К вопросу о политике США в отношении Испании (первая четверть XIX века)
Первая четверть XIX в. отличалась необычайной напряженностью в сфере международных отношений. Французская и американская, две испанские буржуазные революции, наполеоновские войны, революционно-освободительное движение в странах Латинской Америки, в результате которого произошло крушение испанской колониальной системы,— таковы основные события этого периода. Соединенные Штаты уже в первые три десятилетия XIX в. уверенно заявили о себе как о государстве, претендующем на первенство в решении судеб Западного полушария. Воспользовавшись слабостью испанской монархии и противоречиями между великими державами Европы, они не только приобрели за счет Испании значительные территории, но и дали понять своим конкурентам, прежде всего Англии и Франции, что отныне ни одна европейская держава не сможет претендовать на сколько-нибудь значительное участие в делах Американского континента.
Основные противоречия этого времени между США и Испанией нашли довольно подробное освещение в советской историографии, прежде всего в работах Н. Н. Болховитинова, а также в статьях С. П. Пожарской, С. А. Гонионского, Н. Д. Луцкова, А. Д. Агеева, Н. В. Потоковой.1 Однако они не исчерпывают всего круга проблем, связанных с периодом, когда произошел радикальный поворот в международном положении двух стран.
Один из первых американо-испанских конфликтов касался вопроса о свободе судоходства по р. Миссисипи. Упорная борьба завершилась полной победой Соединенных Штатов и была закреплена так называемым «договором Пинкни» о дружбе, границах, торговле и мореплавании, который был подписан в 1795 г. в Эскориале между главой испанского правительства Мануэлем Годоем и американским уполномоченным Томасом Пинкни.2
Важным этапом в развитии американо-испанских отношений стала так называемая «покупка Луизианы». Эта обширная территория, простиравшаяся от границ Канады до Мексиканского залива, не раз переходила от Франции к Испании и обратно, пока 10 апреля 1803 г. под нажимом обстоятельств и благодаря последовательной политике американского правительства Наполеон Бонапарт не уступил Соединенным Штатам Луизиану «на вечное пользование вместе со всеми суверенными правами» за 15 млн. долл., что расширило земельные владения США почти на 828 тыс. кв. миль, обеспечив им полный контроль над Миссисипи и свободный выход к морю.3 По замечанию С. А. Гонионского, США, «воспользовавшись противоречиями и борьбой между европейскими державами, приобрели Луизиану фактически за бесценок, пообещав придерживаться в будущем благожелательного нейтралитета в отношении наполеоновской Франции».4
Как отмечал академик И.М. Майский, «Испания конца XVIII и начала XIX столетия была централизованной абсолютистской монархией с огромными пережитками средневекового феодализма, сильнейшим влиянием католической церкви и сравнительно слабыми зародышами капиталистического развития».5 С приходом к власти Карла IV в стране воцарился режим необузданной коррупции и реакции.
Борьба английских колоний за независимость, увенчавшаяся победой и образованием США, наряду с другими важнейшими событиями эпохи ускорила освобождение Испанской Америки от колониальной зависимости. С 1810 по 1826 г. испанские колонизаторы были изгнаны с Американского континента. На их месте возникли молодые буржуазные республики: Мексиканские Соединенные Штаты, Федерация Центральной Америки, Колумбия, Перу, Чили, Боливия, Парагвай и др. Позиции Испании оказались подорванными как внутри страны, так и за ее пределами, что в значительной мере благоприятствовало экспансионистским устремлениям США.
Англо-американская война 1812—1815 гг. упрочила завоевания войны за независимость. В Соединенных Штатах развивался процесс промышленного переворота. Правительство США стало инициатором создании так называемой «американской системы», т. е. политики поощрения промышленности за счет государственных субсидий, главными компонентами которой стали протекционистский тариф, «внутренние улучшения» (строительство транспортных коммуникации) и централизованная банковская система. Однако наряду с интенсивными методами, применяемыми в промышленности Северо-Востока, развивающийся капитализм свободной конкуренции требовал и экстенсивных методов, прежде всего в сельском хозяйстве и торговле.
При изучении причин и движущих сил территориальной экспансии США «принципиально важное значение имеет установленный советскими историками факт, что колонизация Северной Америки была не чем иным, как развитием капитализма вширь»,6 связанным, добавим, с экономическими интересами плантаторов-рабовладельцев Юга и свободных фермеров Запада—ведь и те и другие нуждались в постоянном обновлении и расширении земельного фонда. Таким образом, корни экспансионизма США первой четверти XIX в. следует искать, с одной стороны, в генезисе капитализма как формации, одним из свойств которой и являлась потребность в разного рода экспансии, с другой — в особенностях американского капитализма.
