизости от пути, которым следует экспедиционный корпус». На самом деле первый случай заболевания лихорадкой произошел 6 июля, а затем из-за недостатка питьевой воды в войсках началась эпидемия тифа, малярии и дизентерии. Экспедиционный корпус буквально таял на глазах, при этом особенно велики были потери среди добровольческих полков, мало знавших о правилах санитарии в походных условиях. Потрясением для всей Америки стала смерть наследника ювелирного дома Ч. Тиффани, умершего «от испанской лихорадки и от ольджерова голода»70. По словам одного из участников десанта, «наблюдать, как наши парни гибнут от истощения и болезней намного тяжелее, чем сражаться в бою»71.

Рузвельт в письме к Элджеру пытался разъяснить ему «ужасные» последствия от переброски десанта на Кубу в самый неблагоприятный сезон года, при этом он ссылался на прогноз медиков о вероятности вымирания «половины состава армии»72. Его предсказание исполнилось с математической точностью: каждый день число больных составляло не менее 3,5 тыс. чел., не говоря уже о дюжине смертных случаев. По словам российских дипломатов, «медицинский департамент, не ожидавший такого громадного числа заболеваний, был совершенно не подготовлен к оказанию помощи больным желтой лихорадкой и тифом, которые в многочисленных случаях были предоставляемы на произвол судьбы»73. К тому же, и сами врачи тогда еще толком не знали, как бороться с заразными заболеваниями и только в ходе самой экспедиции доказали опытным путем, что переносчиками возбудителей всевозможных инфекций являются москиты74. Однако медицинские службы армии финансировались по остаточному принципу, поэтому «раненые или больные гибли за недостатком лекарств и хорошо оборудованных амбулаторий», при этом «часть войск была настолько ослаблена убийственным климатом Кубы, лишениями и усталостью, что едва могла стоять на ногах». И действительно, по сведениям Рузвельта, число здоровых военнослужащих не превышало 10% личного состава, а многие генералы страдали от инфекционных заболеваний75.

В этих условиях начальники дивизий V корпуса подписали 31 июля коллективное обращение к генералу Шафтеру в виду «крайне опасного санитарного состояния». По их мнению, «армия дезорганизована вследствие малярии, и что число здоровых людей, могущих нести действительную службу так незначительно, что армия находится в невозможности предпринять, какую бы то ни было, военную операцию». Вердикт высшего генералитета был суров: «Вся армия должна быть безотлагательно увезена с острова Куба и направлена в какой-нибудь пункт северного побережья Соединенных Штатов». По статистике во время испано-американской войны на поле боя погибло во много раз меньше солдат, чем на больничной койке. В отличие от Испании, потерявшей 2,5 тыс. чел. убитыми, в США безвозвратные потери были в 2 раза больше: убитыми оказались 514 человек, почти столько же (454) скончалось от ран, а от разных болезней умерло почти в 10 раз больше (5500) солдат. При таком бедственном состоянии армии напрашивалась сама собой крамольная мысль о том, «на каком, в сущности, волоске висела вся кубинская экспедиция Соединенных Штатов»76.

Только после отчаянного призыва о помощи высшего генералитета, ставшего достоянием американской общественности, больных солдат стали возвращать домой. Очевидцы констатировали, что «с каждым приходящим в Нью-Йорк военным пароходом подвозят новых больных, которых не знают куда помещать, так как госпитали переполнены, и трудно даже добиться правды об истинном числе больных и характере их болезней». Около 30 тыс. бойцов, вывезенных из Кубы, разместили в наскоро построенном лагере «Викофф» под Нью-Йорком. Их массовая эвакуация на судах, ранее перевозивших лошадей, шла с нарушением всех правил безопасности: «Многие из них умерли во время пути на транспортах при самых убийственных санитарных условиях, другие были настолько истощены лишениями и даже голодом, что не выдерживали перемены обстановки и умирали по прибытии на родину, большинство переполняют лазареты и больничные бараки, принося с собой заразу и смерть»77. Например, в 71-м полку «осталось только 300 человек, до того ослабевших, что при вступлении в город они не могли маршировать и их везли в открытых вагонах конки». По объективным обстоятельствам не исполнилось заветное желание президента Маккинли устроить парад победы в честь воинов-победителей. По единодушному заключению врачей, они были настолько слабы, что, не смогли бы «вынести маршировку ранее одного или полутора месяцев, так что Шафтер ответил Мак-Кинлею, что ранее 1 октября его солдаты не будут в силах маршировать78.

