Восстание декабристов в репрезентациях американских современников

А. С. Панов
В статье рассматриваются образы декабристов в представлениях современных американцев. Основными источниками являются свидетельства двух американцев, которые были в Санкт-Петербурге в 1825 году. Первый - Генри Миддлтон, посол США в России, а второй - миссис Нэнси Принс, афроамериканка, которая была при императорском дворе со своим мужем. Два американца по-разному восприняли восстание 14 декабря 1825 года. Если Миддлтон помещает это в рамки модернизационного дискурса, то Принс актуализирует это как христианскую трагедию.

14 декабря 1825 г. на Сенатской площади произошло дворянское восстание, которое, согласно советскому мифу, оказало решающее воздействие на развитие революционного движения в России. И хотя с момента декабристского мятежа прошло уже почти 200 лет, его участники до сих пор овеяны туманом мифов и легенд. Так, для российских либералов декабристы стали символом несбывшейся конституционной реформы1, а для Запада — очередным доказательством «извечности» консервативной России2. Однако, как следует из недавних исследований декабризма, его роль и влияние не следует переоценивать. Сами современники уделяли восстанию 14 декабря 1825 г. совсем немного внимания. Например, британская пресса заявляла лишь о небольших волнениях в армии, связанных с кризисом междуцарствия и необходимостью переприсяги3.

В США о декабрьском мятеже в Санкт-Петербурге тоже знали. Хотя подавляющая часть того, что было известно о нем в Новом свете, имело своими источниками британскую и континентальную прессу, как минимум двое американцев могли своими глазами наблюдать или само восстание, или расследование, последовавшее за ним — это посол США Генри Миддлтон и афро-американка Нэнси Принс, находившаяся при дворе императора.

Изучение американского взгляда на петербургские события декабря 1825 г. производится сквозь призму западного ориента- листского дискурса XVIII-XIX вв. в рамках методологии социокультурного исследования. В этом контексте восстание декабристов следует рассматривать не само по себе, а в определенных социокультурных контекстах, которые для двух американцев оказываются разными.

* * *

Первый из американцев, находившихся в Санкт-Петербурге в 1825 г. — Генри Миддлтон — посол США в России (18201830), описывал события на Сенатской площади в письмах к государственному секретарю Генри Клею. Миддлтон происходил из богатой плантаторской семьи из Южной Каролины и в разные годы занимал пост губернатора Южной Каролины (1810-1812) и представителя от штата в Конгрессе (1815-1819) от партии джефферсоновских демократов.

В Санкт-Петербурге аристократическое происхождение и хорошее образование Миддлтона делало его «своим» для петербургской дворянской элиты, что позволило ему завязать дружеские отношения с М.М. Сперанским, министром финансов (до 1823 г.) Д.А. Гурьевым и министром иностранных дел К.В. Нессельроде.

Донесения Миддлтона о восстании декабристов хотя и использовались в трудах специалистов по российско-американским отношениям4, до недавнего времени не публиковались целиком. Выдержки из отчетов американского посла в России были напечатаны в 1953 г. с комментарием Марка Раева5. Целиком публикация писем Миддлтона была проведена в 2013 г. Полом Бушковичем6.

В донесениях американского посла о декабристском восстании, рассматривающего Россию в рамках модернизационного дискурса, следует выделить несколько тематических блоков: причины, цели и итоги восстания, а также перспективы реформ в России.

По мнению Миддлтона, молодое поколение русских дворян и офицеров недовольно своим пассивным положением в обществе, желая принимать более деятельное участие в управлении государством7:

Стоит отметить, что многие представители знати давно не могут примириться со своей незначительной ролью, вытекающей из политики императорского правительства, что это чувство очень сильно в войсках; что аристократия давно недовольна тем, что не в ней правительство черпает свои силы, провозглашая частный интерес и личные амбиции, при этом уничтожая или нейтрализуя ту энергию, которая могла быть направлена против этого8.