Было бы, однако, ошибкой слишком преувеличивать роль аграрных интересов в той сложной политической игре, которая привела к захвату довольно обширных территорий, ранее принадлежавших Испании. Несмотря на нерешенность многих внутренних проблем, на международной арене США уже в тот период выступали как единая нация, не только претендовавшая на уважение своего суверенитета со стороны крупнейших европейских государств, но и на свою немаловажную долю участия в решении мировых проблем. Не случайно именно Дж. К. Адамс — известный поборник «американской системы» — был одним из главных выразителей национальных интересов США в международных отношениях 20-х годов, когда, занимая пост государственного секретаря, принимал участие в решении вопроса о Флориде. «Наша страна в течение долгого времени испытывала самое настоятельное желание присоединить к себе земли обеих Флорид. Установление твердой пограничной линии вплоть до Южного моря знаменует великий этап нашей истории».7
К 1815 г. Соединенные Штаты располагали территорией всей Луизианы и значительной частью Западной Флориды путем владения пли контроля. Что касается Восточной Флориды, то в 1812 г. она была оккупирована войсками генерала Метьюза, по вскоре американцам пришлось возвратить ее Испании.8
По словам одного исследователя, Испания в течение долгого времени отказывалась вести переговоры по поводу урегулирования вопроса о Флоридах, в то время как положение в этом районе обострилось настолько, что по крайней мере дважды в год с 1815 по 1818 г. возникала угроза вооруженных столкновении между двумя странами.9 Причинами неурядиц были постоянные стычки американских поселенцев с индейцами.
В декабре 1817 г. американскому генералу Э. Джексону был отдан приказ начать кампанию против индейцев-семинолов. В течение нескольких недель Джексон со своими войсками захватил границу Джорджии и, продолжая преследовать индейцев на территории Флориды, поднял американский флаг над двумя испанскими фортами.10
Создалась конфликтная ситуация, оказавшая весьма сильное воздействие на ход уже начавшихся американо-испанских переговоров. Не дожидаясь прямого приказа со стороны президента Монро или военного министра Кэлхуна, Джексон своими действиями подтолкнул решение вопроса о Флориде. Оккупация фортов Сент-Маркс и Пенсаколы не была, как мы знаем, беспрецедентной (вспомним действия генерала Метьюза), и закономерность происшедшего казалась совершенно очевидной для самого Э. Джексона. В одном из писем Кэлхуну от 1828 г., вновь обращаясь к событиям во Флориде, генерал Джексон подчеркивал их соответствие нормам тогдашней политики: «Я действовал с полным убеждением, что только эти предпринятые мной и находящиеся в согласии с вашими инструкциями меры могут обеспечить мир и безопасность на нашей границе».11
23 июля 1818 г. государственный секретарь США Дж. Куинси Адамс жаловался испанскому посланнику в США Луису де Онису, что испанцы как хозяева Флориды несут ответственность за многочисленный ущерб, наносимый индейцами этого района американским поселенцам. В ответ на что Луис де Онис, ссылаясь на документальные подтверждения, обвинял граждан американской республики в агрессивных действиях против индейцев, находящихся под защитой испанской короны.12 Из всех этих взаимных претензий становилось очевидным одно: испанские власти на территории Флориды не в силах были самостоятельно предотвратить бесконечные конфликты между поселенцами и жителями пограничных областей. И весьма однозначный намек на это прозвучал со стороны Адамса в ответ на заверения Ониса в том, что виновные понесут наказание: «Обусловленные договоренностью обязанности Испании состояли не в том, чтобы наказать индейцев… но в том, чтобы иметь достаточно сил для предотвращения подобных преступлений».13
Тот же намек и обещании возвратить захваченные форты их законному хозяину — Испании. Адамс указал Луису де Онису, что форт Сент-Маркс, находившийся вдали от испанских и в центре индийских поселений, «может быть передан только силам, способным сдержать возможные враждебные атаки со стороны индейцев». И в заключение: «…сохранение мира между двумя нашими государствами отныне подразумевает одно обязательное условие, а именно, чтобы Испания честно и действенно выполняла свои обязательства о предотвращении с помощью силы враждебных по отношению к США акций со стороны индейцев».14
Нет сомнения в том, что вторжение во Флориду было сильнейшим фактором ускорения переговоров. Это неоднократно подчеркивалось как самим Дж. К. Адамсом, так и исследователями вопроса.15 Демонстрация силы, осуществленная наиболее экспансионистски настроенными представителями господствующих классов США, не могла не вызвать ответной реакции со стороны испанского монарха, так как наносила ущерб его и без того пошатнувшимся имперским позициям. В январе—феврале 1818 г. Фердинанд VII сделал большие пожалования земель во Флориде нескольким своим фаворитам.16 Испания потребовала возвратить территории, захваченные американскими войсками, что и было осуществлено в феврале 1819 г., за две недели до подписания договора о дружбе, урегулировании и границах между США и Испанией.
