Начало формирования американской интеллигенции в первой половине XIX века

Статья посвящена проблеме становления и развития американской интеллигенции в первой половине ХIХ века. Выделяются предпосылки и источники формирования интеллигенции как особого социального слоя внутри национальной структуры американского общества, её основные черты. Дается характеристика её отдельных представителей и специфические особенности развития их взглядов. Анализ развития американской интеллигенции производится в сравнении со становлением отечественной.

Формирование интеллигенции как особого социального слоя внутри национальной структуры общества — один из наиболее сложный социологических и исторических вопросов. Достаточно сказать, что в современных исследованиях можно встретить многочисленные определения самого термина «интеллигенция».

Словарь С.И. Ожегова дает следующее определение: «Интеллигенция — люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом». У В. Даля интеллигенция — «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей».

Этимологически понятие выводят из латинского intelligentia — «понимание, познавательная сила, знание». Но первоисточником его является греческое слово noesis — «сознание, понимание их высшей степени». Этот концепт противопоставлялся более низким степеням сознания — dianoia («образ мыслей, размышление») и episteme («научное знание») и объединял их как высшая категория. В римской культуре возникает собственно слово intelligentia, означавшее сначала просто «хорошая степень понимания, сознания». Лишь к закату Рима оно приобрело тот смысл, в котором и перешло в классическую немецкую философию, во французскую науку, а затем и в отечественную практику, причем в России оно употребляется в отвлеченно-философском смысле со времен В. Жуковского и А. Боборыкина.

Большая часть современных исследователей рассматривают интеллигенцию как особую социально-профессиональную и культурную группу людей, которая занята преимущественно в сфере умственного труда, ответственную за поступки и склонную к состоянию самоотречения и обладающую чувством такта и чуткости к окружающим их людям и обществу в целом. Для интеллигенции характерны нравственные идеалы, непрерывное самообразование, патриотизм, критическое отношение к действующей власти, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя, осуждение любых проявлений несправедливости, антидемократизма и антигуманизма, обращение к совести как мерилу жизненных поступков, склонность к самоотречению.

Не желая впадать в крайности идеализации данного общественного слоя, которые порой встречаются именно у представителей российской интеллигенции, необходимо признать, что ей присущи и отрицательные характеристики, такие как неоднозначное восприятие действительности, что ведет к политическим колебаниям от консерватизма до ультралиберализма, обостренное чувство обиды в силу нереализованности (реальной или кажущейся), периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, приступами эгоизма и импульсивности, абсолютизация своего значения для развития общества. Как правило, принадлежность к интеллигенции предполагает принадлежность к интеллектуальным профессиям.

Данные характеристики не являются имманентно присущими для интеллигенции как слоя общества. Они проявляются и развиваются вместе с обществом в его историческом развитии, причем не сразу, а постепенно — через отдельных представителей, преодолевая многочисленные моральные ограничения и традиционные представления и заблуждения.

Истоки европейской интеллигенции лежат в принципах и идеях эпохи итальянского гуманизма, английского и французского Просвещения, немецкой классической философии, великой эры изобретательства и промышленного переворота, российского народничества.

Что касается Соединенных Штатов Америки, то здесь необходимо вспомнить, что Америка как государство, построенное, по сути заново, «с нуля», не имело богатых исторических традиций, которые стали бы питательной формой для быстрого появления здесь такого социального слоя, как интеллигенция. Американское общество как устоявшаяся социальная структура с четко выраженными классами и социальными секциями появляется достаточно поздно. Социальная диффузия, своеобразное человеческое «броуновское движение» внутри американского общества характерны для США еще долго после завоевания молодым государством своей независимости. Вчерашние изгои Европы становились независимыми фермерами, предпринимателями, купцами и преуспевающими торговцами и плантаторами, что прекрасно подмечено в великом романе М. Митчелл «Унесенные ветром». Колоссальный потенциал страны, отсутствие мощной постфеодальной традиции, огромный и все возрастающий рынок, как внутренний, так и внешний, давал мало времени для философского осмысления реальностей жизни. Как отмечал А. де Токвиль, вместо европейских философских исканий во главу угла здесь ставились предприимчивость, умение зарабатывать любыми способами, принципы индивидуализма и материальной обеспеченности1. Однако и здесь постепенно формируются предпосылки появления национальной интеллигенции, которая позже заявит о себе аболиционистским движением и движением «разгребателей грязи», всплеском американской национальной литературы и антивоенным движением шестидесятых годов XX века.

