Русские в Америке: общественные, культурные, научные контакты в 1870-х годах

В истории взаимоотношений России и США прошлого века 1870-е годы были отмечены в основном позитивным развитием. Тому были существенные причины.

Благожелательная позиция России во время войны США за независимость, англо-американской войны 1812 г. и гражданской войны в США 1861—1865 гг. способствовала тому, что дипломатия североамериканской республики занимала в целом конструктивную позицию и во время решения Россией вопроса об отмене нейтрализации Черного моря в 1870—1871 гг., и во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Тенденции, которые проявились во внешнеполитических отношениях, не могли не влиять на развитие связей в иных областях, в частности в научной и культурной жизни русских и американцев.

Именно в это время увеличилось число русских, побывавших в заокеанской республике. Дальнейшее развитие получил очень важный аспект культурного общения двух народов — обмен официальными правительственными публикациями и научными изданиями. Русские ученые стали чаще посещать своих коллег за океаном, а американские — научные центры России.

Развитие обоюдовыгодных контактов не ограничивалось традиционными формами, а все больше охватывало литературу, музыку и другие сферы. Именно в эти годы имела место попытка русских и американцев совместно создать утопическую земледельческую коммуну в Канзасе, наметились первые контакты «Народной воли» с американскими передовыми общественными деятелями, а произведения И. С. Тургенева оказали заметное влияние на развитие американской литературы.

История русско-американских отношений свидетельствует о том, что, когда в культурных и научных связях между двумя странами преобладало взаимное стремление к сотрудничеству, оно устраняло разобщающие барьеры и приводило к плодотворному взаимообогащению обоих народов. Материалы предлагаемого читателю очерка из истории общественных, культурных и научных связей между Россией, и США подтверждают это.

В середине XIX в. эмиграции из России в США практически не было. В 1851 г., в Америку прибыл один русский эмигрант, в 1852 г. — двое и в 1853 г.— трое. Впервые число официально зарегистрированных российских подданных, прибывших в США в качестве иммигрантов, достигло 1 тыс. человек в 1872 г.

В течение 70-х годов число эмигрантов продолжало расти и в 1880 г. составило 5 тыс. человек. Всего за десятилетие 1871—1880 гг. в американский «плавильный котел» влилось 39 284 эмигранта из России1. Среди общей массы выезжавших из других стран Европы российская эмиграция была незначительной, составляя в среднем за десятилетие 1,7%.

Причины эмиграции из России были разные. Труженики, прослышав о возможности получить землю, мечтали о лучшей доле, другие спасались от политических и религиозных преследований, третьих не устраивала военная реформа, предусматривавшая всеобщую воинскую повинность.

Большинство переводных книг об Америке, с которыми знакомились потенциальные эмигранты, особенно из молодежи, создавали в их воображении приукрашенную картину положения в стране. Наслышанные или начитанные лишь о хороших сторонах американской жизни, они, как писал М. М. Владимиров, проживший в этой стране более четырех лет, «привыкли смотреть на Соединенные Штаты почти как на совершенство» 2. Тем большее разочарование охватывало русского, ступившего на американскую землю. «У нас считают долгом полагать, что там реки молочные, а берега кисельные,— с укоризной писал публицист Н. Славинский,— и никто не хочет допустить, что высшая цивилизация стремится к возможно большей сгруппировке капиталов в руках некоторых» 3.

Разоблачению легенд и мифов об американской Аркадии способствовали письма и путевые заметки многих русских людей, по тем или иным причинам оказавшихся в Соединенных Штатах в 70-е годы. Среди них были публицист Н. Славинский и будущий писатель Г. А. Мачтет, народник Н. П. Цакни и разорившийся помещик А. С. Курбский. Каждый из них во время длительного пребывания в США тесно соприкасался с жизнью русских переселенцев. В своих корреспонденциях на родину они сообщали о тех мытарствах и лишениях, с которыми столкнулись их соотечественники за океаном. «Вместо обетованной земли, ожидаемых благ начинаются на первых же порах тяжелая борьба за существование, ряд бедствий, минуты отчаяния,— писал Н. Славянский,— Без средств, без специальных сведений, без знания местного языка, иногда без права прибегнуть к единственной помощи — представителя нашего правительства — что можно предпринять, как прожить, как перебиться на первых порах?… Нашим соотечественникам оставалось, — продолжал Славинский,— подобно первоначальным пионерам Америки, пролагать себе путь своим лбом, без всякого постороннего содействия и участия, так как сочувствие американцев к нашим не так велико, чтобы они забыли свой эгоизм и протянули руку помощи» 4.

Из русских очевидцев, пожалуй, наиболее глубокий анализ американского общества 70-х годов и положения трудящихся дал Н. П. Цакни 5. В статьях под общим названием «Картины положения труда в Соединенных Штатах» на основе официальной статистики он показал, что «самый факт повсеместного высокого благосостояния рабочих классов в Америке… далеко не верен» 6. Даже Курбский, преуспевший отчасти в Америке и склонный в силу этого приукрашивать условия жизни и труда, не мог, однако, из общения с русскими переселенцами не сделать вывода о том, что «розовый взгляд на жизнь в Америке переходит в какое-то мрачное недоверие, почти в раскаяние»7. Тяжелая беспросветная жизнь приводила некоторых иммигрантов к тому, что они, исчерпав физические и духовные силы, решались наложить на себя руки и «тем покончить с нищетой», как это случилось с одним воспитанником Дерптского университет» после 10 лет попыток найти себе место «на земле обетованной» 8.

Часть русских эмигрантов после серии неудач и разочарований в приатлантических городах США двигалась на Запад и оседала на побережье Тихого океана, сосредоточившись вокруг русской епархии. Эта епархия образовалась из аляскинской группы русских колонистов, многие из которых после продажи Аляски в 1867 г. перебрались в Сан-Франциско. Здесь в начале 70-х годов были построены русская церковь и школа 9.

Трудная доля выпадала и тем русским переселенцам, кому в конце концов удавалось добраться до незаселенных мест на Западе, где еще можно было получить земельный участок — гомстед. Н. Ильин, проведший шесть месяцев в США и вернувшийся в Россию, сообщал в 1876 г., что большинство «наших соотечественников, бедствовавших в Нью-Йорке вследствие недостатка работы, стремились всеми силами добиться раз задуманной цели — устройства собственной фермы где-нибудь внутри страны»10. Вместе с тем значительная часть русских переселенцев, даже сумевших найти работу по сердцу или обзавестись фермой на гомстеде, томились тоской по родине и рано или поздно возвращались домой11. Но, пожалуй, самый интересный вид русской эмиграции связан с утопическими идеями, возникавшими в кругах прогрессивно настроенной молодежи.

В среде русского народничества в конце 60-х— начале 70-х годов была довольно популярна идея об устройстве различных ассоциаций и коммун. Но реакционная политика царского правительства и преследования полиции заставляли энтузиастов «мало-помалу отказаться от мысли устроить земледельческую коммуну в России» 12. Поэтому возникали различные проекты переселения в другие страны, главным образом в США. «В это время эмиграция в Америку,— отметил в «Истории моего современника» В.Т. Короленко,— влекла многих русских, мечтавших об американской свободе и о коммунистических опытах» 13.

В начале 70-х годов одна из групп киевских народников начала разрабатывать план переселения в США. Во главе этого кружка, названного американским, стоял Иван Дебогорий-Мокриевич. «В это время,— писал в мемуарах его брат Владимир, — замечалось вообще увлечение Америкой, американской жизнью, американскими свободными учреждениями; некоторые ездили туда, наблюдали тамошние порядки, писали о них в русских журналах»14.

В 1871 г. Иван Дебогорий начал подыскивать желающих участвовать в земледельческой коммуне, где все должны одинаково работать: там не будет наемных работников, и, следовательно, эксплуатации, физический труд объявлялся обязательным для всех участников коммуны, так как его считали единственно честным средством заработка. В поисках желающих отправиться в США «американский кружок» вошел в контакт с группой киевлян, распространявших среди молодежи книги социалистического характера и поддерживавших связи с петербургским кружком, который впоследствии стал известен как «кружок чайковцев»15. Вскоре «американский кружок» киевлян разросся до 20 человек, но лишь троим его членам удалось выехать в Америку— Г. Мачтету, И. Речицкому, А. Романько-Романовскому 16.

Участники «американского кружка» знали кое-что о США из публикаций в толстых русских журналах. Особенно их привлекали материалы, публиковавшиеся за подписью Вильяма Фрея. Под этим английским именем выступал русский аристократ, выходец из дворян Эстляндской губернии, Владимир Константинович Гейнс. Он прошел все стадии обучения военной профессии того времени в России. После Брест-Литовского кадетского корпуса и Константиновского военного училища Гейнс был зачислен в гвардию в Финляндский полк. Через два года поступил в Михайловскую артиллерийскую академию. Окончив ее с отличием, Гейнс, по рекомендации профессора академии полковника П. Л. Лаврова, получил место преподавателя математики в артиллерийском училище17. В 1862 г. поступил в Николаевскую академию генерального штаба по геодезическому отделению. После окончания академии перед ним открылись блестящие перспективы быстрого восхождения по лесенке военной карьеры. В 25 лет он уже носил погоны капитана, был зачислен в генштаб, прикомандирован для занятий к Пулковской обсерватории18.

Еще в период учебы Гейнс познакомился с сочинениями А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, а также с трудами социалистов-утопистов Ш. Фурье и Р. Оуэна19. Если верить биографу Гейнса, то одно время будущий артиллерийский офицер даже посещал какое-то «тайное общество»20. Но соприкосновение молодого Гейнса с революционным движением если и имело место, то было, по-видимому, очень незначительным и поверхностным. По воспоминаниям посетившего его в США Г. А. Мачтета, когда речь зашла о русских революционерах, «в поднявшемся споре он (Гейнс.—Г. К) положительно начал топтать все великие имена подвига, ума, самоотверженья, называя их «себялюбцами», действующими из одного неодолимого желания «коноводить», так или иначе получать популярность среди «глупой толпы»» 21.

Тем не менее знакомство Гейнса с передовой русской общественно-политической мыслью середины XIX в., а, может быть, в большей степени с трудами великих социалистов-утопистов сказалось на восприятии молодым офицером окружавшего его мира и общества. Его не соблазнили ни блестящая карьера военного, ни материальные выгоды. Более того, он стал ненавидеть военную профессию, войну и все, что связано с ней. Капитан генштаба, как писал его биограф, задумал преобразовать барски буржуазную жизнь в народно-трудовую, чтобы «не было не только господи рабов, но и хозяев, и батраков, и чтобы все были хозяевами» 22. Увлечение проектами социалистов-утопистов и ознакомление с вышедшей в то время книгой В. Диксона «Новая Америка»23 навели его на мысль отправиться в Америку, чтобы вступить там в одно из коммунистических обществ, стремившихся к лучшей жизни для массы страждущих и угнетенных. Вместе с женой М. Е. Славинской, которая была воодушевлена такими же стремлениями, Гейнс прибыл в Нью-Йорк в 1867 г. Здесь он официально принял американское гражданство, сменил имя и фамилию на Вильям Фрей. В Петербурге приняли его отставку.

Однако очень быстро привезенные из России деньги кончились и начались поиски работы. Одна из оружейных фирм Новой Англии, выполнявшая заказы царского правительства, сделала Гейнсу (по просьбе одного русского офицера, узнавшего о той, что семейство Гейнсов находится в беспросветной нужде) выгодное предложение, но Гейнс ответил, что он порвал с военной карьерой еще в России из-за того, что ненавидит все, имеющее какое-либо отношение к истреблению людей, и поэтому не может работать в фирме, которая наживается на войнах. В Новом Свете российскому аристократу пришлось, по его собственным словам, пройти «все степени черного труда». «Был земледельцем, уборщиком… Вся моя жизнь в Америке,—засвидетельствовал он в 1886 г.,— была полна самых тяжелых физических лишений»24.

Немного освоив живой английский язык, супруги Гейнс двинулись из Нью-Йорка на Запад, где в те времена быстро появлялись и так же быстро исчезали общины самого различного направления и характера. Их стремлением было отыскать и вступить в одно из «социалистических предприятий, имеющих целью улучшить жизнь не насилием и революцией, а личным примером лучшей жизни» 25.

После ознакомления с целями и бытом «библейских коммунистов» «Онеиды» (Миссури) Фрей отдал предпочтение другой общине—«Союз». По словам его друга, профессора Лондонского университета Э. С. Бизли, Фрей был «преисполнен в то время тем чрезвычайным энтузиазмом, который влечет иногда многих русских, принадлежащих к высшим классам, отказаться от выгод и удобств своего положения, чтобы разделить судьбу бедных людей… Русские энтузиасты одушевлены… горячим желанием улучшить положение бедных, обездоленных классов. Что бы ни думали о принципах этих людей, но нельзя не удивляться их искренности и энтузиазму»26. В «Союзе» Фрей с женой прожили около года, до распадения самой общины. Свои американские впечатления и переживания он излагал в статьях и заметках, направлявшихся им главным образом в «Отечественные записки». Это делалось по рекомендации редактора «Недели» П. И. Бокова, который принял во внимание не только общее направление и характер некрасовского журнала, но и более высокие ставки гонорара 27.

Следует отметить, что участие Фрея в «коммунистических» опытах в Америке было бы невозможно без материальной помощи богатых родственников из России, в частности старшего брата А. К. Гейнса28, регулярно высылавшего ему деньги. Когда в Миссури у Фреев родилась дочь Белочка, А. К. Гейнс отправил в Америку солидную сумму денег специально, чтобы «обеспечить «продовольствие» Белочки покупкою дойных коров, сахара, чая и т. д.»29. Вслед за этим А. К. Гейнс писал Фрею: «Когда ты немного станешь на ноги, послушай моего совета, пустись в коммерческие предприятия и добывай деньги» 30.

В начале 1871 г. в штате Канзас вместе с американцем Бриггсом Фрей основал «Прогрессивную коммуну» с целью выработать «идеальный строй жизни» 31. В нее вступили американцы и русские. Среди выходцев из России американский исследователь Ч. Нордхоф упоминает, не называя их имен, астронома и «известного скульптора»32. Около восьми месяцев в коммуне Фрея проработал участник «американского кружка» в Киеве Г. А. Мачтет, оставивший интересные литературные зарисовки труда, быта и морального состояния русских общинников. Путешествуя затем по Штатам, Мачтет на собственном опыте познал тяжелый труд батрака и чернорабочего, многое увидел и многое понял. Натерпевшись всевозможных лишений и горя, он вместе с И. Ф. Речицким вернулся на родину 33. Основываясь на литературных трудах и переписке Мачтета, его биограф так определил влияние двухлетнего пребывания в США на будущего писателя: «Мачтет убедился, что и в стране всемогущего доллара и бизнеса он не найдет наисовершенных форм человеческого общежития, не найдет осуществления своих политических и социальных идеалов… Его неудержимо влекло на родину в надежде там приложить свои силы и послужить родному народу» 34.

