«Солдат удачи» Нарцисо Лопес

К концу своего президентского срока в 1849 году Джеймс Полк мог бы быть вполне доволен собой – ему удалось поставить непревзойденный ни до него, ни после, рекорд по приобретению новых земель для бурно развивающихся Соединенных Штатов. Угрожая Британии применением силы, американцы получили территорию Орегон, а победив в завоевательной войне с Мексикой — Калифорнию, Техас и Нью-Мексико.

Тем не менее, Полк чувствовал себя неудовлетворенным. Его глаза жадно пробегали по карте – Куба, самый крупный и процветающий из островов Карибского моря, по-прежнему не принадлежал США. Именно там могли бы находиться удобные гавани, самой природой созданные для снабжения американских торговых судов на их долгом пути к новым территориям на Западном побережье. Полк заявлял: «Я решительно выступаю в пользу приобретения Кубы и включения ее в состав Союза». Правда, существовала одна проблема – у Кубы уже был хозяин. Испанцы.

Президенту Полку не повезло с покупкой волшебного острова. Посол США в Испании, уроженец Северной Каролины Ромулус Саундерс, не говорил по-испански. Более того, как выразился однажды госсекретарь Джеймс Бьюкенен, он и «английский язык просто убивал». Неуклюжие попытки Саундерса добиться сделки с Испанией завершились полным фиаско. Испанцы отказались даже обсуждать американское предложение в 100 миллионов долларов, ответив, что ему они предпочтут «опускание Кубы на океанское дно». А победа «антиимпериалиста» Захари Тейлора на президентских выборах 1848 года положила конец правительственным планам легального приобретения Кубы у испанской короны.

К концу 40-х годов в Соединенных Штатах резко обострились отношения между Севером и Югом, во многом, из-за споров вокруг новоприобретенных территорий. Камнем преткновения стал вопрос распространения рабства на земли, завоеванные у Мексики: войдут ли они в состав Союза как свободные штаты или как рабовладельческие? Месяцами не прекращались дискуссии в Конгрессе и Сенате; крики, взаимные угрозы, драки и оскорбления, наконец, все-таки уступили место выстраданному компромиссу, отложив кажущуюся неизбежной войну еще на добрый десяток лет.

Тем не менее, напряжение в обществе осталось. Южане опасались растущей экономической и политической мощи Севера, воспринимая ее как прямую угрозу своему традиционному образу жизни. Политические лидеры Юга начали лихорадочно искать варианты уравнивания сил между двумя регионами. И их взгляды вновь упали на столь близкую и столь желанную Кубу. Для южан она была не просто страной, обладающей удобными портами. Включение рабовладельческой Кубы в состав Союза значительно усиливало политическое влияние Юга. Как написал безымянный автор одного популярного памфлета того времени, «Жемчужина Вест-Индии с ее 13-15 представителями в Конгрессе могла бы стать сильным союзником Юга».

Поскольку дипломатия и коммерция уже не могли помочь в приобретении Кубы у испанцев, то следовало попробовать другие методы. На американскую политическую арену выскочил — как черт из табакерки — седовласый «солдат удачи» по имени Нарцисо Лопес.

Лопес родился на грани веков в Венесуэле, в семье богатого землевладельца. Очень рано он понял, что его родина является далеко не самым безопасным местом на планете. Семейное поместье было разорено в самом начале кровавой революции Симона Боливара, а подросток Нарцисо Лопес оказался в рядах действующей испанской армии. В течение девяти лет он дослужился до звания полковника, зарекомендовав себя исключительных способностей организатором и отличным кавалеристом. Однако в 1823 году Боливар одержал окончательную победу над испанцами, и Лопес с остатками королевской армии был эвакуирован на Кубу.