Идеологические истоки формирования американской интеллигенции следует отнести к началу колониального освоения американского континента пуританскими переселенцами, которые в 1620 г., прибыв в Северную Америку, основали колонию Массачусетского залива. Особенно важную роль играют идеи их руководителей Дж. Уинтропа, Р. Мезера, Дж. Коттона и их более поздних приверженцев, таких как Э. Стайлс. Не вдаваясь в подробный анализ их взглядов, следует все же отметить, что именно пуритане Новой Англии заложили основные идеи американского самосознания: мессианизм и национальную исключительность. Позднее они прочно войдут как в массовую американскую культуру, так и в массовое национальное самосознание. Пуритане заложили и основы относительно высокого уровня грамотности (хотя и преимущественно начального) в стране по сравнению с европейским, например русским обществом.

Вторым предтечей появления американской интеллигенции стало широкое знакомство колониальной элиты американского общества с идеями английского и французского Просвещения, которые стали краеугольным камнем формирования идеологии протеста против тиранической политики Великобритании против своих заокеанских колоний. Отцы-основатели США, как руководители американской революции в борьбе с английской короной, использовали весь идейно-теоретический арсенал Просвещения, начиная от идеи разумной природы человека до теории общественного договора. Своеобразием Америки стало то, что их большинство составляли юристы и правоведы. Все важнейшие документы, повлиявшие на развитие национального самосознания и философии, написаны именно ими. Юристы написали Декларацию независимости, Северо-западный ордонанс, конституции штатов и Конституцию США (Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон, Дж. Мэзон, А. Гамильтон, Дж. Джей, Дж. Адамс и т.д.). Вместе с тем этот факт не следует абсолютизировать, поскольку помимо правоведов и юристов в Америке немаловажную роль играли и представители других областей знания. Например, выдающиеся представители просветительской мысли в США Б. Раш и К. Холден были медиками по образованию, Б. Франклин был не только величайшим общественным деятелем Америки, но и крупным естествоиспытателем, Т. Купер наряду с правом изучал философию, медицину и химию, Дж. Уизерспун был священником.

Начало XIX века — это время осмысления постреволюционного опыта и новых возможностей, которые представляются неустойчивому американскому обществу перспективами освоения американского континента. В это время робко появляется и американская национальная литература, где появляется и первые идеальные типы американца. Книги В. Ирвинга, и Ф. Купера, где главный герой рисуется в виде пограничного жителя, одинокого и смелого борца против дикой природы, пробивающего дорогу вперед, решительного приверженца свободы и демократических ценностей, оказывал реально ощутимое воздействие на формирование сознания, социальных установок и общемировоззренческих позиций американцев, на процесс их самоидентификации. Высокий гуманизм произведений Ф. Купера позволяет нам считать его первым интеллигентом в истории Америки.

Значительным шагом в развитии национальной литературы, без которой немыслимо становление интеллигенции, стало создание в конце 30-х годов в Нью-Йорке литературно-политической группировки «Молодая Америка», которая ставила своей целью стимулирование и пропаганду американской литературы, выступала за национальную самобытность. Для участников «Молодой Америки» были характерны демократизм, гражданственность, стремление правдиво изобразить жизнь американского народа. Самым ярким представителем этой организации стал Г. Мелвилл. В то же время в работах и деятельности некоторых из них приверженность американской тематике переходила в националистические крайности2.

