Американский Юг в романе М.Митчелл «Унесенные ветром» (Наблюдения историка)
Ни один регион США не вызвал такого множества легенд, как Юг. Споры о его особенностях не прекращаются вот уже более столетия. «Загадка Юга», «Мистика Юга», «Юг. Главная тема?» — таковы названия некоторых американских работ. Одни подчеркивают исключительность Юга, который до гражданской войны был другой цивилизацией по сравнению с Севером. У. Фолкнер считал, что тогда в Америке существовали две страны: Север и Юг.1 Крупнейший историк Юга К. Ван Вудворд увидел разницу между Югом и Севером не только в географии, климате, хозяйстве, но и в истории — коллективном опыте народа Юга, пережившем нечто, неведомое Северу,— поражение в войне, разруху, бедность.2 Однако в современной американской историографии все чаше раздаются голоса в пользу близости двух регионов (общность языка, политической системы, законов и пр.).3 Историки полагают, что драматизация несходства — скорее плод возбужденных перед гражданской войной умов, чем реальности.
Еще в середине прошлого столетия сложился стереотип американского Юга как преимущественно плантаторского, аристократического, рабовладельческого с полярно простой структурой: плантаторы-рабовладельцы и рабы, остальное население — белые бедняки. В массовом сознании это дополнялось бескрайними полями хлопчатника, залитого солнцем, звуками кнута по спинам рабов, вечерними мелодиями банджо и спиричуэлс. Распространению подобного образа содействовала художественная литература региона, со времен Д. П. Кеннеди создававшая идиллическую картину плантаторского старого Юга и заложившая основу южной версии легенды о нем. Северный вариант возник под влиянием впечатлений путешественников, противников рабства, и аболиционистской литературы, прежде всего романа Г. Бнчер-Стоу «Хижина дяди Тома» (1852).
Немного книг в Америке может сравниться с этим популярным романом, осудившим рабство как самую унизительную форму отношения к человеку. Произведение открыто аболиционистское, тенденциозное по духу требовало немедленного уничтожения рабства. Г. Бичер-Стоу прожила всю жизнь на Севере, проведя лишь несколько лет на границе с Югом, в г. Цинциннати, штат Огайо, и не знала подробностей жизни нижнего, плантационного Юга, которые, впрочем, ее и не интересовали. «Хижина дяди Тома»,— писал У. Фолкнер, родом как раз с глубокого Юга, хотя и более позднего времени,— была инспирирована активным и неверно направленным чувством сострадания, а также неосведомленностью автора относительно ситуации, которую она знала только понаслышке. Однако это не был продукт холодного размышления. Книга написана темпераментно, она согрета теплом писательского сердца».4
Роман М. Митчелл «Унесенные ветром» можно считать южной интерпретацией легенды. Он тоже пользовался немалым успехом. Изданное в 1936 г. произведение никому неизвестного автора сразу стало бестселлером: тираж книги, почти 1,5 млн,— небывалая в Америке цифра для первого издания. На следующий год роман получил премию Пулитцера, а еще через два года был экранизирован Голливудом. Он переведен на многие языки мира, в 80-е годы дважды издавался в СССР.
Главное в книге Митчелл — не проблема рабства, хотя и она получает свое место в романе, но жизнь и судьба плантаторов, а шире — самого Юга. Роман интересен как изображение южанином событий, до тех пор известных преимущественно в интерпретации северян,— гражданской войны и Реконструкции. Митчелл знала Юг изнутри и писала о своих родных местах — Атланте, штате Джорджия. Оба деда ее сражались в войсках Конфедерации, и события давно минувшей войны горячо обсуждались в ее семье, как и во многих семьях южан, что не раз отмечал Фолкнер. Другой южанин — Т. Вульф подметил отсутствие на Юге чувства поражения в войне. «Они нас не побили,— говорили дети.— Мы их били, пока не истощили всех своих сил. Нас не побили. Мы потерпели поражение».5 В атмосфере прошлого, которое как бы стало постоянным настоящим, южане находились с детских лет. Возможно поэтому история в романе Митчелл сохраняет живость современности, словно книга написана участником событий, и потому ее можно рассматривать чуть ли не как исторический источник. Даже тенденциозность и консерватизм автора «документальны»: в них выражена позиция южанина, его взгляд на былое. Произведение Митчелл, помимо ее намерений, позволяет выяснить особенности исторического развития Юга, разобраться в проблемах, до сих пор вызывающих споры. Задача настоящей работы и состоит том, чтобы через Юг, воссозданный в художественной литературе,— «Юг беллетристический» — взглянуть на Юг исторический. Поэтому речь пойдет не о литературных достоинствах или слабостях романа, не о персонажах как таковых, не о литературных образах в качестве исторических типов. Однако следует помнить, что это будет история, рассмотренная все же через художественное произведение.
