Кейн Г. Элизабет «Безумная Бет» Ван Лью. Шпион Гранта в Ричмонде

По всем правилам, мисс Элизабет Ван Лью должна была быть среди тех конфедеративных женщин, которые посещали «Серый дом» Джефферсона Дэвиса, расположенный нафешенебельной Клей-стрит, вязали носочки для южных мальчиков и тихонько плакали, когда видели «Звезды и полосы», гордо реющие над железными балконами ричмондских домов.

Мисс Ван Лью была дочерью видного ричмондского горожанина. Их трехэтажный особняк стоял на одном из холмов, возвышавшихся над городом. И Элизабет своим мягким южным голосом всегда говорила о виргинцах, как о «нашем народе».

Но мисс Ван Лью стала ричмондской чудачкой, женщиной, само существование которой стало протестом против верований ее класса и места жительства. Бросая вызов старым друзьям, гражданским и военным властям, она выступала против рабства и войны. Она тратила свои деньги и энергию на помощь солдатам Союза, за что заслужила ненависть соседей.Но Элизабет Ван Лью была больше чем «фанатик» и «болтушка», как считало большинство ричмондцев. В течение всех четырех лет войны она служила осведомленным и находчивым шпионом, по словам некоторых северных генералов, лучшим в конфедеративной столице.

Ее репутация сочувствующей Союзу, хотя и принесла ей полное отторжение горожан, была ширмой, за которой она занималась шпионажем, управляя толпой помощников различных рангов и занятий. Мисс Лиззи была настолько по-дурацки и открыто расположена к Северу, что большинство людей считало ее глупой, истеричной женщиной. Ожидалось, что шпион будет вести себя тихо и не высказывать своих истинных настроений. Но в характере людей, подобных мисс Ван Лью, редко присутствовала неискренность.

Хотя кажется, что скрытность была тем качеством, которое преобладало у мисс Ван Лью над другими. Без него она, возможно, не подкупила бы фермеров, не использовала бы конфедеративных чиновников и прокуроров, не поддерживала бы длительный контакт с сотрудниками секретной службы и не помогала бы заключенным убегать. Время от времени мисс Лиззи могла быть ехидна, ошпаривая своим презрением; но она была нежна и льстива, когда это помогало ей заполучить то, что она хотела.

Чопорная и угловатая, с нервными движениями, она когда-то была симпатична, но, перевалив за сорок, превратилась в старую деву. Она была в том же возрасте что и Роуз Гринхоу, но в её жизни никогда не было мужчин. Маленькая блондинка с высокими скулами и острым носом, мисс Ван Лью в своих синих глазах имела «почти неземной блеск». Не будучи соблазнительной леди, она достигала своих целей без помощи обаяния, пышной фигуры или кокетства.

Мисс Лиззи работала на генерала, к которому южане относились с особенной неприязнью — У. С. Гранта. После того, как победная армия Союза вошла в Ричмонд, одним из первых домов, посещенных Грантом в этом городе, был дом старой девы. С гордо поднятой головой, она пригласила его на чай. Однако, несколько лет спустя, когда маленькая девочка обозвала её «янки», Элизабет Ван Лью ответила ей: «я — не янки». По её словам, она всегда была настоящей южанкой, придерживаясь старой традиции Виргинии противодействовать человеческой неволе. Я поддерживала Юг, говорила она, это они его предали…

Некоторые ричмондцы напоминали ей о том, что она не происходила из Старого Доминиона. Отец Элизабет был выходцем из колониальной голландской семьи из Лонг-Айленда. Переехав в Ричмонд в двадцать шесть лет, Джон Ван Лью в 1816 году начал вести бизнес совместно с членом известного семейства Адамсов. Но их фирма разорилась, оставив долгов, как вспоминала его дочь, на сто тысяч долларов. Со свойственным всем Ван Лью пониманием справедливости, отец Элизабет «честно заплатил» свою долю долга. Затем мистер Ван Лью занялся торговлей промышленными товарами, и быстро разбогател.

Посетив по делам Филадельфию, он познакомился там с дочерью покойного мэра этого города и привез её в Ричмонд в качестве своей невесты. Из их троих детей, Элизабет была самой болезненной, но с самой сильной волей. Она получила лучшее для своего положения образование, и росла, гордясь великолепным домом ее семьи, стоявшем на Церковном Холме, напротив церкви, в которой Патрик Генри призывал к свободе или смерти. Джон Ван Лью купил его после того, как Адамсы потеряли на него право собственности.