В то время американская литература еще делает свои первые шаги. Такой тонкий наблюдатель, как А. де Токвиль, справедливо отмечает, что массовый книжный рынок наводнен английской литературой, против чего и восстали члены «Молодой Америки». Он пишет, что «жители Соединенных Штатов Америки, в сущности, еще не имеют собственной литературы. Единственные авторы, которых я считаю настоящими американцами, это журналисты»3.

Это замечание Токвиля позволяет нам выделить следующий этап в становлении американской интеллигенции — бурное развитие прессы во второй четверти XIX века.

В 1840 году в стране издавалась 1631 газета, из которых только на Нью-Йорк приходилось 274. Ежедневных газет было уже 116, а еженедельников — 1000. О том, что это было десятилетие подлинного газетного бума, свидетельствуют цифры статистики: из насчитывавшихся в стране к 1850 году 2302 газет ежедневных изданий было уже 254, а еженедельных — 1902.

Конечно, следует отметить, что, так же как и в наши дни, существовала «пресса и пресса». Большая часть этих изданий относилась к так называемой «пенни-прессе». Она создавалась с коммерческой целью, была переполнена анекдотами, забавными случаями и рекламой. Стремясь привлечь читателя, а значит, и его деньги и, главное, рекламодателей, такие газеты не стеснялись печатать фантасмагорию и откровенные небылицы. Показательным пример является «Нью-Йорк сан», публиковавшая заведомо вымышленную информацию, в которой уживались друг с другом сенсационность и неправда от первой до последней строчки. Так, 25 августа 1835 года газета поместила под огромным заголовком материал о «лунных людях», будто бы открытых астрономами. Такого роды газеты не оказывали влияние на развитие «ума и совести», но были необходимым условием для развития самосознания и высоких моральных стандартов.

Огромное значение для формирования и сплачивания зарождающейся американской интеллигенции играли общенациональные газеты, примыкавшие по своей редакционной политике к той или иной партии или общественному движению. Примером здесь может быть такая влиятельная газета, как «New York Daily Tribune», редакторами которой в разное время были такие известные политические и общественные деятели, как У. Гаррисон, Г. Грили и Ч. Дана. Газета отличалась достаточно левой позицией. Она знакомила американцев не только с американскими событиями, но и европейской текущей политикой и событиями, в частности, она писала о походах Дж. Гарибальди в Южной Италии и германских событиях. Здесь публиковались Фурье и Оуэн, зарубежным корреспондентом издания был К. Маркс. Она немало способствовала росту влияния молодой Республиканской партии и избранию Авраама Линкольна президентом США в i860 году. Основанная в 1851 году «New York Times» привлекла внимание наиболее образованной части американского общества своим тщательным подбором печатавшихся материалов, интересным анализом текущих американских и европейских событий. Ее основатель Г. Реймондс важнейшим залогом правдивости своей газеты провозгласил принцип независимости от различных партий. Уже в редакционной статье первого номера редакция поставила во главу угла просвещение, нравственность, индустрию и религию и писала об ответственности перед читателем.

Одной из наиболее важных газет, способствовавших формированию таких важных качеств интеллигентности, как нравственные идеалы, критическое отношение к действующей власти, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя, осуждение любых проявлений несправедливости, антидемократизма и антигуманизма, обращение к совести, стал еженедельник лидера движения аболиционизма У. Гаррисона.

На страницах этого еженедельника он высказывался против смертной казни, пропагандировал идеи аболиционизма, женского равноправия, пацифизма. Главным его достижением стала непримиримая борьба с рабством в США. Несмотря на угрозы и нападения, объездил страну, выступая с лекциями, заставившими многих северян изменить свое отношение к институту рабства. Гаррисон сделал колоссальный вклад в дело развития идеи толерантности в американском обществе. Его взгляды высоко ценил Л. Толстой, считавший его великим человеком не только Америки, но и всего мира. Толстой перевел «Декларацию чувств» Гаррисона и включил ее в «Крут чтения» и «Царство Божие внутри вас». Он написал также предисловие к биографии Гаррисона, составленной В. Чертковым.