Вскоре он женился на девушке из состоятельной кубинской семьи, сделав первый шаг на своем пути к восприятию Кубы как новой и горячо любимой второй родины. В 1833 году Лопес приехал в Испанию, в которой политические волнения грозили перейти в стадию самой настоящей гражданской войны. Трон, оставленный покойным Фердинандом VII, качался под энергичными движениями большого количества желающих его занять. Лопес решил поддержать амбициозную королеву Марию-Кристину, вдову Фердинанда, в очередной раз продемонстрировав на поле боя солдатскую доблесть и организаторские таланты. Когда королева наконец-то победила, то Лопес был рядом с ней — самым любимым и осыпанным ласками фельдмаршалом.

По окончании войны в Испании Нарцисо Лопес вернулся на Кубу губернатором стратегически важной провинции Тринидад, заняв, одновременно, должности командующего Центральным военным департаментом и президента Исполнительной военной комиссии (по иронии судьбы, в качестве последнего он должен был бороться с проявлениями неповиновения испанскому правлению). Однако эту блестящую карьеру ожидал полный крах.

В 1843 году Лопеса на посту губернатора Тринидада сменил генерал-капитан Леопольдо О’Доннелл, махровый консерватор и реакционер, настроенный на полное подавление зарождающихся тогда кубинских движений за независимость. Отстраненный же от дел Лопес попытал свои силы в горном деле, сельском хозяйстве и азартных играх. Неопытность в коммерции, общий спад в кубинской экономике, вызванный ужесточением испанской колониальной политики, да и просто невезение привели его к фактическому банкротству.

Неудачи сыграли свою роль – из мальчика-солдата, отважно сражавшегося за страну, которую он никогда не видел, Лопес превратился в радикального либерала. Он принял активное участие в одном анти-испанском заговоре и был вынужден бежать в Нью-Йорк. На Кубе его заочно приговорили к смерти, что, тем не менее, нисколько не отразилось на желании эмигранта однажды вернуться на остров с мечом освободителя.

Лопес не был первым кубинцем, нашедшим убежище в Соединенных Штатах. Его земляки-диссиденты, готовые заплатить американцам аннексией родины за избавление от ненавистных испанцев, уже давно создали в изгнании так называемую Хунту, больше известную как «Гавана-клуб». Хунта собирала средства на борьбу кубинцев и широко пропагандировала свои цели, опираясь на симпатии самых широких кругов жителей США. Только ньюйоркцы пожертвовали на нужды «Гавана-клуба» более 30 тысяч долларов, а средства продолжали поступать из других городов. Средства массовой информации открыто призывали к военному вмешательству, изгнанию испанцев и аннексии Кубы, а газета «Нью-Йорк Сан» даже предоставила Хунте флагшток у здания своего центрального офиса. На нем теперь гордо реял флаг Кубы. Но особенно мощную финансовую и моральную поддержку кубинские эмигранты получали от южан, в том числе, со стороны известного журналиста и сторонника аннексии всего Западного полушария Джеймса Дебоу.

Лопес связался с «Гавана-клубом» сразу после прибытия в Нью-Йорк, предложив свои услуги командующего экспедиционным корпусом для немедленного вторжения на остров. Однако диссиденты прохладно отнеслись к его энтузиазму. Они справедливо полагали, что только вхождение в состав США может служить гарантией полной победы над испанцами, а для этого было бы важно во главе отряда иметь американского гражданина, а не кубинца. Лопесу оставалось только согласиться с аргументацией более искушенных новых товарищей.

Следующий шаг Лопеса был достаточно предсказуемым – он встретился с Джефферсоном Дэвисом, сенатором от Миссисипи, и рассказал ему о планах вторжения на Кубу и надеждах кубинцев на американскую аннексию. В завершение разговора Лопес предложил сенатору возглавить экспедицию, пообещав вознаграждение в 100 тысяч долларов сразу и «100 тысяч долларов или же прекрасную кофейную плантацию на выбор по достижении успеха». Дэвис отказался, сославшись на то, что его должностные обязанности в Сенате не позволяют ему отвлекаться на подобные предприятия. Однако, будущий президент Конфедерации посоветовал Лопесу обратиться к ветерану Мексиканской войны и майору армии США по имени Роберт Ли. Но Ли также не польстился на посулы кубинца. Лопесу ничего не оставалось, как возглавить экспедицию самому – чего, впрочем, он изначально и хотел.