Изначально красивое здание Джон Ван Лью сделал еще лучше, добавив превосходный портик и другие украшения. В течение многих лет великие люди Америки и посетители с Континента приезжали в этот дом, чтобы восхититься светлыми комнатами со стенами, задрапированными парчовым шелком, каминными досками из привезенного мрамора, шестнадцатифутовым холлом, террасными садами, ограниченными самшитом, и беседкой на берегу Джеймса. Дженни Линд останавливалась там, когда гастролировала по Америке, Верховный судья Джон Маршалл и Эдгар Аллан По также гостили в одной из комнат этого дома.

С самых ранних дней Элизабет была очень близка со своей молчаливой матерью. Повзрослев, девочка уехала в школу в Филадельфии, где, как утверждали ричмондцы, «впитала в себя аболиционизм». Она была серьезным ребёнком, склонным к самоанализу.Как она говорила о себе: «К тому времени, когда я смогла отделить зло от добра, моим грустным превосходством стало отличие во многих вещах от … мнений и принципов моего места жительства». Она описывала себя как «бескомпромиссную, готовую обидеться на то, что казалось неправильным, быструю и страстную, но не порочную и с хорошим характером. … Это сделало мою жизнь грустной и серьезной».

Мистер Ван Лью умер, когда его дочери было двадцать пять лет, и его сын Джон, столь же энергичный, как и его отец, повел семейный бизнес к дальнейшим успехам. Тем временем привязанность Элизабет к матери становилась всё более сильной. В начале 1850-х, когда Ричмонд посетила шведская романистка Фредерика Бремер, она встретилась с тридцатилетней Элизабет, и описала её как «приятную бледную блондинку, выражавшую такое большое сочувствие страданиям рабов, что я немедленно была очарована ею».

Как только закончились 1850-ые, эта ричмондка сделала для своих рабов больше, чем просто посочувствовала им.Она освободила всех рабов семьи (мнение Элизабет в таких вопросах доминировало над мнением матери), но большинство из них осталось на своих рабочих местах. Прослышав, что дети и родственники её бывших рабов должны быть проданы другим владельцам, она выкупила и освободила их. Она выражала свою твердую уверенность в том, что «рабовладельческая власть сокрушает свободу слова и мнения. Рабовладельческая власть уничтожает рабочую силу. Рабовладельческая власть высокомерна, ревнива и навязчива, жестока идеспотична, не только в отношении рабов, но и всего общества и штата».

«Выживание сегодня» — необычная рукопись из сотен страниц, путанная, но во многих местах очень живописная, представляющая собой частью дневник, частью воспоминания. Мисс Лиззи так описывала дни накануне войны: «Я была молчаливым и печальным зрителем усиления и распространения мании раскола». С момента рейда Джона Брауна, «наш народ находился в ощутимом состоянии войны». С всеобщим негодованием были восприняты слухи о марше северной армии на Ричмонд.«Всю ночь не давали спать … перезвон сигнальных колоколов и поступь вооруженной охраны».

Приблизительно в то же время мисс Элизабет начала свою просеверную деятельность, установив переписку с федеральными чиновниками и информирование их о происходящих событиях. В своих воспоминаниях она описала ход Виргинского собрания, на котором решался вопрос об отделении, и привела цитаты из высказываний многих женщин, подобных этому: «Как Вы думаете, штат выйдет сегодня из Союза? Если он этого не сделает, я больше здесь не останусь». Комментируя их, она заметила: «Господи, помоги нам. Какие печальные дни…»

17 апреля 1861 года мисс Ван Лью в первый раз увидела флаг Конфедерации на улицах Ричмонда, «к сожалению тех, в сердцах которых жива преданность Союзу». Сквозь слезы, стоя на коленях, она наблюдала за факельным шествием. «Никогда прежде меня не посещали такая сила воли и решение бороться…» Друзья понимали ее чувства, но некоторые из них были уверены, что позиция мисс Ван Лью изменится.

В дом к ней прибыла делегация с вопросом, будут ли Элизабет и её мать шить рубашки для солдат. Леди семьи Ван Лью отказались, но когда им начали поступать «личные угрозы», они неохотно согласились развозить по армейским лагерям религиозную литературу. Если жители Ричмонда думали, что Ван Лью сдалась, то они ошибались.

Прошли непростые май и июнь. В июле начались приготовления к первому сражению при Манассасе. Эти две женщины видели солдатские марши сквозь восхищенные ричмондские толпы, аплодирующие им и закидывающие их розами. Болью в их сердцах отозвался результат сражения, обративший северную армию в бегство. Через Ричмонд покатились фургоны с военнопленными, ненависть к которым была столь сильна, что никто не осмеливался даже заговорить с ними.

