Труд: рабский и свободный

Появление моего сегодняшнего доклада стимулировало то, что прошла уже четверть века с тех пор, как увидела свет моя первая книга «Свободная земля, свободный труд, свободные люди». Тот факт, что эта работа все еще переиздается и рекомендуется студентам для курсов по истории в Соединенных Штатах, приносит огромное удовольствие, хотя я и должен признать, что изначально влияние этой книги частично проистекало из того, что ей посчастливилось выйти в тот самый момент, когда американские историки стали по-новому относиться к понятию идеологии. В этой книге я пытался доказать, если кратко обрисовывать мою точку зрения, что республиканскую партию перед Гражданской войной объединяла приверженность «идеологии свободного труда», которая основывалась на тезисе о том, что труд свободных людей выше в экономическом и социальном отношении, чем труд рабов. Другой мой тезис заключается в том, что отличительная черта общества на Севере США состояла в возможности для наемных работников подняться до независимого положения владельцев собственности. Из веры в эти посылки проистекала решимость республиканцев остановить экспансию рабства и поставить этот институт на путь, ведущий, по словам Линкольна, к «окончательному исчезновению»1.

Двадцать пять лет представляют достаточный срок для того, чтобы поразмыслить и о долговечности этой книги и о ее ограниченности. Перечитав «Свободную землю…» сейчас, я ясно увидел, что идеология «свободного труда» была взята как некая данность. При этом в работе была очень слабая попытка проследить ее идеологические источники, социальные корни и эволюцию с течением времени. Более того, сама концепция «свободного труда» была представлена как унитарная, прямолинейная, не осмысляющая того, какие существенные различия возникали в процессе интерпретации ее американцами.

Цель моего сегодняшнего выступления, однако, не в том, чтобы дать обзор моей собственной работы. Скорее — предложить оценить то, как трансформация научных исследований последних двадцати пяти лет дает нам возможность лучше понять идею свободного труда и идею общества, в котором этот труд процветает. «Свободная земля…» была написана на временном пороге, разделяющем два поколения исторических исследований, и поэтому ей недоставало преимуществ, принесенных в науку «новыми историками», которые с 1969 года достигли зрелости. Недоставало ей и новых концепций и методологии, которые использовались учеными применительно к исследованиям проблем труда, пола, права и собственно политической культуры. Все это сегодня дает возможность бросить свежий взгляд на идею «свободного труда», описывая ее во всей сложности и более точно определяя ее место в истории США девятнадцатого века.

Когда была опубликована «Свободная земля…», историки только-только начинали выходить из ситуации, которая в ретроспективе выглядит как довольно бесплодная дискуссия о том, что характеризовало прошлое Америки — «конфликт» или «консенсус». Сейчас ясно, что американцы девятнадцатого столетия использовали общий политический лексикон, сама внешняя универсальность которого скрывала целый сонм расходящихся понятий и акцентов. Для политической культуры той эры центральными были концепции независимости, гражданства, свободы. Эти концепции постоянно оспаривались и были подвержены переоценкам, их содержание менялось с течением времени, ибо различные группы пытались перекроить границы этих концепций и изменить их значения. Более того, эти концепции в целом были определены и переосмыслены путем создания ярко выраженных альтернативных концепций, состоявших из двух противоборствующих начал. Эти конструкции направляли понимание американцами социальной реальности; высвечивали некоторые части этой реальности и в то же время затушевывали другие2. Так же как свобода и рабство соединились в реальном развитии Нового Света, так и определение «свободного труда» зависело от сопоставления этого труда со своим идеологическим антиподом, трудом рабов. Под лозунгом «свободного труда» северяне, представляющие различные социальные слои и интересы, могли сплачиваться в защиту собственного общества даже в тех условиях, когда определенные силы ставили вопрос, не скрывает ли противопоставление «свободного труда» рабовладельческому обществу фактов принуждения, которому подвергаются и свободные работники. Противопоставление труда свободных и труда рабов маскировала тот факт, что само понятие «свободного труда» применялось по отношению к двум различным экономическим ситуациям: «свободным» считался и наемный работник, получающий работу на рынке труда, и мелкий производитель, обладающий собственностью, который находился в. положении экономической независимости.

