От реакции к консерватизму: у истоков «нового» Юга (70—80-е годы XIX в.)

При анализе американского консерватизма мысль исследователя неминуемо обращается к Югу США, который до недавнего времени по праву считался самым консервативным регионом страны. Специфику становления консервативной идеологии южного общества во многом обусловило существование в нем в XVIII — первой половине XIX в. плантационного рабства, представлявшего в социально-экономическом плане, как указывал К. Маркс, тип формально капиталистического производства1. Это была своеобразная система хозяйствования, при которой, с одной стороны, рабовладельческие отношения сохраняли докапиталистический характер (полная собственность плантатора на землю, орудия труда и рабов), а с другой — само производство носило товарный характер и было ориентировано на капиталистический рынок2.

Развитие плантационного рабства определило специфику социально-культурной среды, ставшей основой для расцвета в первой половине XIX в. на Юге идеологии консерватизма. Каноны консервативной мысли оправдывали сохранение института рабовладения, доказывали его превосходство перед буржуазными отношениями в северных штатах. Когда же рабовладельческая олигархия прибегла к крайним средствам защиты отжившего социального порядка, развязав гражданскую войну 1861 —1865 гг., консерватизм дал идеологическое обоснование активного сопротивления плантаторов общественному прогрессу.

После завершения гражданской войны, в ходе которой было отменено рабство, произошла переоценка принципиальных аргументов консерватизма. Обновление арсенала идейно-политического течения осуществлялось на базе идеализации общественного устройства «старого», рабовладельческого Юга и вместе с тем противодействия буржуазно-демократическим преобразованиям, осуществленным в южных штатах в период Реконструкции (1865—1877). Прочность устоев консерватизма определялась не только особенностью политических и этнокультурных традиций, незрелостью классовых отношений, но и унаследованными от рабовладения структурными противоречиями в экономике региона.

Приспособление консервативной идеологии к послевоенным реалиям было осуществлено правящей верхушкой «нового», нерабовладельческого Юга, пришедшей к власти в 70-е годы XIX в. на смену радикальным республиканцам. Силы реакции свергли правительства Реконструкции и захватили рычаги правления в 1869 г. в Теннесси, в 1870 г. — Вирджинии, Северной Каролине, Джорджии, в 1873 г. — Техасе, в 1874 г. — Арканзасе, Алабаме, в 1875 г. — Миссисипи. В течение нескольких десятилетий власть оказалась сосредоточенной в руках политических деятелей, принимавших непосредственное участие в гражданской войне на стороне Конфедерации. Не случайно период их пребывания у власти известен в американской литературе под названием «правление бригадных генералов», или «режим реставрации»3.

Между буржуазными учеными до сих пор нет единства относительно происхождения, социальной направленности, оценки внутриполитического курса руководства южного крыла демократической партии. Деятельность демократов либо подвергается явной идеализации, либо резкой критике.

Историки прорабовладельческого направления начала XX в., к примеру, приписывали южным демократам «честь» освобождения региона от власти «черных», восстановления в полном объеме «господства белой расы». Они провозглашались «героями» гражданской войны, однако родственные узы их не оставляли сомнений в том, что они непосредственно близки с довоенной плантаторской верхушкой. Утверждалось, что политический курс демократов выгодно отличался от деятельности предшествовавших правительств радикальной Реконструкции, изображаемых в крайне негативном ключе («черные по морали и цвету кожи») 4.

Историки-прогрессисты начиная с 20-х годов нашего столетия усматривали в политике режима «реставрации» больше критических, чем позитивных моментов. Ее оценка давалась с позиций критиков: республиканцев, гринбекеров, популистов. Изменился и взгляд на социальную природу руководства демократической партии в южных штатах. В отличие от своих предшественников историки-прогрессисты доказывали, что в нем преобладали представители «среднего класса», буржуазии5. Подобное несовпадение оценочных моментов существовало и в последующие годы. Если одни авторы отождествляли правительства «реставрации» с земледельческими интересами 6, то другие приписывали им сугубо буржуазный характер7.

Для того чтобы установить истину, необходимо обратиться к исследованию тех изменений, которые произошли в жизни южного общества после гражданской войны. Разгром плантаторов и ликвидация рабства уничтожили препятствие на пути капиталистического развития Юга. Правительства радикальной Реконструкции, пришедшие к власти в 1867—1868 гг., предприняли первые шаги по реорганизации социально-экономических и политических отношений на чисто буржуазной основе. Прежде всего это сказалось на изменении расстановки классовых сил в южном обществе. XIV и XV поправки к Конституции США предоставили доступ к избирательным урнам 735 тыс. черных американцев. Белое население, имевшее право голоса (635 тыс.), осталось в меньшинстве. Лишение наиболее активных участников мятежа (до 15% южан) политического статуса и высокий абсентеизм (до- 30%) бывших рабовладельцев способствовали численному перевесу во вновь избранных органах власти мелкой буржуазии и негров. Конституции южных штатов, принятые в 1867—1868 гг., закрепили в законодательном порядке буржуазно-демократические принципы, объективно способствовавшие развитию буржуазных отношений.

Правительства радикальной Реконструкции уделяли усиленное внимание не только развитию старых, традиционных отраслей промышленности, на которых главная продукция региона (хлопок и табак) подвергалась первичной обработке, но и созданию новых — угольной и тяжелой индустрии. Особую роль в капиталистическом развитии Юга играл рост транспорта, главным образом железнодорожное строительство. В осуществлении политики радикальной Реконструкции важное значение имела деятельность Бюро по делам освобожденных, созданное в марте 1865 г. Среди многих буржуазно-демократических преобразований, проведенных им в конце 60-х годов, следует выделить организацию 40 больниц, предоставивших медицинскую помощь 45 тыс. человек, выделение 21 млн. продовольственных пайков нуждающимся, создание 4300 негритянских школ, в которых обучалось 250 тыс. детей афро-американцев8.

Существенные изменения произошли в период Реконструкции и в сельском хозяйстве. С отменой рабства «латифундиям был нанесен решительный удар»9. Прежде всего это сказалось в сокращении размеров плантационного землевладения, дроблении его на мелкие участки. В Восточной Алабаме, к примеру, с 1860 по 1870 г. средняя площадь латифундий была урезана с 48 700 до 15 330 акров, а стоимость личной недвижимости 236 членов рабовладельческой элиты уменьшилась почти на 2/3, с 15 до 5 млн долл. 10 Это было вызвано тем, что часть землевладельцев, опасаясь репрессий федерального правительства, эмигрировала за границу, другие были вынуждены расстаться с плантациями из-за долгов или неуплаты налогов, третьи — не могли принять новый уклад жизни и, говоря образным языком одного из героев книги М. Митчелл, были «беспомощны, как черепаха, перевернутая на спину»11. Из-за распродажи по сравнительно низким ценам часть земельных владений обрела новых собственников. Частичное перераспределение земли приняло особо глубокий характер в Луизиане, где с 1865 по 1877 г. 9/10 сахарных плантаций перешли в руки иных категорий населения12.