По данным Миддлтона, заговор готовился уже достаточно давно под видом собраний литературного общества, имевшего филиалы в разных частях страны. Члены сообщества имели контакты с зарубежными либералами, а князь С.П. Трубецкой9 даже «получил от Бенжамена Констана проект конституции, которую подразумевалось привести в жизнь при подходящем случае»10. Поводом к выступлению стал затянувшийся кризис междуцарствия после смерти Александра I11.

Как сообщает американский посол 21 декабря 1825 г. (2 января 1826 г.), 14 декабря восставшие в качестве основной задачи хотели «представить на подпись Сенату план правления, устанавливающий регентство»12. В своем следующем послании Миддлтон оговаривает, что в целом «точные цели восстания до сих пор неясны, но кажется, это было что-то вроде попытки смены [формы] правительства»13. Он употребляет при этом словосочетание ‘mstituteofgovemment’, обозначавшее конституцию14.

Восстание, как мы знаем, провалилось, и власти для расследования обстоятельств создали специальную следственную комиссию («Тайный комитет») во главе с генералом А.И. Татищевым. 26 декабря Миддлтон сообщил о том, что она «каждую ночь проводит в крепости, допрашивая очевидцев и рассылая по всей стране указы об арестах подозреваемых»15. Спустя месяц, 30 января (11 февраля) 1826 г., американский посол сообщает о том, что расследование приобрело беспрецедентный масштаб: «Число людей, по всей вероятности, приговоренных к тому или иному наказанию (за исключением тех сотен, что пошли по этапу), могло достигнуть примерно четырех или пяти сотен»16. Эти данные, а также прилагавшийся к письму секретный правительственный отчет о допросах, судя по всему, могли быть получены им от одного из членов Секретного комитета, расследовавшего обстоятельства неудавшегося переворота, князя А.Н. Голицына, в чьем доме Миддлтон снимал апартаменты17. П. Бушкович замечает: «Дипломат никогда не называл свои источники, но его дружба с семьей Сперанского указывает на один из них. Сперанский был вовлечен в расследование и с 1 июня стал членом Верховного уголовного суда над декабристами. Миддлтон также получал официальную информацию от Нессельроде, но неизвестно, говорил ли он с ним приватно. Донесения других послов содержали сведения об официальных встречах с царем, и некоторые переклички в сообщениях указывают на то, что Миддлтон беседовал и с ними»18.

Однако не источники сообщений американского посла представляют собой наибольший интерес, а его личные размышления на тему возможности проведения реформ в России.

Как и другой американский политик Роберт Уолш, за 13 лет до этого19 Генри Миддлтон относился к числу пессимистов в отношении перспектив либерализации императорского режима, а главное, он признает, что реформы давно уже назрели, но опасается, что они не только не улучшат состояние дел в стране, но и могут нанести вред.

Не стоит отрицать, что реформа стала всеобщей необходимостью, не только из-за нетерпимых злоупотреблений, но и потому, что идеи, распространенные на Западе, могут привести Россию к лучшему порядку вещей. Но в кругах, которым принадлежит реальная власть, царит дурманящее невежество, а проблеск разума так мал, что борьба за реформы может стать настоящим бедствием, избежать же его можно, только проявляя большую осторожность и не применяя никаких провокационных мер.

Знать (включая военных) — это единственная группа населения, которую можно полагать цивилизованной и, конечно, единственная, которую можно принимать в политический или нравственный расчет. Основной части народа, 19/20, действительно подходит грубое определение «животное с человеческим лицом».

Вся его жизнь — это физическое выживание, а значит, он недостаточно зрел для утверждения или отстаивания своих неотъемлемых прав20.

Генри Миддлтон, как и маркиз де Кюстин 13 лет спустя, увидел Россию в категориях «извечности» и «постоянности», отказывая даже декабристам в западной цивилизованности, замечая, что «безрассудство такого проекта [как восстаний в Санкт- Петербурге 14 декабря и в Черниговском полку 29 декабря] может быть точно оценено только теми, кто хорошо знает склонности и чувства русских, а иначе можно воспринять это событие как действия преступников, сошедших с ума от своих амбиций»21.

