Русские и американцы на «границе»: Отношения с аборигенами

«Если бы мы сравнили наши методы освоения границы с методами стран, имевших подобные проблемы, таких, как Россия, Германия и английские колонии в Канаде, Австралии и Африке, — заметил Фредерик Тернер в 1904 г., — мы, несомненно, получили бы плодотворные результаты».1

Историк не случайно назвал первой Россию, ибо колонизация определяла ее развитие, как и развитие Соединенных Штатов, вплоть до XX столетия.2 Рассмотрим опыт взаимоотношений двух стран с аборигенами на примере Сибири и Запада (за р. Миссисипи) во второй половине XIX в., — в пору активного освоения этих регионов, что позволит выяснить и характер самой колонизации.

Есть немало сходных черт в отношениях русских и американцев к коренному населению: длительная борьба, которая закончилась покорением (сибирских народов в XVIII в., индейцев Запада — к концу XIX в.); политика патернализма и ассимиляции — русификация и американизация; разрушение образа жизни и среды обитания аборигенов, их зависимость от завоевателей и вымирание. Влияние коренных жителей и новой среды на колонизаторов превосходно описали Ф. Тернер и В.Г. Короленко.

«Дикость захватывает колониста… европейски одетого, вооруженного промышленными средствами и способами передвижения, европейски мыслящего. Из железнодорожного вагона она пересаживает его в берестяное каноэ. Она снимает с него цивилизованные одежды и облекает в охотничью куртку и мокасины. Жилищем его становится бревенчатая хижина чироки и ирокезов с традиционным индейским палисадом. Он уже по-индейски возделывает землю и выращивает кукурузу, осваивает воинственные выкрики и не хуже индейца снимает скальпы с врагов. Короче говоря, пограничное окружение диктовало свои условия. Человек должен был принять их или погибнуть».3

«…Пока отцы и деды Макара воевали с тайгой, жгли ее огнем, рубили железом, сами они незаметно дичали. Женясь на якутках, они перенимали якутский язык и якутские нравы. Характеристические черты великого русского племени стирались и исчезали. … Макар… иногда ругал других «погаными якутами», хотя, правду сказать, сам не отличался от якутов ни привычками, ни образом жизни. По-русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на ногах «торбаса», питался в обычное время одною лепешкой с настоем кирпичного чая, а в праздники и в других экстренных случаях съедал топленого масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе. Он ездил очень искусно верхом на быках, а в случае болезни призывал шамана, который, беснуясь, со скрежетом кидался на него, стараясь испугать и выгнать из Макара засевшую хворь».4

Оба автора показали одичание поселенцев, «варваризующее» влияние «границы», как писал А. Тойнби об американском Западе.5 Один из критиков назвал человека Запада, впервые изображенного в художественной литературе США в конце XIX в., «англосаксом, вновь впавшим в полудикость».6

Чтобы выжить в новых условиях, пионерам пришлось заимствовать опыт аборигенов, ибо старый, европейский, не годился. Поэтому у американцев и сибиряков появились такие общие черты, как независимость, находчивость, опора на свои силы, дух предприимчивости.

Однако из приведенных отрывков видно и важное различие. Американцы, осваивая Запад, «впали в полудикость», русские «объякутились», «обурятились», из-за недостатка женщин беря в жены местных. В результате ассимиляции пришлого русского населения аборигенами появился особый тип русского — сибиряк-старожил, что наиболее характерно для Восточной Сибири. У него черные или темные волосы и глаза, более смуглый цвет кожи, более широкие скулы, узкий разрез глаз. Он «холодно- рассудочен и расчетлив», отличается «грубоватостью нравов», а также «страстью к наживе». Чистый русский тип сохранился только у староверов южного Алтая и Забайкалья, не допускавших смешанных браков.7

Ассимиляция русских шла особенно интенсивно в районах с численным преобладанием коренных народов. В Якутии, где аборигены составляли в 1897 г. 87,5% населения, «объякутились» целые слободы русских крестьян.8 «Этнографические исследования убеждают нас, — писал знаток Сибири Н.М. Ядринцев, — что здесь русские теряли очень часто вместе с типом и свои характеристические признаки, нравы, обычаи, веру и даже язык, — словом, утрачивали свою национальность. С кем бы они ни сталкивались, остяки, тунгусы, якуты, буряты и киргизы имели на них сильное влияние, и русские им уступали»9.

Этнолог требовал принять «меры против понижения славянской расы в Сибири», поскольку «метисация русских» (народ — «смешица», говорили местные), по его мнению, привела к «вырождению русской народности», в которой происходили даже физические изменения: «уменьшение роста, силы, потеря многих культурных черт и инстинктов». Но русские приобретали и некоторые «положительные качества в изощренных способностях и ощущениях»: от остяков и тунгусов, к примеру, особенную утонченность зрения, зоркость и приметливость.10

Так завоеванные народы мирно, без войны, за три столетия победили колонизаторов, что свидетельствовало о низкой культуре последних, которые сами еще не цивилизовались. Русские перенимали у аборигенов формы хозяйства, одежду и нравы. Забайкальские казаки перешли от земледелия к скотоводству, пушному промыслу, заимствовав у бурят методы приручения лошадей, винокурения и пр. Женщины шили по примеру буряток «яргачи» — козлиные и тарбаганьи шубы. В Верхоленском крае русские ели ту же пищу, что и буряты, без вилок и ножей, из деревянных чашек.11 Постепенно они забывали свой язык, обращались к язычеству, полигамии, шаманизму.

Финский лингвист и этнограф М.А. Кастрен, путешествуя в 1840-е годы по Сибири, наблюдал в Туруханском крае русских, совершенно уподобившихся остякам: «В рыболовное время по образу жизни они мало чем отличались от туземцев. По крайней мере, я видел сам, что всякий раз, как вытянут сеть с рыбой, они тотчас же распластывали несколько живых рыб и тут же, как чайки, съедали их без хлеба, без соли и без всякой приправы».12 Подобную сцену с удивлением описал Г. Успенский, совершивший в 1888 г. поездку в Сибирь, чтобы познакомиться с жизнью переселенцев. Он видел, как сургутский торговец в Тобольске заправлял в рот сырую, еще живую стерлядь, только что купленную на рынке, со словами: «Сейчас, сейчас обогрею тебя, голубушка. Не торопись! Будешь в теплом месте!»13

Но шел и обратный процесс — русификации сибирских аборигенов, также отмеченный всеми путешественниками. «Даже якуты, отличающиеся удивительной устойчивостью своей национальности, — писал А. Щапов, — …от соседства с русскими сильно русеют».14 Аборигены переходили к оседлости, употребляли в пище хлеб и соль; русское влияние сказывалось в их одежде и жилищах. Оседлыми стали западносибирские татары, росла их доля среди бурят и других сибирских народов. Крещение позволяло инородцу жениться на русской. В юго-восточной Сибири появились крещеные буряты, которые жили в особых ясачных селениях, а иногда в русских деревнях. Буряты Иркутской губернии, в отличие от забайкальских, превратились за XIX в. из кочевников-скотоводов в оседлых земледельцев. В конце века они использовали сельскохозяйственные машины (жнейки, молотилки, веялки).15

По численности русские обогнали аборигенов Сибири уже к XVIII в., а с массовой миграцией из Европейской России в следующем столетии стали преобладать. В 1897 г. коренное население составило 15% жителей региона.16 Процесс русификации народов Сибири принял необратимый характер.