Вместе с тем необходимо признать, что ряду бывших рабовладельцев удалось сохранить свои владения. В 1881 г., по подсчетам президента Национальной ассоциации владельцев хлопковых плантаций Ф. Морихида, ¹/₃ земельных собственников долины р. Миссисипи принадлежала в довоенный период к плантаторской верхушке 13. На Юге по-прежнему был велик удельный вес крупных латифундий. Так, в графстве Маренго штата Алабама 10% собственников владели 63% земельных владений14. В значительной степени это было связано с тем, что «пересоздание» плантаций бывших рабовладельцев на основе буржуазной земельной собственности не было доведено до конца. И хотя «их земли были разбиты, поземельная собственность… стала превращаться в мелкую буржуазную»15, плантаторы имели возможность организовать систему хозяйства, переходную от рабовладельческой к капиталистической. Источником получения бывшими рабовладельцами высоких непроизводительных доходов явилась сдача земли в аренду, преимущественно издольную. В 80-е годы господствующим типом аренды стало кропперство, одна из отсталых, докапиталистических форм эксплуатации непосредственного производителя. «Перед нами, — писал о кропперах В. И. Ленин, — преимущественно полуфеодальные или, — что то же в экономическом отношении, — полурабские издольщики»16. Типичные для капитализма формы найма рабочей силы на Юге в конце XIX в. практически не прижились. Превращение освобожденных рабов в наследственных должников дало основание ряду американских исследователей охарактеризовать экономические итоги Реконструкции как «неудавшейся», «нереализованной» и даже «провалившейся» революции17. Действительно, развитие капитализма в южных штатах приняло иные, чем на Севере, формы. Пережитки докапиталистических отношений в сельском хозяйстве сдерживали развитие производительных сил. Незавершенность буржуазно-демократической революции наложила глубокий отпечаток на характер и темпы буржуазного обновления южного общества, положение каждого класса.

Главное место в системе общественного производства продолжало сохраняться за плантаторами, хотя их социальная природа изменилась. Если раньше они были прежде всего рабовладельцами, то после гражданской войны, лишившись монополии на даровую рабочую силу, они остались только землевладельцами. В их руках оказались огромные материальные ресурсы. Если в довоенный период структура их доходов базировалась исключительно на земельной монополии, то в послевоенный в нее стали входить и поступления от занятия промышленным и торговым предпринимательством. Землевладельческая аристократия все более активно втягивалась в орбиту капиталистических отношений: плантаторы становились держателями акций, директорами корпораций, хозяевами фабрик и лесопилок. Превращение плантатора в банкира и промышленника по «совместительству» явилось основой процесса обуржуазивания вчерашних рабовладельцев. Типичными для «нового» Юга были дельцы типа Г. Камерона из Северной Каролины, не только собственника 100. тыс. акров земли, но и владельца 8 железных дорог, директора банка штата. Увлечение плантаторов столь «необычным» для них занятием объяснялось положением послевоенного сельского хозяйства. Падение цен на хлопок (с 0,25 до 0,1 долл. за фунт с 1868 по 1878 г.) и на зерно (с 2,5 до 1,3 долл. за бушель) 18 заставляло землевладельцев изыскивать дополнительные источники существования.

В послевоенный период постоянный доход плантаторам начало приносить ростовщичество. Латифундисты предоставляли арендаторам ссуды или продавали в долг продукты питания под высокие проценты. Склонность землевладельцев к подобным «финансовым аферам» объяснялась тем, что буржуазия региона была относительно малочисленной и слабо консолидированной. Ее интересы ограничивались преимущественно сферой ссудного капитала, а возможности для кредитования были невелики. В 1870 г., к примеру, коммерческий портфель 36 банков, расположенных в 6 южных штатах, исчислялся суммой в 7 млн долл.19 Основные операции по продаже хлопка осуществляли агенты торговых фирм

Новой Англии, предоставлявших денежные займы плантаторам под залог урожая. Развитие промышленности в годы Реконструкции способствовало росту численности городской буржуазии: «хлопковых маклеров, торговцев и мелких промышленников, сплотившихся вокруг хлопковой биржи, возникшей после гражданской войны» 20. Большую роль в повседневной жизни Юга стали играть владельцы продуктовых лавок, отпускавшие товары в долг под проценты (от 25 до 75). Число их непрерывно росло. К примеру, если в 1870 г. в графстве Кэролл штата Джорджия их насчитывалось 13 (5 из них существовали в довоенный период), то в 1880 г. — уже 49, а в 1885 г. — 70 21. Слабое разивитие транспортных перевозок позволило торговцам-ростовщикам сосредоточить в своих руках торговую монополию на определенной территории. В среднем они обслуживали до 70 соседних ферм, их ежегодный доход составлял 5—10 тыс. долл. По подсчетам американских исследователей, от 50 до 70% фермерских хозяйств из-за недостатка денежных средств были вынуждены пользоваться подобной системой торгового «сервиса» 22. После принятия в конце 60-х годов законодательства о праве наложения ареста на имущество должника такой тип ростовщичества получил юридическую основу.

Со временем владельцы продуктовых лавок сосредоточили в своих руках земельные участки, отнятые за неуплату долгов, и пополнили ряды крупных собственников. Статистические данные показывают, что с 1860 по 1890 г. число фермерских хозяйств, обладавших земельными наделами свыше 1000 акров и относимых В. И. Лениным к разряду собственно плантаций 23, увеличилось с 225514 до 256 60624. Разрыв в размерах земельных владений плантаторов и представителей «среднего класса» постоянно сокращался. Если в 1860 г. купцы Восточной Алабамы обладали 3,5% от реальных доходов рабовладельческой верхушки, то в 1870 г. — 12%- Если в 1860 г. только один купец владел тем же количеством земли, что и средний плантатор, то в 1870 г. таких насчитывалось уже 14 человек25. Накапливая капитал за счет торгово-ростовщических операций, представители «новой» буржуазии стремились вложить его не только в покупку земли, но и промышленное предпринимательство. Из мелких мастерских порой вырастали крупные монополистические предприятия. Так, табачная империя Д. Дьюка начиналась в 70-е годы с бревенчатой избы размером 16 на 18 футов. Изучение биографий крупнейших промышленников «нового» Юга показало, что преобладающее большинство среди них выходцы из белого нерабовладельческого населения 26.