Политический режим России, по мнению американского посла, в принципе не может быть модернизирован и либерализован, потому что ее народ находится на таком уровне цивилизации и образованности, что отвергает саму мысль о какой-либо другой форме правления, кроме деспотического абсолютизма.

Если верно то, что деспотизм может долго царить только в варварской стране, то верно и то, что никакая другая форма государственности, кроме деспотизма, не сможет сохранить себя в данных обстоятельствах. Что касается огромной массы народа, то пока он терпит такой порядок вещей, тот останется неизменным22.

Таким образом, как метко выразился М. Раев в комментариях к размышлениям Миддлтона: «Автократия — единственная подходящая форма правления для России, а Россия — самая подходящая страна для тирании»23. Американский посол настолько эссенциализирует эту формулу, что пытается осмыслить вообще всю структуру российского общества через нее, выстраивая трехчастную модель по принципу матрешки, где император безраздельно правит дворянством, имеющим столь же обширную власть над собственными крестьянами:

Я склоняюсь к мысли, что привычка к повиновению сидит так глубоко, что даже не требуется сильного руководства, чтобы держать всех в подчинении, тем более это уже стало второй натурой. Добавлю, что кажется самым естественным, что настоящая знать склонится к союзу с самодержавием, чтобы использовать выгоду крепостничества24.

Исходя из этого, прочность всей государственной структуры будет зависеть не от того, когда и насколько либеральными будут реформы, поддерживающие модерный статус Российской империи, а до какой степени власть, как единственный европеец в стране, будет осторожна и аккуратна в реализации своих замыслов в стране, где любое покушение на «извечные» порядки будет грозить крушением всей конструкции. Оттого демарш декабристов, блестящих представителей молодого дворянства — того самого сословия, которое выступает медиатором между властью и народом — вызывает смятение в мыслях у дипломата, характеризующего их не «сумасшедшими преступниками», но беспечными мечтателями, ослепленных идеалами. В этом отношении симпатии Миддлтона находятся целиком на стороне российских императоров, вынужденных более взвешенно искать выходы из неразрешимой дилеммы тирании и либерализма.

* * *

В отличие от американского посла Нэнси Принс рассматривает Россию совершенно в ином свете. Все ее пребывание в России и большая часть воспоминаний о стране носит слегка курьезный характер, не вписывающийся в обычные рамки путешествий начала XIX в.25 В российскую столицу она прибыла в 1824 г. следуя за своим мужем, бывшим одним из чернокожих слуг — арапов — при дворе императора26.

В отличие от других путешественников в России она не имела хорошего образования, не читала ни Вольтера, ни кого- либо еще, писавшего о России, не жила в Европе, а потому для нее вообще все было в новинку. В Санкт-Петербурге жизнь Нэнси Принс налаживается, и она даже становится владелицей небольшой лавки по пошиву постельного белья. Таким образом, далекая страна для нее становится более цивилизованной, чем «своя» Америка. Она не типичная «белая» путешественница, жившая всю жизнь в относительном благополучии, для которой Россия по определению является менее культурной и «просвещенной» страной, но чернокожая женщина, чей дед находился в том же низком положении, что и большая часть русского общества, а сама она до приезда в Санкт-Петербург жила на грани нищеты.