Через день или два, до Ван Лью дошли истории о страданиях во мрачном складе, который стал тюрьмой Либби. Мисс Лиззи пошла к коменданту тюрьмы, лейтенанту Тодду, (единокровному брату миссис Линкольн) и попросила принять её медсестрой в тюремную больницу. Лейтенант был ошарашен. Она не шутила, когда говорила, что хочетухаживать за этими бывшими солдатами. И это в то время, когда он знал людей, «готовых расстрелять большую часть из них».

Затем мисс Ван Лью посетила министра финансов Меммингера, с которым имела знакомство. Ах, онне хотел даже слышать об этом. Эти янки «не достойны того, чтобы их посещали леди». Тогда она изменила тактику и напомнила Меммингеру о временах, когда он проводил красивые беседы о религии. Его лицо просияло: неужели они ей нравились? «Я сказала ему, что высшим исполнением закона Божьего является любовь, и если мы хотим успеха для «нашего дела», то должны начать с милосердия к неблагодарному и недостойному». Цель была достигнута — министр дал ей записку к начальнику военной полиции Уиндеру.

Потом мисс Лиззи утверждала друзьям: «Я могла льстить старику Уиндеру по любому поводу – его тщеславность была огромна». И доказала это. Пристально уставившись на его седую голову, она с улыбкой сказала:«Ваши волосы достойны украшать храм Януса. Здесь они выглядят так неуместно». Еще несколько подобных замечаний и нужная должность оказалась у неё в руках.

С тех пор мисс Ван Лью стала регулярным посетителем тюрем, и, как сказал один солдат, она делала для заключенных то же, что делала для своей семьи. Она приносила одежду, постельные принадлежности и лекарства. Обнаруживая больных, она убеждала конфедеративных докторов переводить их в больницы. Некоторым пленным она тем самым спасла жизнь. Как написал один из руководителей секретной службы Союза: «своими привлекательными манерами и щедрыми тратами денег она скоро получила контроль над тюрьмами мятежников». Вскоре леди Ван Лью оказались в центре внимания газет.

«Две леди, мать и дочь, живущие на Церковном Холме, в последнее время привлекли общественное внимание своей усердной заботой о пленных янки. … В то время, когда каждая настоящая женщина нашей страны шьет одежду для нашей армии, или заботится о наших больных, эти двое тратят своё богатство на помощь и создание комфортных условий злодеям, которые вторглись на нашу священную землю, и занимаются здесь грабежами и убийствами. И всё под предлогом человеколюбия! … Деятельность этих двух женщин по снабжению пленных вкусной пищей, канцелярскими принадлежностями и бумагой, не может быть расценена иначе как свидетельство их симпатии, одобрения поведения этих северных вандалов».

Ван Лью не поняли намека. Вместо этого, они расширили свою деятельность. Узнав о пристрастии лейтенанта Тодда к пахте и имбирным пряникам, они подкупали его (совсем как Мата Хари!) этими дорогостоящими деликатесами. Также они поступали и с другими. Враги мисс Лиззи были бы очень возмущены, если б узнали, что от пленных северян она получала секретную военную информацию. День, когда она впервые переслала секретные сведения через линию фронта, точно не известен, но она установила контакт со всеми секретными агентами США, проникшими в Ричмонд. Пленные осознавали важность информации о перемещениях конфедеративных армий, поэтому охотно делились с мисс Лиззи подслушанными и увиденными сведениями.

Слуги Элизабет в любую минуту были готовы выйти из особняка Ван Лью по поручениям, выглядевшим весьма невинно. У Ван Лью был маленький огород за городом, что служило прекрасным поводом для негритянских отлучек из Ричмонда. Немногие бы согласились обыскивать изношенные башмаки старого негра, следующего по своим делам. Также немногим пришло бы в голову проверять все яйца в корзинке негритянки, хотя одно из них всегда было опустошено и заполнено листочками с зашифрованной записочкой.

Вскоре отношение властей к тюремным посещениям мисс Лиззи изменилось. Комендант однажды попросил ее прекратить приносить особую пищу, поскольку это «противоречит тюремным правилам». Такие распоряжения редко останавливали её. В течение того времени, когда ей запрещали разговаривать с пленными, Элизабет приносила книги. Когда пленные возвращали ей книги, конфедераты не знали, что в них крошечными булавочными уколами под буквами переданы военные данные.

Старая дева подготовила для записочек посуду, в которой приносила еду военнопленным, снабдив её двойным дном. Узнав, что охрана собирается исследовать её посуду, Элизабет пошла на хитрость. Когда охранник потребовал предъявить емкости для осмотра, она с готовностью их предоставила. В следующую секунду воздух пронзил вопль охранника – сообразительная медсестра заполнила междонное пространство крутым кипятком.