Из Лопеса мог бы получиться великолепный лидер. Он от природы обладал магнетическим притяжением, которое усиливалось тем, что новоорлеанская газета «Пчела» назвала «…чрезвычайно располагающей внешностью… Его фигура отличается плотностью и хорошим сложением. Своим удивительно красивым лицом цвета оливок он напоминает испанца… Он излучает энергию и ум. Его большие темные глаза, правильно оформленный рот, гордо поднятая голова, увенчанная короной седых волос, привлекают внимание и убеждают в необычности этого человека». Лопес также отличался отчаянной храбростью и зажигательным энтузиазмом; ему хотелось верить, за ним хотелось идти до самого конца.

Однако, у кубинца были свои недостатки. Прежде всего, ему не хватало стратегических и аналитических способностей. Он с трудом разбирался в запутанных политических и экономических реалиях Кубы. И самое неприятное – Лопес не умел планировать. Историк Эдвард Уоллес писал: «Общая идея заключалась в следующем: неожиданно высадиться, причем, где угодно, направиться вглубь страны…, вопить и кричать погромче, и тогда местные жители в огромных количествах начнут присоединяться к вашему отряду, а солдаты противника в не менее впечатляющих количествах начнут дезертировать из армии и вставать под ваши знамена. Подобная схема никогда не срабатывала, но большинство флибустьеров – и Лопес в их числе – своих попыток действовать именно так почему-то не оставляли».

На деньги, полученные от «Гавана-клуба», Лопес завербовал полторы тысячи человек и зафрахтовал три судна, которые должны были выйти из Нью-Йорка и, двигаясь на юг, подбирать новых добровольцев вдоль побережья Атлантического океана и Мексиканского залива. Всё было готово к сентябрю 1849 года, но громкая реклама в прессе, окружавшая подготовку к экспедиции, сыграла с Лопесом злую шутку. Президент Тейлор, лишенный экспансионистских устремлений, был встревожен возможным внешнеполитическим эффектом анти-испанских действий Лопеса и, сославшись на положения Акта о нейтралитете от 1818 года, послал военные корабли на перехват экспедиции. Зафрахтованные Лопесом суда, в итоге, оказались арестованными генеральным прокурором Соединенных штатов.

Разочарованный «робкими и медлительными» северянами и утративший поддержку со стороны «Гавана-клуба», Лопес решил «возложить свои надежды на мужчин отважного Запада и рыцарского Юга». Он отправился в Миссисипи, добился аудиенции у губернатора этого штата Джона Куитмена и попросил его встать во главе новой экспедиции на Кубу. Куитмен почти согласился, но его удержал «губернаторский долг перед соотечественниками». В очередной раз, Лопес был вынужден лично командовать силами вторжения.

В целом, дела шли неплохо. По дороге на Юг Лопесу удалось завербовать несколько ветеранов Мексиканской войны из Цинциннати, соблазнив их высокими воинскими званиями и обещаниями больших премиальных выплат. Места рядовых солдат начали занимать американцы, не добравшиеся до Калифорнии, где разгоралась «золотая лихорадка». А «на Кубе золото уже добыто и переплавлено в монеты»; Лопес гарантировал каждому волонтеру достойное жалование, бонус в 4 тысячи долларов и землю на острове. Более 250 жителей штатов Огайо и Кентукки были сформированы в Кентуккийский батальон, которым командовал солдат и поэт Теодор О’Хара (его отец был в свое время учителем будущего президента Тейлора).

Опираясь на поддержку Куитмена и других влиятельных южан, Лопес открыл офис и вербовочный пункт в Новом Орлеане, куда потоком пошли люди, оборудование и деньги. Предприимчивый кубинец начал издавать и продавать спекулянтам облигации, гарантированные еще не существующим правительством, а на вырученные средства зафрахтовал пароход и два парусника. Официальные лица Юга демонстративно закрывали глаза на деятельность Лопеса, в том числе, на покупку им большого количества современного оружия из арсеналов нескольких южных штатов.