Несмотря на значительные различия в их экономическом статусе, эти группы обладали той общностью, что они не были рабами, а те экономические отношения, в которые они вступали, понимались как «добровольные», а не проистекающие из личной зависимости.

Размышления об идеологических противоречиях между трудом свободных людей и системой рабского труда (противоречия воображаемых либо реальных, имевшихся в то время, либо возникших в реминисценциях после окончания Гражданской войны) наводят на мысли о том, что сама идеология «свободного труда» не могла развиваться без обострения действительного конфликта между рабством и свободой. Иногда забывают, сколь широко было разнообразие состояний частичной свободы в Америке колониального периода. Были законтрактованные слуги, подмастерья, работники домашнего хозяйства, которым по большей части платили натурой. Были моряки, насильно взятые на службу в британский флот и, в некоторых областях, фермеры-арендаторы. (Я пока оставлю в стороне статус псевдосвободы, в котором находились женщины в колониальный период; плоды труда женщин по закону принадлежали их отцам или мужьям.)3

Из двух типов свободного труда, существовавших в колониальный период, — наемных работников и независимых собственников — второй тип преобладал. Ко времени революции большую часть свободного населения составляли фермеры, которые владели своей землей и обрабатывали ее трудом своих семей; в некоторых районах такой труд дополнялся трудом законтрактованных слуг или рабов. Крайне редко на ферме обращались к найму работников за плату, а те, кого нанимали, были обычно молодые люди, которые могли в будущем рассчитывать на приобретение собственности. В городах же колониального времени труд за плату преобладал, хотя несвободные люди составляли решающую часть рабочей силы даже за пределами юга страны. По меньшей мере до 1750 г. большое количество ремесленников и купцов — и на Севере, и на Юге — владели рабами, использовали труд законтрактованных слуг и учеников4.

Если американцы колониального времени были знакомы с широким кругом степеней несвободы, то они и рассматривали само состояние зависимости как унизительное. Аксиомой политической мысли XVIII в. было положение о том, что у зависимых людей есть недостаток собственной воли и посему они не заслуживают никакой роли в делах общества. «Свобода и зависимость,— писал Джеймс Уилсон,— есть условия, непримиримо противоположные друг другу». Томас Джефферсон в своих «Записках о штате Вирджиния» настаивал на том, что состояние зависимости «рождает раболепие и продажность, удушает зародыш добродетели и готовит удобные орудия для амбициозных замыслов». Представительное правительство, считал Джефферсон, может опираться только на граждан, обладающих личной независимостью, которая в свою очередь проистекает из владения собственностью, способной к производству. Не только личная зависимость, как в случае с домашними слугами, но и работа за плату рассматривались многими как постыдные. Это убеждение имело долгую предысторию. В Англии XVII в. работа за плату ассоциировалась с утратой свободы и раболепием. Те, кто имел такую работу (особенно матросы, вероятно, наиболее крупная группа работников по найму в портовых городах), в Атлантическом мире следующего столетия рассматривались как взрывоопасная группа5.

Негативное отношение к последствиям личной зависимости и отождествление политического существования человека с его экономической автономией были взяты для иллюстрации влияния республиканской мысли на политическую культуру Америки. Эти убеждения пустили глубокие корни в Америке XVIII и XIX вв. Это произошло, однако, не только в силу того, что они просто были частью идеологического наследия страны, но и потому, что они находились в согласии с широким распространением производящей собственности. Эта собственность и делала состояние экономической автономии частью жизненного опыта миллионов людей. С самых первых дней своего пребывания в Америке эмигранты из Европы верили, что «обетованность» Нового Света — в избавлении от экономического неравенства Старого Света и широко распространенных там отношений экономической зависимости. Не успел Джон Смит высадиться р Джеймстауне, как заметил, что в Америке «каждый может стать хозяином и владеть плодами своего труда и землей». В течение всего XIX в. «идеология мелкого производителя», столпами которой были гордость за свое ремесло, вера в равноправие граждан и в выгоды экономической автономии, поддерживала широко распространенную враждебность и к работе по найму, и к «тем, кто не производит», а процветает за счет труда других. Идеология «свободного труда» возникала, таким образом, частично из такого видения Америки как республики свободных производителей6.