Уже до гражданской войны южане выступили против сложившегося стереотипа Юга, пытаясь показать истинную картину своего края. Такова работа Д. Р. Хандли «Социальные отношения в наших южных штатах» — чуть ли не первое социологическое исследование старого Юга, надолго забытое в бурные годы войны.6 С той поры южане испытывали настоятельную потребность выговориться, показать Северу, всему миру реальный Юг, исправить искаженные представления о себе. Отчасти этим объясняется ренессанс литературы Юга, ее повышенная в сравнении с беллетристикой Севера чувствительность к прошлому. Южане, по свидетельству У. Фолкнера, пишут больше для Севера, иностранцев, нежели для самих себя.7
30-е годы нашего столетия, когда вышла книга Митчелл,— время переосмысления южанами своей истории: на смену дифирамбам «новому», буржуазному Югу, ностальгии по Югу ушедшему пришло желание объективно взглянуть на прошлое, разобраться в нем и понять его. В те годы началось интенсивное изучение истории региона. Работы Ф. Оусли и его учеников, К. Ван Вудворда и других опровергли многие из легенд о Юге. Исследователи показали, что регион вовсе не был однороден и основную часть его населения, как и на Севере, составляли мелкие фермеры-землевладельцы; 2/3 белых не имели рабов, а большинство рабовладельцев — не плантаторы, но фермеры, обрабатывающие землю вместе со своей семьей и несколькими рабами. Были разрушены и другие легенды — о якобы бесконфликтности общества Юга, об аристократическом происхождении плантаторов и пр.
Роман Митчелл написан в традиционной для литературы Юга XIX в. манере романтизации плантаторского общества. Однако, по справедливому замечанию советского литературоведа Л. Н. Семеновой, в книге наряду с чертами южного романа прошлого века есть определенные мотивы «новой традиции» XX в., представленной произведениями У. Фолкнера, Т. Вулфа, Р. П. Уоррена.8 Это прежде всего осознание писательницей бессилия и вырождения плантаторского класса, всего уклада рабовладельческого Юга.
Жизнь плантаторского общества накануне гражданской войны изображена в романе далеко не привлекательной: балы, пикники, светские условности. Интересы мужчин — вино, карты, лошади; женщин — семья, наряды, местные новости. Знакомая по европейской литературе картина «света». Многие плантаторы— люди невежественные, вроде Джеральда О’Хара, близнецов Тарлтонов, четырежды изгонявшихся из разных университетов, наконец, главной героини Скарлетт, чье образование длилось всего два года. К ним подходит определение, брошенное одним из персонажей: «порода чисто орнаментальная».9 Они не годны ни к какой деятельности, ведут барскую жизнь — прямое следствие рабовладения. Рабством парализовывалась жизнестойкость господ, воспитывалось отвращение к труду. Растлевающее влияние рабства осознавали сами плантаторы, мыслящие южане видели в нем серьезную проблему для региона, что засвидетельствовал Ф. Олмстед — северянин, путешествовавший в 1850-е годы по Югу10 и написавший несколько работ о нем. Выражаясь образно, рабство «портило породу господ», и в романе с художественной объективностью показана историческая неизбежность гибели рабовладельческого Юга. Ретт Батлер заметил: «Весь уклад жизни нашего Юга такой же анахронизм, как феодальный строй средних веков. И достойно удивления, что этот уклад еще так долго продержался» (Т. 1. С. 293—294).