Таким образом, южное общество 70—80-х годов представляли обуржуазившиеся плантаторы, белые фермеры, местная буржуазия, освобожденные рабы; пролетариат и интеллигенция были немногочисленны. Анализ его социальной дифференциации в данном случае имеет важное значение: от соотношения сил в нем во многом зависела форма политического устройства органов власти, преобладание того или иного типа политических ориентаций правящих кругов, специфика идеологических догматов, определявших деятельность буржуазных партий.

Новая политическая элита не была однородной. В состав правительств «реставрации» входили не только плантаторы, но и представители «новой» буржуазии и интеллигенции. В легислатуре Южной Каролины конца 70-х годов, к примеру, заседало 42,9% плантаторов и 57,1% представителей «среднего класса», в том числе 42,8% деятелей интеллигенции, 5,7% купцов, 5,7% фермеров, 2,9% квалифицированных рабочих27. В легислатуре Джорджии в 1880—1881 гг. только 38% депутатов имели связь с сельским хозяйством28. Отсутствие ротации среди членов властвующей элиты позволяет с большой долей достоверности выявить ее социальную природу. Так, в Джорджии пост губернатора с 1872 по 1890 г. был в руках «триумвирата». Типичным представителем «нового» Юга являлся Д. Браун, президент 5 железнодорожных корпораций. Его уравновешивал Д. Гордон, президент национальной ассоциации «ветераны—конфедераты США», наиболее последовательно защищавший идеалы старой, плантаторской традиции. Срединное положение между ними занимал А. Колквитт — плантатор и железнодорожный делец. Можно согласиться с мнением ряда американских авторов о том, что возврат демократов к власти отнюдь не означал «воцарения прежней рабовладельческой олигархии»: социальный облик бывшей партии «измены» был преображен за счет «мощной примеси промышленного элемента гамильтоновско-вигского толка» 29. Южное крыло демократов, представлявшее в годы гражданской войны главную опору рабовладельцев, постепенно перерождалось в политическую организацию, выражавшую интересы крупных землевладельцев и «новой» буржуазии.

Вместе с тем было бы явным упрощением проводить прямую связь между ростом численности буржуазии в составе правительств «реставрации» и ее непосредственным воздействием на процесс выработки политического курса. Из-за особенностей экономического развития Юга буржуазия региона не сложилась в самостоятельную политическую силу, ее интересы тесным образом были связаны с крупным землевладением. В самой ее природе были заложены предпосылки для оформления компромисса с плантаторами. Вот почему состав сформированных в 70-е годы правительств, по существу, воспроизводил «прусский» образец механизма политической власти, в его основе был союз представителей «среднего класса» с землевладельческой аристократией. Соотношение сил в правящем блоке правительств «реставрации» •складывалось в пользу крупных землевладельцев, «отпрысков плантаторов, сохранивших связь с землей и сельским хозяйством» 30. В настоящее время документально доказано их доминирующее влияние в органах власти Алабамы, Вирджинии, Луизианы, Теннесси, Южной Каролины 31. Бывшие рабовладельцы и их потомки преобладали в составе южного крыла демократической фракции конгресса США. По подсчетам американских исследователей, более половины южных конгрессменов являлись землевладельцами и только 29% — представителями «среднего класса» 32.

Противоборство между членами плантаторской верхушки и «новичками» из нарождавшейся буржуазии, наложив отпечаток на состав политического правления, определило расстановку сил в южном крыле демократической партии. В ней выделились две фракции — консервативная и либеральная. Представители консервативной выражали интересы крупных землевладельцев и торгово-промышленной буржуазии, тесными узами связанной с перекупщиками хлопка из северо-восточных штатов, а незначительный по численности левый фланг опирался на поддержку мелкобуржуазных кругов. Примечательно, что практически все идеологи левого крыла демократической партии являлись выходцами из белого нерабовладельческого населения. X. Грэди был сыном купца, X. Уоттерсон — адвоката, У. Пейдж — мелкого лавочника. Исключение составлял Д. Томпкинс, родом из семьи плантатора, но и он в начале 80-х годов, порвав родственные узы, занялся промышленным предпринимательством.

Либералы провозглашали своей главной целью создание «нового» Юга на базе всемерного развития промышленности, включения региона в структуру национальной экономики. «В экономическом, финансовом и моральном отношении мы составляем одну нацию, — доказывал Уоттерсон. — Даже если мы разделены на партии…»33. Для ускорения процесса индустриализации либералы выдвигали два важных условия: развивать промышленность путем использования местных ресурсов с привлечением капитала извне; дополнительную рабочую силу для новых фабрик получать за счет иммиграции из северных штатов. Создание емкого внутреннего рынка могло стать реальностью, по их мнению, только в случае быстрого строительства железных дорог. Делая ставку на образцовые капиталистические хозяйства, либералы выступали за сравнительно глубокую «чистку» аграрного строя от разного рода пережитков рабовладения. Они считали, что Юг должен отказаться от однобокой специализации на монокультуры и перейти к товарному производству, основанному на межотраслевом сельском хозяйстве34. Этого, доказывали они, можно добиться только ликвидацией крупного землевладения и разделом плантаций. «Новый Юг, — утверждал один из идеологов «нового» Юга С. Ленир, — означает мелкое землепользование». Его основу, вторил ему X. Грэди, определял «тип мелких фермеров»35. Заслуга либеральной группировки, по сути, состояла во включении в повестку дня вопроса о переводе Юга на «американский» путь развития капитализма.

Процесс «совершенствования» южного общества не мыслился либералами без развития «общего интеллекта людей». В их планах важное место отводилось просвещению масс, включая создание системы государственных бесплатных школ, профессиональных центров переподготовки рабочей силы, фермерских институтов, сельскохозяйственных колледжей и клубов. Большое внимание уделялось пропаганде научных знаний на страницах местной прессы, возглавляемой такими идеологами «нового» Юга, как Р. Эдмондс («Manufacturer’s Record»), Ф. Дэусон («Charleston News and Courier»), X. Уоттерсон («Louisville Courier-Journal»), У. Уэдли («Tradesman of Chattanooga»). Ответственность за уровень образования в штатах возлагалась на местные органы власти36.