К апрелю 1850 года в рядах флибустьеров числилось уже более 600 человек, полностью готовых к отправке. Чтобы обойти Акт о нейтралитете, был распущен слух о том, что корабли, вообще-то, собираются направиться в Калифорнию, сделав по пути туда первую остановку в Панаме. Лопес искренне рассчитывал на то, что в случае вторжения на Кубу с территории третьего государства американские законы им не будут нарушены.

Все эти ухищрения не могли ввести президента Тейлора в заблуждение, однако, с его стороны не последовало никаких активных действий. Внутренняя ситуация в стране накалялась, и президент не хотел ссориться с южными политиками, которые энергично поддерживали амбициозные планы Лопеса. В конце концов, все три флибустьерских судна, под приветствия толпы и звуки оркестров, торжественно и с небольшими промежутками отбыли из новоорлеанского порта. Никто из официальных лиц не сделал попытки их остановить.

На этом удача экспедиции и закончилась. Штормовая погода и морская болезнь значительно поубавили энтузиазма у добровольцев, особенно, у бойцов Кентуккийского батальона на борту барка «Джорджиана». Все три судна должны были встретиться у острова Мухерес рядом с побережьем Юкатана, однако, плохая погода и волнения среди пассажиров вынудили «Джорджиану» экспромтом пристать у острова Контой. Флибустьеры с радостью высадились на берег, но, к своему удивлению, обнаружили, что остров не только не обитаем, но и не имеет источников пресной воды. Капитан «Джорджианы» с остатками экипажа попытался самостоятельно добраться до Мухереса, но неблагоприятные ветра заставили его вернуться к Контою. В отчаянии, флибустьеры и моряки начали разводить на пустынном берегу сигнальные огни, чтобы сообщить проходящим кораблям о своем бедственном положении. Мораль падала; полковнику О’Хара пришлось пообещать солдатам, что он вернет их в Новый Орлеан, если Лопеса не будет в течение восьми дней.

Суета флибустьеров на острове Контой не укрылась от глаз бдительных кубинских рыбаков, которые сообщили властям о подозрительных американцах. Все надежды на неожиданность акции (и так достаточно зыбкие благодаря шуму вокруг экспедиции, поднятому американскими газетами) оказались окончательно похороненными.

Лопес наконец заметил сигнальные огни кентуккийцев, и 14 мая все участники вторжения встретились и объединились на Контое. Бурный энтузиазм Лопеса воодушевил начавших унывать участников экспедиции, но не всех. 40 пессимистов решили «выйти из дела». Тогда несчастных дезертиров связали, прогнали сквозь строй улюлюкающих товарищей и с позором отправили домой. Остальные же флибустьеры в количестве 521 человека погрузились на борт парохода «Креол», взявшего курс на Кубу.

Лопес планировал высадку в районе Карденаса, маленького портового городка на северном побережье Кубы, где рассчитывал столкнуться лишь со слабым сопротивлением испанцев. Далее, он хотел захватить железнодорожную ветку к городу Матансас, а потом и сам город. Близлежащий мост следовало разрушить, чтобы воспрепятствовать подходу правительственных войск из Гаваны. В тот промежуток времени, в течение которого растерявшиеся испанцы будут искать пути на Матансас, Лопес хотел сформировать повстанческую армию из числа местного населения. Он действительно ожидал мощного притока кубинцев под свои знамена.

«Креол» пристал к Карденасу в два часа ночи 19-го мая. Флибустьеры быстро высадились и приступили к формированию боевых порядков. В пять часов утра вперед был выдвинут Кентуккийский батальон: две роты направились захватывать железную дорогу, а остальные решили взять под контроль городской центр и рыночную площадь, вокруг которой располагались армейские казармы и правительственные здания.

К утру присутствие вооруженных иностранцев в городе уже не было ни для кого секретом. Сержант Кентуккийского батальона Ф.К.М. Боггз вспоминал: «Внезапно одновременно зазвонили все городские колокола; я уверен, что такого оглушительного звона не довелось выслушать ни одному живому солдату».