Поколение, жившее после американской революции, увидело скорый упадок института законтрактованных слуг и подмастерьев, исчезновение ремесленников, живших в домах их нанимателей, а также отождествление работы по домашнему хозяйству с занятием для негров и белых женщин. В этих условиях контраст между трудом свободных и трудом рабов стал еще более резким. Одновременно, отмена рабства на Севере прочертила географическую линию по всей сфане, отделявшую свободные штаты от рабовладельческих. Таким образом, была подготовлена арена, на которой стала развиваться идеология, считавшая Север родиной «свободного труда»7.

Эти изменения в сфере труда были всего лишь предвестником экономической революции, прокатившейся но всем Соединенным Штатам в первой половине XIX столетия. Благодаря трудам целого поколения историков, изучавших социальные процессы, сегодня нам известны все сложные последствия промышленной революции. Перемены в области транспорта, которые установили связь фермеров-йоменов — по меньшей мере на Севере — с рынками внутри страны и за рубежом, сделали этих фермеров основными потребителями промышленных товаров. Нормой, однако, оставался труд всей семьей. Это сохранялось даже в тех условиях, когда система работы вне мастерской, связанная с ранней стадией индустриализации, расширила рамки семейного труда, включив в него наем работников во многих хозяйствах в сельской местности. «Не бери работников, если можешь сделать работу сам» — гласил афоризм в одном из альманахов 1830 года. И действительно, наемный труд в сельском хозяйстве оставался сезонным и временным но характеру. Только после 1850-х гг. совокупное действие таких факторов, как падение рождаемости на Севере и возросшее предложение труда иммигрантов сделали применение наемного труда в фермерских хозяйствах и необходимым и достижимым. Покуда семьи йоменов удерживали контроль над производящей собственностью и имели реальные перспективы передачи ее по наследству своим детям, идеал автономии сохранял свою социальную достоверность. Рэндолф Рот предпринял исследование долины реки Коннектикут (штат Вермонт) — района, который вполне был уже интегрирован в капиталистический рынок к 1860 году — и заключил: «Обладание собственностью осталось идеалом, достижение которого по-прежнему было возможно для большинства граждан». Открытие земель на западе США для заселения сделало цель обладания фермой еще более реалистической для мелких фермеров и их потомков8.

Последствия же развития капитализма для торговых и промышленных городов были совсем иными. В этих городах увеличившийся объем производства, ослабление традиционных ремесел и истощение возможностей для ремесленников достичь статуса независимого хозяина приводили к тому, что работа по найму, а не обладание производительной собственностью, становилась основой выживания семей. В середине XIX в. впервые число работающих по найму превысило число рабов, а через десяток лет, согласно одной из оценок, превысило и удельный вес самостоятельных производителей в общем объеме рабочей силы9.

Несмотря на то, что либеральные теории девятнадцатого века исходили из того, что рынок труда, существующий в сфере частного предпринимательства, находится вне рамок компетенции правительства, на деле изменения в законодательстве и его применении способствовали институционализации отношений в области найма и легитимизации их как истинного выражения свободы. В течение первой половины XIX в. законодательство США определяло такую работу, как добровольное соглашение между автономно действующими индивидами. Свободный характер труда в этом случае проистекал из непринудительного характера самого трудового контракта, вне зависимости от того, имел ли нанимающийся экономическую автономию. Трансформация законодательства отражала и одновременно увеличивала сдвиг в сторону усиления экономической мощи предпринимателей и инвесторов, что в некотором смысле ограничивало фактическую свободу тех, кто работал по найму. Особые требования к выполнению контракта, сформулированные в судебном порядке, отменялись и более не рассматривались как совместимые с автономией свободного труженика. Этим же символом правовая доктрина «найма по свободному выбору» освобождала нанимателей от любых обязательств по содержанию работников дольше, чем это диктовала экономическая необходимость. Если право отказаться от работы помогло определить различие между трудом свободных и трудом рабов, то одновременно обнаружился и недостаток средств противостояния возможности увольнения. В то время как не существовало законодательно оформленной возможности заставить работника трудиться, трудовое соглашение считалось документом, дающим нанимателю полное право контроля над условиями труда. Таким образом, правила выполнения работы, выглядевшие крайне волюнтаристскими по отношению к работникам, имели силу закона. Те же, кто отказывался выполнять разумные приказания предпринмателей, в законном порядке могли быть уволены без причитающейся им заработной платы. Иными словами, идея «свободного труда» не могла не противоречить резкому неравенству, существовавшему и на рабочих местах, и на рынке труда10.