Консервативное крыло правящего блока предлагало собственную концепцию возрождения Юга. Его программа не предусматривала радикальной перестройки сельского хозяйства на капиталистический лад и предлагала консервативное решение аграрного вопроса. Полностью неприемлемыми объявлялись идеи либералов о главенстве мелкого земледелия и уничтожении латифундий. Оппозицию подобным планам возглавляла Национальная ассоциация владельцев хлопковых плантаций и ее печатные органы «Sewanee Review», «Selma Southern Argus». Выступая против предложений либералов об индустриализации региона, консерваторы вместе с тем приветствовали частичное развитие промышленности в отраслях, непосредственно связанных с удовлетворением их материальных интересов. С их точки зрения, только одна идея либералов заслуживала внимания — это строительство хлопковых фабрик и железных дорог37. Консерваторам импонировали замыслы, в соответствии с которыми ключевые позиции в системе хозяйствования закреплялись за плантационным землевладением, а индустрии отводилась роль ее обслуживающего звена. Позиции сторонников данной точки зрения в правящем блоке были достаточно прочными. Даже в 30-х годах XX в. хранители идеологии сословной аристократии рассматривали индустриализацию в качестве фактора, препятствовавшего естественному развитию южного общества 38.

Среди представителей политической элиты были сильны про- рабовладельческие настроения. Идеология «старого», плантаторского Юга, долгие годы культивируемая в сознании людей, не могла исчезнуть бесследно. Даже либералы, отдавая дань исторической традиции, постоянно подчеркивали «непреходящее достоинство старого режима», «изысканность его культуры», «жертвенный героизм его воинов» 39. В послевоенный период «наследником великой революционной традиции» был объявлен бывший лидер Конфедерации Дж. Дэвис, который, не приняв происшедших в обществе перемен, продолжал доказывать, что американский Союз не выдержал испытания временем, поэтому неизбежен его «раскол на несколько частей»40. В своей книге «Происхождение и падение Конфедерации», изданной в 1881 г., он стремился оправдать действия рабовладельцев-мятежников, боровшихся якобы за сохранение идеалов конституционных свобод. Все выступления Дэвиса, как правило, проходили при большом стечении народа и встречались «шквалом аплодисментов»41. Однако подобное экстремистское суждение явно диссонировало с общим настроением южного общества. Большинство диксикратов верило в возможность восстановления «прочного мира, умиротворения и объединения двух секций страны»42. Даже идеолог «старого», плантаторского Юга Дж. Фицхью был вынужден признать, что «общность интересов», существовавшая между Севером и Югом, способствовала единению нации43. Подобный подход к развитию страны сочетался с обоснованием необходимости сохранения за южными штатами особого, аграрного пути развития. Сочинения идеологов консервативного крыла — бывших рабовладельцев Р. Дэбниг Ч. Гайарре и Е. Полларда, автора нашумевшего труда «Погибшее дело» (1868), давшего своеобразное название всей послевоенной плантаторской мысли, — представляли собой панегирик, в котором в сентиментальном духе расписывались достоинства рабовладения, жизнь южной плантации, чувства доброжелательности и преданности, связывавшие бывшего раба с его господином. Сохранению сословно-аристократических идеалов южных плантаторов способствовала деятельность целого ряда воинствующих организаций типа созданных в 1889 и 1894 гг. обществ «конфедератов — ветеранов войны» и «дочерей Конфедерации». Микромир Юга дополняла религиозная атмосфера, связанная с обособлением южной ветви протестантизма, проповедники которой еще.долго обращались к идеализированному прошлому как к эпохе социальной стабильности, устойчивой иерархии,, непререкаемых моральных авторитетов.

Консолидация правящей элиты была куплена высокой ценой. Сближение интересов консервативной и либеральной группировок было достигнуто посредством компромисса в расовом вопросе, единодушного признания «несомненного превосходства белой расы»44. Обе стороны, считая наделение афро-американцев политическими правами свершившимся фактом, всеми средствами стремились ограничить их социальную активность, свести к минимуму влияние негров в политической жизни. Даже в планах индустриализации, предложенных либералами, не нашлось места цветному населению. Представление о «новом» Юге связывалось больше с «преобразованием жизни и труда белых людей, нежели с эмансипацией и реорганизацией труда освобожденных рабов»45. «Новый» Юг провозглашался исключительно доменом белых.

У всех представителей «белой демократии» критика политики Реконструкции приняла форму апологетической идеализации довоенных порядков, ностальгии по «золотому веку» прошлого с постоянными «реверансами» в сторону деяний Конфедерации и воспоминаниями об «ужасах» режима радикальных республиканцев. Правительства Реконструкции были объявлены «аномальной и антиреспубликанской формой правления», а предоставление права, голоса неграм объявлялось попыткой установить на Юге «режим черных». Создание Ку-клукс-клана и других террористических организаций расценивалось как ответная мера белых на притеснение их черными 46.

Вместе с тем в новой социально-экономической обстановке, сложившейся на Юге к концу 70-х годов, произошла существенная переакцентировка основных постулатов довоенной мысли. Это особенно четко прослеживалось в трактовке проблемы «о сущности и функциях национального правительства и отдельных штатов» 47. Доктрина прав штатов, в том виде, в каком она существовала в годы гражданской войны (обосновывая право южных штатов на сецессию), уже не могла остаться краеугольным камнем идеологических догматов южан. Она претерпела изменения. «Не думайте, что я избран в конгресс, — указывал в 1870 г. Р. Дьюк (Вирджиния), — чтобы воскресить доктрину прав штатов. Она мертва»48. Новая интерпретация теории черпала свое обоснование .в положении о том, что «нация нерушима и прочный договор (между Севером и Югом. — Л. Б.) будет сохранять свою силу, пока на земле существует жизнь» 49. Старая доктрина в новом толковании была нацелена на сужение прерогатив власти на федеральном уровне, противодействие вмешательству правительства в дела южных штатов, к компетенции которых было причислено решение расовых и социально-экономических проблем. Демократы ратовали за «прочный союз нерушимых штатов, с одной стороны, сохраняющий конституционные права федерального правительства в сфере законодательной и исполнительной власти, а с другой — охраняющий с равной святостью права, присущие штатам» 50.