Участники «Прогрессивной коммуны» жили в «жалкой хибарке с щелями в стенах и с адским холодом внутри. Потолка не было. Вверху была только щелеватая крыша»35. Они испытывали недостаток не только в пище, но и в одежде, обуви, сельскохозяйственном инвентаре, инструментах, посуде. Фрей и его жена ходили в солдатских шинелях, купленных за бесценок при распродаже содержимого интендантских складов, оставшегося со времен гражданской войны. Сам Фрей, воодушевленный возможностью осуществить свои идеалы, стоически переносил невзгоды и лишения, но его жена тяготилась такой общиной и «многое твердо и ясно отрицала в ней»36. В 1873 г. Мачтет сообщил брату Фрея в Петербург о нуждах «Прогрессивной коммуны», и вскоре из России в Канзас были посланы вещи, инструменты и утварь, указанные Мачтетом 37.

Пока Фрей и Бриггс в Канзасе прилагали усилия для налаживания «идеального строя жизни» русско-американской «Прогрессивной коммуны», в Центральной России составилась новая группа желавших основать в Америке «свободную коммуну». Наиболее заметной фигурой в ней был Н. В. Чайковский. Юношей он принимал участие в студенческих сходках и весной 1869 г. вступил в революционный кружок М. А. Натансона и В. М. Александрова. Эта организация с середины 1871 г. в значительно расширенном виде сделалась известной под названием «кружка чайковцев». Он вел революционную пропаганду среди петербургских рабочих, принимал участие в «хождении в народ». Однако вскоре народническая организация была разгромлена.

Самому Чайковскому удалось скрыться, но полиция вела его поиски. Странствуя, 24-летний Чайковский встречался с некоторыми участниками местных революционных кружков (в Киеве, Воронеже), охваченными под впечатлением разгрома «чайковцев» религиозно-фаталистскими настроениями. В Орле Чайковский познакомился с сектантом-богостроителем А. К. Маликовым. Последний происходил из простой крестьянской семьи во Владимирской губернии, но недюжинные способности позволили ему с отличием закончить Московский университет. Все, кто с ним сталкивался, отмечали его образованность и красноречие 38. Чайковский увлекся утопическими идеями Маликова о создании новой религии и отошел от революционного движения. Для осуществления новой религии на практике решено было ехать в Америку и отыскать там общину В. Фрея 39.

На призыв Чайковского и Маликова отправиться в Америку для создания трудовой общины откликнулся, кроме нескольких «богочеловеков» — последователей Маликова, ряд участников революционно-народнического движения, которых усиленно разыскивала царская охранка. В их числе были организатор московского «кружка чайковцев» С. Л. Клячко 40 с женой, «печаевцы» Владимир и Наталья Святские (Райт). Летом 1875 г. первым прибыл в Нью-Йорк Чайковский. Осенью того же года переплыли океан Маликов с женой и детьми, супруги Клячко, В. И. Алексеев с семьей и братом, чета Святских, Брузвич из Орла, Лидия Эйгоф из Самары, И. Л. Линев — всего 15 человек 41.

После сбора всей группы в Нью-Йорке Чайковский (принявший имя Н. Грей) и Маликов отправились в Канзас для переговоров с Фреем, который звал их примкнуть к «Прогрессивной коммуне». Но, посмотрев на жалкую картину житья-бытья Фрея и его товарищей, два «богочеловека» решили основать собственную общину и пригласили Фрея с семьей перебраться к ним. Вскоре Фрей с легким сердцем расстался со своим детищем из-за расхождений с американскими участниками коммуны, стремившимися превратить общину в коммерческое предприятие 42.

По совету Фрея группа Чайковского-Маликова приобрела земельный участок в Кедровой долине Канзаса близ г. Уичито. Они соорудили временное жилище, вспахали поле под кукурузу и пшеницу. Вскоре участники «Коммуны Кедровой долины» начали жаловаться на скудость и однообразие пищи, поскольку Фрей, задававший тон всей жизни колонистов, настойчиво проповедовал необходимость вегетарианства. В общине запрещалось употребление мяса, алкогольных напитков, кофе, чая, сахара, соли. Считалось, что на питание должны идти продукты в их естественном виде, и поэтому Фрей стремился упразднить даже приготовление пищи на огне. Квашеного теста он не признавал, и хлеб пекли без соли из замешанной на воде простой муки. Из печи вынимались какие-то колючие, твердые лепешки, которые общинники окрестили «гигиеническими шишками Фрея» 43.

Получилось так, что никто из приехавших не владел немудреным, но жизненно необходимым в таких условиях плотничьим, столярным или слесарным делом. Поэтому постройки вышли неуклюжими, непрактичными и холодными. Не было и навыков к физическому труду в поле и в усадьбе. Никто не знал, как обращаться с домашними животными. Лошадей не умели запрягать, а коров — доить. Не имели понятия, как и где нужно хранить продукты. В общине обнаружились несогласия, споры44. Помимо экономической деятельности, члены коммуны в Канзасе, по примеру других американских общин, большое внимание уделяли духовному самосовершенствованию. Для этого раз в неделю созывались собрания, на которых подвергались публичной критике действия и поступки общинников. Хотя такие собрания стремились проводить в дружественном тоне, тем не менее нередко возникали обиды и дрязги, что вело к подрыву самих основ общины45.

Большое влияние на настроение оказывали также переживания, связанные с пребыванием в чужой стране и непривычной обстановке. Многие лелеяли мечту о возвращении в Россию. Вот как вспоминал об охвативших его чувствах Мачтет при встрече с Фреем в Америке. «И он, и я — мы давно не видали родины, жили долго среди совершенно новых и чуждых условий, других людей, других понятий. Но при встрече здесь, под этим новым небом, на этой широкой воле, первое слово наше было «Россия». Только в такие минуты познаешь, как сильно, страстно любишь то, что вскормило, взлелеяло, воспитало и создало тебя, с чем ты сжился, что ты научился понимать»46. Многие участники «Коммуны Кедровой долины» испытывали сильнейшие приступы: тоски по родине, несмотря на то что некоторых ожидала там тюрьма и ссылка за революционную деятельность. М. Алданов, ознакомившийся с бумагами и перепиской Фрея и других общинников, пришел к выводу, что «Америка оказалась для них холодною и замкнутой мачехой» 47.

Опыт «Коммуны Кедровой долины», как и других утопических общин, наглядно- подтверждал марксистское положение о невозможности осуществить отдельные социалистические проекты без коренной ломки старого строя.

Узнав о создании «Коммуны Кедровой долины» и участии в ней Фрея, П. Л. Лавров: выступил с интересным суждением об утопичности начинаний такого рода (еще ранее он подверг резкой критике Фрея за его проповедь «позитивной религии человечества»). В 1875—1876 гг. Лавров писал: «Допущение метафизических представлений, что социалистическая идея победит мир, как только она проявится в каком-нибудь фаланстере, в какой-нибудь Икарии или в Коммуне Ceder Vale (Кедровой долины. — Г. К.), что немедленно миллионеры и короли придут на помощь этой истинной идее, во имя одной ее теоретической истины, и что «гармоническое общество» осуществится само собой, без кровавой борьбы за него — выталкивает социализм из мира реального в мир идеалистов-философов… Во имя личного достоинства убежденный социалист нашего времени должен отрицать всякую примесь религиозного элемента в своем учении, должен опираться на науку, должен изучать реальные факты и должен готовиться к реальной борьбе за свое знамя, к борьбе, которая в своих материальных условиях не может отличаться ни от какой иной исторической борьбы» 48.

Вскоре «Коммуна Кедровой долины» стала распадаться. Признаки ее упадка еще в 1876 г. отметил Н. Ильин, гостивший в общине осенью того года 49. Большинство ее участников уже летом 1877 г. отправились домой. Другие, хлебнув еще немало страданий в Америке и Европе, также рано или поздно вернулись в Россию. На чужбине остались лишь Фрей и Чайковский. Фрей, вся жизнь которого, по его словам, «была полна… самых гнетущих разочарований в социальной деятельности»50, продолжал понемногу хозяйничать в усадьбе «Коммуны Кедровой долины» и «хранить ключи» для беглецов, возвращение которых он считал неизбежным.

Фрей продержался в Америке еще 7 лет. С 1885 г. он с семьей поселился в Лондоне, а в 1886 г., с разрешения властей, пробыл несколько месяцев в России в качестве американского гражданина51. В октябре 1886 г. он около недели гостил в Ясной Поляне, пытаясь обратить Л. Н. Толстого в свою веру, а затем сочинил ему длинное письмо,, где изложил свои основные принципы52. Несмотря на все лишения, невзгоды и разочарования, постигшие его за океаном, Фрей во время пребывания в Петербурге подчеркивал, что за 18 лет жизни в США он научился многому хорошему и оставил Америку с чувством признательности к стране, усыновившей его, к многим американцам, которые «живут вовсе не для доллара, а для других людей»53.

Когда летом 1877 г. большинство участников «Коммуны Кедровой долины» собрались ехать домой, у Чайковского не оказалось денег на железнодорожный билет, и он из Канзаса пешком добрался до Филадельфии. Здесь, чтобы не умереть с голоду, он стал чернорабочим на верфи и сахарном заводе, затем около года прожил в одной религиозной общине. В 1878 г. приехал в Париж и затем с 1880 г. около четверти века провел в Лондоне54. В 1880 г. Чайковский писал из Лондона коллеге по канзасской коммуне: «Голод — вот наша болезнь и общая болезнь русской эмиграции здесь. Уже два месяца, как мы все пятеро буквально не знаем, будем ли что-нибудь иметь, чтобы пожевать завтра. А мои бедные дети? Об этом больно даже говорить. Да ты сам все это знаешь»55.

В 70-х годах XIX в., как и прежде, основное внимание русской читающей публики в сфере зарубежной политики, истории, философии, экономики, науки и искусства уделялось странам Западной Европы, главным образом Франции, Германии и Англии. Однако события 60-х годов — гражданская война и освобождение негров-рабов в США, отмена крепостничества в России, взаимные визиты военно-морских эскадр — все это повысило интерес русских и американцев друг к другу и открыло более активную полосу во взаимоотношениях национальных культур.

Творчество таких великих писателей, как Тургенев, Достоевский и Толстой производило огромное впечатление на весь цивилизованный мир и вызывало непрекращавшийся энтузиазм читающей публики. Английский литературный критик и публицист того времени Арнольд Беннет составил список 12 лучших художественных произведений второй половины XIX в., и все они без исключения принадлежали русским писателям56. До середины XIX в. ознакомление американских читателей с русской литературой было весьма поверхностным и фрагментарным. В ряде журналов время от времени печатались обзоры и краткие аннотации. Переводы с русского появлялись довольно редко. Художественная литература США в значительной степени развивалась под влиянием английской. В 50—60-е годы XIX в. непререкаемыми авторитетами для американцев служили Ч. Диккенс и У. Теккерей.

Первым русским писателем, привлекшим к себе внимание довольно широкого круга американцев, был И. С. Тургенев. Вначале ознакомление с его творчеством происходило по французским переводам и было весьма ограниченным.

Первое крупное произведение Тургенева на английском языке вышло не в Англии, а в США. Это был роман «Отцы и дети». Его перевод с русского и частично с французского и немецкого изданий был осуществлен американцем Ю. Скайлером, проникшимся огромным интересом и уважением к России после визита русских военных эскадр в США в годы гражданской войны. Перевод был закончен весной 1867 г., и в начале осени того же года в Баден-Бадене 27-летний переводчик вручил автору четыре экземпляра романа в английском переводе. В предисловии Скайлер выражал надежду, что выход знаменитой русской книги в США «будет в какой-то мере способствовать более близкому знакомству двух великих наций»57. Тургенев снабдил Скайлера рекомендательными письмами к друзьям в России, отметив, что американец «живо интересуется всем русским, знает наш язык»58.

Публикация романа «Отцы и дети» в Нью-Йорке в 1867 г. прошла почти незаметно. Интерес к творчеству Тургенева возрос в начале 70-х годов, что потребовало переиздания романа в Нью-Йорке в 1872 и 1883 г., а затем — в Лондоне в 1888 г. В дальнейшем популярность Тургенева за океаном росла с каждым годом. Его произведения встретили самый сердечный прием и читались в Америке намного более широким кругом читателей, чем в Англии. Если в 1868—1879 гг. в Англии было осуществлено восемь переводов тургеневских сочинений, и среди них три романа, то в США за те же годы было издано 21 произведение Тургенева, в том числе романы и повести: «Отцы и дети» (два издания), «Дым» (1872 г.), «Дворянское гнездо» под названием «Лиза», «Рудин», «Вешние воды» (1873 г.), «Ася», «Новь» (1877 г.)59.

В США начался длительный период увлечения Тургеневым. Литературные критики и писатели Нового Света восхищались художественным мастерством и реалистической манерой Тургенева. К проживавшему в Париже Тургеневу началось паломничество американцев. Писатель Генри Джеймс вспоминал о встречах с великим русским романистом: «Это был самый доступный, самый доброжелательный гений, которого мне посчастливилось видеть. Он был так прост, так естественен, так скромен… Он был далек от наших англосаксонских, протестантских и моралистических норм и условностей и судил о вещах с такой свободой и непринужденностью, что это всегда меня вдохновляло»60. Джеймс подчеркивал, что Тургенев, которому пришлось провести свои лучшие годы за границей, никогда не переставал жить интересами России и своего народа, в чьи могучие силы он беспредельно верил. «Его гений является для нас славянским гением, его голос —это голос многомиллионного народа, который мы неясно представляем себе, но относительно которого все больше проникаемся уверенностью, что настанет его черед выйти на арену мировой цивилизации и подняться над сумрачными просторами севера. Многое в его произведениях заставляет верить в это, и, безусловно, он сумел выразить темперамент своего народа с изумительной живостью»61.

Некоторые критические статьи в журналах США отмечали сходные черты в положении и развитии двух стран. Часто проводилась аналогия между рабством и крепостничеством. В этой связи американским читателям сообщалось, что тургеневские «Записки охотника», направленные против крепостничества, вышли в свет в том же году, что и антирабовладельческая повесть Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».