Надо сказать, что урегулирование вопроса о Флориде имело долгую историю. Еще в период «покупки Луизианы» Джефферсон выступил против обмена Луизианы или хотя бы части ее на Флориды, ссылаясь на простое и дальновидное рассуждение о том, что Флоридой американцы сумеют овладеть и без этого (we shall get the Floridas without).17 Но, несмотря на то что Соединенные Штаты не раз прибегали к прямой оккупации этих земель и даже на то, что сама Флорида отнюдь не была важнейшей из проблем, занимавших Фердинанда VII, переход ее в руки США весьма затянулся. Дела в Испании были таковы, что и положение страны в целом, и участь се монарха зависели от многих условий: от хода революции в самой стране, от развития национально-освободительного движеиия в странах Латинской Америки, от роли н участия великих держав Европы в делах Испании и ее восставших колоний, наконец, от расстановки сил внутри Соединенных Штатов. Все это не могло не подавать Фердинанду VII то одну, то другую надежду на более выгодное для него решение вопроса о Флориде.
Последовательность формальных шагов по урегулированию была такова: 24 октября 1818 г. Луис де Онис представил на рассмотрение американского конгресса предложения, содержавшие условия уступки Испанией Соединенным Штатам Западной и Восточной Флорид.18 22 февраля 1819 г. был подписан так называемый Трансконтинентальный договор, определивший как границу США, так и границу испанских владений па юге Североамериканского континента и ликвидировавший взаимные претензии двух стран в этом районе.19 Ратификации договора состоялась 22 февраля 1821 г.
Очевидно, что в затягивании практических шагов по урегулированию вопроса о Флориде главная ответственность лежала на Испании. Фердинанд VII, по-видимому, рассчитывал на поддержку и посредничество со стороны иностранных держав в решении своих колониальных проблем. Вопрос о помощи Испании со стороны стран Священного союза обсуждался, в частности, на Аахенском конгрессе 1818 г.
Австрия, Франция, Великобритания, Пруссия и Россия не сумели, однако, прийти к соглашению о сколько-нибудь действенных мерах по спасению испанских колоний. В письме Фердинанду VII от 10 декабря 1818 г. Александр I так объяснял суть разногласий: «…все то, что препятствует единству взглядов по поводу коллективного вмешательства, сводится… лишь к одному, а именно к трудности утвердить принцип военного сотрудничества в качестве обязательства для всех посредничающих держав. Поскольку такое сотрудничество предполагает использование вооруженной силы, оно в принципе не может быть принято английским правительством, оно представляется неприемлемым и для других держав, так как практически не осуществимо».20
Речь шла, по сути, о реалистическом взгляде на возможность интервенции стран Священного союза в Латинскую Америку, а вернее, на возможность подобного акта. Несмотря на желание правительств европейских держав сохранить монархические режимы в странах Нового Света, они отдавали себе отчет о новой расстановке сил на международной арене, т. е. о слабости самой Испании, о размахе освободительной борьбы в колониях и, о роли Соединенных Штатов, продемонстрировавших свою силу в войне с Англией 1812—1815 гг. Более того, отказывая Испании, главы Священного союза, в том числе Александр I, не оставляли мыслей о принятии США в Союз и об участии их в международном конгрессе.21 Представители великих держав Европы уже побаивались США как потенциального хозяина Западного полушария и, приглашая их принять участие в конгрессе, предполагали связать США различного рода обязательствами и совместными усилиями лишить их всевозраставшего влияния. Аахенский конгресс еще раз подтвердил, что произошло изменение в соотношении сил на международной арене в пользу Соединенных Штатов.
Несмотря на то что этот вопрос еще требует дальнейшего изучения, весьма вероятно, что Испания капитулировала перед США отчасти потому, что, как писал один из исследователей, ее надежды на интервенцию со стороны великих держав Европы были разрушены.22 Тем не менее современники событий, в частности Дж. К. Адамс и Т. X. Бентон, в мемуарах рисуют нам такую картину внутренних противоречий по вопросу о Флориде, что становится очевидным: не только у Испании, но и у Соединенных Штатов были причины для задержки ратификации Трансконтинентального договора.