Соотношение сил в правящем блоке, по существу, детерминировало выбор модели экономического развития, конкретные шаги по пути буржуазного обновления южного общества. Первые годы пребывания демократов у власти стали своего рода реакцией на деятельность радикальных республиканцев. Объявив, что «ошибки прошлого служат предупреждением для будущего», диксикраты выразили желание вернуться к «прежним позициям и придерживаться их под прикрытием конституционной защиты»51. Вот почему многие буржуазно-демократические преобразования были либо отменены, либо проводились в жизнь в сильно урезанном виде. Даже столица Луизианы в знак протеста демократов против длительного пребывания республиканцев в Новом Орлеане была в 1877 г. перенесена в Батон Руж. Вместе с тем при всем неприятии радикальной программы буржуазного развития, осуществлявшейся в конце 60-х — начале 70-х годов правительствами Реконструкции, властвующая элита «нового» Юга была не в состоянии отменить завоевания времен гражданской войны, наиболее полно воплотившиеся в принятых XIII, XIV и XV поправках к Конституции США. Комплекс социально-экономических мер, проводившийся в русле программы радикалов, ускорил капиталистическое развитие Юга.

С приходом демократов к власти в повестке дня со всей остротой встал вопрос об определении методов политического управления. Правительства «реставрации» предложили свой путь модернизации общественных устоев, предпочитая действовать по испытанным рецептам, отработанным в довоенный период. Однако всецело следовать в русле старых канонов, в основе которых лежали реакционные способы реализации политической власти, было нельзя. Чтобы удержаться «в седле», правящая элита должна была учитывать реальности эпохи, находить решение для неотложных социально-экономических задач. Будучи не в состоянии препятствовать промышленному развитию региона, правительства «реставрации» постарались направить этот процесс в выгодное для них русло. Вот почему ведущим лозунгом дня стал не «возврат к старому порядку, а продвижение к промышленной Америке» 52, но при использовании более жесткого инструментария, чем тот, к которому прибегали их предшественники. Главным идейным оружием для достижения своих целей демократы сделали консерватизм, ставший в их руках средством защиты отживших социально-экономических отношений, уходящих идеалов и духовных ценностей. В основе послевоенной консервативной мысли лежали идеи о неизменности миропорядка и нежелательности каких-либо изменений, о несовершенстве человеческой природы и ограниченных возможностях человеческого разума, о вечности социальной иерархии в обществе 53.

В процессе смены «свободного» капитализма монополистическим, когда все явственнее обнаруживалась тенденция к расширению государственного вмешательства  в экономику, идейное содержание консерватизма стало сводиться к абсолютизации принципа свободы предпринимательства, ограничению до минимума государственной власти, ограждению свободы личности от всевозможных посягательств, в том числе принимавших форму налогообложения. Не случайно программные установки диксикратов исходили из следующих положений: «Налоги должны взиматься только для содержания государственного аппарата. Все выделяемые конгрессом средства должны быть отпущены исключительно на национальные цели, во всех органах власти должна быть введена экономия. Вмешательство федерального правительства в штатные выборы и дела штатов… должно быть прекращено. Все законы, санкционирующие федеральные действия сверх ограничений конституции, должны быть отменены как можно быстрее» 54.

С первых шагов правительств «реставрации» стал очевиден переход от либеральной модели общественного развития к консервативному варианту буржуазного обновления. Своеобразной реакцией диксикратов на деятельность радикальных республиканцев, активно вторгавшихся в сферу экономики, стало полное освобождение бизнеса от каких-либо ограничений. Суть нового подхода была четко сформулирована одним из лидеров южан JI. Уокером: «Руководить по возможности в наименьшей степени и только посредством законов общего характера есть образец мудрости»55. В соответствии с изменением стратегической линии демократы прекратили оказывать прямую помощь всякого рода корпорациям. Акты о выделении займов железнодорожным^ компаниям были отменены. Программа внутренних улучшений, начатая радикалами в конце 60-х годов, была предана забвению. Исключение составили находившиеся в непосредственной близости от водных путей Тихого океана Джорджия, Северная и Южная Каролина, где строительству гаваней было уделено большое внимание56. Из сметы штатных расходов были изъяты статьи о выделении ассигнований на строительство новых предприятий. В штатах Арканзас, Флорида, Луизиана, Миссисипи и Южная Каролина были отменены 5-процентные налоговые скидки на деятельность промышленных и железнодорожных корпораций, угольных заводов. В целях стимулирования отдельных видов промышленности использовалось косвенное воздействие государства на экономику, не сопряженное с вмешательством в частнособственнические отношения. Предпочтение было отдано хлопковым и дубильным фабрикам, заводам по производству сельскохозяйственного инвентаря, которые были освобождены от уплаты налога на срок от 5 до 7 лет. Подобные финансовые льготы носили краткосрочный характер и касались тех капиталистических предприятий, против строительства которых не возражали плантаторы.

Правительства «реставрации», стремясь к получению максимальных прибылей, прибегли к самым грубым, экстенсивным формам эксплуатации. Типично южной формой косвенной помощи промышленности стала сдача заключенных в наем. Инициатором подобного «новшества» был губернатор Луизианы X. Уормог. В 1870 г. им был подписан с тремя строительными компаниями контракт сроком на 20 лет, в соответствии с которым лица, приговоренные к тюремному заключению сроком на 10, 20 и 30 лет, отдавались в руки влиятельных промышленников. В 70—80-е годы практика сдачи заключенных в наем приняла широкое распространение во всех южных штатах57. Тяжелые условия труда и беспощадная эксплуатация вели к массовой гибели лиц, отданных капиталистам и плантаторам. В начале 80-х годов смертность среди заключенных превышала в Миссисипи 17%, в Луизиане — 20, Арканзасе — 25% 58. С конца 80-х годов статистика о найме заключенных была закрыта. По всей видимости, это было связано с тем, что подобные «полуфеодальные методы эксплуатации»59 опровергали широко культивируемый миф о США как стране «равных возможностей». Статистические данные о жизненном уровне американских рабочих свидетельствовали об их жесточайшей эксплуатации, особенно в южных штатах. Если в Пенсильвании и Огайо дневная зарплата рабочих составляла в среднем 1,59 долл., то в Алабаме, Теннесси, Вирджинии — 60—70 центов для белых и 35 центов для черных работников. Более продолжительной была в южных штатах рабочая неделя. Если в Массачусетсе она составляла в начале 90-х годов 60 часов, то в Алабаме — 66, а в Северной Каролине — 68 часов 60.