Ознакомление с произведениями русских классиков явилось творческим стимулом для американских писателей, выступавших за реалистическое изображение действительности. Один из родоначальников реалистического романа в США Уильям Дин Хоуэллс, подчеркивая новаторскую роль Н. В. Гоголя, писал, что русские литераторы «последовали за Гоголем и учились у него, как ныне весь мир должен учиться у них»62. Говоря о Тургеневе, Хоуэллс вспоминал: «Признание всего величия романов Тургенева произошло в середине 70-х годов. «Дым», «Лиза», «Накануне», «Рудин» и «Вешние воды» — одно произведение за другим — проходили через мои руки и… они возбудили во мне к их автору на всю жизнь глубочайшее литературное влечение… Жизнь показалась мне совсем в другом цвете после того, как я однажды прочитал Тургенева. Она стала более серьезной, более ужасной и налагала какую-то мистическую ответственность, о которой я не знал прежде. Мои веселые американские представления окунулись в огромную меланхолию терпеливого, доверчивого и загадочного славянина. В то же время благодаря ему природа заиграла предо мной невидимыми до этого гранями»63.

Великий поэт Америки Уолт Уитмен восхищался Тургеневым как «чудесным рассказчиком». Г. Джеймс, отмечая его благотворное влияние на художественную литературу США и всего мира, подчеркивал, что не только он сам, но и ряд ведущих литературных критиков США признавали Тургенева «первым романистом нашего времени»64

Колоссальный успех Тургенева в Америке подготовил почву для восприятия произведений Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, а затем и других русских писателей. Как раз в исследуемый период Тургенев «все более и более принимает на себя обязанности популяризатора русской литературы на Западе, посредника между русской культурой и культурой западных стран, включая Северную Америку»65. Именно он был первым, кто сделал попытку открыть Льва Толстого для Америки. Еще во время встречи со Скайлером в Баден-Бадене в 1867 г. Тургенев посоветовал ему перевести на английский язык повесть Толстого «Казаки», которую считал «прелестнейшим и совершеннейшим произведением русской литературы»66. Но последовавшее вскоре назначение Скайлера на дипломатический пост в С.-Петербург отвлекло его от переводческой деятельности (он сначала пробовал перевести один из «Севастопольских рассказов»), и английский перевод «Казаков» был завершен им лишь спустя 10 лет, в 1878 г.67. Однако повесть «Казаки» не произвела сильного впечатления в Америке68 и ничуть не поколебала установившегося там «культа Тургенева, переросшего во всеобщее увлечение» 69. Лишь позднее, начиная с середины 80-х годов, властителями дум читающих американцев стали Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский.

В свою очередь писатели России следили за развитием художественного творчества в Новом Свете. Тургенев особенно ценил У. Уитмена, Н. Готорна и У. Д. Хоуэллса70. Известен его положительный отзыв о романе последнего «Случайное знакомство» (1873 г.) 71. Л. Н. Толстому также нравился Хоуэллс, а с годами он все более обнаруживал в поэзии Уитмена «нечто такое, что действительно прекрасно»72. Внимание Толстого привлекали сочинения Р. У. Эмерсона, Д. Г. Уитьера, Г. Торо, а позднее Г. Джорджа и Э. Беллами. Лучшим произведением Г. Торо он считал трактат «О гражданском неповиновении» и весьма сдержанно отзывался об основном труде американского писателя «Уолден, или жизнь в лесу», находя, что это произведение «умышленно оригинально, задорно, неспокойно» 73. Но и Тургенев, и Толстой полагали, что уровень основной массы литературных произведений в США 60—70-х годов XIX в. оставлял желать лучшего, а причину этого усматривали в подражании английским писателям.

В России, пожалуй, быстрее и глубже, чем в какой-либо другой стране, были оценены по достоинству художественная индивидуальность Ф. Брет-Гарта и гуманистическая направленность его творчества. Талант Брет-Гарта как новеллиста отмечали Г. И. Успенский и М. Е. Салтыков-Щедрин 74. Недюжинный ум американского писателя и его достоинства восторгали Н. Г. Чернышевского: «Сила Брет-Гарта в том, что он при всех своих недостатках человек с очень могущественным природным умом, человек необыкновенно благородной души и — насколько при недостаточности запаса своих впечатлений и размышлений понимает вещи,— выработал в себе очень благородные понятия о вещах. И, например, его «Миггельс» — рассказ, очаровательный своей гуманностью»75. Брет-Гарт, встретив у себя на родине равнодушие, граничащее с враждебностью, вынужден был покинуть США и окончил жизнь на чужбине. Наполовину забытый в Америке, он мог радоваться тому, что в России было издано шеститомное собрание его сочинений76.

Большой интерес к американской литературе середины XIX в. проявили русские революционные демократы. Так, представитель революционного народничества П. JI. Лавров превосходно знал произведения Эмерсона, Уитьера, Лоуэлла, Уитмена и Лонгфелло, которому — «одному из самых известных поэтов Америки»77 — он посвятил обширный критический очерк. Революционных демократов особенно привлекали те произведения Лонгфелло, где он выступал против порабощения и расового гнета, религиозного ханжества и изуверства. Цикл его стихов «Песни о рабстве» был переведен на русский язык поэтом-революционером М. Л. Михайловым. Несмотря на свирепую цензуру, Н. А. Некрасову удавалось помещать эти стихи на страницах «Современника». В одном из номеров журнала, вышедшем накануне войны между Севером и Югом, Михайлов в следующих словах отметил политическую злободневность стихов Лонгфелло о рабстве: «Они проникнуты горячим чувством негодования и полны горьки укоризн свободной стране, которая до сих пор не может смыть с себя черного пятна невольничества. Картины богатой и щедрой природы, посреди которой совершаются оскорбляющие человечество несправедливости, сообщают еще более силы песням Лонгфелло» 78.

К началу 70-х годов в России имя Лонгфелло было довольно широко известно читающей публике. Многие лучшие его стихи печатались в журналах и отдельными сборниками, хотя полный перевод самой прославленной его поэмы «Песнь о Гайавате», осуществленный И. А. Буниным, вышел в 1898 г., через 16 лет после смерти поэта. В 1873 г. Лонгфелло был избран в члены российской Академии наук 79. Это был первый американский поэт, удостоенный такой чести.

Современники отмечали живой интерес Лонгфелло к русской поэзии, искусству, истории, природе. Он даже начал брать уроки русского языка у итальянца, жившего прежде в Москве, но из этой затеи ничего не вышло. Поэт был много наслышан о России, в частности и от одного из своих сыновей, который объездил почти все страны Европы и Азии и посетил ряд русских городов. «Лонгфелло расспрашивал меня…— вспоминал русский путешественник Ю. В. Арсеньев,— о нашем русском гостеприимстве, о ясных морозных ночах, когда несешься на лихой тройке по бесконечной снежной равнине и смотришь на безоблачное зимнее небо, усеянное созвездиями севера» 80. В изданной Лонгфелло в конце 70-х годов 31-томной антологии, составленной из поэтических описаний природы различных уголков земного шара, отдельный том (20-й) был целиком посвящен России81.

В упомянутой ранее критической статье Лаврова, посвященной главным образом творчеству Лонгфелло, даются краткие, но очень интересные характеристики другим выдающимся поэтам Северной Америки, которые, по мнению автора, «несравненно более энергичны по выражению мысли»,— Уитьеру, Лоуэллу, Уитмену 82. В России широка» публика тогда почти совсем не знала их.

С творчеством одного из этих поэтов — Уитмена Тургенев, высоко ценивший его поэтический дар, намеревался познакомить русских читателей еще в начале 70-х годов. В ноябре 1872 г. он сообщил П. В. Анненкову, что собирается послать в «Неделю» «несколько переведенных лирических стихотворений удивительного американского поэта Уальта Уитмена (слыхали Вы о нем?) с небольшим предисловием. Ничего более пора-, зительного себе представить нельзя»83. Но, по всей вероятности, дальше перевода стихотворения «Бейте, бейте, барабаны!» дело не двинулось, а незавершенный перевод был опубликован почти 100 лет спустя84.

Не удалось претворить в жизнь и план издания на русском языке поэтического сборника «Листья травы», задуманного в конце 70-х — начале 80-х годов литератором Т. Роустоном. Во время переписки по поводу этого проекта Уитмен, в восторге от того, что с ним «войдут в эмоциональный контакт великие народы России», написал знаменитое «Письмо о России», которое предполагал опубликовать в качестве предисловия к книге стихов. Американский поэт писал в 1881 г.: «Вы, русские, и мы, американцы! Такие далекие и такие несхожие с первого взгляда, так различны социальные и политические условия нашего быта, такая разница в путях нашего нравственного и материального развития за последние сто лет,— и все же в некоторых чертах, в самых главных, наши страны так схожи» 85.

Указав на ряд общих черт географического, этнографического и психологического свойства, присущих народам двух стран, Уитмен подчеркнул, что подспудная идея его книги и его заветная мечта заключаются в том, чтобы «поэмы и поэты стали интернациональны и объединяли все страны, какие только есть на земле, теснее и крепче, чем любые договоры и дипломатия»86. Однако прошло около четверти века, прежде чем стихи великого американского поэта появились в России. Поэтические переводы на высоком уровне были выполнены в начале XX в. К. Бальмонтом и К. И. Чуковским.

Честь художественному вкусу русской читающей публики делает то, что она сразу же заметила и оценила по достоинству Марка Твена; его первый роман «Позолоченный век» немедленно (через год после издания в США) был переведен на русский язык 87. В дальнейшем популярность М. Твена в России быстро росла. В России в конце XIX в. знали и читали сочинения М. Твена гораздо больше, чем на его родине.

В конце 60-х и в начале 70-х годов в США дал несколько концертов русский ходовой дирижер и композитор Ю. Н. Голицын (сын известного мецената и любителя музыки Н. Б. Голицына, по заказу которого Бетховен сочинил увертюру «Освящение дома» и три струнных квартета, известные как «голицынские»). Хоровая капелла, созданная Ю. Н. Голицыным в 1842 г. из крепостных крестьян, считается первым концертным русским хором. В литературе имеются, к сожалению, лишь крайне скудные сведения о концертах Голицына в США88.

Многое для развития интереса и симпатий к России в Америке сделали выступления русской хоровой капеллы под руководством Д. А. Агренева-Славянского89 в театрально- музыкальный сезон 1869/70 гг. Это было, как оповещали афиши в Нью-Йорке, первое со дня открытия Америки выступление русского народного хора. Капелла из 20 человек встретила восторженный прием нью-йоркцев в огромном зале — «Стэйнуэй-холле» (угол 14-й улицы и Юнион-сквер), принадлежавшем известному фабриканту музыкальных инструментов Стейнуэю и вмещавшем 3 тыс. зрителей. Участники спектакля в национальных костюмах с большим подъемом исполнили русские и украинские народные песни, а также «Херувимскую» композитора Д. С. Бортнянского. Наследующий день после первого концерта «Нью-Йорк трибюн», приветствуя «заатлантических друзей», писала: «Певцы имеют право гордиться; русские хоровые песни восхитительны; полнота чувств, духа и сердца при благородстве мыслей дают полное удовольствие, вы слушаете эти песни с чистой радостью» 90.

Капелла совершила гастрольную поездку по городам США и дала 175 концертов. Пожалуй, в первый раз задушевные русские народные песни прозвучали в профессиональном исполнении в концертных залах Хартфорда, Провиденса, Бостона, Буффало, Чикаго, Сент-Луиса91.

15 декабря 1869 г. состоялся дебют русской оперы в Соединенных Штатах. Афиши, расклеенные по Нью-Йорку, гласили: «Первый раз в Америке труппа императорского театра из С.-Петербурга. Опера А. Н. Верстовского «Аскольдова могила» в трех актах и четырех картинах. Великолепные костюмы, музыка и прочее — все из России» 92. Помещение французского театра в Нью-Йорке, арендованное русской труппой, было переполнено. Сверх программы оркестр исполнил увертюру к опере М. И. Глинки «Иван Сусанин». Зал был потрясен. А исполнение национального русского танца под звуки «Камаринской» привело нью-йоркцев в восторг.

На следующий день американские газеты писали о колоссальном успехе русской национальной онеры. Музыкальный критик отмечал в «Нью-Йорк сан»: «Русская оперная музыка не только приятна и занимательна, но и поучительна; ни рулад, ни фиоритур вы не услышите; все тихо, спокойно, естественно, с оттенком грусти, меланхолично, как и сама русская жизнь; как жалки все эти истасканные французские и итальянские оперы, с их шумным канканом и сладострастными сценами; за два часа пребывания в русской опере можно более научиться, чем за неделю — на лучших итальянских операх!»93.

Вслед за тем феноменальный успех выпал на долю основателя С.-Петербургской консерватории, выдающегося русского пианиста и композитора Антона Рубинштейна и профессора этой консерватории, замечательного польского скрипача и композитора Генрика Венявского. Великолепное, чисто с американским размахом «паблисити» получил А. Г. Рубинштейн. Еще за месяц до приезда его портреты красовались в витринах нью-йоркских магазинов и о предстоявших концертах оповещали все газеты 94.

Первое выступление музыкантов состоялось в том же «Стейнуэй-холле», где начали гастроли русские певчие из капеллы Агренева-Славянского. В авторском исполнении прозвучал четвертый концерт до-минор А. Г. Рубинштейна. На следующий день одна нью-йоркская газета писала: «Зал наполнился звуками до такой степени мелодичными, что даже те, кто ничего не понимали, невольно увлеклись этой мелодией… по окончании всей пьесы восторгу публики не было пределов»95.

После первого же концерта Рубинштейна и Венявского в Нью-Йорке оба музыканта были засыпаны цветами и увенчаны лавровыми венками. Американские любители музыки были очарованы волшебной игрой пианиста и скрипача-виртуоза. «Такой музыкальной недели, как эта,— писала одна американская газета,— не бывало в Нью-Йорке. Оба артиста завоевали себе первое место в ряду музыкальных знаменитостей, когда-либо посещавших Америку» 96.

За восемь месяцев музыкального сезона 1872/73 гг. они неоднократно пересекали США и дали несколько концертов в Канаде. В течение 240 дней артисты 215 раз выходили на сцену 97. Выступления Рубинштейна и Венявского оставили неизгладимое впечатление. Петербургские артисты высоко отзывались о музыкальности американцев98.