Когда в марте 1820 г., как свидетельствует Дж. К. Адамс, президент Монро поставил вопрос о передаче Флориды во владение Соединенных Штатов, что фактически означало насильственное, вплоть до повой оккупации, осуществление условий договора, председатель комиссии по иностранным делам палаты представителей выразил мнение о том, что акт такого характера не пройдет в конгрессе и что представители Севера «вообще не проголосуют за овладение Флоридой».23 «Не существует никакого проекта ратификации договора,— рассуждал Адамс,— и едва ли в этот момент в нашей стране найдется кто-либо, сильно заинтересованный в ратификации».24
В чем же были причины подобных сомнений? Ведь известно, как давно и упорно одна за другой администрации США добивались от Испании обеих Флорид. Объяснения этому дает сам Адамс: «Поскольку король Испании отказывается ратифицировать договор, ссылаясь па то, что его министр делал слишком большие уступки, находятся люди, которые подстрекают население западной части нашей страны выступить против договора как недостаточно состоятельного с точки зрения сделанных нами приобретений. Миссурийский вопрос также сыграл на руку недовольству, которое имеется в отношении договора во всех районах нашей страны: на Севере и Востоке — потому что там вообще были против присоединения Флориды, видя в ней еще один рабовладельческий штат, а па Юге и Западе — поскольку они хотели захватить всю территорию к Рио-Гранде-дель-Норте для увеличения числа рабовладельческих штатов».25
Таким образом, первым из упомянутых и, пожалуй, главным объектом противоречий был статус того штата, который предполагалось основать на территории Флориды. По сути, повторялась коллизия так называемого Миссурийского компромисса, когда по требованию рабовладельцев принятие одной свободной от рабства территории в число штатов (Мэн) было компенсировано включением в состав Союза южного штата Миссури, что фактически узаконило распространение рабства на новые территории.26
Другим объектом противоречий, непосредственно связанным с проблемой баланса между рабовладельческими и свободными штатами, был вопрос о Техасе.27
«Похоже,— писал Дж. Монро в частном письме Э. Джексону,— что причиной наших затруднений является не только Испания, но и наши внутренние дела» 28. Западные штаты, чье мнение в конгрессе было выражено Генри Клеем в 1820 г. в связи с задержкой ратификации Трансконтинентального договора, возражали против того, что согласно последнему США уступали Испании территорию Техаса, на которую ранее претендовали. Приобретение Флориды, по их мнению, не было эквивалентно уступке Техаса29. Дж. К. Адамс расценил требование Клея как попытку уничтожить договор. И более того, позиция, занятая Г. Клеем, была расценена нм как подрыв государственного единства: «Я считаю, что стремление увеличить территорию Союза, тесно связанное с вопросом о рабстве, является величайшей опасностью для Соединенных Штатов» 30.
Адамс горячо защищал подписанный им договор, который, по его словам, «дал Соединенным Штатам Миссисипи и все ее воды, дал нам Флориду, дал нам признание границы в сторону Южного моря… дал нашим гражданам пять миллионов долларов контрибуции и в ответ на это всего лишь удовлетворил вполне оправданные претензии Испании на район от реки Сабины до Рио-дель-Норте».31 Таково было мнение одного из лидеров буржуазии Северо-Востока, которая претендовала на проведение в жизнь национальной («американской») системы социально-экономического развития.
«Я был шокирован уступкой Техаса и новыми границами, предложенными Соединенным Штатам на Юго-Западе,— писал в мемуарах другой видный политический деятель того времени, лидер аграрного западного экспансионизма сенатор Томас Харт Бентон. — Присоединение Флориды было желанной целью, к которой мы стремились уже давно и в конечном достижении которой были уверены, но новые границы, помимо того, что отрезали от нас Техас, разорвали на части долину Миссисипи, изуродовали обе ее славные реки, приблизили иностранные владения (при этом нерабовладельческие) к Новому Орлеану и создали барьер из дикой местности между Миссури и Нью-Мехико, существование которого может привести к нарушению торговли между ними, разобщению их населения и к тому же представляет прямую угрозу для всех, кто отважится пересечь его…».32 Как видим, последовательный экспансионист Бентон считал Техас исконно американской территорией и расценивал ее уступку как предательство национальных интересов. Но главным камнем преткновения в этом вопросе по-прежнему оставалась проблема рабства.
Бентон в воспоминаниях, нападая на авторов договора (прежде всего на Дж. К. Адамса), ссылался па тот факт, что уже вскоре после ратификации договора требования о «возвращении» Техаса стали все более настоятельными, и в результате растянувшегося на долгие годы процесса аннексии Техаса эта территория действительно была присоединена к США в декабре 1845 г. в качестве одного из рабовладельческих штатов.33
Защищая якобы законные права. США на Техас, Бентон забыл о некоторых немаловажных обстоятельствах: во-первых, что все вооруженные экспедиции США в Техас (вплоть до 1819 г.) терпели поражение от испанских властей и, во-вторых, в результате борьбы с испанской колонизацией в декабре 1821 г. была провозглашена независимость Мексики, на территории которой и находилась эта провинция.34
Таким образом, вопрос о ратификации американо-испанского договора 1819 г. на обоюдовыгодных условиях был далеко не прост. Он продемонстрировал сложность отношений между странами Европы и Америки в условиях переходного периода, когда одна за другой рушились надежды монархов — от Наполеона до Фердинанда VII — на создание или сохранение мировых империй. Верх брала либерально-буржуазная демократия типа той, что нашла место в Соединенных Штатах Америки. Но и сама эта демократия претерпевала множество трудностей и противоречий, свидетельствовавших о незавершенности процесса ее развития.