Видя, в кого превратились за пару месяцев еще недавно пышущие здоровьем участники боевых операций, американская общественность не уставала задаваться вопросом: стоило ли США ввязываться в борьбу с Испанией и «соответствуют ли достигнутые или могущие быть достигнутыми результаты тем страшным жертвам, которые причинила война»79. В печати часто появлялись сообщения о нежелании новобранцев продолжать службу, приводя их слова о том, что «если бы надо начинать дело сызнова, то они ни за что не поступили бы в добровольцы». И действительно, «кто же будет настоятельно безумен, чтобы жертвовать своей жизнью из-за беспечности военного управления, виновного в смерти и болезнях стольких солдат?»80

В центре критики оказался военный министр Р. Элджер, многочисленные просчеты которого при решении управленческих и инфраструктурных проблем получили название «элджеризм» как синоним некомпетентности высшего должностного лица. Ему вменялись в вину «вопиющие злоупотребления, хищничество и ошибки, сделанные до, во время и после войны»81. Речь шла о казнокрадстве военных чинов, слабой боевой подготовке войск, плохом снабжении армейских частей вооружением и продовольствием, вспышках инфекционных заболеваний среди солдат. Министра обвиняли в регулярной задержке денежного довольствия и обсчитывании солдат, что вызывало «ропот из живущих здесь их жен и семей, оставшихся без всяких средств к существованию». Например, в ходе проверок выяснилось, что им «вместо, напр[имер], установленных 17 долларов выдавали лишь 11». Махинации с жалованьем военнослужащих вызвали вполне понятное недовольство, и многие американские обыватели считали, что «грабители на большой дороге были одеты в армейские мундиры»82.

Под давлением возмущенной общественности президент Маккинли был вынужден создать в сентябре 1898 г. авторитетную комиссию из девяти человек по «единовременному расследованию квартирмейстерской, комиссариатской и медицинской частей», обвинявшихся в злоупотреблении служебным положением. После полугодового разбирательства она сделала вывод, что «неумелые действия» военного министерства вызвали «невозможность дальнейшего пребывания армии на Кубе под страхом полного ее уничтожения»83. Правда, армейский паек был признан съедобным: «Хотя солонина и мясо, которыми снабжалась американская армия, в некоторых случаях и оказывались испорченными вследствие продолжительности доставки их к действующей армии, тем не менее в общем они представляли продукты, пригодные к продовольствию в армии»84. Несмотря на обнародованное заключение военных, слухи о поставках в армию «забальзамированной говядины», как называли солдаты консервы, продолжали будоражить общественное мнение. В этих условиях военный министр Р. Элджер и главный интендант армии Ч. Иган подали в отставку.

В отечественных работах последних лет утверждается, что из-за ошибок, допущенных американским командованием, Испания имела шансы сохранить заморские владения. Например, даже в действиях восхваляемого на все лады ВМФ было много просчетов: блокада Кубы была организована «недостаточно жёстко», а Пуэрто-Рико вообще не подверглось блокаде из-за недостатка сил, так как часть кораблей была отправлена для защиты приморских городов атлантического побережья и т.д.85 В этой связи теоретически возможным представлялся отказ американцев от высадки десанта и переход к мирным переговорам. Примечательно, что к такому же выводу пришли российские дипломаты, утверждавшие, что «мир… явился как раз в то время, когда здесь начали отдавать себе отчет в тех громадных трудностях, которые могло представить продолжение и приведение в окончание этой войны»86. Правда, критический разбор допущенных во время войны просчетов тогда не состоялся, уступив место бурному ликованию. Рядовые американцы, отдавая должное храбрости солдат, считали, что только благодаря им плохо вооруженная, голодная и разутая армия, руководимая бездарными генералами и обкрадываемая продажными интендантами, добилась победы над врагом.