В презрении к труду — одно из отличий южан от пуританской традиции уважения любого труда на Севере. Скарлетт заявила: «Чтоб я работала, как негритянка, на плантации?» (Т. 1. С. 526). Кастовость, характерная для общества Юга, проникла даже в среду рабов: «Мы домашняя челядь, мы не для полевых работ» (Т. 1. С. 534). Однако пренебрежение к труду не является единственной сущностью южанина, начинавшего в Америке, подобно северянину, с тяжкого освоения чужого ему мира, колонизации Запада. Дух пионерства не менее силен на Юге. Американский историк У. Б. Филлипс отметил два фактора, повлиявших на формирование региона: плантацию и границу.11] Презрение к труду у южанина вторично, воспитано рабством и даже в этих условиях далеко не всем привилось.
В столь противоречивом отношении к труду реализовалась противоречивость самого Юга, его сущностный дуализм, раздвоенность внутри южанина. Барство оказалось непродолжительным, исчезло вместе с институтом рабства, зато сохранился более устойчивый общеамериканский слой и в обществе Юга и в душах южан. Эта историческая эволюция видна в романе на примере Скарлетт. Митчелл в своей героине показала изгоя плантаторского общества, фигуру, нетипичную для него. Скарлетт — полукровка, дочь французской аристократки и безродного ирландца, выгодной женитьбой достигшего положения в обществе. Но именно Скарлетт, а не ее мать, типична для американского Юга, где аристократами была лишь небольшая группа потомков английских кавалеров, французских гугенотов, испанских грандов. Основная же часть плантаторов — выходцы из средних слоев,12 подобно отцу Скарлетт, Д. О’Харе, выигравшего в карты плантацию и первого раба. Мать воспитывала Скарлетт в аристократическом духе, но когда грянула гражданская война, все аристократическое, еще не успевшее стать качеством натуры, слетело с нее.
Выживание — так назвала сама писательница главную тему романа.13 Разумеется, люди «орнаментальной породы» не могли перенести гибели прежнего уклада жизни. Скарлетт выжила благодаря стойкости, яростному упорству, свойственным европейским переселенцам в Новом Свете. С гражданской войны перед южанами возникла дилемма: приноровиться к новым условиям, выжить, как Скарлетт, или превратиться в осколок былого, навсегда унесенного ветром. Хотя у героини Митчелл немало отрицательных черт — бездуховный практицизм, недалекость, использование любых средств, если они ведут к поставленной цели, — все же именно Скарлетт стала образом не только южапки, но американской женщины, выстоявшей в гибельных обстоятельствах преимущественно потому, что сильнее южной кастовости в ней оказались собирательные черты американки. Она стала вообще символом индивидуальности, торжествующей над самыми неблагоприятными условиями,— иначе нельзя объяснить невиданную популярность и персонажа и самого романа в Соединенных Штатах.
‘ На другом полюсе оказались те южане, кто не мог либо не хотел принять изменения, кто сопротивлялся истории. Символической фигурой этих некогда живых, ко обреченных сил Юга стал под пером Митчелл Эшли Уилкс, Образованный, начитанный, обладающий тонким, аналитическим умом, он превосходно понимал историческую обреченность старого Юга. В романе Эшли остался жить, но душа его мертва, потому что отдана уходящему Югу, она — одна из унесенных ветром. Эшли не хотел побеждать, как Скарлетт, любой ценой, предпочитая умереть вместе с тем, что ему дорого. Он выжил, не стремясь к этому, и просто доживал свой срок. Будучи противником рабства, он все же пошел на войну, но отстаивал не «правое дело» рабовладельцев, а дорогой ему с детства мир, уходивший навсегда. Эшли воюет на стороне тех сил, крах которых давно им угадан.
В Уилксе важна еще одна черта, свойственная южанину,— отказ от материального преуспеяния любой ценой: принцип Севера «деньги — все» на Юге не имел абсолютной силы, честь в качестве правила кастовой этики нередко была сильнее денег.
Эшли Уилкс по вполне осознанному внутреннему решению не хочет вживаться в атмосферу предпринимательства и покидает родину: если нельзя сохранить Юг в жизни, герой сохраняет его в своей душе, лишь бы не видеть, как действительность разрушает его идеалы.