Итак, позиция США в отношении испанской колониальной системы в Западном полушарии первой трети XIX в. основывалась на решении двух главных аспектов: урегулировании территориальных притязаний США по отношению к Испании и отношений с освобожденными от испанской колониальной зависимости странами Латинской Америки. Первый вопрос был в основном решен путем подписания и ратификации Трансконтинентального договора, главное значение которого состояло в том, что он подвел решительную черту под давно протекавшем процессом отчуждения от Испании юго-западных территорий Североамериканского континента, что значительно увеличило площадь Соединенных Штатов и положило начало всевозраставшему влиянию США на страны Западного полушария. Что касается другого аспекта, то и он в неменьшей степени был связан с изменением в международном статусе двух стран.
В период колебаний по поводу ратификации Трансконтинентального договора Лупе де Онис заявил, что его правительство согласится на все, если США дадут обещание не признавать независимость южноамериканских стран. Однако позиция Адамса в этом отношении была непреклонна. Он решительно отказался заключать на этот счет какие-либо соглашения.35 И это было естественно в условиях полного и очевидного для всех разложения испанской колониальной системы. Ведь даже крупнейшие монархические режимы Европы, объединенные Священным союзом, не посмели затормозить этот процесс путем прямого военного вмешательства, хотя и не могли окончательно отказаться от этой идеи. Речь шла уже о разделе сфер влияния в освободившихся странах Латинской Америки.
Несмотря на то, что министр иностранных дел Англии Дж. Каннинг все еще втайне рассчитывал на сохранение монархических режимов в бывших колониях Испании, он готов был скорее объединиться с Соединенными Штатами в деле решения судеб Западного полушария, чем позволить своим давним конкурентам – французам — опередить себя. В августе 1923 г. Дж. Каннинг, определяя позицию своей страны, писал, что Англия считает безнадежным делом восстановление испанских колоний, и предложил США выступить с совместным заявлением о том, что ни одна «англосаксонская страна не преследует целью территориальные захваты в Латинской Америке».36 В августе 1823 г. американский посланник в Лондоне Роберт Раш принял эти предложения, согласившись со всеми пунктами, кроме признания независимости бывших колоний Испании, поскольку оно уже имело место со стороны США более чем за год до описываемых событий.
8 марта 1822 г. президент Монро направил обеим палатам конгресса послание, в котором обосновывал своевременность признания независимости освобожденных южноамериканских провинций.37 28 марта конгресс США принял решение о признании независимости испаноамериканских государств. Разъясняя этот акт США, Адамс резюмировал: «Это признание отнюдь не имеет целью помешать Испании использовать свои законные права предпринять какие-либо меры по возвращению колоний. Оно означает только, что мы подтверждаем уже свершившиеся факты, вступая на путь установления постоянных политических и торговых связей…»38 Адамс неоднократно подчеркивал при этом полную нейтральность США по отношению к гражданской войне между Испанией и ее американскими колониями и к любому «военному соперничеству» между ними.39
Общая внешнеполитическая программа федерального правительства США в отношении независимых государств Южной Америки, разработанная сенатской комиссией конгресса, вызвала одобрение не только Адамса, принимавшего самое непосредственное участие в ее формулировке, но и представителей внутренней оппозиции. Т. X. Бентон назвал ее «тщательно продуманным и глубоко обоснованным документом большой важности, отражающим демократические принципы нашего времени», заключавшиеся в проведении политики «дружбы и доброй воли по отношению ко всем молодым республикам и развитию социальных, торговых и политических связей с каждой из них в отдельности, не допуская при этом никаких кабальных условий и никакого вмешательства в их внутренние дела».40
В том же отчете сенатской комиссии была проведена четкая грань между США и молодыми буржуазными республиками Америки, по отношению к которым было решено соблюдать нейтральность. Признание суверенитета еще не было проявлением полной солидарности с новыми республиками. По мнению Т. X. Бентона, если США позволят себе «объединиться с этими государствами для решения общих задач» и свяжут свои интересы с интересами этих стран, они лишатся доверия Европы, и в частности Испании, которым до сих пор пользовались, что будет иметь отрицательные последствия и для латиноамериканских стран.41 Поэтому, когда встал вопрос об участии США в панамериканском конгрессе 1826 г. в Панаме, многие, в том числе Бентон, этому противились. США практически отказались от прямого участия в конгрессе. Этим было подчеркнуто нежелание вступать с латиноамериканскими странами в какие бы то ни было союзнические отношения.