К ранней американской интеллигенции, без сомнения отвечавшей требованиям, приведенным выше, относится и современник Гаррисона — известный литератор и трансценденталист Г.Д. Торо, оказавший огромное влияние на развитие общественной жизни в США. Так, в 1846 году в знак протеста по отношению к войне США против Мексики он демонстративно отказался платить налоги, за что был на короткое время заключён в тюрьму. Будучи сторонником аболиционизма, Торо отстаивал права негров. В качестве средства борьбы он предлагал индивидуальное ненасильственное сопротивление общественному злу. Его эссе «О долге гражданского неповиновения» (1849) оказало огромное влияние на современников. К Торо примыкали известные литераторы и публицисты Т. Паркер, Р. Эмерсон, А. Олкотт, У. Чаннинг.

Не все ранние интеллигенты вели активную социальную и политическую жизнь, да это и не обязательно для человека, относящего себя к интеллигенции. Гораздо важнее его вклад в создание национального чувства и самосознания. Примером здесь становится Г. Лонгфелло, замечательный американский поэт и профессор престижного Боудойнского колледжа, затем и Гарвардского университета. Своими произведениями («Евангелина», «Сватовство Майльза Стэндиша», «Песнь о Гайавате») поэт попытался создать то, чего, строго говоря, не могло быть, — национальный эпос.

Лонгфелло, как самый популярный литератор Америки, внес значительный вклад в формирование романтической стороны национальной идеи.

Национальная идея любого народа опирается на этнографические и исторические основания, которых в Америке было явно недостаточно. Но в США первой половины XIX века она получила основательную подпитку от религиозно-культурного наследия пуритан, о котором мы писали выше. Она основывается на религиозно- культурном мессианизме, в котором закаляется и отливается всякое сознательное национальное чувство. Национальная идея выразилась в создании таких достаточно абстрактных идеях и теориях, как «американская мечта» и теория «предопределения судьбы», которые получили широкое распространение в массовом сознании американцев и того времени, и нынешних дней.

Наиболее ярко эти теории прозвучали именно из-под пера плеяды литературоведов общества «Молодая Америка», рупором которых был журнал «Democratic Review» Джона О’Салливана. Мы уже отмечали выше, что для их творчества было характерно преобладание американской тематики в её националистической крайности. Это при том, что журнал давал достаточно широкую панораму европейских событий: «Democratic Review» публиковал сочувственные статьи об итальянских революционных обществах, ирландском национально-освободительном движении, социальных проблемах Великобритании, о польском восстании 1830 г., шведских либералах. Провозглашались солидарность с народами, борющимися против деспотизма, всеобщее «братство» народов. Французская революция ставилась в один ряд с Американской. Но в целом «Молодая Америка» постоянно позиционировала себя по отношению к Европе как страну больших возможностей и перспектив, наделенную Богом особой миссией в истории. О’Салливан и руководимый им журнал в целом акцентировали внимание на правах отдельного индивида, свободе предпринимательской деятельности, свободной торговле, ценностях капитализма, в частности, поощрялся «собственный интерес». Проводилась мысль о том, что каждый человек стремится и может приобрести собственность, а частная собственность — основа цивилизованного общества, то есть давалась своеобразная установка на успех — так называемую «американскую мечту». Не случайно именно на страницах этой газеты портрет разносчика газет Тома Тиббза воплощает предпринимательский дух Нью Йорка и Америки. Позже этот персонаж трансформируется в американца, начавшего свою карьеру чистильщиком обуви, а благодаря бережливости, вере в себя и предприимчивости ставшего миллионером. Этот образ, возникший благодаря литераторам и художникам «Молодой Америки», стал как бы иллюстрацией «американской мечты».