Летом 1861 года экипаж конфедеративного корабля «Саванна», численностью пятнадцать человек, был захвачен, обвинен в каперстве и приговорён к смертной казни. В отместку Джефферсон Дэвис пообещал казнить такое же число пленных северян, если приговор в отношении южан будет приведен в исполнение. Элизабет посещала этих пленных, ставших заложниками, подбадривала их, приносила им еду и передавала письма на волю. У неё установились дружеские отношения с молодым полковником из Массачусетса Полом Ривере, попавшим в число заложников. Она даже стала готовить его побег, но тут этот конфликт разрешился, и опасность двойной казни исчезла. В конце концов, полковник Ривере был обменен и погиб в Геттисберге.

Каждый подобный инцидент усиливал подозрения конфедеративных властей в отношении мисс Ван Лью. Она не смела вести дневник. «Всё, что было написано, я предала огню, поскольку от этого зависели судьбы всех. Того требовало постоянное ожидание обещанной инспекции моего дома комиссией из тюрьмы Солсбери. Я ночью всегда ложилась спать, имея под рукой все бумаги, содержащие что-либо важное и секретное, и была готова в любую секунду их уничтожить». Далее она пишет: «угрозы, угрюмый вид, хмурые взгляды приведенного в бешенство сообщества — кто может описать всё это? Многие бравые мужчины указывали на меня пальцем и говорили ужасные вещи».

Однажды мисс Лиззи пришла на прием к Джефферсону Дэвису, чтобы попросить его о своей защите. Немногим шпионам пришла в голову мысль просить о помощи у главы правительства, против которого они вели свою деятельность. Секретарь мистера Дэвиса пообещал ей обратиться к мэру города, но у Элизабет была мысль получше, появившаяся в связи с нехваткой в городе гостиниц. Лейтенант Тодд был заменен на должности коменданта тюрьмы, и мисс Ван Лью предложила свой большой дом для проживания семьи нового коменданта. Предложение было принято, и пока семья Ван Лью делила кров с тюремным начальником, она чувствовала себя в полной безопасности.

Трудно сказать, когда произошел следующий шаг в ее шпионском развитии. Она приняла новую защитную окраску. Ричмонд долго расценивал ее как немного придурковатую и Элизабет всячески подчеркивала свои причуды. Когда она шла по улице, то что-то бормотала себе под нос, повернув голову к воображаемому собеседнику. Ричмондцы, видя её такое поведение, смотрели друг на друга и качали головами.Тюремные охранники дали ей новое имя «Безумная Бет». Она старалась соответствовать этому своему новому имени, неопрятно расчесывая свои кудри, надевая самую старую одежду, и нося самые сломанные шляпы.

Но ничего безумного не было в том, что сделала мисс Ван Лью чуть позже. Среди рабов, которых она освободила, была стройная и сообразительная Мэри Элизабет Баузер, поселившаяся в пригороде Ричмонда. Как только мисс Лиззи обратилась к ней, Мэри Элизабет немедленно возвратилась в город и стала новой служанкой в доме Джефферсона Дэвиса. Теперь Союз имел своего шпиона в прислуге конфедеративного президента. Эта девушка очевидно рассказала своей бывшей хозяйке немало интересных историй …. Мэри Элизабет и ее прежняя хозяйка встречались в темное время суток около фермы Ван Лью. Для таких поездок мисс Лиззи вспоминала свое прозвище и надевала огромную шляпу, кожаные чулки и холстяную накидку с поясом. Теперь, собрав свои кудрявые волосы в пучок, она походила на деревенскую девушку, раскатывающую по окрестностям в своей повозке.

Мисс Лиззи завербовала огромное множество простого народа, фермеров, владельцев магазина, фабричных рабочих, объединенных верой в Союз. По словам генерала Джорджа Шарпа из Армейского разведывательного бюро: «Их [Ван Лью] позиция, характер и милосердие, дали им руководство к действию, и много семей простых людей решили остаться верными флагу, и впоследствии были способны во время войны принимать наших агентов…. Долгое, долгое время, она представляла собой всё, что осталось от власти правительства Соединенных Штатов в городе Ричмонде».

Руководитель разведки добавил, что другие федеральные шпионы и разведчики прибывали в столицу, чтобы «получить от неё приказы». Они обычно проникали в дом Ван Лью ночью, оставались в течение многих дней в комнатах задней части особняка. Если им грозила опасность, то они останавливались на семейной ферме. Друзья мисс Лиззи передавали их личные письма. Одна такая подруга была швеёй, которая зашивала записочки в свою одежду. Несколько раз девушка были остановлена конфедеративными патрулями, грубые пальцы обыскивали её одежду, но ни одно из сообщений не было обнаружено.