Однако на гостей произвели удручающее впечатление корыстолюбие и бесчеловечность дельцов, захвативших в свои цепкие руки мир искусства в США. Пианист и скрипач на время контракта поступили в полное распоряжение местного антрепренера. «Ну уж и не дай бог никогда поступать в такую кабалу! Здесь уже нет места искусству,— вспоминал впоследствии А. Рубинштейн.— Это чисто фабричная работа. Обращаешься в какой-то автоматический инструмент; артист теряет свое достоинство, он пропадает… Случалось, да и нередко, два-три раза в день давали мы концерты, и все в разных городах… Успехи и сборы были всегда полны, но все это настолько тяжело, что я просто стал презирать и себя, и искусство; все время был собой недоволен, так что, когда несколько лет спустя мне было сделано предложение повторить мой объезд Америки, причем предлагали гонорар в полмиллиона марок за это музыкальное путешествие, я наотрез отказался»99. А. Г. Рубинштейн, измотанный почти ежедневными концертами, не согласился продлить контракт и летом 1873 г. вернулся на родину_. Венявский гастролировал по Америке до середины 1874 г.

Взаимодействие культур народов России и США в сфере литературы и музыки дополнялось развитием сотрудничества в научной области. Это сотрудничество, начало которого восходит еще к XVIII в.,100 дало вполне конкретные результаты в следующем столетии. Примером тому могут служить научные поездки в Америку географа А. И. Воейкова, химика Д. И. Менделеева и других.

Целью поездки Воейкова в страны западного полушария было изучение атмосферных процессов и климата. В течение зимы 1873 г. он ознакомился с метеорологическими станциями Атлантического побережья США — Бостона, Нью-Хейвена, Нью-Йорка, Филадельфии — и их научными наблюдениями. Повсюду его встречал радушный прием. С апреля по октябрь 1873 г. Воейков путешествовал по центральным и западным штатам и Канаде101. Анализируя данные Колорадской метеостанции, Воейков обнаружил сходство климата Колорадо и Западной Сибири.

Широкое использование телеграфной связи и других усовершенствований повысили быстроту и точность разработки метеонаблюдений. Воейков с удовлетворением отметил, что «в Соединенных Штатах, менее чем через 12 часов после того как сделаны наблюдения по всей стране, готовы и разосланы карты, дающие ясное и наглядное изображение состояния погоды, и таких карт печатается три в сутки» 102. В течение семимесячного путешествия по Северной Америке Воейков собрал большое количество метеоданных и величин атмосферного давления на станциях США за период 1850— 1873 гг. У него сложились хорошие деловые связи со служащими метеостанций США 103.

От внимания русского ученого уже тогда не ускользнули печальные последствия хищнической эксплуатации капиталистическими дельцами природных богатств. Вырубка лесов и оголение берегов Миссисипи, по его мнению, привели к усилению разрушительных паводков реки. Наблюдения за главной рекой Америки от Сент-Луиса до Нового Орлеана навели Воейкова на важную мысль о взаимосвязи между климатом и режимом рек.

Воейков был разносторонним ученым. Для будущих исследований по этнографии он собрал статистические данные по народонаселению США, с удовлетворением отметив, что американские «переписи производятся с большой точностью» 104. Особый интерес Воейков проявлял к экономическому положению переселенцев, решивших заняться сельским хозяйством. Он был поражен сообщениями местной прессы о том, что из-за низких цен на кукурузу фермеры ряда западных штатов сжигали свой урожай. Ему как-то не верилось в это, пока он сам не посетил Айову, Канзас и Небраску. Тогда на газетной вырезке с аналогичным сообщением он сделал пометку: «Так как американские газеты, выражаясь мягко, не отличались правдивостью, то я считал это известие обыкновенной газетной уткой, но собрал сведения на местах, и оно оказалось совершенно верным»105.

Сбор сведений о климате Северной Америки Воейков завершил в Канаде и вернулся в Вашингтон, где его ждали в Смитсонианском институте. Еще весной 1873 г. этот институт в лице его ученого секретаря естествоиспытателя Дж. Генри, учитывая обширные познания Воейкова в области метеорологии, а также его «талант оригинального исследователя», обратился к нему с просьбой завершить книгу покойного профессора математики и астрономии колледжа Лафайетта (Истон, Пенсильвания) Джеймса Каффина о ветрах на земном шаре 106. Каффин собрал данные наблюдений метеостанций различных стран мира, в частности взятые во многих местностях России К. С. Веселовским и его коллегами, а также выписки за многие годы из судовых журналов парусных кораблей, но не успел систематизировать и обобщить эти данные, и они находились в хаотическом состоянии. Высоко оценив труд по сбору уникальных данных, Воейков в интересах науки согласился безвозмездно проанализировать их и фактически написать книгу. Техническую сторону подготовки собранных материалов к печати (составление таблиц, схем и карт) взял на себя сын Каффина Сэлден, профессор математики того же колледжа. Теоретический анализ, обобщения и выводы выполнил русский ученый. Окончательная подготовка рукописи к печати была завершена в феврале—мае 1875 г. после почти 12-месячного путешествия Воейкова по Центральной и Южной Америке. Русский ученый не только многое пересчитал заново, но и щедро дополнил материалы американского профессора новыми данными как собственных наблюдений, так и источников, по той или иной причине оставшихся вне поля зрения составителя. В каждом разделе объемистой книги содержался материал, собранный исследователем из С.-Петербурга. Кроме того, как отмечено в предисловии к книге, Воейков тщательно переработал всю рукопись. Руководители Смитсонианского института с похвалой отзывались об удивительных способностях русского ученого, выполнившего огромную работу в чрезвычайно короткое время 107. Пояснения и анализ А. И. Воейковым таблиц и карт к работе «Ветры земного шара» вышли также отдельной книгой. Русский ученый целеустремленно выступал за развитие научного сотрудничества и своей деятельностью показывал пример в этой важной сфере. В течение многих лет настаивая на создании международной системы погодных оповещений по телеграфу, он указывал на непосредственные практические выгоды, в частности, для России и США: «Наши балтийские гавани будут предупреждены о приближении атлантических штормов за много дней ранее их появления, а русские станции на Тихом океане будут в то же время такую же услугу оказывать Калифорнии и Орегону» 108. Научные связи, установившиеся у Воейкова с американскими исследователями в середине 70-х годов, поддерживались и в дальнейшем. Об этом свидетельствует не только переписка ученого, но и его личная библиотека, в каталоге которой насчитываются десятки изданий, полученных от исследовательских учреждений и отдельных ученых США 109.

К 100-летнему юбилею независимости США была приурочена международная выставка в Филадельфии, в которой приняла участие и Россия. Сооружение зданий выставки началось в 1873 г. Ее строительные площадки стянули к себе тысячи безработных с различных кондов страны. Торжественное открытие выставки состоялось 10 мая 1876 г. при огромном стечении народа. Перед началом церемонии оркестр исполнил марш Вагнера, специально написанный композитором по этому случаю.

В связи с тем, что решение вопроса об участии России в Филадельфийской выставке затянулось на год, оборудование русской экспозиции завершилось лишь к 24 июля. Оно было задержано более чем на два месяца поздней доставкой экспонатов из России и необходимостью привести их в порядок из-за небрежной перевозки по железным дорогам и морем. Открытие павильона России произвело на публику сильное впечатление. Он был одним из наиболее посещаемых, а российскую делегацию приняли радушно и проявили к ней живой интерес110.

В Филадельфию прибыли экспонаты, демонстрировавшие успехи России в промышленности и сельском хозяйстве, в науке и искусстве. Тяжелая промышленность была представлена паровыми машинами (завод Путилова), рельсами, якорями, листовым железом (заводы Демидова), сельскохозяйственными машинами изобретателя из Орла Мещерина, печатными машинками изобретателя Алисова, грузовой платформой Вонляровского, моделями кораблей и пароходов, которые вызвали особый интерес американцев. «Все давным-давно решили, что многого ожидать от участия России в выставке не приходится, и забыли даже думать об этом. Но вот в главном здании выставки под ловкими руками искусных рабочих и мастеровых из Москвы и С.-Петербурга выросло, как в царстве грез, нечто удивительно прекрасное… Открытие русского отдела произвело колоссальную сенсацию,— писал специальный корреспондент бостонской газеты,— Посетители с восторгом ознакомились с внезапно возникшей, словно по мановению волшебной палочки, превосходной экспозицией в павильоне машиностроения» 111.

Если не считать страну-устроительницу, то по морскому делу Россия представила более обширную и более интересную экспозицию, чем любая другая держава, даже и «владычица морей» Англия. Бостонская газета отмечала, что русский морской отдел в целом и особенно представленные «многочисленные модели новых типов военных кораблей и уникальные изобретения наглядно показали, как глубоко проникла Россия в тайны моря» 112.

Особый интерес американцев возбуждала модель одного из новых бронированных кораблей, вошедших в историю русского флота под названием «поповка»,— «Вице-адмирал Попов». Уполномоченный морского министерства на филадельфийской выставке докладывал в Петербург: «Россия единственное государство, за исключением США, выставившее в подробности произведения своих адмиралтейств и портовых мастерских. Произведения Кронштадтского пароходного завода найдены превосходными по изяществу и чистоте работы. Пушечные станки, спроектированные генерал- лейтенантом Ф. В. Пестичем и исполненные в адмиралтейских мастерских Кронштадтского порта, привлекают большое внимание специалистов по новому и оригинальному устройству, соединенному с замечательною тщательностью работы; эксперты признали их отличными. Тросы Кронштадтского канатного завода признаны лучшими на выставке по крепости… Орудия Обуховского завода привлекают большое внимание специалистов и публики, особенно 9-дюймовые»113.

В земледельческом зале находились коллекция злаков, орехов, ягод, семян всевозможных ‘ огородных растений, сахар с заводов Леонова, Сергеева и Апраксина, богатейшие коллекции вин, хлопок, шерсть ангорских коз с Мариинской фермы из-под Саратова, мерлушки, овечьи шкурки и полушубки, кушаки, сбруя, деревянная посуда, лубочные короба, обувь и даже лапти. Американцы восхищались великолепным шелком, мехами, льняным полотном, салфетками, полотенцами и ситцами, резной мебелью, диванами, сделанными из оленьих рогов креслами и стульями, лучшими в мире кожами и обувью.

Не было равных на выставке изделиям из серебра, созданным умельцами в мастерских Москвы, С.-Петербурга, Нижнего Новгорода. Публика любовалась уникальными вазами, каминами и столиками из малахита и великолепной коллекцией самоцветов и минералов 114. Американцы подчеркивали, что русские экспонаты заслуживают не только специального упоминания, но и тщательного изучения115.

Изобразительное искусство России было представлено полотнами И. К. Айвазовского и других художников, хотя далеко не полно, так как наиболее выдающиеся картины экспонировались в то время в России на выставке передвижников. Символом уважения и симпатий русского народа к американскому служил бюст Дж. Вашингтона, изготовленный крестьянином Семеном Рябининым специально к 100-летию американской независимости 116. Выделялось и мастерство российских фотографов. Огромное впечатление на посетителей произвели рельефная карта Севастополя и модели двух кронштадтских доков. Знатоки поражались точности, с которой были сделаны лекала,— до одной десятитысячной дюйма.

Прибытие помимо экскурсантов и туристов довольно значительной группы русских специалистов для работы на выставке также произвело большое впечатление на американцев. «Какое огромное количество людей они направили сюда! — писал корреспондент «Бостон ивнинг джорнэл».— Это, пожалуй, наиболее интересная особенность их выставки. Вы видите перед собой группу сильных и красивых людей, каждый из которых выдающийся мастер в своей профессии или ремесле. Причем почти все, с кем нам довелось беседовать, владеют по крайней мере одним из европейских языков. Все они такие искренние и поражают свободной манерой вести себя» 117.

Непосредственное общение на выставке американской публики с большой группой русских способствовало лучшей осведомленности и росту взаимного интереса. «Русские в такой же степени стремятся как можно больше узнать о нас, как и мы о них,— отмечала бостонская газета.— Они постоянно что-нибудь изучают в выставочных павильонах США, имея в виду, без сомнения, представить предложения своему правительству для применения у себя на родине»118. Успех экспозиции России на Филадельфийской выставке превзошел все ожидания. Несколько десятков представленных изделий удостоились почетных медалей и дипломов. Среди ведомств наибольшее число медалей (10) получило морское министерство за экспонаты, подготовленные Кронштадтским пароходным заводом, адмиралтейскими Ижорскими заводами, гальвано-пластической мастерской Кронштадтского порта и др. 119

По случаю юбилея Филадельфия принимала многих выдающихся иностранцев, прославившихся в различных отраслях науки, техники и искусства. Списки знаменитых посетителей выставки публиковались в местных газетах. Среди технических новинок и изобретений под № 241 значился барометр, изобретенный Д. И. Менделеевым 120. Русский химик прибыл в США в конце июня 1876 г. К этому времени его имя было широко известно в научных кругах многих стран мира в связи с открытым им периодическим законом химических элементов. Пик всемирной научной известности русского химика был, однако, еще впереди.

Деятельность Менделеева как ученого весьма многогранна. Называвший себя «ратником русской науки», он был не только химиком, но и геофизиком, технологом, физикохимиком, экономистом, метрологом. Много сил и энергии отдал Менделеев изучению происхождения нефти, разработке методов ее добычи, очистки и переработки. Как истинный патриот России, своими теоретическими работами и практическими рекомендациями он принес огромную пользу Родине. Уже в 60-е годы молодой ученый стал признанным авторитетом в нефтяном деле, участвовал в инспекционных поездках в нефтедобывающие районы Кавказа. Его консультации и советы высоко ценились нефтяными промышленниками и правительством. Приток американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 70-х годов привел к падению цен и сокращению числа  нефтеперегонных заводов в Баку со 100 до 20, а потом до 4 121. Это нанесло серьезный ущерб нефтепромышленникам России. Их беспокойство передалось правительству. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела в США министерство финансов и русское техническое общество решили послать экспертную комиссию в США. Выставка в Филадельфии была подходящим поводом для этого.

Выбор главного технического эксперта пал на Менделеева 122. Ему предстояло ознакомиться с главными нефтяными районами США, техникой добычи, очистки и переработки нефти и дать заключение о причинах снижения цен на американский керосин. Это предложение совпало с личными интересами Менделеева. Он отметил в дневнике, что «симпатия к американцам влекла меня давно в их страну, давнишним моим желанием было посетить США» 123.