Американские переселенцы на Западе, в отличие от русских, одичали в борьбе с природой и индейцами, но не ассимилировались с аборигенами, слишком велика была разница в уровне культуры. Они сохранили основы западной цивилизации, что помогло им сравнительно быстро освоить новый континент. В процессе колонизации европейские переселенцы выработали собственный образ жизни, превратившись в американцев. Первые английские колонисты пользовались опытом индейцев: осваивали новые культуры (кукуруза, табак и пр.), способы охоты и рыбной ловли. Правда, скоро они переросли примитивные навыки аборигенов и сами стали учить их, как получить высокий урожай кукурузы.

Но индейская культура не прошла бесследно для американцев. «Наши контакты с индейцами повлияли на нашу речь, экономическую жизнь, нашу одежду, наш спорт и отдых… музыку, роман, поэзию, драму…», — заметил исследователь.17 В американском английском языке много индейских слов, особенно в географических названиях, в том числе штатов, в названиях животных, растений. Индейцы придали своеобразный колорит американской культуре, сделав ее отличной от западноевропейской. Освоение Запада, как и Сибири, сформировало особый тип американца — человека Запада (Westerner), усвоившего элементы индейской и испанской культур.

Во второй половине XIX в. в обеих странах остро стоял национальный вопрос — инородческий в России (инородцами в Российской империи называли всех нерусских) и индейский в США.

«Инородческий вопрос — один из жгучих сибирских вопросов, — писала в 1883 г. газета «Восточное обозрение». — Со времени издания устава инородческого Сперанским в 1822 г. он потерпел многие искажения и представляет много больных сторон».18 Шел процесс обнищания и вымирания сибирских аборигенов, из-за этого снижались налоговые поступления в казну. Если правительство беспокоилось о налогах, то российская общественность выступала за политику, направленную на улучшение быта и образования сибирских народов, реформу управления.

Проблема индейцев обострилась в конце 1840-х годов, когда к США после войны с Мексикой 1846-1848 гг. отошла половина ее территории и началось освоение Запада (за р. Миссисипи). Но в ту пору ее решение было отложено из-за более серьезного вопроса — рабства. После Гражданской войны с массовой миграцией на Запад американское правительство уже не могло игнорировать индейскую проблему. В 1860-е годы шли войны с шайенами, ара- пахо, сиу. Необходимо было обеспечить свободный и безопасный проезд переселенцев, чей поток постоянно увеличивался.

Американское общество с 1850-х годов обсуждало проблему взаимоотношений с индейцами. За изменение индейской политики выступили религиозные деятели. Во время Гражданской войны квакер Дж. Бенсон и епископальный священник Г. Уиппл беседовали об этом с А. Линкольном, и тот обещал вернуться к вопросу после войны. Но заниматься им пришлось уже президенту У. Гранту, который оказался перед трудным выбором. Представители миссионерских протестантских организаций предлагали мирное решение — подготовить индейцев к вхождению в американское общество с помощью христианских учителей. Другой план исходил от героя Гражданской войны генерала У. Шермана: силой оружия превратить кочевников в оседлых и заставить их работать, для чего снова перевести Бюро по делам индейцев в военное ведомство (в 1849 г. его передали в министерство внутренних дел).

Устав от бесконечных конфликтов с индейцами, американское правительство решило перейти к мирной политике, а генерал Шерман вошел в состав Мирной комиссии, организованной в 1867 г. для завершения войны с сиу. Именно в ту пору создавалась основная часть резерваций, где, по мнению реформаторов, должна была происходить американизация индейцев. Опека над ними перешла к 73 религиозным агентствам. На реализацию программы Конгресс выделил 2 млн долл.19 Мирная политика Гранта встретила ожесточенное сопротивление и стала периодом «одного из наиболее ожесточенных военных конфликтов в истории отношений с индейцами»20.

После завоевания Сибири Российская империя не трогала образ жизни местного населения, обложив его данью — ясаком, перешедшим с истощением пушнины в денежную подать (ясак сохранился только для охотников Севера). Инородец рассматривался как податная, ясачная душа и входил в разряд государственных крестьян. Его нужно было охранять, так как ясак представлял важный источник пополнения доходов казны. В этом кроется причина заботы и «гуманности» царизма в отношении коренных народов. В XVII в., во времена Михаила Федоровича, от воевод Сибири требовали обращаться «кротко» с туземцами, собирать ясак «ласкою и приветом».21 Покровительство и поддержка выражалась в льготах и привилегиях: инородцы не были крепостными, не служили в армии, платили меньший размер налогов. Российские императоры относились к покоренным народам как к своим подданным, привлекая ко двору местную знать.

Идея покровительства стала особенно популярной при Екатерине II, видевшей в Сибири богатую колонию. Она вызывала к себе представителей инородцев (в екатерининской комиссии для составления нового уложения участвовал депутат от бурят буддист Засев, получивший золотую медаль и титул хамбо-ламы всех бурятских и тунгусских народов), выступала их защитницей в указах.

Однако забота власти в бюрократической империи оборачивалась лишь бедами для сибирских народов. В 1763 г. была проведена перепись инородцев Сибири, их насчитали 186 тыс. мужских душ и наложили вполне умеренный оклад (165 тыс. руб.). Но переписи составлялись редко и нерегулярно, поэтому при убыли ясачного населения из-за высокой смертности живым приходилось платить прежний оклад и за мертвых. Тем же обернулась благая идея запасных хлебных магазинов. Созданные в Сибири по «Уставу об управлении инородцев» 1822 г. для государственной продажи им хлеба и соли, а в случае голода и бесплатной раздачи, они разоряли аборигенов. В Нарымском крае цены на хлеб в них были на 60-100% выше, чем в местных магазинах, поэтому остяки там его не покупали. Зато служащие магазинов — «вахтеры» давали хлеб в долг. В результате остяки накопили 50 тыс. руб. хлебной недоимки, став вечными должниками, а бывшие «вахтеры» разбогатели.22

Если в России патерналистская политика выражалась в льготах и привилегиях, а также скудном вспомоществовании, не доходившем обычно до аборигенов из-за злоупотреблений чиновников, то в США ее важнейшим инструментом была система договоров. Индейские племена официально считались суверенными народами, и до 1871 г. американское правительство заключало с ними договоры, как правило, неравноправные и принудительные. За 1778-1871 гг. было подписано 367 ратифицированных договоров с индейцами.23 В них содержались обязательства правительства снабжать их одеждой, домашними животными, сельскохозяйственным инвентарем, оружием.

Но отношение к индейцам было весьма противоречиво. С одной стороны, их считали суверенными народами, с другой — нецивилизованными дикарями, детьми, нуждающимися в постоянной опеке, поэтому по-христиански выражали чувство отеческой ответственности перед ними. Американский президент называл индейцев «детьми», «сыновьями», а они его — «великим отцом» (Great Father). Военный министр Дж. Кэлхун, создавший при своем ведомстве Бюро по делам индейцев, заявил в Конгрессе в январе 1820 г., что их «следует взять под наше покровительство».24 Э. Джексон также видел в индейцах детей, а перемещение их на Запад, начатое в 1830 г., рассматривал как возможность оградить аборигенов от дурного влияния белых, и прежде всего от продажи им спиртного. Хотя главной причиной сгона индейцев было стремление получить их плодородные земли на Юге, где в ту пору быстро развивалось высокодоходное хлопководство. Точнее положение индейцев в США определил глава Верховного суда Дж. Маршалл в деле чироков 1831 г., протестовавших против выселения со своих земель на Запад, назвав их «внутренними зависимыми народами» (domestic dependent nations),25 что больше соответствовало реальности. По мере роста экономической зависимости индейцев их суверенитет все более подвергался эрозии, пока, наконец, не исчез окончательно вместе с самими договорами.