В свою очередь российские дипломаты считали, что своим успехом американцы обязаны прежде всего флоту и в меньшей степени армии, которая при ином раскладе сил вряд ли устояла бы против любой другой европейской державы. Созвучным концепции ряда современных ученых стало высказанное ими предположение о возможности поражения США: «Если бы эта война вместо того, чтобы продолжаться немногим больше трех месяцев, затянулась на значительное время, что могло случиться, то здесь можно было бы увидеть самые неожиданные вещи. Американский гражданин способен принять участие в войне непродолжительной и победоносной, но его не хватило бы на долгую борьбу, будь то на Кубе или на Филиппинах». Ссылаясь на «удивительное» везение», которое сопутствовало американской армии в войне, российские дипломаты отмечали, что «правительство и народ Соединенных Штатов могут быть вполне довольны результатами войны, в которой всё, несмотря на многочисленные ошибки, обратилось в их пользу»87.

Несмотря на послевоенную эйфорию в обществе, правящая элита, «озабоченная мыслью, как реорганизовать военные силы США согласно новым потребностям, вытекающим из результатов последней войны», сделала соответствующие выводы. В русле модернизационной стратегии правительство «твердо решило дать значительное развитие своим морским силам, долженствующее обеспечить за ними… в недалеком будущем второе место среди больших морских держав или непосредственно за английским флотом»88. Накануне Первой мировой войны в составе ВМФ США было уже 14 дредноутов, 19 броненосцев и 12 крейсеров, а также значительное число легких крейсеров, эсминцев и подводных лодок.

Немаловажное место в планах военного командования было отведено увеличению регулярной армии до 100 тыс. человек, при этом милицейские формирования штатов, используемые на протяжении XIX в. в качестве резерва, получили в 1903 г. законодательное оформление, став «национальной гвардией» в составе вооруженных сил. Был создан генеральный штаб как орган оперативного управления вооруженными силами, а на вооружение армии принята технически совершенная винтовка «Спрингфилд М 1903», к выпуску которой приступили военные арсеналы.

План по модернизации вооруженных сил, разработанный в Белом доме, вызвал обоснованную тревогу российских дипломатов, которые считали, что «сильный и ловкий, неутомимый в делах, отличный стрелок, американский солдат при должной подготовке может сделаться в день, когда Соединенные Штаты обратят серьезное внимание на реорганизацию свой армии, первоклассным солдатом»89. Чем будут грозить царскому правительству имперские амбиции заокеанского соседа, стало ясно в начале XX в., когда геополитические интересы двух держав столкнулись в северной части Китая. Как образно выразился современник, что «американский орел расправляет крылья и хочет направить полет в другие страны, где он рассчитывает найти свою новую добычу»90.