Нью-Йорк 1876 г. оказался совсем иным, чем его рисовало воображение русских на основе рассказов и описаний путешественников. Менделеев был обескуражен: «С первых шагов в Североамериканских Штатах нас встречали, начиная с мелочей, неожиданности: ожидалось увидеть нечто гораздо более благоустроенное, поразительное, красивое, чем оказалось в действительности» 124. Бродвей, пронизывающий извилистой линией весь Нью-Йорк с севера на юг, показался ему невзрачным, непривлекательным. Лишь участок улицы вблизи южной оконечности Манхаттана был более оживлен и поразил русских множеством контор различных страховых компаний. «Существование такого соперничества в страховании и такого разнообразия страхуемых предметов,— не преминул отметить Менделеев,— составляет разительную и чрезвычайно приятную сторону американской жизни»125. Большое впечатление на гостей из России произвела недавно построенная в Нью-Йорке надземная железная дорога, значительно улучшившая городской транспорт.

Менделеев и его спутники, отметив эти положительные, с их точки зрения, явления, не пришли, однако, в восторг от внешнего вида и благоустройства самого большого города Америки. «Мы были поражены невзрачным видом улиц знаменитого города,— записал Менделеев.— Они не широки, вымощены булыжником и чрезвычайно плохо, даже хуже, чем на худших улицах Петербурга или Москвы. Дома кирпичные, некрашенные, неуклюжие и грязные; по самым улицам грязь. Магазины и лавки напоминают не Петербург, а уездные города России. Словом, первое впечатление въезда было не в пользу мирового города с миллионным населением. Думалось, конечно, что приходится проезжать плохие части большого города. Впоследствии, однако, оказалось, что и весь Нью-Йорк, прославившийся своей роскошью, не щеголяет улицами»126. Посетив затем многие места в северо-восточной Америке, Менделеев обнаружил, что улицы других городов, междугородные тракты и проселочные дороги, находятся не в лучшем состояний (рытвины, ухабы). «Только мосты отлич[ные]»,— пометил он в записной книжке127.

Из Нью-Йорка ученые проследовали в Вашингтон. Здесь российский посланник Н. П. Шишкин и сотрудники миссии оказали Менделееву содействие, которое облегчило и чрезвычайно ускорило собирание необходимых сведений по нефтяному делу. Внимательность и заботливое отношение к интересам порученного дела со стороны дипломатической миссии в Вашингтоне вселили в Менделеева уверенность в том, что «русские заатлантические интересы теперь будут сохраняться, поддерживаться и защищаться в надлежащей мере» 128. В вашингтонских библиотеках, научных институтах и правительственных департаментах Менделеев ознакомился со статистикой нефтяной промышленности и с удовольствием отметил тщательность и скрупулезность, с которыми велся учет. «Все дело в методе, в силе и свободе мысли и исследования. Здесь ключ цивилиза[ции]. Здесь много оригинального в департаментах, в приемах [исследования]» 129.

После Вашингтона было запланировано посещение Филадельфии с ее международной выставкой. Гости из России отметили успехи машинного производства и механики, но не прошли и здесь мимо отрицательных сторон. «Я вынес из осмотра многих предметов на выставке и некоторых заводов то общее впечатление,— писал Менделеев,— что американцы имеют особую привязанность к механическим приспособлениям, применяют их всюду, иногда там, где без того можно было бы обойтись с удобством и выгодой. Это пристрастие к механике определяется бывшим когда-то избытком дел и недостатком рук. Страсть к механическим приспособлениям отразилась в Америке на изобретении и выделке швейных, жатвенных и подобных машин, ружей, револьверов, разных машинок для клейм и на множестве подобных, иногда очень полезных, иногда никому не нужных, но всегда разнообразных механических приспособлений» 130. Русским ученым бросилось в глаза широкое распространение среди американцев огнестрельного оружия. В записной книжке, которую аккуратно вел Менделеев, появилась заметка: «С железом своим Америка производит револьверы и ружья — ничего лучшего не придумала; и говорят «мир и покой»»131.

До Америки Менделеев посетил ряд международных выставок в Европе и сопоставление их оказалось не в пользу филадельфийской. В Филадельфии русских ученых снова постигло разочарование. «Вообще с рассказами об Америке, судя по тому, что писано о ней,— отметил Менделеев,— невольно связано представление о чем-то колоссальном, особенном, практически удобном и оригинальном. С этими мыслями все ехали, и этого ожидали от выставки. Действительность не ответила ожиданиям. Пространство выставки велико — больше, чем на других всемирных выставках,— но обстановка бедна, не отвечает занятому пространству; впечатление и от общего вида, и от частностей слабее, чем на других выставках. Такое впечатление от американской выставки вынес не я один, а все вынесли, кто видел другие всемирные выставки» 132.

Положительной стороной посещения выставки было то, что она дала возможность вступить в контакт с американскими учеными, инженерами и техниками. Менделеев отметил внимательность американцев: «С кем из ученых или техников ни приходилось нам иметь дело — все до одного были до крайности обязательными. Немногих первых связей было достаточно для того, чтобы сразу получить большой и разнообразный круг знакомства»133. Дмитрий Иванович упоминал о встречах с двумя химиками США того времени — Э. Нортон-Хорсфортом и С. Хантом. Американские ученые подарили ему свои работы по геологии и минералогии нефтяных районов США. В последующих исследованиях Менделеев широко использовал сведения и данные этих книг для обоснования своих выводов.

Большое значение для успеха научной командировки русских имело то, что знакомство на выставке с американскими специалистами позволило установить с ними научные контакты. «Любезность американцев в этом отношении,— писал Менделеев, не ограничивалась одним только тем, что они сообщали лично все необходимое, но простиралась до того, что они доставляли необходимые книги, присылали билеты для железных дорог и т. п.»134. Американские ученые высоко оценили вклад Менделеева в мировую науку и позднее избрали его почетным членом Американской академии искусств в Бостоне и Американского философского общества в Филадельфии 135.

Дружеское расположение американцев позволило русским химикам посетить ряд заводов и ознакомиться с их производством. Менделеев с большой похвалой отозвался об изобретательности американцев, проявлявшейся в создании и применении самых разнообразных машин и механических приспособлений, а также об их деловитости. «От[менно] хороши американ[ц]ы тем,— отметил он,— что все расчеты просты, ответы односложны, словом, скоро, без суеты» 136. На заводе по переработке нефти «Атлантик» ему пришлось по душе оригинальное техническое решение проблемы наполнения бочек и жестянок нефтью. «Эти приспособления много сохраняют времени» 137.

Менделеев с удовлетворением отмечал стремление американцев к научному сотрудничеству и широкому обмену информацией: «Личные отношения лишены пустых церемоний: все, что нужно,— узнается скоро, легко, в сношениях с лицами нигде не встретишь той надменности, которая так свойственна многим в Европе»138.

Однако разочаровало отсутствие в США научных исследований в области геологии и химии нефти. В подробном отчете о посещении США Менделеев писал: «Я обращался ко многим ученым для получения ближайших сведений о научной разработке нефтяного вопроса в Америке, и был немало удивлен, узнав, что ни с химической, ни с геологической стороны нет еще у американцев ответов на самые первые научные вопросы, относящиеся к нефти»139.

Представителей русской науки особенно удручал тот факт, что им не удалось обнаружить даже интереса к проведению глубоких научных исследований. Менделеев с явным недоумением записал в дневник: «Научная сторона вопроса о нефти, можно сказать, в последние лет десять почти не двинулась. Есть работы, но от них дело не уясняется, да и работ-то мало. Будь в какой другой стране такая оригинальная и богатая промышленность, какова нефтяная,— над научной ее стороной работало бы множество людей. В Америке же заботятся добыть нефть по возможности в больших массах, не беспокоясь о прошлом и будущем, о том, как лучше и рациональнее взяться за дело; судят об интересе минуты и на основании первичных выводов из указанного. Такой порядок дела грозит всегда неожиданностями и может много стоить стране» 140. Русский ученый вполне резонно полагал, что «затраты на науку окупаются тем, что она видит многое заранее, предупреждает, разбирает возможное, отбирает существенное из кучи практических подробностей». «В США нет еще такого развития науки по отношению к нефтяному вопросу. Оттого там нет никакой уверенности в прочности нефтяного дела»,— констатировал Менделеев141.

С практической и научной стороны самым плодотворным этапом американской командировки было пребывание русских в Питтсбурге. Отсюда в течение нескольких недель Менделеев выезжал на нефтяные скважины и насосные станции, где тщательно изучал процесс добычи, а также оборудование и технологию. Всюду его сопровождал и служил переводчиком В. А. Гемилиан, в ту пору студент, а впоследствии известный профессор химии Харьковского и Варшавского университетов 142. После возвращения из США в сентябре 1876 г. Гемилиан сделал научный доклад на съезде российских естествоиспытателей в Варшаве.

В Питтсбурге Менделеева и его спутника застало празднование 100-летия независимости США. Как и в других городах Америки, здесь всю ночь не смолкали перезвон колоколов, пересвист паровых гудков, грохот пушек и выстрелы ракет и цветных фейерверков под неистовые приветствия толпы, которая ликовала всю ночь и начала расходиться лишь к 3 часам утра, когда занялась заря. В путевых заметках Менделеева появилась запись: «Надо иметь особую охоту к такого рода потехам, какие производились в этот день»143.

В Питтсбурге Менделеев снова с сожалением отмечал отсутствие научных исследований в нефтяном деле. Но любое практическое новшество, будь то оригинальное устройство какого-либо механического агрегата или решение технологического процесса, получало высокую оценку русского ученого. В то же время Менделеев отвергал и порицал хищническую практику и способ добычи нефти, применявшиеся американскими бизнесменами. Позднее в научном труде он писал, что американские местонахождения нефти, а также способ ее выработки характеризуются быстротою истощения данной местности144.

Интересно отметить, что за три года до образования «Стандарт ойл», первой нефтяной монополии в США, русский ученый чутко уловил тенденции в этом направлении. Он писал, что американские производители нефти стремятся «стакнуться для того, чтобы достигнуть монополизма, при котором нет особого и настоятельного интереса расширить производство, а может быть только стремление поддержать высокую цену или ее поднять»145.

Менделеев и его спутник путешествовали по стране, когда промышленный спад после финансовой паники и кризиса 1873 г. достиг своей низшей точки, а сфера политики характеризовалась деградацией и коррупцией. Все это производило неблагоприятное впечатление. Осмысливая произошедшие после отмены рабства изменения в социально-психологической обстановке в США, Менделеев подметил такое явление, как подавление в Америке духа смелой борьбы за свободу и равенство людей духом меркантилизма146.

В записях, которые вел Менделеев во время поездки, неоднократно отмечалось, что «потребность денег развила жадность, обманы и подкупы», в результате чего Америка стала страной «всемогущего доллара, мещанства, правящего и господствующего»147. Много думая о увиденном и услышанном в США, Дмитрий Иванович фиксировал в записной книжке мысль о том, что американцы «в идее свободы шли и дошли до стены — поворотили»148.

/Путешествуя по США, русские исследователи обратили внимание на большое число покинутых ферм. В дневнике Менделеева появилась запись: «На полях видно большое неустройство, так что и центральные губернии России едва ли уступят в обработке этим местностям Америки. Пустынных, необработанных, по-видимому, даже нетронутых мест весьма много на этом пути, равно как и на том пути, который нам пришлось затем сделать из Питтсбурга на север, к Буффало и Ниагаре, а также на пути от Ниагары в Нью-Йорк. Так как пустынных, необработанных местностей еще много видно даже в окрестностях железных дорог, то очевидно, что выселение в западные штаты обусловливается большим плодородием их почвы»149.

Пересечение океана на обратном пути от Нью-Йорка до Гавра заняло 10 суток» На палубе и в кают-компании парохода «Америка» Менделеев и Гемилиан обменивались впечатлениями с русскими знакомыми, возвращавшимися домой с Филадельфийской выставки. Дмитрий Иванович записал: «На обратном пути по морю все печальны, п[отому] ч[то] потеряли идеал Америки — увидели в этой стране не то, что ждали; рады в Европу»150. А ведь они ожидали встретить за океаном свежее общество, основанное на справедливости и уважении человеческого достоинства, без какой-либо формы тирании. «В Новом Свете людские порядки и за сто лет остались все те же — старосветские,— разочарованно отметил Менделеев.— Соленые волны океана и свободные учреждения штатов, видно, не обновляют людей, не освежают их мысли. Там не решают задач, занимающих умы»151.

Но разочарование в общей картине американской жизни 70-х годов не заслонило от русского ученого многое из того, что, по его мнению, было «чрезвычайно поучительно и достойно подражания и удивления» 152. Довольно длительное общение с различными слоями американцев в разных частях страны дало возможность русскому ученому не только высоко оценить доброжелательность, радушие и гостеприимство его коллег, но и тепло писать о простых американцах: «От лиц отдельных, как и от американской природы, да от заморского искусства обделывать сложные практические задачи, я просто в восторге» 153. В то же время, размышляя об увиденном в Америке на пароходе, увозившем его домой, Менделеев сделал следующую запись: «Оставаться жить там не советую никому из тех, которые развились до понимания общественных задач. Им, думаю, будет жутко в Америке. Там место другим» 154.

Обобщая впечатления и суждения об Америке многих русских, возвращавшихся с ним на одном пароходе в Россию, и, по-видимому, разделяя их, Менделеев писал: «Выставка, состояние правительства, отсутствие каких бы то ни было идеальных стремлений, совершенно непривлекательная и ни к чему не ведущая политическая неурядица, отношение к неграм, взаимная вражда партий и национальностей, составляющих Союз,— все это, вместе взятое, произвело на многих спутников впечатление такого рода, что они считают Америку образцовым показанием недостатков современной культуры»155.

Менделеев пришел также к заключению и о том, что в США выразились и получили развитие не лучшие, а средние и худшие стороны европейской цивилизации. «Пресловутая всеобщая подача голосов, стремление политикой, компанейскими приемами и всякими неправдами нажить и нажиться, пользование трудом тех безответных, которые лишены капитала, и беззаветное желание сохранить все эти порядки во что бы то ни стало,— все это то же, что и в Европе. Новая заря не видна по ту сторону океана»,— на пессимистической ноте закончил свои записки об Америке Д. И. Менделеев156.

Командировка Менделеева принесла большие практические результаты. Она расширила сферу его научных интересов, познакомила с новейшими достижениями инженерной мысли и стимулировала дальнейшие плодотворные исследования. Ознакомление- с постановкой нефтяного дела в Америке позволило Менделееву укрепиться в правоте своих научных гипотез, обосновать теорию происхождения нефти и внести ряд практических рекомендаций.

Он настаивал перед русским правительством на запрещении вывоза за границу сырой нефти и считал совершенно необходимым как можно полнее использовать вторичные продукты, получаемые при очистке и переработке нефти. По его рекомендации состоялась отмена налогов на нефтяные скважины. Эти и некоторые другие практические рекомендации Менделеева оказали важное влияние на развитие нефтяного дела в России, в результате чего к концу XIX в. страна вышла на первое место в мире по добыче нефти157.