Российское и американское правительства пытались решить инородческий и индейский вопрос во второй половине XIX в. одинаковыми мерами — политикой ассимиляции аборигенов (русификацией и американизацией) и превращением их в полноправных граждан с помощью перевода к оседлости, христианизации и образования. Но цели при этом преследовались разные. Американцы намеревались получить для поселенцев земли индейцев на Западе, полагая, что они слишком нерационально их используют. Цивилизация аборигенов и насаждение американского образа жизни и ценностей должны были решить индейский вопрос. Российское правительство стремилось увеличить постоянно снижавшийся сбор налогов от сибирских народов, составлявший немалый доход (в XIX в. ясачные поступления давали царской семье ежегодно 200 тыс. руб. серебром).26 Оседлость и русификация коренных жителей Сибири позволили бы перевести их в статус остальных подданных и повысить налоги.

Ассимиляция аборигенов достигалась в двух странах разными средствами. Царское правительство всегда поощряло переход сибирских племен к оседлости. При Екатерине II за оседлыми инородцами было закреплено много земли. Этому же содействовала реформа генерал-губернатора Сибири М.М. Сперанского. «Устав об управлении инородцев» 1822 г. разделил сибирских аборигенов на разряды по образу жизни, отдав преимущества оседлым жителям, которые по правам и обязанностям приравнивались к сословию государственных крестьян, но без рекрутской повинности. В связи с этим у них почти в 10 раз (с 1 руб. 50 коп. до 11 руб.) повысилась ясачная подать и стали расти недоимки. Поэтому некоторые инородцы, как, например, тобольские, требовали перевода в прежнее положение кочевых народов.27

Задача распространения оседлости была поставлена в программе развития Сибири, составленной в 1852 г. вторым Сибирским комитетом. Ее предполагалось решить административным путем, подчинив инородцев общероссийским учреждениям, т.е. перевести их в статус обычных подданных28. Такая мера позволила бы унифицировать управление краем. Больше всего царское правительство опасалось отделения Сибири от империи и стремилось укрепить свою власть над ней.

С конца 1850-х годов в Тобольской и Томской губерниях было создано несколько образцовых волостей, соединивших инородческие и русские районы. Но механическое объединение оказалось неудачным: оно не увеличило сбора налогов, зато вызвало неприязнь обеих сторон, потребовавших разделения. В 1870-е годы местные власти Тобольской губернии жаловались на коренных жителей, что те не занимаются земледелием, а сдают землю в аренду русским крестьянам за ничтожную плату.29

Один из главных принципов российской национальной политики в Сибири — сохранение рода как основной административной и экономической единицы. Управление, по сути, было передано местной знати, что превратило инородцев, как писала газета «Сибирь», в «двоеданцев»: помимо имперских чиновников над ними существовала почти неограниченная родовая власть тайшей и нойонов, которые с помощью вымогательства у своих соплеменников нажили целые состояния. В Бурятии они владели огромными землями, табунами, пивоваренными заводами, закабалив своих сородичей.30

На рубеже XIX и XX вв. административная реформа все-таки была проведена, местное самоуправление аборигенов (степные думы, управы) заменили органами волостного управления по русскому образцу, что положило конец родовому принципу. Законом от 8 июня 1898 г. в Сибири, как и в Европейской России, вводился институт крестьянских и инородческих начальников, усиливший полицейскую опеку над коренными народами. Таким образом, национальная политика царизма в Сибири свелась к реформе управления, окончательно подчинившей инородцев государству, в начале XX в. была введена паспортная система. Русификация выразилась в насильственном переводе на оседлость (только оседлые получали землю). К 1914 г. большая часть кочевников перешла в категорию оседлых.31

Между тем, образованные представители Сибири (А. Щапов, Н. Ядринцев, С. Патканов) ставили перед правительством гуманитарные задачи: государственная опека над коренными народами, которая предотвратила бы их вымирание; распространение образования, позволившее интегрировать аборигенов в российское общество.

В Соединенных Штатах по проблеме ассимиляции индейцев не было единого мнения. Одни, подобно квакеру Т. Маккени, первому главе Бюро по делам индейцев, созданного в 1824 г., и архитектору ранней индейской политики, считали невозможной их быструю американизацию, поэтому полагали необходимым изолировать индейцев от белых; другие же, напротив, верили в ее успешную реализацию. До второй половины XIX в. преобладало первое мнение. После покупки Луизианы Т. Джефферсон предложил делегации племени чикасо перебраться на западные земли, но те отказались. Зато президент Э. Джексон начал политику насильственного переселения индейцев на Запад.

После Гражданской войны под влиянием протестантских организаций идея ассимиляции индейцев в англо-американскую культуру легла в основу национальной политики. Со времени образования республики американское правительство придавало большое значение превращению индейцев из охотников в земледельцев, обучению их ремеслу и ведению сельского хозяйства. Эту политику поддерживали президенты Дж. Вашингтон и Т. Джефферсон. Важным считалось не только снабдить аборигенов сельскохозяйственным инвентарем и домашними животными, но приучить их к труду, поощрялась индивидуальная деятельность.

Если россияне до конца XIX в. сохраняли в Сибири родовой строй, то американские реформаторы последней трети века стремились как можно скорее его разрушить. Особое внимание уделялось внедрению частной собственности на землю, поскольку она должна была способствовать индивидуализации индейцев, отказу от племенных ценностей, а значит, превращению их в полноправных граждан США. Подобные попытки уже предпринимались раньше (в Канзасе, Мичигане) и заканчивались неудачей, но реформаторы объясняли это ошибками предшественников.

В 1887 г. был принят закон Дауэса, который передавал землю индейцам в частную собственность. Глава семьи получал 160 акров, остальные взрослые мужчины — по 80 акров. Закон позволял правительству с разрешения индейских племен продавать оставшуюся землю белым поселенцам по 160 акров, а деньги отдавать индейцам. Отделившиеся от племени становились гражданами США, в отличие от тех, кто оставался в резервациях. При этом индейцы лишались самоуправления и должны были подчиняться американским законам. Представители 19-ти племен на Индейской территории (ныне штат Оклахома) выступили против закона, предвидя его отрицательные последствия. Только пять так называемых цивилизованных племен (чокто, крики, чикасо, чироки, семинолы), изгнанных Джексоном в 1830-е годы с Юга, получили гражданство, сохранив племенные законы, в том числе на землю. Они и на Западе добились процветания, фермерствовали, перешли в протестантизм, приняли собственные конституции, создали общественные школы. Но к 1902 г. и у них отняли самоуправление.32

Еще в 1880 г. три члена комитета по делам индейцев в Палате представителей американского Конгресса представили доклад с решительным осуждением земельного законопроекта. Они возражали против его применения ко всем индейцам, стоящим на разных уровнях развития, земледельцам и охотникам, как апачи и навахо, а также убеждали в том, что индейцам, представителям племенного общества, не понятна сама идея собственности на землю. В докладе было также заявлено: главная цель законопроекта — «не помочь индейцу и не разрешить индейскую проблему», но «получить ценные индейские земли и открыть их для белых поселенцев».33 Именно так и произошло. 22 апреля 1889 г. тысячи поселенцев ринулись на Индейскую территорию и за несколько часов захватили все свободные земли.