Наиболее противоречивый персонаж книги — Ретт Батлер, во многом антипод Эшли. Еще в юности он порвал с плантаторским обществом, и оно является предметом его постоянных злых насмешек. Ретт—преуспевающий бизнесмен—торговец, спекулянт— самые непрестижные профессии на Юге. По взглядам он близок южному реформаторскому движению 1840—1860-х годов, выступавшему за всестороннее экономическое развитие региона, каковое могло бы обеспечить полную независимость от Севера и Европы. Его представители ясно видели временный характер процветания Юга, связанный с хлопковым бумом. Ретт хорошо понимал, что слабая индустрия не может обеспечить перевеса в грядущей войне против Севера, и открыто смеялся над бахвальными речами своих соотечественников. Правда, у тех, кто надеялся победить в этой войне, имелись некоторые основания: Юг был богатым краем, давал основную часть экспортной продукции США; ему принадлежало политическое лидерство в Союзе — южане преобладали в конгрессе, исполнительных и законодательных органах, традиционно поставляли стране ведущих политических деятелей и военачальников. Впрочем, все это мало значило перед теми историческими возможностями, которыми располагал Север и каких Юг был почти лишён. Дальновидные люди (а среди них и Ретт Батлер) трезво оценивали ситуацию.
И все же Ретт оказался большим южанином, чем Скарлетт. В последние месяцы существования Конфедерации он-таки вступил в ее армию, храбро сражался за дело, обреченность которого заранее предсказал. Читателю трудно понять мотивы такого поступка в человеке столь здравого ума и расчета, однако созданный автором образ оставляет впечатление достоверности. С годами Ретт стал ценить на Юге то, что в юности с презрением отбрасывал — «свой клан, свою семью, свою честь и безопасность, корни, уходящие глубоко..» (Т. 2. С. 578).
Два персонажа — Эллин О’Хара, мать Скарлетт, и Мелани, жена Эшли,— представляют аристократок старого Юга. Эллин — эталон хозяйки «большого дома» на плантации Юга. Она держит в своих руках имение, воспитывает детей, лечит рабов, к которым относится как к продолжению своей семьи — словом, почти евангельский образец. Сила маленькой и хрупкой Мелани в другом. Уроженка Юга, она верна своей родине, и те духовные традиции, которые считает первосущными, свято хранит в себе, передавая потомкам. Оба женских образа написаны в духе традиционного мифа о Юге, они — идеальные женские типы в представлении южанина.
Роман посвящен жизни плантаторов, но касается других групп южного общества. Как и на Севере, самым массовым слоем населения Юга было фермерство, хотя это сходство регионов внешнее, ибо фермеры встроены в разные социально-экономические системы, занимали неодинаковое место в хозяйстве и обществе. На Севере мелкие и средние аграрии играли ведущую роль в производстве и посему были влиятельной силой. Фермеры Юга, преимущественно мелкие, не лидировали в экономике, следовательно, в обществе их положение не было слишком заметным. Социум Юга сложнее, поляризованнее, нежели на Севере, в нем резче концентрация богатства, шире слой безземельных. Само фермерство Юга неоднородно: это и жители изолированных районов Аппалачей, ведущие натуральное хозяйство; и фермеры верхнего Юга, так называемых пограничных штатов, близких по экономической структуре Северу и Западу; наконец, фермеры плантационного пояса, около половины которых — рабовладельцы. Такое разнообразие в хозяйственной жизни служило базой отличий в системе ценностей, психологии аграриев Юга.
Митчелл изображает несколько фермерских типов. Один — Слэттери, соседи семьи О’Хара, владельцы нескольких акров земли. Они в постоянной нужде, вечных долгах — в хлопковом поясе шел неуклонный процесс вытеснения мелких фермеров. Плантаторы в романе не прочь избавиться от подобного соседства. Этот тип описан самыми мрачными красками, в духе исторически реального отношения к нему самих плантаторов, именовавших его собирательным «белая шваль» (white trash). Слэттери грязны, неблагодарны, источают заразу, от которой умирает Эллин О’Хара. После войны они быстро пошли в гору. Здесь очевидна тенденциозность автора.
Другой тип фермера — Уилл Бентин, бывший владелец двух рабов и маленькой фермы в Южной Джорджии, навсегда осевший в Таре. Он легко вошел в послевоенную жизнь: плантаторы, смирив предрассудки касты, приняли его в свою среду. В Уилле нет неприязни к плантаторам, он сам готов сделаться одним из них. Такой вид взаимоотношений фермера и плантатора исторически достоверен на нижнем Юге.