Задачи по обеспечению обороны Черноморского побережья, вставшие перед Россией тотчас же, как она в 1871 г. вернула себе право иметь военный флот и морские крепости на Черном море, возбудили особый интерес к минному делу и торпедам. Специально вопросами подводного плавания и разработкой самодвижущихся торпед занималась техническая группа морского министерства под руководством И. Ф. Александровского.

В российском адмиралтействе возникла мысль снарядить в Америку специалистов, для личного ознакомления с развертыванием там торпедных систем. Морское министерство неофициально обратилось к адмиралу Д. Д. Портеру, который в то время занимал высокий пост в адмиралтействе США и принимал личное участие в развитии минного дела и разработке теории применения мин в морской войне. Портер выразил готовность познакомить офицеров русского флота с современным положением минного дела в США и в неофициальном письме адмиралу С. С. Лесовскому заверил, что «все русские офицеры, командированные в Америку, будут приняты весьма радушно и им, будут доставлены все средства для ознакомления с предметами их поручения» 158.

В адмиралтействе на Неве, естественно, воспользовались, как указывалось в докладе Александру II, «этим дружественным расположением старшего из адмиралов американского флота, одного из замечательных деятелей в войне Северных Штатов с южными ввиду того значения, какое в настоящее время принимают в морской войне подводные мины» 159. Выбор пал на командира фрегата «Адмирал Лазарев» капитана 1-го ранга А. П. Новосильского и изобретателя И. Ф. Александровского. В обосновании командировки указывалось, что они направляются в США «для изучения при помощи адмирала Портера как устройства подводных мин в Америке, так и вырабатывавшихся там взглядов на их употребление»160.

Одновременно русским дипломатам в Вашингтоне поручили «облегчить офицерам сношения с адмиралом Портером и вообще оказывать содействие» 161.

Американцы познакомили русских не только с теми видами мин и торпед, которые были приняты на вооружение, но и снабдили их новейшей технической информацией и литературой 162, возили по конструкторским бюро, на заводы и на испытания новых видов оружия. Адмирал Портер лишь сожалел, что морское министерство России направило их в США на очень короткий срок — два с половиной месяца 163.

Представители инженерной школы России произвели отличное впечатление на своих заокеанских коллег. Их глубокие познания, оригинальность технических идей и неожиданно простые подходы к решению возникавших проблем завоевали уважение- и искреннюю симпатию американских конструкторов и офицеров. Российский посланник доносил из Вашингтона в Петербург, что Новосильский и Александровский «при исполнении[возложенного на них поручения выказали отличный такт и особенную деятельность. Их успеху,— счел нужным подчеркнуть дипломат, — способствовало благорасположение адмирала Портера, который обнаружил себя истинным другом России»164. Взаимное ознакомление и сотрудничество продолжалось и в дальнейшем. Во время Филадельфийской выставки 1876 г. из иностранцев только русские морские офицеры получили разрешение морского министра США «ближе ознакомиться с устройством и управлением нового вида торпеды — самодвижущейся мины Лея» и наблюдать за ее испытанием165.

Любопытными эпизодами изобилует история научно-технического сотрудничества русских и американских изобретателей в области стрелкового оружия. Поражение в Крымской войне заставило царское правительство модернизировать вооружение армии и флота. После изучения в С.-Петербурге состояния оружейного дела в промышленно развитых странах мира было решено «воспользоваться огромными средствами и опытностью американских заводов»166. Немалое значение имели, разумеется, и существовавшие благожелательные отношения между двумя государствами.

В конце 60-х годов с секретной миссией в США прибыли офицеры Главного артиллерийского управления полковник А. П. Горлов и капитан К. И. Гунниус. Перед ними была поставлена задача «не только изучить различные системы американских ружей и патронов, но и проектировать самый образец малокалиберного ружья с металлическим патроном» 167. По рекомендации сотрудников миссии в Вашингтоне русские конструкторы посетили фирму известного оружейного промышленника С. Кольта в штате Коннектикут и по приглашению правительства США присутствовали на опытных испытаниях скорострельных ружей в Сент-Луисе 168. В результате тщательного изучения новейших образцов стрелкового оружия Горлов и Гунниус остановились на модели с откидным затвором американского изобретателя генерала X. Бердана.

Первое изобретение Бердана, большого любителя сладкого, относилось к кондитерскому делу. Он изобрел механическое устройство, позволявшее организовать производство кондитерских изделий без прикосновения рук человека. Новинка была принята в пяти американских городах, но вскоре группа всесильных предпринимателей-кондитеров добилась запрета на внедрение изобретения в производство. Так кончилась крахом попытка установить одну из первых поточных линий в истории мировой техники.

В годы гражданской войны Бердан сражался на стороне Севера, командовал полком и дослужился до чина генерала. Военная обстановка заставила талантливого изобретателя заинтересоваться усовершенствованием стрелкового оружия. Его имя связано также с хитроумными изобретениями в торпедном деле и военном судостроении169. Генерал Бердан был искренним другом России и всегда отмечал важность помощи, оказанной ею США в самую тяжелую пору междоусобной войны. Во время посещения России в декабре 1870 г. Бердан был принят в высших сферах военного ведомства и министерства иностранных дел 170.

Взяв в качестве исходного материала винтовку Бердана, Горлов и Гунниус творчески подошли к решению задачи. Исследователь истории русского оружия В. Г. Федоров отметил, что опытные испытания обнаружили значительные недостатки ружья Бердана (непрочность затвора, недостаточная меткость) 171. После этого совместно с изобретателем началась напряженная работа по их устранению 172. Русские конструкторы использовали новейшие достижения отечественной технической мысли (например, лучшее решение некоторых узлов нарезной винтовки Н. Ф. Баранова) и внесли в систему Бердана 25 существенных изменений, а также сконструировали оригинальный металлический патрон. В результате получилось новое оружие, которое на американских заводах, где были размещены первые заказы, называли «русской винтовкой». Производство «русских винтовок» было налажено на заводах «Смит энд Вессон армз К⁰» в Спрингфилде (штат Массачусетс), а патроны к ним на 7,5 млн. долл. заказаны в компании «Юнион металлик катридж» в Бриджпорте (штат Коннектикут) 173.

Для приемки заказанных винтовок и технического контроля в США был командирован штабс-капитан В. Буняковский. После возвращения домой он не без гордости писал: «Лучшим оружием и патроном в Америке считаются русские, называемые у нас в России бердановскими. Система эта, известная в Америке под названием «рашэн мушкет» («русская винтовка»), пользуется здесь огромной славой, которую не разлучают с именем главных виновников оной — русских офицеров… Баллистическими качествами наша винтовка превосходит все существующие где-либо военные ружья» 174.

В начале 70-х годов Бердан снова приехал в Россию и предложил заменить в «русской винтовке» откидной затвор скользящим. После этого потребовались новые усилия русских изобретателей, внесших 15 конструктивных изменений, чтобы второй образец был принят на вооружение русской армии. «Следовательно, за возможность использовать эти изменения,— писал в своем рапорте Горлов,— Бердан состоит глубоко обязанным России, а не Россия Бердану»175. Однако бюрократы из военного ведомства не захотели подчеркнуть в названии винтовки приоритет отечественных оружейников, окрестив соответственно первый и второй варианты «бердана № 1» и «бердана № 2».

В русской армии и народе эта винтовка называлась просто «берданкой». Под таким американским именем новая винтовка с успехом прошла испытания русско-турецкой войны. Крупнейший советский специалист по истории армии и флота России Л. Г. Бескровный отмечал, что к концу войны действующая армия была полностью обеспечена ружьями этой системы176.

Идеологи русского революционного народничества понимали эксплуататорскую сущность буржуазного строя США. Правда, М. А. Бакунин полагал, что Север США до гражданской войны имел по тем временам «самую лучшую политическую организацию из всех когда-либо существовавших в истории» 177. Вместе с тем после посещения США в 1861 г. и ознакомления на месте с функционированием американской политической системы 178 он пришел к выводу, что американское «народное самоуправление, несмотря на внешний вид народного всемогущества, остается почти всегда в состоянии фикции», и чтобы оно сделалось действительностью, понадобилась бы «много более глубокая революция, чем все те, которые до сих пор потрясли старый и новый мир» 179.

П. Л. Лавров также высоко ценил американскую конституцию 180. Но он отнюдь не идеализировал США и их правящий класс: «Продажность, грабеж, индифферентизм к общему благу, спекуляции всевозможных видов, лицемерие в политических программах и заявлениях,— писал он в 1875 г.,— выказались ярче в «образцовой республике», чем даже в дряхлых государствах Европы… Теперь ни один добросовестный политический идеалист не может уже указать на Североамериканские Штаты как на политический идеал» 181.

В издававшихся в 70-е годы Лавровым журнале и газете под одним и тем же названием «Вперед!» много внимания уделялось хронике рабочего движения в странах Европы и Америки. Известия о социалистическом и рабочем движении в США составлялись на основе материалов двух американских рабочих газет — «Нэшнл лейбор трибюн» (Питтсбург, Пенсильвания) и «Соушелист» (Милуоки, Висконсин) 182. «Вперед!» помещала материалы о положении рабочего класса в США 183 и его политической и экономической борьбе184. Порой на страницах газеты появлялись корреспонденции из Нью-Йорка185, что может свидетельствовать о попытках русских революционеров, группировавшихся вокруг «Вперед!», наладить связи с участниками американского рабочего и социалистического движения. По некоторым данным, «Вперед!» распространялась не только в Европе, но и в США 186.

С полной определенностью говорить об установлении контактов народников с американским рабочим движением можно лишь с середины 1881 г. В это время Исполнительный комитет «Народной воли» направил Л. Н. Гартмана своим представителем в Нью-Йорк с обращением «Народной воли» к американскому народу.

Л. Н. Гартман принимал активное участие в деятельности «Земли и воли», «Черного передела», а затем и «Народной воли». В 1879 г. он входил в группу народников- террористов, которая подготовила окончившийся неудачей взрыв царского поезда на Московско-Курской железной дороге. Гартману удалось бежать за границу, но в начале 1880 г. он был арестован в Париже. С.-Петербург потребовал выдачи Гартмана и оказал сильный дипломатический нажим на французское правительство. К этому делу были привлечены чиновники посольства и агенты царской охранки. Находившийся в то время в Париже П. Л. Лавров, а также и демократические организации Франции во главе с Виктором Гюго провели кампанию против выдачи Гартмана, и в марте 1880 г. он смог уехать в Лондон 187. Там Гартман неоднократно встречался с К. Марксом и Ф. Энгельсом, информировал их о развитии революционного движения в России188.

Русские революционеры считали, что стоявшая перед ними задача народного освобождения «была бы значительно облегчена, если бы искренние симпатии свободных народов были на нашей стороне»»189. Стремясь завоевать симпатии американского народа, в обращении к нему от 25 октября (6 ноября) 1880 г. Исполнительный комитет «Народной воли» обрисовал «картину настоящего положения России с ее неограниченной монархией, с царством возмутительного произвола». Народовольцы писали о беспощадной борьбе с императорским деспотизмом, который уничтожает «лучший цвет русского общества, те самые элементы, которыми страна и нация поистине могли бы гордиться» 190.

В заключение Исполнительный комитет партии «Народной воли» торжественно обратился к прогрессивной Америке: «Граждане демократы! На чьей стороне ваши симпатии? Ответ на этот вопрос мы предрешаем. Та страна, которая на заре своей исторической жизни сомкнула ряды своих сынов для защиты своей независимости, та страна, которая открывала свои объятия всем гонимым на европейском материке, та страна, которая вела даже братоубийственную, междоусобную войну из-за освобождения миллионов невольников,— такая страна не может не сочувствовать нам, поднявшим знамя борьбы за освобождение русского народа от цепей политического и экономического его рабства. Аболиционисты были вашими любезными и лучшими сынами. Они действительно сослужили службу Человечеству. Мы — русские аболиционисты! Ваши симпатии — принадлежат нераздельно нам! Ваше негодование и презрение — всецело нашим врагам! Ваши симпатии, как и симпатии всех народов, нам дороги. Мы горячо желаем их закрепить!»191.

Для развития и закрепления американских симпатий к русскому революционному движению и был направлен в Америку посланец «Народной воли». Перед ним ставилась задача создать постоянное бюро партии «Народная воля» в США для систематического ознакомления общественности через митинги, лекции, печать с реальным положением дел в России. Вся деятельность бюро «Народной воли» должна была способствовать проявлению со стороны американцев, особенно рабочих, симпатий и солидарности с русским революционным движением. «Положив вести активную борьбу с русским правительством силами и средствами русского народа, разрешаем вам, товарищ,— уполномочивал Гартмана Исполнительный комитет «Народной воли»,— принимать денежную помощь: 1) для целей местной, «заграничной», агитации; 2) для целей гуманитарных внутри России и 3) от [американских] рабочих — русским стачечникам- рабочим» 192.

Одновременно с обращением к американскому народу Исполнительный комитет «Народной воли» направил письмо К. Марксу. Выражая ему чувства глубокого уважения «всей русской социально-революционной партии», народовольцы обращались с просьбой оказать содействие Гартману в выполнении данного ему поручения — «найти средства для ознакомления Англии и Америки с текущими событиями нашей общественной жизни… Полные решимости разбить оковы рабства, мы уверены,— писали члены Исполнительного комитета,— что недалек тот час, когда наша несчастная родина займет в Европе место, достойное свободного народа» 193.

Последовавшие вскоре события — убийство Александра II в марте и смертельное ранение президента США Дж. Гарфилда в июле 1881 г. — вызвали осуждение сенатом США, законодательным собранием штата Нью-Йорк, рядом общественных организаций, а также американской прессой террористических актов против глав государств и правительств и, следовательно, деятельности террористов «Народной воли».

В этой связи народовольцы сочли необходимым разъяснить свою позицию американцам и написали открытое письмо-заявление. Они обратили внимание американской общественности на существенную разницу во внутриполитическом положении их стран. Исходя из этого, Исполнительный комитет «Народной воли» от имени русских революционеров выразил протест против насильственных действий, подобных покушению на президента США. В то же время народовольцы оправдывали тактику террора против деспотизма российских царей. Их кредо заключалось в том, что «насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия»194.