Среди других причин отказа от участия в конгрессе вновь была выдвинута проблема рабства: участниками форума были представители Сан-Доминго, других государств, где рабство было отменено. Выражая настроения рабовладельцев, Бентон указывал на тот факт, что до сих пор, ведя торговлю с этими странами, США тем не менее не установили с ними дипломатических связей: «Спокойствие одиннадцати штатов Союза стоит того, чтобы не нарушать его, способствуя распространению плодов успешного негритянского восстания. Желание сохранить это спокойствие должно воспрепятствовать тому, чтобы черные консулы и посланники обосновались в наших городах и разъезжали по нашей стране, демонстрируя своим друзьям-неграм в США пример того почета, который они могли бы завоевать в случае успешной борьбы».42
Рабство, по мнению воинственного сенатора,— это вопрос, который не обсуждался ни одним из президентов США и не мог в то время подлежать обсуждению. «Так неужели США,— возмущался Бентон,— поедут в Панаму, чтобы поставить его в повестку дня?.. Кто будет советовать нам и выносить свои суждения но этому вопросу? Пять государств, которые уже уравняли права белых и черных не только в своих конституциях, но и в жизненной практике: пять государств, которые имеют в данный момент (по крайней мере некоторые из них) черных генералов в своих армиях и сенаторов-мулатов — в конгрессах!»43
Накануне панамериканского конгресса Бентон заявил: «Наша политика определена и не может быть ни изменена, ни подвергнута обсуждению в какой-либо иностранной ассамблее»44
Так нерешенность основного в тот период противоречия в жизни США отгораживала их от стран Латинской Америки, несмотря на сходство буржуазно-республиканских государственных режимов. Но были и другие причины для изоляции. В письме Джефферсону от 17 октября 1823 г. Дж. Монро писал: «…мы должны рассматривать вмешательство части европейских государств, и особенно готовящуюся ими интервенцию в колонии, как нападение на нас самих, что и произойдет в случае успеха этой интервенции».45
Как видим, президент США не исключал возможности такого оборота, хотя это и подвергалось сомнению со стороны правительственного кабинета.46 В ежегодном послании 1823 г. Монро выдвинул «принцип неколонизации» стран Западного полушария, ставший одним из главных в сформулированной им внешнеполитической доктрине.47 «…Возражая против дальнейшей колонизации Западного полушария, купцы, судовладельцы и промышленники Новой Англии выступали против колониальной монополии европейских стран, против барьеров для американской торговли и мореплавания в интересах укрепления и расширения своих собственных позиций и влияния в этом регионе».48
Характер внешней политики США в их отношениях со странами Европы и Латинской Америки обусловливался тем, что США в 20—30-х годах XIX в. все еще находились на стадии накопления национальных сил. Это нашло воплощение в последовательной выработке другой доктрины — «о предопределении судьбы», — в значительной мере объяснявшей тот факт, почему Техас, например, находившийся на территории суверенного государства — Мексики, рассматривался американскими экспансионистами как исконная территории США, впрочем, как Орегон и Калифорнии.49
Двойственный характер общей внешнеполитической позиции США заключался в их своеобразии как государства, включавшего в свою федеральную систему два не столько взаимодополняющих, сколько взаимоисключающих (как показала гражданская война 1861—1865 гг.) уклада: промышленно-капиталистического и плантационно-рабовладельческого.50 Споры в конгрессе по вопросу о Флориде и Техасе, распространении рабовладения и тарифе убедительно доказали глубину существовавших внутренних разногласий.
В этих условиях США предпочитали сохранять свободу рук и независимое положение в пропагандируемой ими перед лицом Европы «американской системе». И все же, по словам одного исследователя, «изоляционизм как выражение внешней политики США в ее ранний период был лишь средством, а не целью».51 Что касается перспективных и долговременных целей, то они в достаточной мере проявились не только в стратегическом характере доктрины Монро, но и в тех практических шагах по обеспечению будущего господства США в Западном полушарии, которые осуществлялись параллельно с выработкой внешнеполитических доктрин.
Соединенные Штаты давно следили за ходом освободительной борьбы в испанских колониях. Еще в 1817 г., занимая пост государственного секретаря, Ричард Раш писал одному из своих корреспондентов: «Борьба между Испанией и ее колониями в южных районах нашего континента с самого начала и со многих точек зрения представляла большой интерес для Соединенных Штатов.»52 В то же время Раш подчеркивал необходимость соблюдать «нейтральность, политику невмешательства и отказа от предоставления каких-либо привилегий той или иной стороне».53