В отличие от своих предшественников правительства «реставрации» препятствовали северной иммиграции, рассматривая ее как дестабилизирующий фактор в жизни южного общества. Они опасались, что увеличение числа переселенцев может привести к нарушению баланса сил в правящем блоке не в пользу консервативных южан, вырвать из их рук рычаги управления экономикой. Вот почему въезд на Юг был ограничен, отделы по иммиграции при легислатурах, созданные радикальными республиканцами, ликвидированы. Недостаток рабочей силы тормозил развитие промышленности, но вместо стимулирования ее оттока в города в деревне начался процесс прикрепления вольнонаемных лиц и освобожденных рабов к земле. В целях воспроизводства условий зависимости мелких собственников от поместья плантатора были приняты законы, запрещавшие землевладельцам переманивать работников, а арендаторам — разрывать контракты со своими патронами.

Усиление принудительной функции наряду со сведением до минимума прерогатив штатных органов власти было зафиксировано в новых конституциях, принятых в 70-е годы (в 1870 г. — Теннесси, Вирджинии, в 1874 г. — Арканзасе, в 1875 г. — Алабаме, в 1876 г. — Техасе, Северной Каролине, в 1877 г. — Джорджии, в 1879 г. — Луизиане). Их отличительной особенностью стала институционализация режима строгой экономии. «Экономия государственных расходов всегда составляла кардинальный принцип демократической партии»61, — указывалось в одном из воззваний Национального комитета демократов. Легислатурам разрешалось выделять средства только для начального образования, выплаты штатного долга и функционирования местных служб. Все остальные расходы не принимались во внимание. «Не тратить ничего, если это абсолютно не необходимо», — это изречение губернатора Флориды Д. Дру можно считать программной установкой всех правительств «реставрации». В соответствии с новой партийной ориентацией отделы и службы при штатных органах власти, как и ряд должностей, введенных радикальными республиканцами, были ликвидированы. Чиновникам было уменьшено жалованье, причем в ряде штатов почти наполовину. Расходы по содержанию правительства штата в 1876—1877 гг. сократили, к примеру, в Южной Каролине почти в 10 раз62.

Наиболее сильный удар был нанесен школьному образованию. В Луизиане расходы по этой статье бюджета в 70-е годы были урезаны в 5, в Алабаме — в 2,5 раза и т.д. В Миссисипи ежемесячный максимум учительской зарплаты в 1875 г. был установлен в размере 35 долл., в 1880 г.— 30, а в 1885 г.— 28,75 долл.63 Сокращение расходов на школьные нужды привело к тому, что вплоть до начала XX в. на Юге не был достигнут уровень ассигнований периода Реконструкции, а расходная часть бюджета на каждого жителя Южноатлантических штатов упала с 80 центов в 1875 г. до 63 центов в 1879 г. В 1880 г. более 4 млн негров не умели читать и писать64. Общественные потребности южного общества были принесены в жертву узкоклассовым интересам правящей верхушки.

Консервативная направленность политики правительств «реставрации» ярко проявилась в финансовой сфере. Сокращение подоходного налога, резко увеличенного на Юге в период Реконструкции и затронувшего прежде всего материальное положение плантаторов, подтвердило стремление правящих кругов переложить все тяготы послевоенных экономических трудностей на плечи трудящихся. В интересах крупных землевладельцев налог в середине 80-х годов в Арканзасе и Луизиане был сокращен в 2, во Флориде — в 3, в Миссисипи — в 6 раз и т. д. Демократы заявили о своей «оппозиции любому повышению налогов в прямой или косвенной форме»65. Факт руководящей роли плантаторов в правящем блоке лишний раз подтвердили дополнительные поборы, которыми были обложены доходы представителей «среднего класса» и которые в 2—3 раза увеличили налог на выдачу патентов, разрешавших занятие «профессиональной» деятельностью. Плантаторы значительно выиграли после принятия законодательства, запрещавшего без их ведома ростовщикам брать под залог часть урожая арендатора. Покупка урожая у фермера, не выплатившего плантатору причитавшуюся ему долю, была объявлена уголовно наказуемым преступлением. Подобные акты серьезно подрывали влияние купцов и владельцев продуктовых лавок, контролировавших кредитную систему в период Реконструкции. Ударом по «новой» буржуазии стала легализация ограничений на величину процента, определяемого при выдаче кредита. В Северной Каролине она составила 6, Южной Каролине и Джорджии — 7, Алабаме — 8 и т. д.66

Ориентация правящей элиты на закрепление за собой монополии в кредитовании мелких предпринимателей делала трудновыполнимой уплату штатных долгов, доставшихся демократам в наследство со времен гражданской войны. Если в 1863 г. задолженность 22 южных штатов составляла 175 млн долл., то в начале 70-х — более 300 млн долл. Первоначально плантаторы и крупная буржуазия, выражая интересы кредиторов, выступили за выплату всей суммы задолженности звонкой монетой. Они призывали к «честности и преданности при выполнении общественных обязательств», справедливо опасаясь, что отказ от ее погашения надолго закроет двери внутреннего рынка для инвестиций капитала из северных штатов 67. Затем, под давлением народных масс, заинтересованных в ослаблении налогового бремени, было решено урезать штатные долги. В 80-х годах законодательное сокращение задолженности приняло в южных штатах повсеместный характер. В Теннесси, несмотря на существование закона 1873 г. о выплате по обязательствам 39 млн. долл., легислатура штата в 1878 г. приняла решение об урезании этой суммы на 50%. В Арканзасе законом 1874 г. сумма штатного долга была сокращена на 15 млн. долл., а в 1882 г. было списано еще 10,3 млн долл. В Северной Каролине в 1879 г. сумма задолженности была произвольно урезана с 45,9 до 4,7 млн долл. при условии выплаты 4% годовых в течение 30 лет. В конце 70-х годов штатный долг Алабамы был сокращен на 22 млн., Джорджии — на 8, Флориды — 4,5, Луизианы — на 14,7 млн. долл.68 Отказ правительств «реставрации» сполна платить по долговым обязательствам заставил финансовых магнатов Севера свернуть многие проекты финансирования южных предприятий. Участие северного капитала в индустриализации Юга осталось только в железнодорожном строительстве, приносившем его акционерам огромную прибыль. В целом сооружение новых транспортных магистралей шло более быстрыми темпами, чем в период Реконструкции.