В свидетельствах афроамериканки о восстании декабристов смешиваются два дискурса. С одной стороны, она во многом ретранслирует устные рассказы (попросту слухи) реальных или мнимых очевидцев, которые плодились с невероятной скоростью после событий 14 декабря. О характере этих слухов в советской историографии писали еще в 1920-1930-е гг. К.В. Кудряшев и В.Е. Сыроечковский27. В отсутствие официальных заявлений властей (вплоть до публикации «Донесения следственной комиссии») именно устные рассказы составляли значительную часть от общего объема информации, которая была доступна современникам о восстании 14 декабря. Так, например, американская газета «Нэшнл Интеллидженсер» 8 апреля 1826 г. передала слух из Англии, из которого следует, что Николая I убили, а Константин стал императором вместо него. Источником слуха, насколько редактор газеты мог судить, являлся какой-то русский капитан, судно которого разбилось у Ливерпуля. Вся эта новость выглядела настолько невероятно, что после нее была помещена особая пометка, где указывалась неспособность собственных информаторов «Нэшнл Интеллидженсер» подтвердить новость об убийстве российского монарха28. Другим слухом, который дошел до американского читателя, была новость о возможной насильственной смерти Александра I29.

С другой стороны, текст Нэнси Принс насквозь проникнут христианскими аллюзиями, которые объясняются как личным религиозным чувством автора, так и типологическими особенностями мемуаров, написанных в жанре невольничьего повествования (slavenarrative)30.

Невольничье повествование — это афроамериканский жанр литературы, начавший формироваться в XVIII в. и объединяющий под собой ряд мемуаров бывших чернокожих рабов. Расцвет жанра пришелся на середину XIX в., когда были написаны «повествования» Ф. Дугласа (1845), У.У. Брауна (1847, 1849), Г. Бибба (1849), Г.Б. Брауна (1849) и других.

Типичными топосами, характерными для «повествований» вообще и для рассматриваемого источника в частности, являются провиденциализм (автор подчеркивает ключевую роль Бога в своей судьбе), опора на Библию (автор объясняет или комментирует происходящие с ним события через Священное Писание), установка на документальность (автор старается дать точную датировку событий, вплоть до указания дней, маршруты путешествий, имена встретившихся людей и т. п.)31.

Несмотря на это, в «Повествовании…» Нэнси Принс многое перепутано, что можно списать на плохую память и почти четверть века между описываемыми событиями и началом работы над воспоминаниями32. Так, смерть Александра I и восстание на Сенатской площади она датирует 1826 годом, причем последнее произошло уже после того, как тело усопшего императора было доставлено в Санкт-Петербург33.

Истоки заговора Принс связывает с обществом русских масонов самого знатного происхождения, которые было создано в 1814 г. в Германии. Их целью было «уничтожить имперское правительство и учредить республику». Хотя в 1822 г. Александр I запретил их деятельность, они все равно решили продолжать свою работу, апофеозом которой стало восстание 14 декабря:

В выбранный день людям было приказано собраться как обычно во время звона колоколов. Они отвергли Николая. Лидерами был подан знак, который был [всеми] хорошо понят, и разномастная масса людей ринулась на площадь и начала кричать в пользу Константина34.

Нэнси Принс с большой долей вероятности не являлась непосредственной свидетельницей восстания, а лишь повторяла разрозненные свидетельства очевидцев или многочисленные слухи, разраставшиеся после восстания. Вот так Нэнси Принс описывает ключевой момент всего восстания:

Император со своим премьер-министром и управляющим городом выехали к ним, упрашивая их уйти по домам, но бесполезно35. Им пришлось приказать пушкам выстрелить по толпе. Тогда было неизвестно, что в тот момент, когда был произведен выстрел, император и его министры были среди людей. Он был удивительным образом спасен, хотя его друзья и их лошади были убиты. Начались производиться аресты всех присутствующих. Эту сцену невозможно описать: тела убитых и покалеченных скинули в реку, а снег и лед были окрашены кровью человеческих жертв. Кости раненых, которые еще можно было бы вылечить, были сломаны. Пушка была очень большая, ее вели восемь специально тренированных лошадей. Сцена была ужасная36.

Подобным же образом Принс, переплетая реальность и вымысел, описывает следовательский процесс и казнь декабристов, выставляя себя ее непосредственным свидетелем.