Земельная политика правительства США оказалась неудачной. Индейцы не хотели превращаться в фермеров. Вождь сиу Красное Облако заявил: «Великий дух не создал нас для работы. Он создал нас для охоты и рыбной ловли».34 В результате индейцы потеряли большую часть своей земли, перешедшей к белым, и были обречены на бедность. В Монтане они лишились 17,5 млн акров из 21,65 млн.35 Хотя индейцам запрещалось сдавать земли в аренду, неофициально они все-таки ее сдавали белым, живя на арендную плату. В 1898 г. индейцы племени омаха и виннебаго в Небраске отдали в аренду почти всю свою землю (112 млн из 140 млн акров).36 Аренда была первым шагом к продаже земли, которая вскоре распространилась. За 1887-1934 гг. из принадлежавших индейцам 138 млн акров земли они лишились 86 млн, причем большая часть оставшейся земли представляла собой пустыню или полупустыню.37

Российским властям также пришлось решать земельные проблемы в Сибири, но отнюдь не для содействия индивидуализации аборигенов, а в связи с началом переселенческой политики в конце XIX в. В результате создания резервного земельного фонда для переселенцев местные народы лишились около 30% своей земли. В Забайкалье у бурят отнято 600 тыс. десятин земли и почти столько же в Прибайкалье, а в Енисейской губернии у хакасов отмежевано полмиллиона десятин, что поставило под угрозу развитие полукочевого скотоводства. Особенно остро земельный вопрос стоял на Алтае, где по закону 1899 г. у алтайцев и русских старожилов изымалось до 6 млн десятин. Их протест на время приостановил выполнение закона, но к 1912-1913 гг. изъятие излишков все-таки завершилось.38

Лучшие земельные угодья, кроме государства, захватывали купцы, промышленники, крестьяне, вытесняя коренные народы. В южных районах переселенцы вынуждали их оставлять земли и уходить не на Запад, как индейцев, а на юг и восток. На Алтае в 1860-е годы сгоняли с плодородных земель кочевых калмыков и татар, лишая их пропитания. С приходом в Восточную Сибирь русские отбирали земли у бурят, что привело к сокращению поголовья скота.39

Колонизация Сибири, ускоренная в конце XIX в. царским правительством ради решения аграрного вопроса в Европейской России, отрицательно сказалась на жизни сибирских народов. Правда, в Сибири не дошло до резерваций, потому что почти вся земля была государственной, а огромные пространства региона оставались еще не освоенными.

Россия и США поощряли христианизацию аборигенов. Русское правительство давало крещеным льготы, освобождая их на три года от ясака. С XVIII в. была крещена значительная часть остяков и вогулов. Иркутские остяки, писал Кастрен, «давно уже крещены и строго соблюдают все предписания греческой церкви. Христианского учения, они, разумеется, почти совсем не понимают, но верят безусловно в истину его и большей частью совсем уже забыли свою прежнюю языческую религию. И сургутские остяки носят крест на шее, вешают образ на стену, но кроме этого вы уже не откроете в них ничего христианского».40

Христианизация сибирских народов носила поверхностный характер. Аборигены приняли только внешнюю часть христианства — его обрядовость. Но дальше дело не шло, новообращенные продолжали веровать в своих богов. Язычники легко соглашались креститься, надеясь на льготы. Один чукча крестился за несколько фунтов табака. Крещеный старик чукча однажды сказал миссионеру: «Я был молод, русские ласкали меня, и я окрестился… Что принесло нам крещение? Люди беднеют, стада их уменьшаются, олени переводятся, да и самые люди переводятся, стариков почти вовсе не стало, многие умерли не по-людски. Нет, я хочу умереть по-нашему, по-человечески!»41 К тому же русская вера оказалась дорогой, церковь постоянно занималась поборами, а грубое обращение русских с аборигенами вызывало даже неприязнь к христианству. Протоиерей П. Громов сообщал, что коряки, кочующие около Тигиля, радушно встречают миссионеров, но отказываются креститься, объясняя свое нежелание тем, что боятся с принятием русской веры сделаться такими же злыми и нечестными, как тигильские казаки.42 Кроме того, крещеные подвергались притеснениям среди своих некрещеных сородичей. Россияне мало преуспели в христианизации сибирских народов, принимавшей порой насильственный характер.

Для реальной христианизации, заметил А. Щапов, «нужны миссии учительские, научно-просветительные», а также школы, образование. В Сибири было мало русских миссионерских центров, низшего духовенства и монашества, школ для местного населения.43 В Тобольской губернии действовали две школы для остяков, да и те скорее на бумаге. В кондинском училище было не более 10 учеников, набранных насильно на 3-4 года, а преподавание велось настолько плохо, что они так ничему и не научились.

В Енисейской губернии на почти 42 тыс. инородцев — 46 грамотных44. Обучение велось на русском языке, было плохо поставлено; дети выходили из школы неграмотными. Родители порой откупались у чиновников, чтобы не посылать детей в школу. Для развития образования не хватало ни финансовых средств, ни учителей; у государства не было программы, оно передало решение этой проблемы местным властям. Сами же инородцы были слишком бедны, чтобы содержать школу. Среди народностей Севера грамотные составляли не более 2% населения, у бурят — 7,2%, у татар — 7,5.45

Сибирские народы больше тяготели к восточным религиям, мусульманству и буддизму, которым христианство явно проигрывало, не в последнюю очередь благодаря их активной просветительской деятельности. Если вогулы, остяки и самоеды были обречены на неграмотность, хотя среди них и было много крещеных, то у оседлых татар ситуация оказалась лучше: половина детей в Тобольской губернии овладели грамотой благодаря мусульманским училищам, где преподавали муллы. В Томской губернии также действовало училище для городских татар. Единственная попытка обучить грамотности инородцев, по мнению Ядринцева, — создание в 1876-1979 гг. десяти русских школ-интернатов для детей кочевых киргизов, куда их доставляли насильно, чтобы приучить к оседлому образу жизни. Мальчиков учили огородничеству и земледелию, девочек — рукоделию. Но если во всех русских интернатах было 204 ученика, то в мусульманских школах — 579 человек.46

За долгий период взаимодействия с русскими сибирские народы сами стали тянуться к цивилизации. Якуты постепенно усвоили оседлый образ жизни, ремесла, торговлю, русский язык, приняли православие, хотя и у них образование было поставлено плохо. У бурят развивалось земледелие, они охотно учили детей, нанимая для этого из-за отсутствия школ даже беглых каторжников.47 Некоторые закончили не только гимназический курс, но и университет. В Бурятии появилась своя интеллигенция (первые бурятские ученые — этнограф Д. Банзаров и целая группа этнографов и фольклористов; ориенталист Пирожков, медик Батмаев; среди них были члены Императорского географического общества). «Разные сибирские племена, — писал историк А.П. Щапов, сын русского дьячка из Прибайкалья и матери-бурятки, — смышленые, способные, как, например, тунгусы, якуты, буряты, татары, чукчи и пр., коснеют в грубом невежестве единственно по нашей вине».48

Россияне не могли выполнять активную цивилизаторскую миссию, поскольку сами не отличались высокой культурой. До конца 1880-х годов в регионе не было ни одного университета, действовало лишь несколько гимназий, где доля инородцев составляла в 1870-е годы менее 1% учащихся. Почти вся Сибирь — 88% населения — оставалась неграмотной в конце XIX в.

В Америке христианизацией и цивилизацией индейцев занимались уже первые английские колонисты — пуританские миссионеры в XVII в. В 1819 г. Конгресс принял акт о цивилизации индейских племен. Для обучения детей ежегодно выделялось 10 тыс. долл. К 1824 г. существовала 21 школа49. Однако правительственная помощь на образование до 1870 г. была незначительной, хотя до Гражданской войны некоторые индейские племена, прежде всего чироки, жившие в Джорджии, добились успеха. Они вели оседлый образ жизни, занимались земледелием, приняли христианство. Вождь племени, метис Секвойя, создал письменность, выходила газета, а в 1827 г. чироки даже приняли свою конституцию, взяв за образец американскую.