На подходе к площади флибустьеров окликнул часовой: «Стой, кто идет?». В ответ прозвучало: «Лопес и его друзья!». Началась стрельбы со всех сторон. Очень быстро оказались раненными О’Хара и еще несколько батальонных офицеров, среди рядовых же были и раненые, и убитые. Кто-то выкрикнул: «Вперед, ребята, а то станет совсем невесело!» Кентуккийцы и огайцы прорвались на площадь и загнали испанцев в здание губернаторской резиденции. Бой продолжался еще три часа. Обороняющиеся солдаты отвечали на призывы Лопеса сдаться дружными мушкетными залпами, и число жертв с обеих сторон росло на глазах.

Казалось, что ситуация зашла в тупик: защитники губернаторской резиденции надежно забаррикадировались за мощными дверями и ставнями, превратив ее в крепость. Огонь по флибустьерам велся как из окон, так и с крыши, окруженной высоким парапетом. Тем не менее, группе американцев удалось выбить одну из дверей и прорваться во дворец. Внутри их встретило мощное сопротивление, и они были вынуждены отступить, успев перед тем, как ретироваться, устроить небольшой пожар в одной из комнат перового этажа. Огонь быстро распространился, и вскоре вся резиденция была охвачена клубами дыма. Испанцам не оставалось ничего другого, как с белым флагом покинуть цитадель, бросить оружие и сдаться на милость победителей, которые сразу же бросились тушить горящее здание. Карденас был взят!

Однако, драгоценное время казалось безвозвратно упущенным. Информация о вторжении распространилась по всему острову, и к городу стягивались многочисленные испанские войска. Лопес же по-прежнему лихорадочно пытался набрать добровольцев среди местных жителей, но безуспешно. Горожане отнеслись к непрошеным гостям дружелюбно, но без малейшего желания участвовать в их войне. Нежелание «туземцев» взять в руки оружие значительно поумерило энтузиазм флибустьеров.

Поняв, что дела плохи, Лопес решил эвакуироваться из Карденаса, снова поднять «войска вторжения» на борт «Креола» и попробовать высадиться у Мантуа в западной части острова. Пока его люди готовили судно к отплытию, часть Кентуккийского батальона на рыночной площади вела арьергардные бои с испанскими солдатами. Кентуккийцам даже пришлось выдержать несколько отчаянных кавалерийских атак, но время, необходимое для загрузки провианта и оружия, удалось выиграть. Испанцы, понесшие достаточно тяжелые потери, отступили.

В 9 часов утра «Креол» был готов к отплытию. В своих воспоминаниях боец Кентуккийского батальона Ричардсон Харди описывал палубу парохода – «загроможденную заряженными мушкетами, винтовками, пистолетами, саблями, ножами Боуи, среди которых вповалку лежали измотанные люди, ко многим из которых, невзирая на смертельную опасность, пришел спасительный сон».

В пяти милях от берега пароход сел на мель. Зная, что вдогонку испанцы наверняка послали военный корабль, флибустьеры поспешно приступили к попыткам освобождения «Креола». За борт были брошены провиант, ружья, порох и пули, но судно по-прежнему не могло сдвинуться с места. Лишь после того, как в воду прыгнули более 200 американцев, «Креол» снялся с мели. Удивительно, что и после этого Лопес не отказался от планов высадки в Мантуа – невзирая на то, что в распоряжении экспедиции не осталось ни оружия, ни патронов. К счастью, офицерам и рядовым удалось не без труда переубедить своего командира, и пароход двинулся в направлении Ки-Уэст.

Утром 21 мая, недалеко от американского побережья, флибустьеры были выслежены испанским корветом «Писарро». Началась погоня в классическом стиле, которую выиграл более легкий и маневренный «Креол», заманивший преследователя на мелководье.