Примечания

  • Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ), ф. 133, оп. 470, д. 114, л. 266, 237.
  • Freidel F. The Splendid Little War. Boston, 1958.
  • Слёзкин Л. Ю. Испано-американская война 1898 г. М., 1956; Владимиров Л. С. Дипломатия США в период американо-испанской войны 1898 г. М., 1957; Очерки новой и новейшей истории США. М., 1966; Нитобург Э. Л. Похищение жемчужины. Полтора века экспансионистской политики США на Кубе. М., 1968; Шустов К. С. Освободительная война на Кубе и политика США. М., 1970; Лан В. И. США: от испано-американской до Первой мировой войны. М., 1975; Белявская И. А. Испано-американская война 1898 г. — Американский экспансионизм. Новое время. М., 1985; История внешней политики и дипломатии США. 1877 — 1918. М., 1997.
  • Кондратенко Р. В. Испано-американская война 1898 г. СПб., 2000; Креленко Д. М. Испано-американская война 1898 г. — Военно-исторические исследования в Поволжье, вып. 5. 2003, с. 142 — 161.
  • Paterson T. United States Intervention in Cuba, 1898: Interpretations of the Spanish-American-Cuban-Filipino War. — History Teacher, v. 29, 1996, N 3, p. 341 — 361.
  • Cosmas G. An Army for Empire: The United States in the Spanish-American War. Columbia (Mo.), 1971; Coffman E. The Regulars: the American Army 1898 — 1941. Bloomington, 1984; Doubler M. Civilian in Peace: the Army National Guard 1636 — 2000. Lawrence, 2003.
  • Уитмен У. Листья травы. М., 1982, с. 344.
  • Жилинский Я. Г. Испано-американская война 1898 г. СПб., 1899; Ермолов Н. С. Испано-американская война 1898. СПб., 1899.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 114, л. 238.
  • Там же, л. 248.
  • Compilation of the Messages and Papers of the Presidents, v. 10. Washington, 1902, p. 166.
  • Проблемы войны и мира в современном обществе. Тверь, 2012, с. 146 — 147.
  • Бриз (СПб). 1997/01. 13 марта // http://briz-spb.narod.ru
  • АВПРИ, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 79.
  • Там же, л. 226.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 91.
  • Correspondence Relating to the War with Spain. April 15, 1898, to July 30, 1902, pt. 2. Washington, 1993, p. 3.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 161.
  • New York Times, 24.XII.1898.
  • General Orders N 30. Headquarters of the Army Adjutant General’s Office. Washington, April 30, 1898. — http://www.history.army.mil
  • Compilation of the Messages and Papers of the Presidents, v. 10, p. 204.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 5 — 6.
  • Там же, л. 46.
  • Там же, л. 179.
  • Там же, л. 7 — 10.
  • Roosevelt Th. Rough Riders. New York, 1899, ch. 1, p. 12. — http://www.bartleby.com
  • Black Americans in the US Military from the American Revolution to the Korean War. — New York Military Museum and Veterans Research Center. — http://dmna.ny.gov/
  • Roosevelt Th. Op. cit., ch. 1, p. 15 — 29
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 3 — 7.
  • Там же, л. 225.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 45, 48.
  • Там же, д. 114, л. 164, 210.
  • Там же, д. 113, л. 89.
  • American Military History, v. 2. Washington, 2009, p. 343.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 42.
  • Florida Postal History Journal, v. 19, 2012, N1, p. 3. — http://www.fphsonline.com
  • Конституции буржуазных государств. М., 1982, с. 24.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 160.
  • Tampa Bay History, v. 9, 1997, N 2, p. 5 — 6.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 155.
  • Wisconsin Magazine of History, v. 81, 1997 — 1998, N 4, p. 251.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 8.
  • Wisconsin Magazine of History, v. 81, 1997 — 1998, N 4, p. 252 — 253.
  • Ibid., p. 248.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 45.
  • Там же, л. 12.
  • Там же, д. 114, л. 251.
  • Там же, д. 113, л. 45, 82.
  • The Rough Riders. — A Splendid Little War. — http://www.homeofheroes.com
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 47, 159.
  • Там же, л. 10 — 11.
  • Там же, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 94.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 7 — 12.
  • Annals of the Association of American Geographers, v. 91, 2001, N 1, p. 72.
  • Roosevelt T. Op. cit., ch. 4, p. 52.
  • Wisconsin Magazine of History, v. 81, 1997 — 1998, N 4, p. 254, 258.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 8, 160.
  • Там же, л. 10, 45, 9.
  • Там же, л. 161, 43, 51.
  • Там же, л. 81, 182.
  • Там же, л. 158.
  • Wisconsin Magazine of History, v. 81. 1997 — 1998. N 4, p. 257.
  • New York Times, 21.II.1899.
  • Wisconsin Magazine of History, v. 81. 1997 — 1998. N 4, p. 253 — 254.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 110, л. 29.
  • Там же, д. 114, л. 245.
  • Там же, д. 113, л. 161,81 — 82.
  • Там же, д. 114, л. 266.
  • Там же, л. 151.
  • Там же, д. 113, л. 61, 50 — 53, 179.
  • http://www.tampabay.com
  • Roosevelt T. Op. cit., appendix C, p. 5.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 114, л. 246.
  • Cirillo V. Bullets and Bacilli: the Spanish-American War and Military Medicine. New Brunswick (N. J.), 2004.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 161, 153.
  • Там же, л. 152, 153.
  • Там же, д. 114, л. 181 — 182, 246.
  • Там же, д. 113, л. 183, 207.
  • Там же, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 99.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 218 — 219.
  • Там же, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 233.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 219, 45.
  • Там же, д. 114, л. 266, 245.
  • Там же, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 340.
  • Кондратенко Р. В. Указ. соч., с. 45 — 46.
  • АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 114, л. 237.
  • Там же, л. 251,236.
  • Там же, л. 275.
  • Там же, ф. 148, оп. 487, д. 1479, л. 95.
  • Там же, ф. 133, оп. 470, д. 113, л. 65 — 67.

Байбакова Л. В. Армия США во время испано-американской войны 1898 года (По донесениям российских дипломатов) / Л. В. Байбакова // Новая и новейшая история. - 2013. - № 5. - C. 129