В 1862 году над Ричмондом повисла зловещая северная угроза. Мак-Клеллан подошёл так близко, что оружейная пальба была слышна на улицах города. «С минуту на минуту мы ждём начала сражения. … Мы сегодня приготовили на ужин восемь цыплят, и имеем все перспективы закусить ими в честь «нашего нового правительства» и закончить войну миром», — писала Элизабет.

Мисс Лиззи надеялась, что когда Мак-Клеллан войдёт в Ричмонд, то непременно посетит её дом. Используя «новые ковры и красивые шторы, мы подготовили комнату».Тем временем, она с друзьями поехала смотреть на сражение. «Орудийная канонада была великолепна…. Ни один бал не принес столько впечатлений, сколько принесла наша поездка тем вечером. Постоянные мысли о быстротечности жизни, и пляска Смерти на поле битвы!» Это было событие, которым могли наслаждаться лишь немногие ричмондские старые девы.

Но Мак-Клеллан не посетил прелестную комнату Лиззи Ван Лью никогда. Оборону конфедеративной столицы возглавил Роберт Ли, и «маленький Мак» был остановлен. Ко всем огорчениям Ван Лью добавилось ещё одно. Однажды Элизабет сжалилась над голодной модисткой, «одинокой и совсем без друзей». Приведя домой эту мисс Мак-Гонигл, она помогала ей в течение многих месяцев. Внезапно модистка предала ее и отнесла донос в штаб армии, в котором сообщила о своих подозрениях. К счастью мисс Мак-Гонигл не знала ничего определенного, что могло бы повредить Ван Лью, но Элизабет была глубоко задета этим происшествием.

Тем временем семья Ван Лью принимала новых постояльцев. Одна из гостей дома Ван Лью, доверия к которой было больше, чем к простой модистке, имела указание от детектива конфедеративной полиции У.У. Нью найти свидетельства против Ван Лью. Её улики нужны были, чтобы «закончить расследование». Детектив Нью особо отметил, что если постоялица чувствует себя неуютно, то он обещает ей не проводить никаких очных ставок с мисс Ван Лью и не упоминать её имя в деле. Но леди сочла это дело слишком деликатным и отказалась давать показания.

Некоторые из соседей, однако, не были столь же лояльны, и за Ван Лью непрерывно следили детективы. Как написала мисс Лиззи: «я обернулась, чтобы заговорить с подругой и увидела за своей спиной детектива. Странные лица смотрели на меня из-за колонн и столбов заднего дворика». Против старой девы и её матери было начато расследование по обвинению в ведении торговли в гринбеках — валюте США. Когда об этом услышала мать Элизабет, она сильно заболела.

Постоянное требование лошадей для нужд армии, привело к тому, что немногие ричмондцы могли себе позволить держать их в хозяйстве. Однажды Элизабет получила информацию от дружественного конфедеративного чиновника, что солдаты собираются придти к ней домой и конфисковать ее лошадь. Но она очень нуждалась в лошади для своей шпионской деятельности, поэтому спрятала её в коптильне. Несколько дней спустя конфедераты узнали об этом, и попытались вновь отнять лошадь. Но, будучи вновь предупрежденной, мисс Лиззи провела лошадь на второй этаж в библиотеку. «Там я расстелила солому, и он воспринял свое новое положение с должным пониманием, ни разу не попытавшись заржать или задышать слишком громко». Элизабет уверяет, что он был «хорошим, преданным конём».

Многие горожане были уверены в том, что «Безумная Бет» прячет не только лошадей. Как только положение пленных в тюрьмах стало критическим и они стали убегать оттуда, на мисс Ван Лью пало подозрение в укрывательстве. Её дом несколько раз безрезультатно обыскивался, но люди шепотом рассказывали друг другу истории о подземных ходах и тайных комнатах. Племянница мисс Лиззи вспоминала, что она видела, как тетя Элизабет с тарелками, полными едой, подходила к входу на чердак, и начинала ходить вокруг него на цыпочках. Однажды племянница проследила за ней и из-за угла увидела, как старая дева коснулась стенной панели. Она отъехала назад, и бородатый человек с жадностью потянулся за едой. Несколько лет спустя, девушка нашла тайную комнату под склоном крыши.

Генерал Шарп из Армейского разведывательного бюро приписывал мисс Ван Лью помощь в организации побегов из тюрем, включая знаменитый шестидесятифутовый туннель, вырытый под тюрьму Либби. К тому времени она усовершенствовала свой шпионаж, установив непосредственный контакт с генералом Беном Батлером из форта Монро. Став профессиональной шпионкой, она получила шифр и спрятала ключ к нему в своих наручных часах, которые она хранила до самой смерти. Дополнительной безопасности ее деятельности должно было служить, как вспоминала её племянница, разрывание записки на несколько частей и свёртывание их в маленькие шарики, в виде которых они и передавались. Годы спустя сама отставная шпионка рассказывала ричмондским детям, как она прятала записки в пустотах прутьев предкаминной решётки в спальне.