Процесс цивилизации индейцев ускорился с переходом к новой политике. Реформаторы разработали программу обучения. В 1880 г. Конгресс выделил 150 тыс. долл. на образование индейцев, а к 1887 г. сумма увеличилась до более чем 1 млн долл.50В 1890-е годы начала действовать национальная школьная система для индейцев. В школах, которые находились в резервациях, преподавали на английском языке. «Друзья индейцев», как называли реформаторов, надеялись оторвать детей от племенных обычаев и ценностей, воспитать из них американских граждан. Мальчиков учили различным ремеслам, а девочек шитью и другим хозяйственным навыкам. Если к 1883 г. существовало 22 школы-интерната и 16 дневных школ, то к 1899 г. — уже 148 интернатов и 225 дневных школ с почти 20 тыс. детей. На них тратилось 2,5 млн долл.51

И все же, несмотря на усилия общества и правительства, попытка ускоренной цивилизации с помощью насильственной ассимиляции индейцев оказалась неудачной, поскольку в короткий срок — за жизнь одного поколения, как хотели реформаторы, — невозможно превратить племенное общество в рыночное, индивидуалистическое. Сознание человека не меняется так быстро, как материальные условия. Закон Дауэса не обратил индейцев в фермеров, но лишил земли. Реформаторы не смогли приучить их к труду и не воспитали в них собственника и гражданина, зато сделали полностью зависимыми от белых, уничтожив прежний образ жизни. Деньги от аренды и продажи земли развратили индейцев, способствуя их расточительству и пьянству. В результате индейская проблема не только не исчезла, но значительно осложнилась. Если раньше государство имело дело с отдельными племенами, то теперь — с тысячами зависимых индивидуумов, опекать которых стало гораздо сложнее. Несмотря на борьбу правительства с торговлей спиртным в резервациях, индейцы спивались; не хватало сельскохозяйственного инвентаря, финансирования школ. В резервациях индейцы лишились хозяйственной самодостаточности и былой автономии. Зато при президенте Гранте увеличился штат чиновников, служба по делам индейцев оказалась одной из самых коррумпированных.

Разрушив племенные отношения, реформаторы не создали ничего взамен. Индейцы оказались полностью дезориентированы: после окончания школы не могли найти себе места в жизни. Они отошли от племени, но так и не вошли в американское общество, не получили гражданских прав, оставшись «субъектами США», в отличие от негров, формально имевших эти права по 14-й поправке к конституции 1868 г. Это время было названо «мрачным периодом детрибализации». В 1930-е годы правительство отказалось от такой политики по отношению к индейцам, признав, по сути, ее крах и ложность самой идеи. Был взят курс на поддержку племенных ценностей и культуры индейцев, хотя к тому времени многие из них уже отходили от этих ценностей.

Проект ускоренной насильственной цивилизации аборигенов оказался утопичным. Подобную политику можно отчасти объяснить недостатком антропологических знаний в конце XIX в., хотя уже тогда раздавались немногочисленные трезвые голоса ее противников. Одним из них был основатель американской этнологии JI. Морган, выступивший против индивидуального владения землей индейцами и полагавший, что оно приведет к их обнищанию.52

При сравнении национальной политики двух стран бросается в глаза разная роль, которую играло в ней общество. Индейская проблема широко обсуждалась в американской печати. Именно от общества, в первую очередь, от различных миссионерских организаций, исходила инициатива реформы, поддержанная властью, и проводили ее в основном протестантские священники. В 1880-е годы в США возникло множество организаций в защиту индейцев: Ассоциация прав индейцев (1882 г.), Женская национальная индейская ассоциация (1883 г.), Национальная ассоциация в защиту индейцев (1885 г.). Проблема индейцев с 1883 г. ежегодно обсуждалась на конференциях, проходивших на озере Мохок в штате Нью-Йорк.

В России коренными народами Сибири занималось только государство, не существовало никаких общественных организаций для их поддержки. Раздавались только одинокие голоса просвещенных энтузиастов, хорошо знавших проблему.

На первый взгляд, национальная политика имперской России кажется гуманнее: правительство не предпринимало массового лишения аборигенов земли, не устраивало резерваций, не пыталось насильственно оторвать коренные народы от племенных ценностей, однако ничего не сделало и для улучшения их жизни и образования. Если индейцы страдали от гнета американского рыночного общества с частной собственностью на землю, чем объясняется жестокое изгнание их с исконных территорий, то сибирские народы — от российского традиционного общества. Русская колонизация несла другие, ничуть не меньшие формы угнетения — рабство, зависимость от государства, чиновников, кабалу купцов.

С момента завоевания Сибири из-за недостатка женщин и рабочей силы в ней распространилось рабство. Воеводы, служилые брали местных женщин как жен, наложниц, а позднее и на продажу. Рабов использовали также в домашних работах. Ребенка можно было купить за 14-20 копеек.53 Со времен Петра I царское правительство боролось с рабством в Сибири, официально запрещенным, издавало указы и манифесты, посылало комиссии для контроля. Наконец, указ 1808 г. освободил всех рабов, достигших 25 лет. С тех пор рабство в открытой форме исчезло, но его заменила кабала. Империю беспокоило не столько само рабство, сколько сокращение из-за него доходов, так как рабы не платили ясак.

Сибирские племена были также рабами государства, взимавшего, помимо ясака, множество других поборов: денежный земский сбор (на почтовые станции, дороги и пр.), внутренние сборы (на содержание власти), а также натуральные повинности: подводные (поставка лошадей для чиновников), дорожные (ремонт дорог, мостов). На общественные работы сгоняли целыми улусами. Буряты должны были содержать каторжников, для чего им порой приходилось продавать скот, входить в долги. Подати и повинности в несколько раз превышали ясак, да к ним добавлялись еще так называемые «темные поборы» — взятки и вымогательства чиновников, значительно превосходившие ясак. В начале XIX в. бурятское ведомство имело 100 тыс. руб. в год темных доходов.54

Помимо чиновника, главным врагом сибиряков был торговец. С развитием рыночных отношений во второй половине XIX в. усилилось влияние купцов на аборигенов. На Алтае в 1860-е годы едва ли не все леса с орехами и белками были проданы русским на несколько лет вперед, так же, как дикие пчелы и другие промыслы. Богатые долины Алтая опустели. Пришло в упадок скотоводство, так как купцы скупали скот. Коренные народы попали в зависимость от купцов, продавая будущий урожай. «Инородец делается кабальным рабом русского человека», — писал исследователь жизни сибирских аборигенов С.С. Шашков.55 Вогулы (манси) Пелымского края продавали свою богатую добычу (соболя, кедровые орехи и др.) торговцам за бесценок. За пользование кедровником русская артель платила им за 3 урожайных года 12 руб., а за 1 сбор собирала орехов на 2 тыс. руб.56 В Нарымском и Березовском краях купцы захватили рыболовные угодья остяков. Под их контролем оказалась вся зверопромышленность Восточной Сибири. Якуты стали должниками торговцев, которые их спаивали и скупали скот; тунгусы страдали от вторжения русских звероловов и золотопромышленников.