Вместе с тем, поскольку продолжавшаяся борьба затрагивала непосредственные интересы торговли, судоходства и безопасности граждан США, находившихся на территории колоний, американское правительство в лице Раша считало необходимым посылать туда своих агентов независимо от того, в чьих руках находилась в тот момент власть. Эти служащие снабжались инструкциями по поддержанию дружественных отношений с любой из сторон и обеспечению прав США. События, предоставленные свободному развитию, неминуемо должны были, но мнению Раша, привести к «самым долговременным политическим изменениям». И потому на агентов США возлагалась задача с «особенным вниманием наблюдать за каждым последующим шагом революционного движения» и снабжать американское правительство сведениями, характер которых был изложен в соответствующих инструкциях.54 Причем политических стратегов США интересовали не только население, материальные ресурсы и торговые возможности изучаемых стран, но и число негров в вооруженных силах, характер политических партий, местоположение и состояние главных портов и гаваней с их оборонительными сооружениями, взаимосвязь между лидерами различных латиноамериканских стран.55
Но если Соединенные Штаты, так нуждавшиеся в торговых связях с бывшими колониями Испании, боялись, что последние попадут под экономическую зависимость европейских государств, и прежде всего Англии, то в еще большей степени они опасались перехода к этим странам тех колоний, которые еще оставались во владении испанской короны,— Кубы п Пуэрто-Рико. Газета «Нэшнл интеллидженсер» писала в 1818 г. о возможной передаче Кубы Англии в качестве контрибуции.56
Когда в 1823 г. Франция осуществила военное вторжение в Испанию, американцы стали опасаться, что в случае успеха этой кампании Куба может перейти в руки Франции как часть испанской территории. Было и иное опасение: Куба могла быть передана Англии в качестве компенсации за помощь Испании против Франции, что едва не толкнуло Дж. Монро предложить Великобритании дать обоюдное обещание о неприкосновенности Кубы.57 Как образно заметил один историк, «Соединенные Штаты оказались в очень сложной роли относительно слабой нации, пытающейся сохранить статус-кво в разваливающейся колониальной империи другой слабой державы, к тому же вовлеченной в войну».58
Однако забота о сохранении Кубы за Испанией была сходна с той, которую США выразили доктриной Монро по отношению к странам Южной Америки, т. е. дальновидно своекорыстной. Давая оценку Кубе как одному из важнейших звеньев политической стратегии США, Дж. К. Адамс в 1823 г. признал необычайную важность этого острова с точки зрения торговых и политических интересов Соединенных Штатов: «Ее доминирующая позиция по отношению к Мексиканскому заливу и морям Вест-Индии; характер ее населения; расположенность на полпути между нашим южным берегом и Сан-Доминго; безопасные и просторные гавани Гаваны, длинной цепью растянувшиеся прямо напротив нашего берега, лишенного такого рода преимущества»,— все это вместе с производимыми Кубой продуктами и запросами ее рынка как нельзя больше соответствовало интересам «взаимной» торговли и делало этот остров «во многих отношениях несравнимым ни с какой иной страной» и, следовательно, незаменимым для США.
Вывод, сделанный после такого рода аргументов, был однозначным: «…заглядывая вперед на возможный ход развития событий в течение ближайших 50 лет, едва ли можно противопоставить что-либо сложившемуся убеждению в том, что аннексия Соединенными Штатами Кубы необходима для сохранения независимости и целостности нашего Союза, очевидно также, что пока мы к этому не готовы».59
Таким образом, в 20—40-х годах Соединенные Штаты, предприняв шаги по захвату пограничных с ними территорий, принадлежавших Испании, были не в состоянии распространить экспансию за пределы Североамериканского континента. Этому препятствовал ряд факторов, среди которых главными была незавершенность буржуазно-национального развития США и соперничество крупнейших европейских держав. Следует отметить, однако, что Соединенные Штаты в ближайшие годы смогли проявить большую независимость в вопросах внешней политики и международных отношений.
Примечания
- Болховитинов Н.Н. Присоединение Флориды к Соединенным Штатам // Новая и новейшая история. 1959. № 5. С. 110—119; Он же. Доктрина Монро: (Происхождение и характер). М., 1959; Он же. К вопросу о позиции США в войне Латинской Америки за независимость // Война за независимость в Латинской Америке. 1810—1826 гг. М., 1964. С. 203—239; Пожарская С. П. О признании Испанией независимости США // Новая и новейшая история. 1975. №1. С. 83—94; Гонионский С. А. Территориальная экспансия США в начале XIX века//Там же. 1958. № 5. С. 33—50; Луцков Н. Д. Присоединение Луизианы к США // Американский экспансионизм (новое время)/Под ред. Г. Н. Севостьянова. М., 1985. С. 9—23; Агеев А. Д. Экспедиция М. Льюиса и У. Кларка и ее освещение в американской историографии // Экспансионистская политика США в первой половине XIX в. Иркутск, 1981. С. 3—27; Потокова Н.В. Ранний период экспансии США в Техас (конец XVIII в.—1819 г.)//Там же. С. 65—83; Слёзкин Л. Ю. Политика европейских держав и США в вопросе о признании независимости стран Испанской Америки (1822)//Война за независимость в Латинской Америке. С. 240—268.
- Cortada J. W. Two Nations Over Time: Spain and the United States. N. Y., 1978. P. 16.
- Луцков H. Д. Указ. соч. С. 23.
- Гонионский С.А. Указ. соч. С. 38.
- Майский И. М. Испания. 1808—1917. М., 1957. С. 7.
- Агеев А. Д. Указ. соч. С. 3.
- Adams 1. Q. The Diary of John Quincy Adams. 1794—1845/Ed. by A. Nevins.
N. Y., 1928. P. 211. - Cortada J. W. Op. cit. P. 29.
- Whitaker А. P. The United States and the Independence of Latin America. 1800—1830. Baltimore, 1941. P. 266.
- Болховитинов H. H. Оккупация Флориды Э. Джексоном и договор 1819 г.//Американский экспансионизм. С. 29—49.