Совсем не то одноногий Арчи, фермер с гор,— неряшливый, грубый, независимый человек, равно ненавидевший плантаторов, негров, северян. Он хотя и воевал в армии Конфедерации, но был не на стороне рабовладельцев, отстаивая свою личную свободу, как и большинство фермеров Юга.
Проблема рабства не была главной для Митчелл, в романе даже не упоминается о его отмене во время гражданской войны, но эта тема все же присутствует, иначе и не может быть в книге об американском Юге. Примером отношения к рабам для автора служит Эллин О’Хара: рабы — большие дети, рабовладелец должен сознавать ответственность за них: заботиться, воспитывать и не в последнюю очередь собственным поведением. Не исключено, что подобный взгляд и был свойствен сердобольным христианам, однако впоследствии именно он стал основой для расистского оправдания института рабства. Митчелл отвергает мнение северян о жестоком обращении с неграми. Самый убедительный аргумент она вручила Большому Сэму: «Я же дорого стою» (Т. 2. С. 299). Действительно, цены на рабов накануне гражданской войны были очень высоки, как и самый спрос на них. Затраты на рабов являлись наиболее крупными капиталовложениями в рабовладельческом плантационном хозяйстве. Поэтому случаи убийства раба, особенно во время сбора урожая, как описала Г. Бичер-Стоу, редки, такое мог позволить себе решительно бесхозяйственный человек. Но, разумеется, факты жестокости, убийства рабов, травли собаками, хотя и не были системой, но встречались на Юге, что подтверждают очевидцы.
Отвергая легенды Севера о Юге, Митчелл сама оказалась во власти легенды южан о своем крае. В южной интерпретации даны образы женщин-аристократок, проблема рабства, персонажи северян-янки — людей сомнительного прошлого, стяжателей, прибывших на Юг за легкой добычей. Писательница изобразила северян едва ли не так же, как Г. Бичер-Стоу — южан.
Картина, нарисованная в романе «Унесенные ветром», позволяет сделать некоторые выводы относительно общества Юга и сравнить его с обществом Севера. Различные формы собственности и хозяйства, сложившиеся в двух регионах, повлияли на возникновение различных социальных структур и отношений. Начав развитие на капиталистической основе, Юг по мере распространения плантаций и рабства приобрел черты, не свойственные капитализму. Крупное землевладение и рабовладение отразились на всех сторонах жизни Юга, сделав иным его общество. Капитализм и рабство слились, возник особый уклад жизни на Юге, не вмещающийся в рамки только капитализма или только рабовладения. Этот симбиоз воссоздан в романе с тою степенью живой достоверности, какая доступна не всякому историко-экономическому исследованию. Писательница выявила его черты в сфере психологии.
Особый уклад был сметен гражданской войной, «унесен ветром». Будучи столь различными, Север и Юг не могли ужиться в границах одного государства: их интересы полностью не совпадали, каждый стремился к лидерству в Союзе — конфликт был неотвратим. С поражения в гражданской войне началась новая историческая фаза развития и самого Юга, и Соединенных Штатов. Юг постепенно переходит на путь чисто капиталистической эволюции, путь индустриализации и урбанизации. Но влияние рабства надолго сохранится в его хозяйстве, общественных отношениях, сознании, духовной культуре.
Велики материальные убытки Юга в войне: сожжены дома, разорены и зарастают лесом плантации. В Южноатлантических штатах посевные площади были восстановлены только к 1900 г.14 Имение Скарлетт, благословенная Тара, из крупной плантации превратилась в убогую ферму с двумя мулами.
Страшны человеческие потери: на Юге погибла четверть миллиона населения, среди оставшихся немало инвалидов. Девушки и женщины обречены на безбрачие или жизнь с калеками
Юг пострадал не только от боевых действий, но, возможно, еще больше от распада всей хозяйственной системы, сложившейся до войны. Плантация без рабов перестала быть самым прибыльным бизнесом. Плантаторы разделили свои земли на мелкие участки и сдали в аренду бывшим рабам — кропперам. Теперь они больше вкладывали деньги в промышленность, банки, железные дороги, превращаясь в капиталистов. Эта эволюция плантатора показана в романе на примере самой Скарлетт, которая, не брезгуя открыто бесчестными средствами, обзавелась скобяной лавкой, двумя лесопилками. К слову, похожим был путь прадеда У. Фолкнера, реального, а не романтического персонажа, плантатора, после войны вложившего капитал в железнодорожное дело.