«Американская мечта» представляет собой сложный комплекс разнородных идей, понятий, идеалов, стереотипов и т.д., характеризуемый крайней аморфностью и неопределенностью. Но один центральный элемент непременно присутствует во всех вариациях «американской мечты» — это установка на успех, согласно которой Америка представляет собой открытое общество, где каждый человек, независимо от происхождения и социального статуса в соответствии с определенными нормами, опираясь исключительно на свои собственные усилия и энергию, способен добиться высокого положения в обществе. Возникнув в 40-50-е годы XIX в., корнями восходя к умонастроениям первых поколений колонистов-пуритан, она до сих пор имеет большое влияние в американском обществе.

Ещё большее влияние «Молодая Америка» и лично О’Салливан оказали на формирование теории «предопределения судьбы» (Manifest Destiny), или «американской исключительности», иначе говоря, особой, уникальной миссии, как бы предуготовленной свыше для американской нации и оказавшей огромное влияние на американский экспансионизм и внешнюю политику США вплоть до XX века. Зародившаяся как критическое отрицание ценностей и образа жизни Старого Света с его пороками, несправедливостью, узостью мышления, сословными перегородками, она приобрела законченное выражение в статье «Предопределения судьбы» Дж. О’Салливана в «Democratic Review» в июле 1845 года по техасскому вопросу и перепечатанной им в нью-йоркской газете «New York Morning News» в декабре того же года под несколько другим названием4.

Америка, по мнению Джона О’Салливана, нация, созданная из многих наций, не связанная с бременем тяжелого исторического прошлого. Он считал, что создание государства США — это начало новой истории, в которой американцам предназначено стать великой нацией, которой сама Судьба предназначила превратить Америку в мир свободы. Её великая судьба — расширять территории, принося с собой веру в Бога, поэтому претензии США на спорные с Англией права на Орегон не подлежат сомнению и освящены самим Проведением, которое руководит страной и защищает её. Автор доктрины представляет Америку будущего как нацию, провозглашающую превосходство божественных принципов, как величественный храм, чьим основанием было бы полушарие, а крышей — небесный свод, собравший в себя миллионы счастливцев, управляемых только естественным и божественным законом равенства, законом братства, мира и доброй воли среди людей. Американцы — нация прогресса, индивидуальной свободы, всеобщего освобождения.

Идея мгновенно обрела популярность в американском обществе, стала составной частью национальной идеи, и её аватары существуют до сих пор5.

Эта агрессивность, «приземленность» первых американских интеллигентов составляет их особый путь в общем потоке становления европейской интеллигентской среды. Например, русская интеллигенция, формирующаяся в этот же исторический период, с ее бесконечными спорами о мировых вопросах в небольших кружках, в салонах, абсолютизирует понятие народ с другим нравственным вектором и иной направленностью. Они также наделяют народ богоизбранностью. Но, в отличие от американцев, народом для них были прежде всего мужики, сохранившие православную веру и национальный уклад жизни. Они были горячими защитниками деревенской общины, которую считали оригинально русским укладом хозяйственной жизни крестьянства, которое является высшим носителем божественной морали и справедливости. В большинстве своем они не были сторонниками понятий римского права собственности, не считали собственность священной и абсолютной. Более того, они часто противопоставляли идею государства и народа. Государство, с его бюрократией, чиновничеством, аппаратом насилия, в глазах формирующейся российской интеллигенции есть олицетворение всего мрачного, деспотичного, приземленного и самодавлеющего, в то время как народ хочет быть свободным от огосударствования для осуществления своего главного, духовного призвания.

Не менее значительным отличием между формированием американской и российской интеллигенции стало и их различное положение, статусность внутри общества. Если первые американские интеллигенты инкорпорированы в верхние слои истэблишмента, занимают в большинстве своем высокое и близкое к этому общественное положение, то их российские коллеги не входят в официально признанную элиту, свои философские и социальные идеи направляют во вред государству, так как постоянно оказываются недовольными как самой организацией государства, так и своим положением и значением в нем. Зато российская интеллигенция, развивая независимость от власти, быстро эволюционирует в полноценный социальный институт со своей системой норм и ценностей, позволявших ей претендовать на особую роль в обществе. К ним можно отнести «духовность», которая часто сводилась к знакомству и критике или абсолютизации нескольких западных брошюр, «образованность», не связанная с практическим использованием знаний, миссионерское «служение народу», оторванное от реальных жизненных проблем самого народа, «верность идеалам», понимаемым весьма абстрактно. Это не злая ирония — это свидетельство еще неразвитости теперь уже российского общества, слабости разночинцев, которые и стали массовой базой для российской интеллигенции.