- Correspondence of Andrew Jackson: Vol. 1—7/Ed. by J. S. Bassett. Wash., 1926—1935. Vol. 3. P. 404.
- Debates and Proceedings in the Congress of the United States. 1789—1824: Vol. 1—42. Wash., 1834—1856; Annals of Congress. 15th Congress. 2nd Session. Vol. 2. P. 1840. (Далее — Annals of Congress).
- Ibid. P. 1851.
- Ibid. Р. 1828.
- Adams J. Q. Memoirs of John Quincy Adams: Vol. 1—12/Ed. by Ch. F. Adams. Philadelphia, 1874—1877; Болховитинов Н. H. Оккупация Флориды Э. Джексоном и договор 1819 г. С. 38.
- Annals of Congress. 15th Congress. 2nd Session. Vol. 2. P. 1853.
- Benton Th. H. Thirty Years’ View. N. Y., 1854. Vol. 1. P. 10.
- Onis L. Memoria Sobre las Negociaciones Entre Espana у Los Estados Unidos de America. Mexico, 1966.;
- Annals of Congress. 1Mb Congress. 2nd Session. Vol. 2. P. 2129—2135.
- Внешняя политика России. XIX —начало XX в. М., 1960. Т. 2. С. 597.
- The Critical Years: American Foreign Policy. 1793—1825/Ed. by P. С. T. White. N. Y., 1970. P. 78.
- Whitaker А. P. The United State? and the Independence of Latin America. 1800—1830// The Ilolly Alliance. The European Background of the Monroe Doctrine/Ed. by W. P. Cresson. N. Y., 1922. P. 140; см. также: Слёзкин Л. Ю. Россия и война за независимость в испанской Америке. М., 1904: Додолев М. А. Россия и Испания 1808—1823. М., 1981
- Adams J. Q. Memoirs… Vol. 5. P. 17, 19.
- Ibid. P. 26.
- Ibid. P. 53.
- История США: в 4 т./Отв. ред. Г. И. Севостьянов. М„ 1983—1987. Т. 1. С. 291—292; Dangerfield G. The Awakening of American Nationalism. N. Y., 1905. P. 97—141.
- Среди других аспектов этого вопроса немалую роль играла проблема тарифа: большинство южан голосовали за низкий, а представители Севера — за высокий тариф, поэтому процентное соотношение голосов от рабовладельческих и свободных штатов было важно.
- Benton Th. H. Op. cit. Vol. 1. P. 15.
- Adams J. Q. Memoirs… Vol. 5. P. 53.
- Ibid. P. 25.
- Ibid. P. 69.
- Benton Th. H. Op. cit. Vol. 1. P. 15.
- Ibid. P. 17.
- История США. Т. 1. С. 326—341; Потокова Н. В. Указ. соч. С. 79.
- Adams J. Q. Memoirs… Vol. 5. P. 75—82.
- The Holly Alliance. P. 116—117.
- A Compilation of the Messages and Papers of the Presidents. 1789—1920: Vol. 1— 20/Ed. by J. D. Richardson. Wash., 1903—1921. Vol. 2. P. 116—118.
- American State Papers: Documents Legislative and Executive of the Congress of the United States: Vol. 1—38. Wash., 1832—1861. Foreign Relations. Vol. 4. P. 846.
- Adams J. Q. Memoirs… Vol. 5. P. 75.
- Benton Th. H. Op. cit. Vol. 1. P. 68.
- Ibid.
- Ibid. Р. 69.
- Ibid.
- Ibid.
- Chadewick F. E. The Relations of the United States and Spain. N. Y., 1909. P. 191.
- Болховитинов H. Н. Доктрина Монро: происхождение, характер и эволюция // Американский экспансионизм. С. 60.
- A Compilation of the Messages and Papers of the Presidents. Vol. 2. P. 219, 220.
- Болховитинов Н. H. Доктрина Монро: происхождение, характер и эволюция. С. 62.
- Merk F. Manifest Destiny and Mission in American History. N. Y., 1963.
- Болховитинов Н.Н. Доктрина Монро. С. 305.
- Ehirch A. A. Ideas, Ideals and American Diplomacy: A History of Their Growth and Interpretation. N. Y., 1966. P. 1.
- The Evolution of our Latin-American Policy. A Documentary Record/Ed. bv J. VV. Gantenbein. N. Y„ 1950. P. 8.
- Ibid.
- Ibid. Р. 10.
- Ibid.
- National Intelligencer. 1819. May 4.
- Varg P. A. United States Foreign Relations. 1820—1860. Detroit, 1979. P. 50.
- Tatum E. H. Tbe United States and Europe. 1815—1823. A Study in the Background of the Monroe Doctrine: University of California Press, 1936. 1′. 254.
- Цит. по: Chadewick F. Е. Op. cit. Р. 183. Известно, что планы относительно Кубы Соединенным Штатам удалось осуществить только в 1898 г. в результате победы в испано-американской войне.