Но еще хуже было положение тех, кто лишился прежнего образа жизни, превратившись в батраков или нанимаясь на суда и прииски. В 1859 г. в большинстве деревень Березовского округа ³/₄ остяков были кабальными работниками, получая только пищу и одежду. По переписи 1897 г. около 40% эвенков Олекминского округа «кормились работой на приисках».⁵⁷

Русские с презрением относились к сибирским народам, обзывая их «погаными тварями», разоряли воровством. Особенно бесчинствовали казаки. Они, как сообщал корреспондент «Сибирской газеты», «обидеть киргиза, ограбить его не считают ни за какой грех и при каждом столкновении стараются чем-нибудь поживиться от него».58 Самым прибыльным было назначение в поход против степных разбойников, из которого казаки приходили с добычей (коврами, седлами), да и кормились за счет киргизов. Казачьи офицеры в хищничестве превосходили своих подчиненных. Казак-сотник рассказал, как однажды, встретив свадебный поезд киргизов, он заставил их поставить юрту привести к нему невесту на первую ночь. Киргизы не сопротивлялись, иначе были бы забиты нагайками. На следующий день он отдал невесту, но оставил себе ее приданое, юрту, да трех баранов для казаков. Русские называли киргизов собаками и кормили работников на полу у порога, поэтому киргизы враждебно относились к ним.59

Якутов также считали «варварами, плутами, сутягами, людьми мстительными и хитрыми». Журналист, подписавшийся «Якут», справедливо спрашивает: «Что сделали последние для якутов? …Русские с самого своего появления в крае эксплуатировали якутов, этих дикарей, безжалостнейшим образом. «Цивилизованный» человек воспитал в туземцах хитрость, пронырливость и желание самим встать в положение мироеда», в чем они и преуспели.60 Якуты прибирали к рукам торговлю, строили в Якутске дома, многие нажили большие капиталы. «Недалеко то время, — предупреждал автор, — когда они заберут все материальные силы края в свои руки и оттеснят русских». Пока якуты еще боятся русских, но в душе их презирают. Слово «тонг-учча» (русский) — «синоним крайней непрактичности, наивности и глупости».61

Таким образом, одинаково безуспешной оказалась как рациональная попытка ускоренной цивилизации и американизации индейцев в США, так и российская политика ассимиляции сибирских народов, которая проводилась бюрократическим государством. Впрочем, в России не было целенаправленной национальной политики, как и денег на ее реализацию. Но в Сибири, завоеванной намного раньше, чем американский Запад, шел естественный процесс ассимиляции и цивилизации аборигенов.

Между колонизаторами и сибирскими народами, помимо неприязни, существовало и сотрудничество. Обе стороны учились друг у друга: аборигены заимствовали элементы русской жизни, русские — навыки в охоте и рыбной ловле, где сибирякам не было равных. Историк и этнограф Сибири С.К. Патканов во время путешествия 1880 г. наблюдал взаимоотношения остяков и русских крестьян Тобольского округа. Благодаря постоянному общению они прекрасно понимали друг друга, занимаясь теми же промыслами (охотой, рыбной ловлей), а порой вместе работали в одной артели.62

Несмотря на различия русской и американской колонизации, последствия для аборигенов оказались одинаковыми — вымирание. Все исследователи, от П.С. Палласа до А. Щапова, писали о вымирании сибирских народов. Многие сибирские племена (омоки, котты, хойданы и др.) исчезли уже в процессе завоевания, русскими была истреблена большая часть алеутов.63 В XIX в. шло вымирание тобольских, тарских, барабинских татар. За 1859-1881 гг. на 20% уменьшилась численность остяков Нарымского края.64 Правда, у некоторых народов (киргизов, бурят) рост продолжался, поэтому в целом коренное население Сибири за 1856-1897 гг. увеличилось с 648 тыс. до 822,6 тыс. человек.65

Патканов нарисовал печальную картину вымирания остяков Тобольского округа: пустеющие деревни, высокая детская смертность (в трех семьях из 34 детей умерло 33). Даже богатая невеста не могла найти жениха; порой остяки женились на русских женщинах. «В области р. Демьянки, — пишет исследователь, — преобладает искусственная семья, которая есть не что иное, как соединение ради экономических интересов в одну семью лиц, не связанных узами родства».66 Среди причин вымирания, помимо отсутствия медицинской помощи и плохого быта, Патканов назвал повальное пьянство, в нем участвовали даже женщины.

Проблема вымирания аборигенов сложная и неоднозначная. Процесс шел и до колонизации. Ранней смертности способствовали тяжелые условия жизни народов. Но с колонизацией пришли пьянство, эпидемии, нищета, вызванная уничтожением среды обитания. Необходимость платить натурой ясак и торговать с купцами заставляли аборигенов больше брать у природы. Использование ружья вместо лука приводило к массовому истреблению зверя и рыбы, а значит, к голоду. В результате в тайге уничтожены миллионы соболей, горностаев, почти исчез марал. На Ирбитской ярмарке с каждым годом сокращалась пушная торговля (в 1850 г. привезено 108 тыс. горностаев и 43,5 тыс. соболей, в 1870 — 24 тыс. и 5,15 тыс.).67 Зверь и птица исчезали также из-за вырубки и поджогов тайги. «Истребление лесов огнем и порубками имеет место по всей Сибири», — писала «Сибирская газета».68 Сокращался пушной промысел на Камчатке (с 50 тыс.

соболей до 2883 к 1880 г.). Если туземцы соблюдали правила охоты, то казаки и переселенцы — нет, занимаясь хищническим истреблением зверя.69

То же происходило на американском Западе. При строительстве трансконтинентальных железных дорог были истреблены миллионы бизонов, мешавших их движению, что разрушило среду обитания и образ жизни индейцев Великих равнин. «Когда мы охотились на бизонов, — сказал Черный Лось, индеец из племени оглала сиу, — мы убивали столько, сколько нам было нужно».70 К 1890 г. на Западе осталось только 800 бизонов; были уничтожены и другие виды животных (западные олени, антилопы, длинношерстные овцы). К началу XX в. не осталось медведей гризли в Калифорнии, разве что на ее флаге.71

Одно из страшных последствий колонизации — новые болезни, которых не знали прежде аборигены: сифилис, оспа, голодный тиф. Вместо цивилизации, заметил политический ссыльный С. Чудновский, произошла «сифилизация» Сибири.72 Газеты постоянно сообщали об эпидемиях: оспа в Восточной Сибири в 1873 и 1883 гг. («Восточное обозрение». 1883. № 17); чума в Красноярском округе в 1886 г. («Сибирская газета». 1886. № 15). В регионе катастрофически не хватало врачей. В Алтайском горном крае, например, был чуть ли не один доктор на округ.73 «Нет сомнения, — писал корреспондент газеты «Сибирь», — что тунгусы, как карагасы, гиляки, манегры, гольды, камчадалы и другие, менее живучие и менее способные перенять нашу культуру инородцы, исчезнут с лица земли, не смешавшись с русскими… просто вымрут от бескормицы и болезней».74

Другой бедой аборигенов стала добыча полезных ископаемых. «Енисейский север, — писал Кастрен, — некогда благодаря обилию разного рода зверей почитавшийся благословенным краем Сибири, в настоящее время повержен в глубокую нищету размножением золотых приисков и развившейся отсюда дороговизной всех жизненных припасов». На жизни остяков сказывалось «близкое соседство с колонистами, которые, конечно, не упускали случая пользоваться их простотой и добросердечием».75

Ученый наблюдал остяков, приехавших для передачи подати: «Вонючие, полувытертые, висящие лохмотьями шубы, желтизна лип, глубоко ввалившиеся глаза, сильно выдающиеся скулы — все показывает, что несчастные эти создания ведут страшную борьбу с голодом и нуждой».76

Вымирание было характерно и для американских индейцев, чья численность за 1850-1900 годы сократилась с 350 тыс. до 243 тыс. человек77. Современные историки объясняют его столкновением с рыночной экономикой белых, ставшей для индейцев «радикальной революцией»,78 которую они не смогли перенести. На примере трех индейских племен (чокто, поуни и навахо) Р. Уайт показал, как в разное время рыночные отношения привели к коллапсу хозяйство аборигенов и зависимости их от белых. В XVIII в. племени чокто, чтобы получить новые товары от англичан (ножи, ружья, спирт и пр.) в обмен на кожу оленей, пришлось больше охотиться. В результате этот вид оленей стал исчезать, охота перестала поддерживать индейцев, превратившихся в должников. Из-за голода, болезней, алкоголя численность племени за 1775-1831 гг. сократилась на треть (с 30 тыс. до 20 тыс. человек).79 Рыночные отношения разрушили самодостаточное хозяйство, а кредит и спирт навечно привязали индейцев к белым. Таковой же была судьба индейцев Запада.