Шпионская организация «Безумной Бет» также расширялась. Руководитель шпионов Союза, говоря о ней и ее матери, заметил: «Они имели самоотверженных сотрудников в военном и морском департаментах мятежников.» Элизабет всегда умела хранить тайну, и кто был её помощником и предателем Конфедерации, скорее всего, никогда не станет известным. Она вспоминала, как однажды, она пришла в штаб генерала Уиндера с чрезвычайным сообщением от генерала Батлера к агенту Союза, написанном на бланке конфедеративной платежной ведомости. Если бы этот документ попал в южные руки, не поздоровилось бы и тому человеку, которому он был адресован, и самой «Безумной Бет».

Старая дева действовала с удивительным хладнокровием. Она вошла в штаб Уиндера, нашла адресата и отдала записку прямо ему в руки в нескольких футах от центральной конторы секретной службы Конфедерации. Тот человек дрожал и был на грани обморока. Мог ли он от страха «сдать» Элизабет? Вместо этого он положил бумагу в карман и прошептал, чтобы мисс Лиззи никогда больше не приходила сюда. Очевидно, она послушалась его, поскольку в следующий раз он пришёл к ней сам.

В конце января 1864 года Элизабет Ван Лью и ее друзья из Ричмонда передали важную информацию о конфедеративных планах перевести тысячу заключенных. Это было прекрасной возможностью для внезапного нападения северян, которое освободило бы очень много солдат Союза и даже помогло бы взять Ричмонд. Мисс Лиззи позвала нескольких высокопоставленных помощников и затем послала молодого эмиссара в опасную поездку в штаб Батлера в Виргинии. Официальные военные отчеты содержат ее сообщение, изначально зашифрованное:

Очень скоро они собираются перевести в Джорджию всех Федеральных заключенных; [мясники и пекари, чтобы идти сразу]. Все они уже уведомлены и отобраны. Квакер знает, что это правда. Они строят батареи на Дэнвилльской дороге. Это от Квакера. Остерегайтесь новых и опрометчивых советов. Я посылаю Вам это по просьбе всех ваших друзей. Не пытайтесь атаковать их силами, меньшими, чем 30000 кавалеристов и 10000 -15000 пехотинцев. За пять-десять дней они соберут подкрепление в 25000 человек, главным образом – артиллерия. Стоукс и бригада Кемпера направляются в Северную Каролину. Пикетт находится около Питерсберга. Ли расформировал три кавалеристских полка из-за отсутствия лошадей….

Когда Батлер, четыре дня спустя, получил сообщение мисс Лиззи, он пометил его как «тайное и требующее немедленной реакции» и переправил военному министру Стэнтону с запиской о том, что оно получено «от леди в Ричмонде, с которой я состою в переписке». Курьер мисс Лиззи предъявил ему знак о том, что ему можно доверять. «Время для нападения — сейчас или никогда», добавил Батлер, и привел текст своего допроса возбужденного курьера мисс Ван Лью.

Мальчик поведал ему множество других военных фактов, о которых люди Ван Лью узнали в последний момент, и передал сообщения от «Квакера» и «мистера Палмера»,двух агентов Союза, личности которых так и остались загадкой. Все они уверяли, что «сейчас Ричмонд может быть взят с меньшими проблемами, чем когда-либо ещё».

Эти сведения от гражданских лиц имели свои недостатки, в них слишком легко говорилось об военных приготовлениях, и многое оставалось неизвестным. Однако северные должностные лица, очевидно, приняли картину, нарисованную в них, за правду и начали подготовку к выступлению. Военное министерство Союза предоставило значительные ресурсы, внимание и время для подготовки кавалерии, которая должна была напасть на Ричмонд и освободить пленных. К несчастью для этого предприятия, «секретный» проект стал столь же секретным, как и прием в Белом доме. Слишком много офицерских жен и самих офицеров говорили о нем там, где это не следовало бы делать.

28 февраля четыре тысячи отборных отрядов под командованием генерала Джадсона Килпатрика и полковника Ульриха Дальгрена выступили на Ричмонд с левого фланга. С правого фланга наступали еще несколько тысяч солдат Союза. Тогда как молодой Дальгрен должен был двигаться на конфедеративную столицу с одной стороны, Килпатрик наступал с другой.Удар мог получиться одним из наиболее блестящих за всё время войны; начальники ожидали многого от двадцатидвухлетнего Дальгрена, сына вице-адмирала Дальгрена, и самого молодого полковника в армии. Потеряв ногу вскоре после Геттисберга, молодой человек опирался на деревянную ногу и костыль, но двигался так быстро, что мог обогнать любого.