Местные капиталы направлялись главным образом в легкую промышленность, основы для развития которой были заложены еще в довоенный период. Технический прогресс коснулся прежде всего текстильных предприятий. В Северной Каролине, к примеру, их рост за последние 30 лет прошлого века составил 1100%, ежегодно вводилось около 6 новых фабрик. Если в 1880 г. на Юге находилось 5% национальных мощностей текстильной промышленности, то в 1900 г. — уже 23 %69. Увеличивалось число лесопильных заводов, оснащенных машинной техникой. В 70—80-е годы производство пиломатериалов возросло более чем в 4 раза70. Первые робкие шаги делала тяжелая индустрия, которая, несмотря на богатство природных ресурсов Юга, в основном специализировалась на производстве чугуна, локализованном в горных районах южных штатов с промышленным центром в Бирмингеме. Промышленность в целом сохраняла черты, присущие слаборазвитым странам: большинство рабочих было занято в отраслях по первичной обработке сельскохозяйственной продукции71. К началу XX в. на Юге находилось всего 8% национальных промышленных мощностей и 13% рабочей силы. Все это свидетельствовало о том, что экономическое развитие региона носило односторонний характер и осуществлялось гораздо медленнее, чем на Севере. Сельское хозяйство продолжало оставаться главным занятием населения.

Социально-экономическое отставание региона сказалось в низких темпах урбанизации южного общества. Если в 1860 г. 7,1% населения проживало в городах, то в 1890 г.—12,8% (на Севере прирост составил 15,3) 72. Собственно «новый» Юг представляли города Атланта, Новый Орлеан, Чаттануга, относившиеся по американским стандартам конца XIX в. к разряду крупных торгово-промышленных центров; остальное городское население проживало в маленьких городишках сельского типа.

Особенности экономического развития Юга обусловливались выбором в итоге борьбы одного из возможных вариантов буржуазного обновления, решенного в пользу крупных землевладельцев- плантаторов. Политический курс правительств «реставрации» покоился на закреплении отживших отношений в социально-экономической сфере. В руках правящей элиты консерватизм, представлявший собой, по сути, теоретическую интерпретацию всей системы общественных отношений с определенной классовой позиции, был превращен в важный инструмент политики «социального реванша». Воздействие плантаторской традиции на процесс становления южного консерватизма проявилось в идеализации аграрного пути развития капитализма, неприятии господствующим классом крупных землевладельцев планов «общей индустриализации» региона. В мировоззренческих установках диксикратов сохранилась в целом характерная для довоенной исторической традиции система ценностей, главным компонентом которой была вера в сословную иерархию, элитизм, естественное неравенство людей. От «старого» Юга остался культ «погибшего дела», превративший в своеобразный фетиш деяния Конфедерации ее лидеров 73. Важное место в идеологическом арсенале южан было отведено лозунгам защиты прав штатов и местного самоуправления, противодействия централизации власти на федеральном уровне. Существенными чертами южного консерватизма остались расизм, приверженность репрессивным функциям штатных органов власти.

Вместе с тем необходимо признать, что при сохранении комплекса довоенных идей постулаты консерватизма претерпели в послевоенный период существенную трансформацию, связанную с переменами в жизни южного общества. Показательно, что в программных установках властвующей элиты отсутствовали призывы возвратиться к прошлому, постоянно подчеркивалась мысль о важности сохранения стабильности, статус-кво классовой структуры, социально-экономических отношений. Новым положением идейного багажа диксикратов стало, с одной стороны, признание неизбежности и необратимости промышленного развития, а с другой — страх перед социальными последствиями этого процесса. Романтическому идеалу жизни на южной плантации противопоставлялась обличительная критика всех «язв» урбанистического, промышленного общества. Можно согласиться с мнением советских ученых-философов, что мировоззрение южан относилось к типу буржуазно-консервативной идеологии, при которой чисто буржуазные компоненты находились на втором плане, тогда как на «поверхности выступали внешние атрибуты добуржуазного исторического мышления» 74. Эта особенность «южной традиции» доминировала не только в программных установках правящих кругов «нового» Юга, но и определяла существо общественного сознания его населения.