Перед отъездом посланца «Народной воли» Гартмана из Англии за океан К. Маркс и Ф. Энгельс снабдили его рекомендациями к одному из лидеров Социалистической рабочей партии США Ф. А. Зорге и редактору газеты «Нью-Йорк сан» Дж. Суинтону195. После прибытия в Нью-Йорк в июле 1881 г. Гартман начал помещать в местных газетах («Нью-Йорк трибюн», «Нью-Йоркер фольксцайтунг») статьи о внутриполитическом положении и борьбе народников против самодержавия, опубликовал обращение Исполнительного Комитета «Народной воли» к американскому народу, письмо того же комитета к К. Марксу 196, обращался с призывами к американцам о солидарности с народовольцами. Ему оказывали поддержку и содействие У. Филлипс, Дж. Суинтон, Ф. А. Зорге, три редактора газеты «Нью-Йоркер фольксцайтунг» А. Йонас, К. Д. А. Дуэ и С. Е. Шевич. Последнего, эмигранта из России, Гартману удалось убедить в целесообразности сотрудничества с К. Марксом и Ф. Энгельсом. Гартман писал Ф. Энгельсу из Нью-Йорка: «Г-н Шевич, русский и мой товарищ теперь… просил меня сообщить тебе и Марксу, что готов следовать в своей газете той программе, которую ты и Маркс ему продиктуете» 197.

В агитационной поездке по США Гартмана сопровождал русский эмигрант, имя которого скрыто под инициалом П. 198 Они посетили ряд городов с целью подготовить почву для создания отделений постоянного бюро «Народной воли». Основная задача этих отделений заключалась в том, чтобы держать американскую общественность в курсе революционных дел в России.

* * *

Существовавшие в исследуемые годы благожелательные отношения между Россией и США не могли не влиять и на развитие русско-американских связей в самых различных сферах деятельности. Наметившаяся после гражданской войны в США и социально-экономических преобразований в России активная полоса во взаимоотношениях национальных культур проявлялась в стремлении к научному сотрудничеству и обмену информацией по естественным и техническим наукам, взаимном интересе к литературе и музыке, русско-американском опыте по устройству земледельческой коммуны в Канзасе, в первых контактах «Народной воли» с американским рабочим движением.