Но эта разница в развитии американской и российской интеллигенции лишь подчеркивает различия в путях становления интеллигентской среды разных стран и регионов, обусловленные исторической спецификой условий развития различных государств, их экономик, политических систем, идеологических и религиозных представлений. Непохожесть — не значит само отсутствие интеллигентной среды, и это не дает нам права абсолютизировать требования к тому, чтобы она развивалась единым, унифицированным потоком.

Есть и черты становления интеллигенции, сближающие происхождение и развитие интеллигенции обеих стран. И те и другие, например, апеллируют к народу как к высшему судие, и те и другие разрабатывают национальные идеи и культуру. На первых этапах своего развития сходна даже узость университетской культурной среды. В США в 30-40 годы XIX века уже существовала для того времени развитая система колледжей, но университетов в европейском значении этого слова не существовало. Коренным образом изменил американское высшее образование лишь закон Морилла от 1862 г. В России количество университетов в аналогичный период можно было пересчитать по пальцам, при том что система начального и среднего образования значительно уступала как американским, так и европейским образцам.

Первая половина XIX века — период бурного развития США, их экономики, политической системы и территориального роста. Эта эпоха молодости страны со всеми её достижениями и недостатками, энергией и самоуверенностью. Это и период становления её становления как общества, социальных структур и классов. Это время становления её интеллигенции, обладающей своими особенными чертами в социальной и политической жизни страны, чья деятельность привела к далеко идущим последствиям в области идеологии и политики. Сами себя в отличие от их европейских собратьев они интеллигентами не называли (и вряд ли пользовались этим словом), признавали силу индивидуализма, прагматизма и власть денег. В данном отношении характерно высказывание знаменитого американского изобретателя Т. Эдисона, которого современные ему европейцы вполне относили бы к разряду технических интеллигентов. «Я не ученый, — говорил он, — я изобретатель. Фарадей был ученым. Он работал не из-за денег… Но я делаю это. Я мерю все по размеру серебряного доллара. Если что-нибудь не подходит под этот стандарт, то я знаю, что это ничего не стоит»6. Но они же сделали огромный вклад в борьбу с несправедливостью в американском обществе, в развитие демократии, просвещения, национальной идеи и культуры — всего, что является задачей и целью тех, кто считает себя интеллигентом. Их последователи, пройдя через горнило Гражданской войны, сделают следующий шаг в развитии национальной американской интеллигенции, завершив этот сложный процесс уже в XX веке.

Примечания

  • Токвиль А., де. Демократия в Америке. М.: Изд. группа «Прогресс»-«Литера», 1994. 554 с.
  • Eyal Y. The Young America Movement and the Transformation of the Democratic Party, 1828-1861. Cambridge, 2007.
  • Токвиль А. Указ. соч. — C. 348.
  • Подробнее см.: Weinberg A. Manifest Destiny. A Study of Nationalist Expansionism in American History. Baltimore, 1935; Sampson R.D. John L. O’Sullivan and His Times. L., 2003.
  • Hine R., Faragher J. The American West. A New Interpretive History. New Haven and London, 2000. — P. 202.
  • Mcdonald F. The Phaeton Ride. The Crisis Of American Success. Gardian City, 1974. — P. 26.

Ярыгин А. А. Начало формирования американской интеллигенции в первой половине XIX века / А. А. Ярыгин // Российская интеллигенция в условиях цивилизационных вызовов (V Арсентьевские чтения): Сборник статей. - Чебоксары : Центр научного сотрудничества , 2014. - C. 456-466