Порядок, в котором северяне выступили, скоро был нарушен.Тому причиной были непредвиденные препятствия, негритянский проводник, который не знал, где на реке Джеймс брод, и, не в последнюю очередь, конфедеративная подготовка. В очень напуганном Ричмонде, как сообщала мисс Ван Лью: «был призван каждый лояльный солдат. На улицах установилась мертвая давящая тишина…. Ночью мы могли слышать канонаду…. » К тому времени, когда полковник Дальгрен достиг дороги в пяти милях от города, усиленная оборона сделала нападение безнадежным. Союзные отряды отступили в темноту и дождь, а молодой Дальгрен был убит.

После отступления северян, конфедераты надругались над телом полковника. Они обыскали его, изъяли документы, отрезали палец с драгоценным кольцом и отвязали знаменитую деревянную ногу. После этого останки Дальгрена были захоронены возле дороги.

Вскоре южное руководство сделало объявление, поднявшее в Ричмонде волну ярости. По их словам, Дальгрен имел приказ разграбить и сжечь город, убить Джефферсона Дэвиса и его кабинет. Было ли так на самом деле, осталось загадкой. Ричмондские газеты описывали плененных солдат Союза как «убийц, варваров, головорезов… несущих в себе больше адского огня, чем готты, гунны или сарацины.» Убивайте их всех, этих врагов человечества! Один журнал призывал показать публике труп Дальгрена, чтобы этот «памятник позора» научил молодых конфедератов ненавидеть таких вояк.

Газеты писали, что никто не знает, где был закопан Ульрих Дальгрен. «Это были собачьи похороны, без гроба, венков или надгробной молитвы. Друзья и родственники с Севера не проявляют к нему никакого интереса». Но на самом деле, останки Дальгрена были помещены в гроб, привезены в Ричмонд, и по указанию сотрудников президента Дэвиса, тайно, темным вечером, захоронены на кладбище, где уже лежали тысячи других северных солдат. Это было тайной для всех, кроме Элизабет Ван Лью.

Она вспоминала, что известный ей негр, «случайным, или скорее – чудесным образом» оказался около места погребения Дальгрена. Мужчина пометил могилу Дальгрена особым знаком, и Элизабет начала подготовку похищения тела Дальгрена и переправки его через линию фронта. Необходимые ей шесть-семь помощников легко нашлись среди её друзей.

Однажды поздней ночью, к месту погребения приехали верхом четверо мужчин. Откопав гроб, они оторвали крышку и по отсутствующей правой ноге опознали несчастного Дальгрена. По разбитой дороге тело было отвезено на ферму Роули, где в амбаре его ждала мисс Лиззи. Там останки были еще раз осмотрены, и как сказала Элизабет «нежными руками и со слезами» были переложены в металлический ящик, который был предан земле на ферме Роберта Оррика в предместьях города.

Но перед этим им пришлось преодолеть конфедеративные пикеты. Рано утром гроб был помещен в фургон и аккуратно заставлен саженцами персиковых деревьев.Подъехав к пикету, Роули увидел, что часовые тщательно осматривают все проезжающие повозки, и испугался. Но неожиданно он увидел, что часовой, который направляется обыскивать его фургон, ему знаком. Роули напомнил часовому об их недавней встрече. Часовой вспомнил о ней, но спросил «Чьи это саженцы?» Роули ответил, как можно спокойнее: «Они принадлежат немцу из деревни». Затем они побеседовали о неразумности пересадки персиков в это время года. Ну, пусть это будет проблемой немца. Мужчина в форме вздохнул: «Как жалко вытаскивать из фургона саженцы так хорошо там расставленные. Проезжайте!»

Когда тело было благополучно захоронено, Элизабет Ван Лью составила об этом зашифрованное сообщение генералу Батлеру. В то же время опечаленный вице-адмирал Дальгрен обратился к президенту Дэвису с просьбой выдать ему тело сына. Дэвис смилостивился и разрешил эксгумацию. По Ричмонду быстро разлетелась весть о том, что солдаты раскопали могилу и ничего там не нашли. Город получил ещё одну тайну, которая раскрылась только после войны.

Как минимум однажды, связь мисс Лиззи с генералом Батлером была на грани провала. Генерал потребовал свежие сведения об обороноспособности Ричмонда, и она, как обычно, составила шифровку, разорвала её и скатала из бумаги шарики. Когда ожидаемый связной не пришёл, она вышла на улицу, задаваясь вопросом, как ей переправить сообщение генералу. Человек, прошедший рядом с ней, пробормотал: «Сегодня я перейду линию фронта», и продолжил свой путь.