• 1
  Historical Statistics of the United States. Colопial Times to 1970. Washingtоп 1975, p. 106.
• 2
  Владимиров М. М. Русский среди американцев: мои личные впечатления как токаря, чернорабочего, плотника и путешественника, 1872—1876. СПб., 1877, с. II, III, 305.
• 3
  Славинский Н. Письма об Америке и русских переселенцах. СПб., 1873, с. 237.
• 4
  Там же, с. 19.
• 5
  В начале 70-х годов Н. П. Цакни входил в московский кружок «чайковцев», поддерживал связи с С. М. Степняком-Кравчинским. В 1876 г. за революционную деятельность был сослан в Архангельскую губернию. В сентябре 1878 г. бежал на английском пароходе в Лондон. Затем некоторое время жил в США и оттуда посылал корреспонденции в русские журналы и газеты, а также в нелегальные издания: «Вестник Народной воли», «Календарь Народной воли», «Вольное слово». В конце 80-х годов он отошел от революционной работы.— См. Деятели революционного движения в России (далее: ДРДР), в 4 т., 10-ти вып. М., 1927—1934; т. II, вып. 4, с. 1894— 1895.
• 6
  Слово, 1880, № 2—3, отд. 2, с. 25.
• 7
  Курбский А. С. Русский рабочий у американского плантатора.— Вестник Европы, 1873, № 7, с. 21—22.
• 8
  Владимиров М. М. Указ. соч., с. 145.
• 9
  United States National Archives, Records of the Department of State, Register Group 59. Diplomatic Despatches, Russia, v. 27. E. Schuyler — H. Fish № 81, 4 February 1875.
• 10
  Ильин H. Шесть месяцев в Северо-Американских Соединенных Штатах. СПб.. 1876, с. 171.
• 11
  Центральный государственный архив военно-морского флота, ф. 22, оп. 1, д. 73, л. 10. Г. Кановский — в русскую миссию в Вашингтоне, 24 марта 1878 г. из Форт-Кеоф (Монтана); Короленко В. Г. Собр. соч. в 10 т., т. 7.М., 1957, с. 334; Богина Ш. А. Иммигрантское население США, 1865—1900 гг. Л., 1976, с. 220.
• 12
  Дебогорий-Мокриевич В. К. Воспоминания. СПб., 1906, с. 67.
• 13
  Короленко В. Г. Указ. соч., с. 178.
• 14
  Дебогорий-Мокриевич В. К. Указ. соч., с. 67; см. также: его же. От бунтарства к терроризму, в 2 т. М,— JL, 1930; т. 1, с. 91—92.
• 15
  ДРДР, т. II, вып. 1, с. 336—337, 339.
• 16
  Дебогорий-Мокриевич В. К. Воспоминания, с. 78; ДРДР, т. I, вып. 2, с. 349.
• 17
    Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР (далее: Рук. отд. ПД), ф. 265, оп. 2, д. 580, л. 4. Вступит. заметка Н. В. Рейнгардта к переписке А. К. Гейнса с В. Фреем.
• 18
  Знакомые. Альбом М. И. Семевского. Книга автобиографических собственноручных заметок 850 лиц, 1867—1888. СПб., 1888, с. 247; Русский биографический словарь. М., 1896—1914, т. IV, с. 355—356.
• 19
  Рук. отд. ПД, ф. 265, он. 2, д. 580, л. 4.
• 20
  Рейнгардт Н. В. Необыкновенная личность. Казань, 1889, с. 2.
• 21
  Мачтет Г. А. Община Фрея.— Мачтет Г. А. Полн. собр. соч. в 12 т. Киев, 1902; т. I, с. 203.
• 22
  Рук. отд. ПД, ф. 265, он. 2, д. 580, л. 4.
• 23
  Диксон В. Новая Америка (пер. с 6-го англ. изд.). СПб., 1867.
• 24
  Знакомые. Альбом М. И. Семевского, с. 247.
• 25
  Там же.
• 26
  Рейнгардт Н. В. Указ. соч., с. 3—4.
• 27
  Рук. отд. ПД, ф. 265, оп. 2, д. 579, л. 1. А. К. Гейнс — В. Фрею, 22 декабря 1868 г. (3 января 1869 г.).
• 28
  Там же, л. 3. А. К. Гейнс — В. Фрею, 5(17) августа 1869 г. А. К. Гейнс принадлежал к высшему кругу царской бюрократии. В 30 лет был произведен в генералы (1866 г.) и назначен правителем канцелярии туркестанского генерал-губернаторства. В начале 70-х годов — директор департамента министерства путей сообщения, затем тургайский военный губернатор, градоначальник Одессы (1878—1880 гг.), губернатор Казани. В 80-е годы занимал крупные посты в министерстве внутренних дел и генштабе. Генерал Гейнс, несмотря на некоторые либеральные высказывания, был ярым монархистом, поклонником Александра II и отличался жестокостью, особенно по отношению к революционерам. См. Ковалик С. Ф. Революционное движение семидесятых годов и процесс 193-х. М., 1928, с. 157.
• 29
  Рук. отд. ПД, ф. 265, оп. 2, д. 579, л. 3. А. К. Гейнс — В. Фрею, 5(17) августа 1869 г.
• 30
  Там же, л. 6—7. А. К. Гейнс — В. Фрею, 11(23) сентября 1869 г.
• 31
  Мачтет Г. А. Указ. соч., т. I, с. 199. Устав «Прогрессивной коммуны» был отпечатан типографским способом с целью привлечения новых добровольцев в Америке и Европе и в 1875 г. воспроизведен полностью в книге: Nordhoff Ch. The Communistic Societies of the United States from Persопal Visit and Observation. New York, 1875. Reprint — New York, 1962, p. 354—356.
• 32
  Nordhoff Ch. Op. cit., p. 354.
• 33
  Дейч Л. За полвека. Берлин, 1923, с. 111; ДРДР, т. I, вып. 2, с. 349.
• 34
  Сильчевский Д. П. Биография Г. А. Мачтета.— Мачтет Г. А. Указ. соч., т. XII, с. XII. По возвращении в 1874 г. из США Мачтет приобрел известность как писатель очерками из американской жизни. За участие в революционном движении провел около девяти лет(1876—1884) в ссылке (в Архангельской губернии и в Сибири). Его стихотворение на смерть народовольца студента-медика П. Ф. Чернышева «Последнее прости» (1876 г.) стало одной из самых популярных и любимых песен нескольких поколений русских революционеров — «Замучен тяжелой неволей». Эту песню любил слушать и петь В. И. Ленин.
• 35
  Короленко В. Г. Указ. соч., с. 178.
• 36
  Мачтет Г. А. Указ. соч., т. I, с. 203.
• 37
    Рук. отд. ПД, ф. 265, оп. 2, д. 579, л. 14. А. К. Гейнс — В. Фрею, 10(22) декабря 1873 г. М\_г
• 38
  Фаресов А. И. Семидесятники. Очерки умственных и политических движений в России. СПб., 1905, с. 291—297; Чарушин Н. А. О далеком прошлом. Из воспоминаний о революционном движении 70-х годов XIX века. М., 1973, с. 154. Только на том основании, что Маликов привлекался к суду по каракозовскому делу, в литературе с легкой руки В. Г. Короленко иногда утверждается, что он принадлежал к группе каракозовцев (см., например, Богина Ш. А. Указ. соч., с. 220). Этот вопрос требует специального исследования. Во-первых, Маликов был оправдан (см. Фроленко М. Ф. Записки семидесятника. М., 1927, с. 115), хотя и отправлен в административную ссылку в Холмогоры. Во-вторых, по-видимому, следует придать большее значение связи Маликова с К. П. Победоносцевым, главой самого мрачного течения русской реакции. Именно ему Маликов обязан и получением высокооплачиваемой должности сразу же после университетской скамьи и быстрым освобождением из ссылки. По возвращении в Орел Маликов вел ожесточенную борьбу с местными и ссыльными революционерами.
• 39
  Клевенский М. М. И. С. Тургенев и семидесятники.— Голос минувшего, 1914, № 1, с. 8.
• 40
  Как установил советский исследователь Н. П. Троицкий, С. Л. Клячко осуществил первый русский перевод работы К. Маркса «Гражданская война во Франции».— Новая и новейшая история, 1962, № 1, с. 196.
• 41
  Лавров П. Л. Избр. соч. в 4 т. М., 1934—1935; т. IV, с. 412, примеч. 229; ДРДР, т. II, вып. 4, с. 2091.
• 42
  Мачтет Г. А. Указ. соч., т. I, с. 212.
• 43
  Русский биографический словарь, т. IV, с. 358.
• 44
  Короленко В. Г. Указ. соч., с. 179; Aldanov М. A Russian Commune in Kansas.— The Russian Review, v. 17, January 1957, № 1, p. 37—38.
• 45
  Мачтет Г. А. Указ. соч., т. I, с. 206—207; Aldanov М. Op. cit., p. 38.
• 46
  Мачтет Г. А. Указ. соч., т. I, с. 197.
• 47
  Aldanov М. Op. cit., р. 43.
• 48
  Лавров П. Л. Указ. соч., т. IV, с. 381—382.
• 49
  Ильин Н. Указ. соч., с. 172.
• 50
  Знакомые. Альбом М. И. Семевского, с. 247.
• 51
  Рук. отд. ПД, ф. 265, оп. 2, д. 580, л. 5.
• 52
  См. Л. Н. Толстой и Вильям Фрей: Из биографических материалов. Сост. П. И. Бирюков.— Минувшие годы, 1908, № 9, с. 68—91; Отрывки из письма В. Фрея к гр, Л. Н. Толстому.— В кн.: Рейнгардт И. В. Указ. соч., прилож., с. 1—33. Л. Н. Толстой отозвался о Фрее как о выдающемся человеке, обладающем огромным обаянием, но его религиозных воззрений не воспринял.
• 53
  Знакомые. Альбом М. И. Семевского, с. 247.
• 54
  После первой российской революции 1905 г. Н. В. Чайковский вернулся в Россию и примкнул к эсерам. В 1917 г. стал одним из руководителей «трудовиков», затем Трудовой народно-социалистической партии. В годы гражданской войны возглавлял белое правительство в Архангельске. На Парижской мирной конференции был единственным русским, с которым консультировался президент США В. Вильсон. До своей смерти в 1926 г. возглавлял белоэмигрантский центр действий против СССР. См. Советский энциклопедический словарь. М., 1980, с. 1492.
• 55
  Aldanov М. Op. cit., р. 43.
• 56
  Gettman R. A. Turgenev in England and America. Urbana, 1941, p. 9.
• 57
  Turgenef I. S. Fathers and Sопs. A Novel Translated from the Russian with the Approval of the Author by E. Schuyler. New York, 1867, p. VIII.
• 58
  Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28 т. М., 1960—1967; письма, т. VI, с. 312—313. Тургенев писал: «По переводу заметно, что он сделан с французского и что знания в русском языке г-на Скайлера довольно ограничены».— Там же, с. 321.
• 59
  Gettman R. A. Op. cit., р. 187—189.
• 60
  Цит. по: Самохвалов Н. И. Американская литература XIX в. М., 1964, с. 197-198.
• 61
  James Н. The Art of Fiction and Other Essays. New York, 1946, p. 99—100.
• 62
  Howells W. D. The Writings. New York, 1910, p. 170.
• 63
  Howells W.D. My Literary Passiопs. New York, 1891.—Reprint: New York, 1968, p. 229, 231.
• 64
  James H. Turgenieff.— In.: French Poets and Novelists. Leipzig, 1883, p. 211
• 65
  Алексеев M. П. И. С. Тургенев — пропагандист русской литературы на Западе.— Труды отдела новой русской литературы Института русской литературы АН СССР, т. 1. М.-Л., 1948, с.
• 66
  Граф Л. Н. Толстой в воспоминаниях Е. Скайлера, 1867—1870 гг. — Русская старина, 1890, № 9, с. 655. См. также: Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников, т. 1. М., 1978, с. 203.
• 67
  Tolstoy L. The Cossacks. New York, 1878. Л. H. Толстой сразу же сообщил Тургеневу: «Переведенных по-английски «Казаков» мне прислал Скайлер; кажется, очень хорошо переведено».— Л. Н. Толстой и И. С. Тургенев. Переписка. М., 1928, с. 82.
• 68
  Причиной этого, возможно, было то, что, как писал Тургенев Льву Толстому, «английский перевод «Казаков» верен — но сух и «matter of fact», как сам г-н Скайлер, который на днях у меня был здесь проездом».— Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем, т. XII, с. 383.
• 69
  Brooks V. W. New England: Indian Summer, 1865—1915. New York, 1940, p. 298.
• 70
  Seyersted P. E. Turgenev’s Interest in America, as Seen in His Cопtacts with H. H. Boyesen, W. D. Howells and Other American Authors.— Scando-Slavica. Copenhagen, 1965, t. XI, p. 25—39.
• 71
  Самохвалов H. И.Указ. соч., с. 214.
• 72
  Wish H. Getting alопg with the Romanovs.— The South Atlantic Quarterly, v. 48, 1949, № 3, p. 355.
• 73
  Булгаков В. Л. H. Толстой в последний год его жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1957, с. 261.
• 74
  Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. в 20 т. М., 1938—1941; т. XIX, с. 306.
• 75
  Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 16 т. М., 1939—1953; т. XV, с. 240.
• 76
  Брет Гарт Ф. Собр. соч. в 6 т. СПб., 1895.
• 77
  Лавров П. Л. Этюды о западной литературе. Пг., 1923, с. 153.
• 78
  — X —[Михайлов М. Л.] Американские поэты и романисты.— Современник, 1860, № 11—12, с. 315.
• 79
  Томашевский Б. Б. Генри Лонгфелло.— В кн.: Лонгфелло Г. Избранное. М., 1958, с. XXXV.
• 80
  Арсеньев Ю. В. Воспоминание о Лонгфелло.— Московские ведомости, 1882, 16(28) марта.t
• 81
  Poems of Places in 31 Vis. Ed. by Henry W. Lопgfellow, v. XX. Russia. Boston, 1878. Подробнее см. Алексеев M. П. Стихотворная антология Лонгфелло о России.- Научный бюллетень ЛГУ, 1946, № 8, с. 27—28.
• 82
  Лавров П. Л. Этюды о западной литературе, с. 157, 164, 166, 171—173.
• 83
  Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем, т. X, с. 18.
• 84
  Чистова И. Тургенев и Уитмен.— Русская литература, 1966, № 2, с. 196—197.
• 85
  Уитмен У. Письмо о России.— Избр. произв. М., 1970, с. 374.
• 86
  Там же, с. 374—375.
• 87
  «Мишурный век». Роман Марка Туэйна и Чарльза Дэдлей Уарнера.— Отечественные записки, 1874, № 5—10.
• 88
  Штейнпресс Б. Хоровой дирижер Голицын.— Советская музыка, 1949, № 2, 45. 84; Локшина Д. Л. Замечательные русские хоры и их дирижеры. М., 1963, с. 27; Музыкальная энциклопедия, т. 1. М., 1973, с. 1032. См. также Архив внешней политики России, ф. Посольство в Вашингтоне, оп. 512/3, 1871 г., д. 107, л. 506.
• 89
  Русский певец и хоровой дирижер Д. А. Агренев-Славянский в 1868 г. организовал небольшой хор певчих «Славянская капелла», который быстро завоевал популярность. В июле 1896 г. М. Горький, присутствовавший на выступлении хора во время ярмарки в Нижнем Новгороде, поставил в заслугу капеллы Агренева-Славянского то, что она воскрешала «старую народную песню».— Горький М. Беглые заметки.— Горький М. Собр. соч. в 30 т. М., 1949—1957; т. 23, с. 157.
• 90
  Цит. по: Славинский Н. Указ. соч., с. 210.
• 91
  Воспоминания Д. А. Агренева-Славянского.— Киевское слово, 13.1.1887; Хитрово А. П. Д. А. Славянский и его деятельность. Тверь, 1887, с. 28—32.
• 92
  Славинский Н. Указ. соч., с. 212.
• 93
  Там же, с. 213.
• 94
  Рубинштейн и Венявский в Америке.— Музыкальный свет, 1872, № 11, с. 83.
• 95
  Там же, с. 82.
• 96
  Там же, с. 82—83.
• 97
    Рукописный отдел Ленинградского гос. ин-та театра, музыки и кинематографии, бумаги А. Г. Рубинштейна, ф. 24, он. 1, д. 41, л. 1—2. Программа концертов А. Г. Рубинштейна и Г. Венявского в Америке, 23 сентября 1872 г.— 23 мая 1873 г.
• 98
  Автобиографические воспоминания А. Г. Рубинштейна, 1829—1889 гг. СПб. с. 58.
• 99
  Там же, с. 57—58.
• 100
    См. Болховитинов Н. Н. Из истории русско-американских научных связей в XVIII—XIX веках.— США: экономика, политика, идеология, 1974, № 5, с. 17—25.
• 101
  Воейков А. И. Русский путешественник в Америке.— Известия Русского географического общества, 1874, № 1.
• 102
  Воейков А. И. Климаты земного шара, в особенности России. СПб., 1884, с. 1.
• 103
  Архив Географического общества АН СССР, ф. 17, оп. 1, д. 140, л. 1—2, 11—13, 15—18 и др.
• 104
  Там же, ф. 17, oп. 1, д. 158, л. 9.
• 105
  Цит. по: Покшишевский В. В. Повесть о знаменитом русском географе А. И. Воейкове. М., 1955, с. 59.
• 106
  Coffin G. Н. The Winds of the Globe. With a Discussiоп and Analysis of the Tables and Charts by Dr. Alexander Woeikof. Washingtоп, 1875. См.: Цверава Г. К. Из истории русско-американских научных связей: Джон Генри и А. И. Воейков.— Природа, 1979, № 7.
• 107
    Воейков А. И. Избр. соч. в 2 т. М.— Л., 1948—1949; т. 1, с. 47.
• 108
    Воейков А. И. Метеорология в России. СПб., 1874, с. 48.
• 109
  Архив Географического общества АН СССР, ф. 17, оп. 1, д. 248, л. 12, 14, 16 и др.
• 110
  Двойченко-Маркова Е. М. Ученые России на международной выставке в Филадельфии в 1876 г.— Новая и новейшая история, 1975, № 4, с. 153.
• 111
  The Boston Evening Journal, 23.VII.1876.
• 112
  Ibidem.
• 113
  Центральный государственный архив Военно-Морского Флота, Канцелярия
• 114
  Скальковский К. А. В стране ига и свободы. СПб., 1878, с. 282.
• 115
  The Boston Evening Journal, 23.VII.1876.
• 116
  Владимиров M. М. Русский среди американцев: мои личные впечатления как токаря, чернорабочего, плотника и путешественника, 1872—1876. СПб., 1877, с. 327.
• 117
  The Boston Evening Journal, 23.VII.1876.
• 118
  Ibidem.
• 119
  ЦГАВМФ, KMM, ф. 410, оп. 2, д. 3713, л. 58—59, 62—63.
• 120
  Leicester H. M. Mendeleev’s Visit to America.— The Journal of Chemical Education, v. 34, № 7, July 1957, p. 332.
• 121
  Смирнов Г. В. Менделеев. М., 1974, с. 148.
• 122
  Архив внешней политики России (далее — АВПР), ф. Посольство в Вашингтоне, оп. 512/3, 1876 г., д. 126, л. 151. Министр финансов Н.Х.Рейтерн— Н. П. Шишкину, № 1353, 22 апреля (4 мая) 1876 г.
• 123
  Менделеев Д. И. Поездка в Америку.— Менделеев Д. И. Собр. соч. в 25 т. М.—
• 124
  Там же, с. 87.
• 125
  Там же, с. 86.
• 126
  Там же, с. 87.
• 127
  Менделеевский музей-архив при Ленинградском государственном университете (далее — ММА), Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 29.
• 128
  Менделеев Д. И. Указ. соч., с. 92.
• 129
  ММА, Бумаги Д. И.Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 17.
• 130
  Менделеев Д. И. Указ. соч., с. 108.
• 131
  ММА, Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 32; см. также л. 3.
• 132
  Менделеев Д. И. Указ. соч., с. 96.
• 133
  Там же.
• 134
  Там же, с. 97.
• 135
  Proceedings of the American Philosophical Society, 1950, v. 94, № 6, p. 582; 1965, v. 109, № 1, p. 56.
• 136
  ММА, Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 20.
• 137
  Менделеев Д. И. Указ. соч., с. 108.
• 138
  Там же, с. 96.
• 139
  Там же, с. 97.
• 140
  Там же.
• 141
  Там же.
• 142
  Новый энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1890—1907; т. 12, с. 926.
• 143
  Менделеев Д. И. Указ. соч., с. 113.
• 144
  См. Менделеев Д. И. По нефтяным делам.— Менделеев Д. И. Собр. соч., т. X, с. 400.
• 145
  Там же.
• 146
  ММА, Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 25.
• 147
  Менделеев Д. И. Поездка в Америку, с. 91, 150.
• 148
  ММА, Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 25.
• 149
  Менделеев Д. И. Поездка в Америку, с. 112-113.
• 150
  ММА, Бумаги Д. И. Менделеева, ф. 1, д. 21, л. 33.
• 151
  Менделеев Д. И. Поездка в Америку, с. 26.
• 152
  Там же, с. 150.
• 153
  Там же, с. 26.
• 154
  Там же.
• 155
  Там же.
• 156
  Там же.
• 157
  Першке С. и Л. Русская нефтяная промышленность, ее развитие и современное положение в статистических данных. Тифлис, 1913, с. 55—56; Гвдзишевский Э. А. Русская нефть на мировом рынке. М., 1924, с. 9.
• 158
  ЦГАВМФ, КММ, ф. 410, оп. 2, д. 3613, л. 5—6. Д. Д. Портер — С. С. Лесовскому, 26 ноября 1872 г.
• 159
  Там же, л. 3. Всеподданнейший доклад управляющего морским министерством № 481, 15(27) января 1873 г.
• 160
  Там же.
• 161
  Там же, л. 16. Н. К. Краббе — Г. Г. Оффенбергу № 9, 16(28) января 1873 г.
• 162
  Там же, л. 11—12. Д. Д. Портер — С. С. Лесовскому, 21 апреля 1873 г.
• 163
  Там же, л. 7—10, 13—14. Инструкции Н. К. Краббе А. П. Новосильскому и И. Ф. Александровскому № 6, 7 от 16 (28) января 1873 г.; Д. Д. Портер — С. С. Лесовскому, 3 апреля 1873 г.
• 164
  Там же, л. 22. Г. Г. Оффенберг — Н. К. Краббе № 52, 8(20) апреля 1873 г.
• 165
  ЦГАВМФ, ф. 22, оп. 1, д. 99, л. 32. У. Н. Айэрффер — Л. П. Семечкину, 23 мая- 1876 г.; ЦГАВФМ, КММ, ф. 410, оп. 2, д. 3713, л. 45. Л. П. Семечкин — С. С. Лесовскому, 12(24) июля 1876 г.
• 166
  Портнов М. К истории принятия на вооружение русской армии 4,2-линейной винтовки образца 1868 г.— Ежегодник Гос. историч. музея за 1961 г. М., 1962, с. 64.
• 167
  Оружейный сборник, 1869, № 1, отд. 1, с. 76.
• 168
  АВПР, ф. Посольство в Вашингтоне, оп. 512/3, 1869 г., д. 99, л. 344—345. A. П. Горлов — К. Г. Катакази, б. д./конец декабря 1869 г./
• 169
  Военная энциклопедия. В 18 т. М., 1911—1915; т. 4, с. 480.
• 170
  АВПР, ф. Канцелярия, оп. 470/4, 1870 г., д. 43, л. 425, 439—440. Доклады B. И. Вестмана — Александру II, 5(17) декабря 1870 г. и 27 декабря 1870 г. (8 января 1871 г.).
• 171
  Федоров В. Г. Эволюция стрелкового оружия. М., 1938, ч. I, с. 117.
• 172
  Федоров В. Г. Вооружение русской армии за XIX столетие. СПб., 1911, с. 225.
• 173
  Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX в. М., 1973, с. 305, 325.
• 174
  Оружейный сборник, 1869, № 4, отд. 1, с. 1; Федоров В. Г. Вооружение русской армии за XIX столетие, с. 225.
• 175
  Портнов М. Указ. соч., с. 70.
• 176
  Бескровный Л. Г. Указ. соч., с. 310.
• 177
  Бакунин М. А. Полн. собр. соч., т. I. СПб., 1907, с. 57.
• 178
    Handlin О. A Russian Anarchist Visits Boston.— The New England Quarterly, v. 15, № 1, March 1942, p. 104—108; Hecht D. «Laughing Allegra» Meets an Ogre.— The New England Quarterly, v. 19, № 2, June 1946, p. 243—244.
• 179
  Бакунин M.A. Указ. соч., с. 154,155.
• 180
  Лавров П. Л. Избр. соч., в. 4 т. М., 1934—1935; т. I, с. 336.
• 181
    Лавров П. Л. Избр. соч., т. IV, с. 34.
• 182
  См. Список иностранных социалистических газет, получавшихся редакцией «Вперед!».— Лавров П. Л. Избр. соч., т. IV, с. 417—420.
• 183
  Вперед!, 1875, № 2, 6, 13.— Лавров П. Л. Избр. соч., т. III, с. 29, 153, 349.
• 184
  Вперед!, 1875, № 2, 4, 6—8, 13.— Лавров П. Л. Избр. соч., т. III, с. 32, 62, 83, 181, 221, 254, 285, 413, 443.
• 185
  Вперед!, 1875, № 20, 23.— Лавров П. Л. Избр. соч., т. III, с. 636—637, 732—733.
• 186
  См. «Вперед!»: Сборник статей, посвященных памяти П. Л. Лаврова. Под ред. П. Витязева. Пг.— М., 1920. Заметим, что этот вопрос требует специального изучения по архивным материалам и прессе США.
• 187
  Лавров П. Л. Избр. соч., т. I, с. 467; Манфред А. 3. Образование русско-французского союза. М., 1975, с. 156.
• 188
  Волк С. С. Карл Маркс и русские общественные деятели. Л., 1969, с. 196—202.
• 189
  Исполнительный комитет партии «Народная воля» — К. Марксу, 25 октября (6 ноября) 1880 г.— К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967, с. 428.
• 190
  Былое, 1917, июль, с. 51, 52.
• 191
  Там же, с. 52.
• 192
  Там же, с. 53—54.
• 193
  К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия, с. 428.
• 194
  За сто лет: материалы по истории политических и общественных движений в России, 1825—1896. Сост. В. Л. Бурцев, при редакц. участии С. М. Кравчинского (Степняка). Лондон, 1897, ч. I, с. 180.
• 195
  См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 35, с. 157, 158.
• 196
  К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия, с. 448—449.
• 197
  Там же, с. 451. См. письмо Л. Н. Гартмана к К. Марксу от 24 августа 1881 г. Там же, с. 449.
• 198
  Киперман, А. Я. Главные центры русской революционной эмиграции 70—80-х годов XIX в.— Исторические записки, т. 88, 1971, с. 292.