Тюрьмы были переполнены, тридцать лидеров заговорщиков были осуждены на одиночное заключение, двадцать шесть из них умерли, а четверо были сожжены. Была построена площадка, и преступников поставили под нее. Каждый был заключен в железные цепи, представляя самое ужасающее зрелище. Священник также присутствовал здесь, чтобы облегчить их последние минуты перед смертью. После этого по преступникам был дан огонь [sic!], и эти храбрые люди погибли. Других били кнутом, в том числе и принцесс и дам высокого ранга, которых пороли в своих домах. Те, кто остались живы, были отправлены в Сибирь37.

Автор со скорбью вспоминает, что наказание «производит сильное, душераздирающее впечатление, так как [правительство] отрывает их [осужденных] от своих близких и родных, а также запрещает брать с собой своих детей»38. Возможно, подобное благосклонное отношение к обеим сторонам конфликта проистекает из чувства христианского миролюбия и сострадания, характерного для жанра «невольничьего повествования» вообще и для Нэнси Принс в частности.

* * *

Подводя некоторые итоги, необходимо подчеркнуть, что рассмотрение американского взгляда на восстание декабристов должно происходить в контексте более широкой проблемы — изучения появления и трансформации представлений о России в США в первой трети XIX в. в целом. Письма Миддлтона из Санкт-Петербурга хотя и информируют его собеседника о самом восстании и ходе расследования его причин, но имеют и другую цель — возобновление дискуссии о возможности модернизации России. В этом смысле американский посол представляется пессимистом, не верящим, что, по крайней мере, в ближайшем будущем «национальный характер» русских будет возможно исправить. Высоко оценивая реформаторский вклад Александра I и надеясь на нового императора как продолжателя дела брата, «единственным европейцем» в России, по мнению Миддлтона, остается правительство.

Совсем иначе восстание выглядит в воспоминаниях американки Нэнси Принс, жившей в то время в российской столице. В отличие от Миддлтона она не помещает событие в контекст модернизационного дискурса, но зато осмысливает его как христианскую трагедию. Кроме того, особенностью «свидетельств» афроамериканки является то, что она, не являясь, по-видимому, непосредственным очевидцем событий, передает в своих мемуарах «уличную» версию восстания 14 декабря 1825 г., полную легенд и вымыслов.