Не трудно догадаться, что проваленная экспедиция повлекла за собой бурные протесты и демарши со стороны испанских официальных лиц. На Юге на них практически никто не обратил ни малейшего внимания. Лопесу и его людям был оказан грандиозный прием. Их встретили как героев – фейерверками, речами, банкетами и парадами. Южные политики и газеты грудью встали на защиту своих кумиров. Джефферсон Дэвис заявил: «Мне нужна Куба. Я знаю, что получу ее — рано или поздно». Его коллега, сенатор от Миссисипи Альберт Галлатин Браун, настолько разошелся, что выдвинул требования аннексии не только Кубы, но и нескольких северных мексиканских штатов. «Я хочу их всё по той же причине – ради насаждения и распространения рабства».

Но президенту Захари Тейлору было не до аннексий – он был занят проектом включения Нью-Мексико и Калифорнии в состав Союза на правах свободных штатов. И его терпению, судя по всему, пришел конец. Лопес, губернатор Куитмен и еще несколько активных участников кубинской авантюры были обвинены в нарушении Акта о нейтралитете и отданы под суд. Правда, из этой затеи ничего не вышло – южане-присяжные оказались на стороне подсудимых, и правительству США пришлось в итоге снять все обвинения.

Неудачи не заставили Лопеса отказаться от замыслов освобождения Кубы от испанцев. Он снова приступил к вербовке добровольцев и сбору денег по всему Югу. В скором времени под его знамена собралось более 250 волонтеров, в их числе – сын генерального прокурора США Уильям Криттенден, а также 50 кубинцев и 20 эмигрантов-венгров, успевших в Европе повоевать с русскими и австрийцами.

К этому времени умер Тейлор, и президентом стал Миллард Филлмор. Как и Тейлор, он не испытывал к флибустьерам симпатий и взял на вооружение старый, но не очень эффективный метод – угрозу судебного преследования. Лопеса попробовали остановить таможенные и военно-морские власти – без успеха. 3 августа 1851 года под ликование толпы из Нового Орлеана в направлении Кубы отправилась новая экспедиция.

Первым пунктом остановки стал Ки-Вест. Первоначально, Лопес планировал забрать на восточном побережье Флориды дополнительных добровольцев и несколько артиллерийских орудий. Но выяснилось, что на борту флибустьерского парохода «Памперо» почему-то оказалось мало угля – только-только дойти до Кубы. Лопесу пришлось оставить мысли о подкреплениях и пушках…

Колеса «Памперо» снова заработали 10-го августа. Сильное течение и неисправный компас сбили пароход с курса. С восходом солнца утром 11-го августа пораженные флибустьеры обнаружили себя посреди мощно укрепленной и охраняемой акватории гаванского порта. «Памперо» быстро рванул в открытое море, но было поздно. Испанцы уже узнали, что Лопес вернулся.

Тем же днем флибустьеры попробовали высадиться в заливе Кабанас, но их отогнала пара испанских военных кораблей. Вторая попытка высадки с наступлением темноты также завершилась неудачей: испанский часовой заметил одну из американских шлюпок, посланных на разведку, и поднял тревогу.

Наконец, в 10 часов вечера «Памперо» удалось встать на якорь в районе Моррильо, крошечной рыбацкой деревушки в 60 милях от Гаваны. Почти всю ночь участники экспедиции переправляли вооружение и припасы с борта корабля на берег. Под утро основная группа начала осторожное продвижение внутрь острова, напрасно рассчитывая на то, что к ней присоединяться местные жители. 120 человек во главе с Криттенденом остались на берегу охранять лагерь.

Реакция со стороны испанцев была быстрой и беспощадной. Сражение началось утром 12 августа. В течение пары часов было убито более 30 бойцов основной группы. Окруженный Лопес послал одного из флибустьеров к Криттендену за подкреплениями, но гонец сам попал в испанскую засаду, чудом уцелел и вернулся ни с чем.