• 1
  См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 329.
• 2
  См.: Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и современная историография. М„ 1980. С. 196—197.
• 3
  New York Times. 1880. 22 Oct.; 1888. 21 May; Atlantic Monthly. 1882. Vol. 49. P. 191; Ezell J. The South Since 1865 N. Y.; L., 1963. P. 105.
• 4
  Bruce R. The Rise of the New South. Philadelphia, 1905. P. 440; Thompson H. The New South. A Chronicle of Social and Industrial Evolution. New Haven; Toronto; L., 1920. P. 12, 14.
• 5
  Arnett A. The Populist Movement in Georgia: A View of the «Agrarian Crusade» in the Light of Solid South Politics N. Y., 1922. P. 23, 32—33; Woodward Van C. Tom Watson: Agrarian Rebel. N. Y., 1938. P. 52—72; Kirwan A.Revolt of Rednecks: Mississippi Politics. 1876—1925. Lexington, 1951. P. 2, 8—9 etc.
• 6
  Cooper W. The Conservative Regime: South Carolina. 1877—1890. Baltimore, 1968. P. 40, 120.
• 7
  Billings D. Planters and the Making of a «New South»: Glass, Politics and the Development in the North Carolina. 1865—1900. Chapel Hill, 1979 P 39.
• 8
  Cashman S. America in the Gilded Age: From the Death of Lincoln to the Rise of Theodore Roosevelt. N. Y., 1984. P. 269.
• 9
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 145.
• 10
  Wiener J. Social Origins of the New South Alabama. 1860—1885 Baton Rouge, 1978. P. 12—14.
• 11
  Митчелл M. Унесенные ветром: В 2 т. М., 1968. Т. 2. С. 233.
• 12
  Hair W. Bourbonism and Agrarian Protest: Louisiana Politics 1877— 1900. Baton Rouge, 1969. P. 38—39.
• 13
  Harper’s New Monthly Magazine. 1881. Octob. P. 722.
• 14
  Ransom R., Sutch R. One Kind of Freedom: The Economic Consequences of Emancipation. Cambr. et al., 1983. P. 78.
• 15
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 253.
• 16
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 142.
• 17
  What Was Freedom Price? Jackson (Miss.), 1978. P. 4.
• 18
  Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. In 2 Pts. Wash., 1975. Pt. I. P. 208—209.
• 19
  Ezell J. Op. cit. P. 118.
• 20
  Хейвуд Г. Освобождение рабов. М„ 1950. С. 85—86.
• 21
  The Countryside in the Age of Capitalist Transformation: Essays in the Social History of Rural America. Chapel Hill; London, 1985. P. 187.
• 22
  Market Institutions and Economic Progress in the New South. 1865—1900. London; Toronto, 1981. P. 64—74.
• 23
  См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 27. С. 169.
• 24
  Historical Statistics of the United States. Pt. I. P. 460.
• 25
  Wiener J. Op. cit. P. 12—14
• 26
  Ezell J. Op. cit. P. 140.
• 27
  Cooper W. Op. cit. P. 211.
• 28
  Ezell J. Op. cit. P. 102.
• 29
  Hackney S. Origins of the New South in Retrospect // Journal of Southern History. 1972. N 2. P. 194.
• 30
  Pulley R. Old Virginia Restored. 1870—1900. Charlottesville, 1968. P. 151; Perman M. The Road to Redemption. Southern Politics. 1869—1879. Chapel Hill; L„ 1985. P. 220; Cooper W. Op. cit. P. 40, 120.
• 31
  Going A. Bourbon Democracy in Alabama. 1874—1890. Univ. of Alabama Press, 1951. P. 44, 92, 110; Hair W. Op. cit. P. 24, 30, 226; Hart R. Redeemers, Bourbons and Populists. Tennessee. 1870—1896. Baton Rouge, 1975. P. 55—57, 84.
• 32
  Seip T. The South Returns to Congress. Men, Economic Measures and Intersectional Relationship. 1869—1879. Baton Rouge, 1985. P. 25.
• 33
  Watterson H. The Compromises of Life. N. Y., 1903. P. 292.
• 34
  Рое С. Agricultural Revolution a Necessity // The New South. Philadelphia 1910. P. 42—48.
• 35
  Lenier S. Retrospects and Prospects. N. Y., 1899. P. 104—105; Harper’s New Monthly Magazine. 1881. Oct. P. 720.
• 36
  Hendriсk B. The Earlier Life and Letters of Walter H. Page The Training of An American. 1855—1913. L„ 1928. P. 117, 183, 48.
• 37
  Glasson W. Economic Needs of the South // The New South. P. 167—169.
• 38
  I’ll Take My Stand: The South and Agrarian Tradition. N. Y„ 1930. P. XV, 6, 59, 194.
• 39
  Watterson H. Op. cit. P. 353; Century Illustrated Monthly Magazine. 1886. Nov. P. 808; New York Age. 1883. 21 July.
• 40
  Hendrick B. Op. cit. P. 147.
• 41
  W. Green to J. Davis. 1886. 20 Aug. // Jefferson Davis Private Letters. 1823— 1899. N. Y., 1966. P. 547.
• 42
  New York Age. 1883. 17 March.
• 43
  Southern Magazine. 1872. Vol. XI. P. 272 // Wish H. George Fitzhugh. Baton Rouge, 1943. P. 339.
• 44
  Century Illustrated Monthly Magazine. 1885. Apr. P. 917.
• 45
  Century Illustrated Monthly Magazine. 1886. Nov. P. 769.
• 46
  New York Times. 1881. 13 Apr.
• 47
  New York Times. 1880. 31 Oct.
• 48
  Congressional Globe. 41 Congr., 3d Sess. P. 207.
• 49
  Clipping, enclosed in a Letter of T. Bayard to E. Casserly. 1880. 22 May // Thomas Bayard Papers. LC. Md. Cont. 182.
• 50
  Off. Proceedings of the National Democratic Convention held in Chicago <IIH. 1884. 8—11 July. N. Y„ 1884. P. 116.
• 51
  Clipping, enclosed in a Letter of S. Pray to T. Bayard, 1878. 11 Nov. // Thomas Bayard Papers. LC. MD. Cont. 181.
• 52
  Maddex J. The Virginia Conservatives. 1867—1879: A Study in Reconstruction Politics. Chapel Hill, 1970. P. 121 — 128; Woodward Van C. Bourbonism in Georgia // Essays in the Age of Enterprise. 1870—1900. Hinsdale (III), 1974. P. 206; Wood P. Southern Capitalism; The Political Economy of North Carolina. 1880—1980. Durham, 1986. P. 25—31; Wynne L. The Continuity of Cotton: Planter Politics in Georgia. 1865—1892. Mercer (Ga.), 1986. P. 87—90.
• 53
  См.: Николаева С. M. Из истории американского консерватизма последней трети XIX века // Из истории внутриполитической и общественной мысли США. Куйбышев, 1981. С. 63—64.
• 54
  Charleston News and Courier. 1882. 13 Nov.
• 55
  Цит. по: Perm an М. Op. cit. P. 201.
• 56
  Charleston News and Courier. 1882. 2 March.
• 57
  Century Illustrated Monthly Magazine. 1884. Febr. P. 595—597.
• 58
  Hair W. Op. cit. P. 131; Woodward Van C. Origins of the New South 1877—1913. Louisiana State Univ., 1951. P. 214; Wharton V. The Negro in Mississippi. 1865—1890. N. Y.; Evanston; L., 1965. P. 239—240.
• 59
  Фостер У. Негритянский народ в истории Америки. М 1955 С 465
• 60
  New York Times. 1886. 18 Dec.
• 61
  Democratic Party National Committee 1876—1880. Campaign Document N 17. Democratic Economy and Republican Extravagance. Wash., 1880.
• 62
  Democratic Party National Committee 1876—1880. Campaign Document N 8. History of A Carpet-Bag Government. Wash., 1880.
• 63
  Wharton V. Op. cit. P. 248.
• 64
  Report of the Commissioner of Education for the Year 1889—1890. Wash., 1983. Vol. I. P. 36—37. …
• 65
  Broken Promises. How the Bourbon and Barbour Democracy Betray raitn. Campaign Pamphlets of 1887. Richmond, 1887. P. 2—3.
• 66
  Perman М. Op. cit. Р. 228; 251—258.
• 67
  New York Times. 1881. 6 Aug.
• 68
  Republican Congressional Committee. 1876—1890. Campaign Document N 43; Home Rule in Solid South. Wash., 1880. P. 1—3.
• 69
  Billings D. Op. cit. P. 42; McPherson J. Ordeal by Fire. N. Y., 1982. P. 610.
• 70
  Historical Statistics of the United States. P. 542.
• 71
  Abstract of the Eleventh Census: 1890. Wash., 1894. P. 127—128.
• 72
  Подсчитано no: Historical Statistics of the United States. P. 22.
• 73
  Т. Dabney to W. Dabney, 1883. 31 July // Smedes S. D. Memorials of a Southern Planter. N. Y., 1965. P. 265.
• 74
  Meльвиль А. Ю. Социальная философия современного американского консерватизма. М., 1980. С. 34—35; Современное политическое сознание в США. М„ 1980. С. 158—159.