Примечания

  • Карацуба И., Курукин И., Соколов Н. Выбирая свою историю. Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов. М.: АСТ, 2015. С. 285.
  • Malia M. Russia under Western Eyes. From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, MA: Harvard University Press. 1999. P 92-93.
  • Lang D.M. The Decembrist Conspiracy through British Eyes // American Slavic and East European Review. 1949. Vol. 8. No. 4. Dec. P 262-274.
  • См., например: Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку: 1732-1799. М.: Междунар. отн., 1991. С. 515-522.
  • Raeff M. An American View of the Decembrist Revolt // The Journal of Modern History. Vol. 25. No. 3 (Sep., 1953). P. 286-293.
  • Бушкович П. Генри Миддлтон и восстание декабристов. Ч. 1-2 // Родина. № 615 (4). 2015. Примечания. Электронный ресурс — режим доступа, https://rg.ru/2015/04/21/rodina-middlton.html, свободный.
  • Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.
  • Донесение 30 января 1826 г. / 11 февраля 1826 г. // Там же.
  • Трубецкой С.П. — князь, полковник лейб-гвардии Преображенского полка, избран Северным обществом диктатором. 14 декабря 1825 г. на Сенатскую площадь не явился, что стало одной из причин неудачи восстания. Подробнее см.: Гордин С. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л.: Лениздат, 1989. С. 336-346.
  • Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.; Связи декабристов и французских либералов рассмотрены в книге: Парсамов В.С. Декабристы и Франция М.: РГГУ, 2010.
  • Сначала в связи с колебаниями великого князя Константина Павловича, а затем — с необходимостью проведения переприсяги. Так, например, великому князю Михаилу Павловичу, согласно записям М.А. Корфа, лишь после допроса С.П. Трубецкого «сделалось известным существование обширного и сложного заговора, которого он нисколько не подозревал, приписывая дотоле все случившееся единственно уклонению от новой присяги», см.: Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 62.
  • Донесение 21 декабря 1825 г. / 2 января 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.
  • Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.; Болховитинов Н.Н. Указ. соч. С. 516-517.
  • Dispatch [unnumbered] 26 December 1825 / 7 January 1826 / Raeff M. Op. cit. P. 289. Footnote.
  • Донесение 26 декабря 1825 г. / 7 января 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.
  • Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.; По расчетам М.В. Нечкиной пяти сотен человек достигло только число арестованных офицеров: Нечкина М.В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 2. С. 394-395.
  • Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч. Примечания.
  • Бушкович П. Указ. соч.
  • См.: Курилла И.И. «Русские праздники» и американские споры о России в 1813 г. // Россия и США: Познавая друг друга: Сборник памяти академика Александра Александровича Фурсенко. СПб., 2015. С. 168-179; Панов А.С. Война 1812 г. в дискурсе идентичности русских и американцев (на основе «Переписки о России Р.Г. Харпера и Р. Уолша) // Война в американской культуре: тексты и контексты [Сб. ст.] / Под ред. В.И. Журавлевой, И.В. Морозовой, Х.Б. Фернандеса. М.: РГГУ, 2017. С. 38-50; Shulim J.I. The United States Views Russia in the Napoleonic Age // Proceedings of the American Philosophical Society, Vol. 102, No. 2, 1958. P. 148-159; Nagengast W.E. The Stalingrad of 1812: American Reaction toward Napoleon’s Retreat from Russia // The Russian Review. 1949. Vol. 8. No. 4. P. 302-315.
  • Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.
  • Там же.
  • Там же.
  • Raeff M. Op. cit. P. 288.
  • Донесение 30 января / 11 февраля 1826 г. // Бушкович П. Указ. соч.
  • Подробнее о Нэнси Принс см.: Morozova I.V. Perception of Russia in A Narrative of the life and Travels of Mrs. Nancy Prince // Russian- American Links: African-Americans and Russia. St.-Petersburg, 2009. P 13-26.
  • Подробнее об арапах см.: Плешков В. «Чернотелый человек жарких стран». Американские негры при дворе российских императоров // Родина. 2003. № 3. С. 46-49; Blakely A. The Negro in Imperial Russia: A Preliminary Sketch // The Journal of Negro History. 1976. Vol. 61. No. 4. P 351-361.
  • См.: Кудряшев К.В. Народная молва о декабрьских событиях 1825 г. // Бунт декабристов. Юбилейный сборник: 1825-1925. Л.: Былое, 1926. С. 311-323; Сыроечковский В.Е. Московские «слухи» 1825-1826 // Каторга и ссылка. 1934. № 3; см. также: Нечкина М.В. Декабристы. М.: Наука, 1982. С. 141-152.
  • National Intelligencer. April 8. 1826. № 3890.
  • Niles’ Weekly Register. April 29. 1826.
  • Удлер И.М. Афроамериканские «Невольничьи повествования» как документальный источник истории рабства в США // Вестник ЧелГУ. 2009. № 5. С. 118-123; Она же. Типологические черты «Невольничьего повествования» и «Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» (1845) // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2010. №1 (5). С. 44-53.
  • Первое издание «Повествования…» увидело свет в 1850 г.
  • На самом деле похороны Александра I прошли 13 марта 1826 г.
  • [Prince N.] Narrative of the Life and Travels of Mrs. Nancy Prince. Boston. 1853. P. 32.
  • Вероятно, под «премьер-министром и управляющим городом» подразумевается один человек — генерал-губернатор М.А. Милорадович. Сам же император лично не выезжал на переговоры с восставшими. Принс, вероятно, путает его с великим князем Михаилом Павловичем.
  • Prince N. Op. cit. P. 32.
  • Ibid. P. 33.
  • Ibid. P. 34.