Черты нового в жизни послевоенного Юга видны в облике столицы Джорджии Атланты. Молодой город, ровесник Скарлетт, еще до войны превратился в крупный торгово-промышленный центр благодаря выгодной географии: он стоял на перекрестке путей, соединявших Юг с Западом и Севером. Почти целиком разрушенная войной Атланта быстро оправилась и стала важнейшим городом не только Джорджии, но и всего Юга.
Юг переживал сложный период трансформации, когда черты старого и нового сплелись неотделимо — это хорошо видно в романе М. Митчелл. Новое связано с отменой рабства, развитием капитализма, однако сохранение крупных землевладельцев-плантаторов, а с ними полупринудительного труда в формах испольной аренды — кропперства, долгового рабства — пеоната мешало становлению индустриального общества.
Судьба Юга — центральная проблема романа, и решает ее Митчелл так же, как У. Фолкнер. Старый Юг умер, его быт, ценности безвозвратно ушли, унесены «ветром истории». После войны Юг теряет былые особенности, историческую индивидуальность, хотя такой взгляд неполон. Умер не весь Юг, но Юг рабовладельческий, Юг как особый уклад, а это не одно и то же. Ведь американский Юг всегда был двойствен, и после гражданской войны возобладало его другое, капиталистическое начало, которое объединило регион со всей страной, правда в ущерб его своеобразию.
Тема Юга, родины тесно связана в романе с темой изобильно-плодородной земли Джорджии, краснозема, который так манит Скарлетт, влечет сильнее родственных уз, дает силу в тяжкие мгновения. Описания этой земли, самого прочного и неизменного, что одно осталось на месте и не было унесено ветром,— наиболее поэтические в книге. Эта благодатная земля, рождающая дважды, а то и трижды в год,— предмет особой гордости южан, ибо она создала Юг таким, каков он есть; она единственно прочный залог его дальнейшего существования.
Благодаря роману М. Митчелл читатель постигает не только Юг в качестве некой исторической данности, но получает и более объемное представление о Соединенных Штатах Америки: ведь Юг входит в состав всей страны, является важным элементом целого, без него и неполного и непонятного
Примечания
- См.: Фолкнер У. Статьи, речи, интервью, письма. М., 1985. С. 96
- Woodward C. Vann. The Burden of Southern History. Baton Rouge, 1968. P. 25; Idem. American Counterpoint: Slavery and Racism in the North-South Dialogue. — Boston; Toronto, 1971. P. 4.
- Potter D. The South and the Sectional Conflict. — Baton Rouge, 1968. P. 70.; Degler C. Place Over Time. Baton Rouge, 1977; Pessen E. How Different from Each Other Were the Antebellum North and South // American Historical Review. 1980.N 5. P. 1119—1149.
- Фолкнер У. Указ. соч. С. 389.
- Вулф Т. Взгляни на дом свой, ангел. История погребенной жизни. М., 1971. С. 399.
- Hundley D.R. Social Relations in Our Southern States. Baton Rouge; London, 1979 (Repr. 1860).
- См.: Фолкнер У. Указ. соч. С. 317.
- См.: Семенова Л. Н. Проблема «южной традиции» в американской критике 60-х гг. XX в. (Становление и развитие «южной традиции» в романе США XIX—XX вв.): Автореф. канд. дис. М„ 1974. С. 19.
- Митчелл М. Унесенные ветром: В 2 т. М., 1984. Т. 2. С. 127 (далее сноски на роман даны в тексте).
- Olmsted F.L. The Cotton Kingdom. N.Y 1984. P. 259.
- Phillips U.B. The Slave Economy of the Old South/Ed. by E. D. Genovese. Baton Rouge, 1968. P. 5.
- Hundley D.R. Op. cit. P. 129—132.
- Farr F. Margaret Mitchell of Atlanta. N. Y., 1965. P. 83.
- 12th Census of the United States, 1900. Wash., 1902. Vol. 5. Pt. 1. P. XVIII.