Российский опыт показывает, что влияние рынка отнюдь не является универсальной причиной вымирания, как полагает Р. Уайт. Русские купцы, бесспорно, угнетали сибирские народы, но, пожалуй, главным угнетателем все-таки оставалось государство в лице чиновников. Да и существовавшую в Сибири торговлю трудно даже назвать рынком. Это был дикий азиатский обмен, скорее напоминавший воровство. Торговец, священник, чиновник меняли водку на ценные товары аборигенов. Ведро водки, стоившее 5 руб., продавалось за 40 руб. «Торговля, по свидетельству всех сибирских бытописателей, граничила всегда с грабежом, насилием, обманом»80. Отличительная черта сибирской торговли — ее монопольный характер. Такой «рынок» отличался от американского, с которым столкнулись индейцы. Нельзя отбрасывать и других причин вымирания: сгон с земель, резервации, насильственную ассимиляцию.

Итак, несмотря на разный характер колонизации, столкновение с более высокой культурой неизбежно несло коренны\ народам гибель, уничтожая хрупкий баланс между человеком и природой. Аборигены должны были или интегрироваться в общество колонизаторов, или безвозвратно исчезнуть вместе со своей культурой.

В XX в. американское правительство отказалось от политики насильственной ассимиляции, зато советская Россия продолжала ее, ускорив русификацию сибирских народов. Детей отрывали от родителей, привычного образа жизни для учебы в интернатах, после которой они, как правило, не возвращались домой. Большинство аборигенов отвыкло от кочевничества, традиционных промыслов, а народы Севера стали зависеть от северного завоза. Открытие нефти и газа превратило бывший Обдорский край, страну остяков и вогулов (сейчас Ханты-Мансийский и Ямало- Ненецкий АО), в главный район добычи и источник богатства всей страны. Разработка полезных ископаемых обернулась очередной бедой для коренных народов: уничтожалась их среда обитания и промыслы (оленеводство, рыболовство, охота), с добычей газа росли заболеваемость, особенно онкологическими болезнями, и смертность. Катастрофически сократилось поголовье оленей (в 1970-х годах в Эвенкии было 40 тыс. оленей, в 2003 г. — 2 тыс.81), что разрушило уклад жизни, психологию, ценностные ориентации, привело к массовому безбрачию многих северных народов (70% мужчин кетов продуктивного возраста не женаты).82

В середине XIX в. Кастрен назвал эвенков (тунгусов) «красивым, нарядным и щеголеватым народом» Сибири и, благодаря оленеводству, относительно обеспеченным.83 За 1897-1989 гг. их численность сократилась более чем в 2 раза (с 62 тыс. до 30 тыс. человек) .84 Исчезли многие малые народы, как и предсказывали в конце XIX в. В 1990-е годы заговорили даже об «этнической катастрофе», «этническом Чернобыле». «Безысходность, абсолютная социальная дезориентированность и незащищенность, кровосмесительные браки, поголовное, без выходных, пьянство»85 — таков итог развития коренных народов к концу XX в.

В наши дни все чаще приходят к мысли о необходимости возврата аборигенов к традиционным формам жизни и хозяйства как непременном условии их выживания, что поняли американцы к 1930-м годам. Большой суглан (съезд) эвенков принял программу выживания, основанную на возрождении родовых кочевых общин, представляющих наиболее приемлемую для народа форму хозяйства и жизни.86 Эвенкия закупила на Ямале 1 тыс. оленей, которых доставили самолетами и передали двум династиям оленеводов.87

А что же индейцы в Америке? «Хотя белые люди вот уже много поколений владеют этой землей, — писал в одном из рассказов Ш. Андерсон, — построили повсюду города, добывают из земли уголь, покрыли страну железными дорогами, маленькими и большими городами, все же они не владеют и пядью земли на всем материке. Он все еще принадлежит народу, который теперь физически мертв. Принято считать, что краснокожие полностью исчезли, но они все еще владеют американским материком.88

Однако сейчас уже нельзя говорить, подобно Андерсону, о коренном населении Америки как об исчезающем, «мертвом» народе. В XX в. численность индейцев устойчиво росла, достигнув к нынешнему столетию 2,5 млн человек (вместе с метисами — свыше 4 млн), хотя это и составляет менее 1% жителей страны.89 Они добились гражданских прав, в большинстве своем живут вне резерваций, но, как и их братья в Сибири, утратили самое главное — традиционный образ жизни и самобытную культуру, которые ушли навсегда, став предметом истории и музеев.

Несмотря на радикальные отличия двух колонизаций (российской экстенсивной и американской интенсивной, отчего столь различны их результаты: Запад освоен, а Сибирь нет), у них есть общая отрицательная черта — обе принесли невосполнимые потери регионам: исчезли целые народы и племена, их языки и культура, уничтожена окружающая среда. Об этих последствиях пишут в последние десятилетия представители американской «новой истории Запада», переосмысливая роль освоения региона. Они полагают, что «триумф» колонизаторов обернулся их поражением.90 Это вполне можно отнести и к Сибири, где продолжают исчезать народы и истощаться недра.