Возможно, он был агентом Союза, у которого были основания не давать о себе знать. Замедлив шаги, мисс Лиззи вновь прошла мимо этого незнакомца и снова услышала: «Я сегодня ночью перейду линию фронта». Она нахмурилась, но не попыталась вступить с ним в контакт. Следующим утром она узнала вчерашнего незнакомца среди солдат полка армии Конфедерации, промаршировавшего мимо её окон. Бэль Бойд таким же образом была заманена в ловушку, но «Безумная Бет» оказалась более сообразительной.

От генерала Шарпа мы знаем, что когда генерал Грант подошел к Ричмонду, связь мисс Ван Лью с командованием Союза достигла новых вершин. На такое близкое расстояние она могла отправлять сообщения почти ежедневно. Она создала систему пяти «остановок» на пути от особняка на Церковном Холме до фермы в пригороде. Грант неоднократно просил у неё «особенную информацию», и, по словам Шарпа, она «передавала её ему по крупинкам».

Система обмена информацией была налажена так хорошо, что цветы из сада Ван Лью прибывали на обеденный стол Гранта ещё с росой. Шарп отмечает, что «большей частью» информации, полученной армией этого генерала в 1864-65 годах, «её сбором и качественной передачей, мы обязаны информированности, и преданности мисс Э. Л. Ван Лью».

Перед решающими сражениями «Безумная Бет» вновь оказалась на грани провала. В феврале 1865 года северяне направили в Ричмонд своего шпиона, англичанина по фамилии Поул. Они ожидали от него великих шпионских дел. Ему было создано хорошее прикрытие в городе и, возможно, он встречался с мисс Лиззи. В её дневнике описано то разочарование и беспокойство, переросшее в ужас, когда она узнала, что Поул внезапно прибежал в конфедеративный штаб и выдал своих работодателей.

В результате, по меньшей мере, двое агентов Союза попали в тюрьму. В течение многих часов Элизабет ожидала ареста, опасаясь, что этот человек узнал достаточно, чтобы предать ее. Но ничего не случилось, хотя вероятность разоблачения была очень реальна. Вскоре появилось решение всех её проблем. В первое апрельское воскресенье 1865 года город наполнился криками и взрывами – Ли отступил от города, открыв дорогу северянам. Конфедераты уходили из города, который сошел с ума. Пожары вспыхивали то в одном квартале, то в другом. «Сотни домов стали жертвами всепожирающего огня. Постоянные разрывы снарядов, обстрел с канонерских лодок и взрывы пороховых складов сотрясали землю… горящие мосты и всполохи пламени добавляли картине дикого великолепия».

Соседи взяли у Ван Лью все тележки, на которых вывозили свои пожитки. Тюрьмы опустели, и множество солдат Союза покинуло город. Мисс Лиззи решила сделать великий жест, чего бы он ей не стоил. Не обращая внимания на опасность, она заказала большой американский флаг, ввезенный контрабандой через линию фронта. Она и ее слуги взобрались на крышу и укрепили там развивающееся полотнище с тридцатью четырьмя звездами. Это был первый флаг Союза, поднятый над конфедеративной столицей.

Ричмондцы пришли в ярость, вокруг её дома собралась толпа. Чёрт побери, спалите это логово дотла! Мужчины стали наступать на дом, вытаптывая её сад. «Безумная Бет» вышла, чтобы преградить им путь. «Я знаю Вас, и Вас…» С искаженным от гнева лицом она выкрикивала имена нападающих и указывала на них пальцем. «Генерал Грант будет в городе через час, и если вы что-нибудь сделаете с моим домом, то ваши все будут преданы огню еще до полудня!» Это подействовало и они отступили.

Мисс Лиззи придумала для себя еще одно, последнее, задание. Она побежала в конфедеративный Капитолий, чтобы найти среди пепла архивов секретные документы, которые могли быть полезными правительству Союза. Там её и нашли солдаты Гранта, которых тот послал для её охраны. Он отлично осознавал ту опасность, в которой была жизнь шпионки в этот день.

Вскоре после своего прибытия генерал сделал формальный визит в дом мисс Ван Лью. Миссис Грант вспоминала потом как ее муж сказал, что они должны посетить мисс Ван Лью, поскольку она сослужила большую службу Союзу. На веранде с колоннами они вместе выпили чаю и поговорили. «Безумная Бет» была очень горда этим посещением, и всю оставшуюся жизнь хранила визитную карточку Гранта.

Перевод: © 2005 Северная Америка. Век девятнадцатый
Данный перевод выполнен в ознакомительных целях и не является авторизованным. Перепечатка перевода запрещена.

Оригинал опубликован: Elizabeth «Crazy Bet» Van Lew, Grant’s Spy in Richmond