Криттенден же в это время решил по собственной инициативе присоединиться к основной группе. Но его отряд был атакован испанцами до соединения с бойцами Лопеса. Оставив 30 человек присматривать за обозом, Криттенден отдал приказ своим подчиненным перейти в контратаку, которая, правда, очень быстро превратилась в паническое отступление, когда американцы обнаружили огромное численное превосходство противника. Уцелевшие в жестоком бою люди Криттендена (около 50 солдат, включая самого сына генерального прокурора) бежали к Моррильо, попытавшись там сесть в лодки и уйти в море. Они были легко перехвачены береговой охраной, связаны и отправлены в Гавану. Три дня спустя, по приговору военно-полевого суда, все эти пленные американцы были публично расстреляны.

Трагедия ошибок продолжалась. 30 человек, оставленных Криттенденом охранять обоз, оказались в безнадежной ситуации – они потеряли связь со своим командиром и были почти полностью окружены испанцами. Оставив провиант и снаряжение врагу, американцы приняли решение поодиночке пробиваться к Лопесу и врассыпную кинулись в ближайшие кусты. Почти все они были найдены и арестованы в течение суток.

В это время основная группа Лопеса, кое-как отбившись от противника, вслепую блуждала по зарослям. Стало ясно, что помощи от местных кубинцев им не дождаться. Вместо тысяч добровольцев, обещанных Лопесом, в отряд вступили всего два человека. 23-го августа голодные и измученные флибустьеры, большинство из которых уже бросили свое оружие в джунглях, у деревни Лас-Позас наткнулись на испанских кавалеристов. Оставался только один выход – бежать. Но уже к концу следующего дня все беглецы оказались или схвачены, или мертвы.

Экспедиция обернулась полной катастрофой. 250 человек было убито, а 160 пленных американцев в цепях послано в Испанию. Правда, спустя некоторое время, многих из них удалось освободить и вернуть домой благодаря дипломатическим усилиям администрации Филлмора.

А Нарцисо Лопеса ожидал страшный конец. Осужденный как изменник, он был гарротирован (задушен) 2-го сентября 1851 года, в присутствии более двадцати тысяч кубинских гражданских лиц и солдат. Его последними словами стали «Я умираю за мою любимую Кубу».

Реакция южан была предсказуема. По Новому Орлеану и другим крупным городам Юга прокатилась волна погромов, в ходе которых сжигались и грабились испанские лавки и магазины. В Новом Орлеане сильно пострадало испанское консульство, а сам консул поспешно сбежал на Кубу. Газеты и политики взывали к мести, но президент Филлмор отказался руководствоваться эмоциями. Вместо этого, госсекретарь Дэниел Уэбстер принес Испании официальные извинения и торжественно пообещал защищать жизни, здоровье и благосостояние всех испанских официальных лиц, находящихся на территории США. Этот шаг позволил вызволить часть американцев из испанского плена и несколько разрядить военно-политическое напряжение в Карибском регионе.

Однако сторонники аннексии Кубы не сдавались. В 1851 году в Новом Орлеане был создан тайный «Орден Одинокой Звезды», имеющий более 20 тысяч членов и 50 лож в восьми южных штатах. Эта организация готовила вторжение на остров летом 1852 г., приурочив его к местному восстанию в Вуэльта-Абахо, которым руководил Франциско де Фриас, шурин Лопеса. Планы «Ордена Одинокой Звезды» не были воплощены в жизнь благодаря активному вмешательству правительства США.

Не сворачивала свою деятельность и кубинская Хунта в Нью-Йорке, подписавшая в 1853 году формальное соглашение с Джоном Куитменом, по которому тот становился «военным и гражданским руководителем революции» и обязывался после освобождения острова сохранить на Кубе рабовладение. Правда, дальше подписания контракта дело не пошло.

Администрации президентов Пирса и Бьюкенена продолжали безуспешные попытки купить Кубу у испанцев. Наступившее новое десятилетие принесло Америке собственную страшную войну, благодаря которой Куба на время стала казаться чем-то далеким и неинтересным. Эпоха флибустьеров закончилась навсегда.

Текст: ©2006 С.И. Зенов
Опубликовано: © 2006 Северная Америка. Век девятнадцатый