• 1
  Turner F.J. Problems in American History // The Significance of Sections in American History. N.Y., 1932. P. 18-19.
• 2
    Подробнее сравнение колонизации Сибири и Запада см.: Супоницкая И.М. Колонизация земель: Сибирь и американский Запад (вторая половина XIX в.) // Одиссей. Человек в истории: Время и пространство праздника, 2005. М., 2005. С. 219-240.
• 3
  Turner F.D. The Frontier in American History. N.Y., 1920. P. 4.
• 4
  Короленко В.Г. Сон Макара // Короленко В.Г. Собр. соч.: В 8 т. М., 1953. Т. 1.С. 6.
• 5
  Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 388.
• 6
  Литературная история США: В 3 т. М„ 1978. Т. 2. С. 427.
• 7
  Кузнецов В.К. Русские старожилы в Сибири и Средней Азии // Азиатская Россия: В 2 т. СПб., 1914. Т. 1. С. 185-188.
• 8
  Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев. СПб., 1912. Т. 1. С. 22; Щапов А. Историко-этнографическая организация русского народонаселения // Русское слово. 1865. № 3. С. 174.
• 9
  Ядринцев Н. Сибирские инородцы // Ядринцев Н. Сочинения. Тюмень, 2000. (1-е изд.: 1892). Т. 2. С. 196.
• 10
  Там же. С. 188, 193-194.
• 11
  Там же. С. 178, 199-201.
• 12
  Кастрен М.А. Путешествие в Сибирь (1845-1849) // Кастрен М.А. Сочинения: В 2 т. Тюмень, 1999. Т. 2. (1-е изд.: 1860). С. 154.
• 13
  Успенский Г.И. Поездки к переселенцам // Успенский Г.И. Собр. соч.: В 9 т. М„ 1957. Т. 8. С. 295.
• 14
  Щапов А. Историко-этнографическая организация… С. 169-170.
• 15
  Соколов М. Землеустройство иркутских бурят в связи с колонизацией Иркутской губернии // Вопросы колонизации. 1909. № 5. С. 141, 147.
• 16
   Кабузан В.И., Троицкий С.М. Численность и состав населения Сибири в первой половине XIX в. // Русское население Поморья и Сибири. М., 1973. С. 265-266; Патканов С. Статистические данные… Т. 1. С. 21.
• 17
  Hallowell A.I. The Backwash of the Frontier: The Impact of the Indian on American Culture // The Frontier in Perspective / Ed. W.D. Wymen, C.B. Kroeber. Madison, 1957. P. 231.
• 18
  Восточное обозрение. 1883. № I. С. 5.
• 19
  Fritz Н.Е. The Movement for Indian Assimilation, 1860-1890. Philadelphia, 1963. P. 75.
• 20
  Utley R.M. The Indian Frontier of the American West, 1846-1890. Albuquerque, 1984. P. 155.
• 21
  Соловьев C.M. История России с древнейших времен // Соловьев С.М. Сочинения. М., 1990. Кн. 5. С. 298.
• 22
  Инородцы Нарымского края // Сибирская газета. 1881. № 21-22. С. 623-624, 646-647.
• 23
  Prucha F.P. American Indian Treaties: The History of Political Anomaly. Berkeley, 1994. P. 1.
• 24
  Prucha F.P. The Indian in American Society: From Revolutionary War to the Present. Berkeley, 1985. P. 9.
• 25
  Documents of United States Indian Policy. Lincoln; L., 1990. P. 58.
• 26
  Кузнецов В.К. Указ. соч. С. 22.
• 27
  Шашков С. С. Сибирские инородцы в XIX в. // Шашков С.С. Исторические этюды: В 2 т. СПб., 1872. Т. 2. С. 190-208.
• 28
  Кузнецов А.С. Сибирская программа царизма 1852 г. // Очерки истории Сибири. Иркутск, 1971. С. 21-25.
• 29
  Дамешек JI.M. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX — начало XX века). Иркутск, 1986. С. 60.
• 30
  Нужды сибирских инородцев // Сибирь. 1882. № 9. С. 1.
• 31
  Дамешек Л.М. Указ. соч. С. 98-100.
• 32
   Prucha F.P. American Indian Policy in Crisis: Christian Reformers and the Indian, 1865-1900. Norman (Okla.), 1976. P. 342-351.
• 33
   Americanizing the American Indians: Writings by the «Friends of the Indian», 1880-1900 / Ed. by F.P. Prucha. Cambridge (Mass.), 1972. P. 124-128.
• 34
  Цит. no: Utley R.M. Op. cit. P. 239-240.
• 35
   Fritz Н.Е. The Movement for Indian Assimilation… P. 214.
• 36
  Ibid. P. 262.
• 37
  Hagan W.T. American Indians. Chicago; L„ 1979. P. 147.
• 38
  История Сибири: В 5 т. Л., 1968. Т. 3. С. 96, 303.
• 39
  Сибирь. 1882. №9. С. 1.
• 40
  Кастрен М.А. Указ. соч. С. 82-83.
• 41
  Щапов А. Указ. соч. С. 187-188.
• 42
  Шашков С.С. Сибирские инородцы в XIX в. С. 230.
• 43
  Щапов А. Указ. соч. С. 191, 231.
• 44
  Шашков С.С. Сибирские инородцы в XIX в. С. 240, 244.
• 45
  История Сибири. Т. 3. С. 369.
• 46
  Ядринцев Н. Сибирские инородцы. С. 234-236.
• 47
  Там же. С. 245; Нужды сибирских инородцев. С. 2.
• 48
  Щапов А. Указ. соч. С. 194.
• 49
  Prucha F.P. American Indian Policy in Crisis. P. 266-267.
• 50
  Utley R.M. Op. cit. P. 216.
• 51
  Ibid. P. 290; Hagan W.T. Op. cit. P. 134.
• 52
  Washburn W.E. The Assault on Indian Tribalism: The General Allotment Law (Dawes Act) of 1887. Philadelphia, 1975. P. 9.
• 53
  Шашков С.С. Рабство в Сибири // Шашков С.С. Исторические этюды. Т. 2. С. 166. 244
• 54
   Шашков С.С. Сибирские инородцы в XIX в. С. 171.
• 55
   Там же. С. 259.
• 56
  Ядринцев Н. Сибирские инородцы. С. 159.
• 58
  Сибирская газета. 1881. № 7. С. 199.
• 59
   Там же. С. 199.
• 60
  Там же. №4. С. 110.
• 61
  Там же. С. 110-111.
• 62
   Патканов С. По Демьянке. Бытовой и экономический очерк (1894) // Патканов С. Сочинения: В 2 т. Тюмень, 1999. Т. 2. С. 143, 162-164.
• 63
  Ядринцев Н. Сибирские инородцы. С. 98-109; Шашков С.С. Российско- американская компания // Шашков С.С. Исторические этюды. Т. 2. С. 297.
• 64
  Сибирская газета. 1881. № 22. С. 647.
• 65
  История Сибири. Т. 3. С. 78.
• 66
  Патканов С. По Демьянке. С. 156-160.
• 67
  Ядринцев Н. Сибирь как колония // Сочинения. (1-е изд.: 1882). Т. 1. С. 240.
• 68
  Сибирская газета. 1881. № 8. С. 227.
• 69
  Там же. № 1. С. 15.
• 70
  Black Elk Speaks. Being the Life Story of a Holy Man of the Oglala Sioux. Lincoln. 1979. P. 213.
• 71
  Hine R.V., Faragher J.M. The American West: A New Interpretive History- New Haven; L., 2000. 436.
• 72
  Чудновский С. Енисейская губерния. Томск, 1885. С. 48.
• 73
  Сибирская газета. 1881. № 2.
• 74
  Нужды сибирских инородцев // Сибирь. 1882. № 9. С. 2.
• 75
  Кастрен М.А. Указ. соч. С. 154-155.
• 76
  Там же. С. 170.
• 77
   Prucha F.P. The Indians in American Society. P. 32; Historical Statistics of the United States. Wash., 1975. P. 14.
• 78
  Prucha F.P. The Indians in American Society. P. 34.
• 79
  White R. The Roots of Dependency: Subsistence, Environment, and Social Change among the Choctaws, Pawnees, and Navajos. Lincoln; L., 1983. P. 107.
• 80
  Боголепов M. Торговля в Сибири // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды. СПб., 1908. С. 173.
• 81
  Известия. 2003. 20 марта.
• 82
  Тарасов А. Поминки по Северу // Известия. 1993. 9 окт.
• 83
  Кастрен М.А. Указ. соч. С. 170.
• 84
  Патканов С. Статистические данные… Т. 1. С. 87; Брук С.И. Народы СССР в стране и за рубежом (Этнодемографический очерк). М., 1991. С. 9.
• 85
  Тарасов А. Поминки по Северу.
• 86
   Там же.
• 87
  Известия. 2003. 20 марта.
• 88
  Андерсон Ш. Из ниоткуда в ничто // Андерсон Ш. Рассказы. М., 1959. С.334-335.
• 89
   http://www.census.gov/prod/2001pubs/mso01aian.pdf.
• 90
  Limerick P.N. Legacy of Conquest: The Unbroken Past of the American West. N.Y., 1987.