Расширение применения наемного труда и его институционализация в законах создала серьезный вызов тем убеждениям, которые определяли состояние экономической зависимости как несовместимое со свободой. Как полагал Томас Хаскелл, рыночная революция способствовала развитию личности за счет поощрения у индивида как чувства контроля за собственным будущим, так и ответственности за судьбы других. Однако многие американцы испытали на себе экспансию капитализма не в смысле расширения возможности создать свой мир, но как раз в плане утраты контроля над собственной жизнью. Поднявшись на дрожжах экономической теории Рикардо, называвшей труд источником всех богатств, а работника личностью, обладающей полным правом получать все плоды своего труда, идеал автономного мелкого производителя в Америке джексоновского времени вступил в конфликт с принципами раннего капитализма и свойственного ему процесса неуклонного превращения труда в товар11.

Метафора, в концентрированном виде выразившая это недовольство — «рабство по найму» — косвенно оспаривала существование резкого различия между трудом свободных и трудом рабов. Не было ничего нового, ничего уникально американского в том, что для риторической критики трудовых отношений при капитализме мобилизовывались образы рабов, бывших движимым имуществом. Однако словарь таких терминов обрел особую силу в Америке, ибо в стране рабство было реальностью, а не отдаленным символом. Мелкий же производитель по-прежнему оставался мощным элементом в социальной структуре общества. Прочные позиции в общественном сознании занимала и идея о том, что тот, кто работает по найму, не является полностью свободным12.

Метафора о «рабстве по найму» (или ее ближайший собрат из Новой Англии — «фабричное рабство») родилась из непосредственного недовольства низкой заработной платой, непостоянством занятости, сложными и волюнтаристскими правилами работы на фабриках раннего периода, а также неспособностью теории контракта описать реальное функционирование рынка труда. Ядром же метафоры все-таки была критика состояния экономической зависимости. Один из лидеров рабочих того времени писал, что работники «жалуются на рабство по найму нс только из-за бедности, которую оно приносит… Они против этого рабства потому, что оно держит класс работающих в состоянии жалкой зависимости от капиталистов». Орестес Браунсон, в наиболее, пожалуй, известном заявлении в ходе спора о «рабстве по найму», называл заработную плату «хитроумным орудием дьявола, которое действует в интересах тех, у кого нежная совесть и кто сохраняет все преимущества рабовладельческой системы без расходов, беспокойства и одиозности статуса рабовладельцев». Позднее Браунсон вспоминал, что его эссе вызвало «один общий крик ужаса» в кругах людей, чье мнение уважалось. Однако идея о том, что труд по найму напоминал рабство, была распространена не только среди радикально настроенных трудящихся или разочарованной интеллигенции. В демократической партии времен Эндрю Джексона аксиомой считалось то, что идеальный гражданин — это фермер или независимый ремесленник-механик. В этих кругах полагали, что фабричная организация производства и ремесленный цех, в которых главной фигурой был купец, привносят в Америку систему деспотизма, подобную рабству13.

Трудящиеся Севера страны и политики джексоновского времени не были одиноки в использовании концепции «рабства по найму» в качестве критики труда свободных работников. Защитники рабовладения с Юга США, как, например, Джон Кэлхун, Томас Дью и Джордж Фитцхью настаивали на том, что свобода работника на Севере заключалась в возможности выбора между тем, чтобы бьггь либо эксплуатируемым, либо умирать с голоду. Свободный работник, по их мнению, являлся «рабом сообщества». Эта ситуация считалась куда более подавляющей работника, чем существование во владении индивидуального хозяина, ибо во втором случае работник был защищен от эксплуатации со стороны конкуренции на рынке труда. Сама идея свободного труда, заявляли южане, являлась «грубой фикцией», которая позволяла имущим классам избежать чувства ответственности за благосостояние тех, кто стоял ниже их на социальной лестнице. Сенатор от Северной Каролины Дэвид Рейд настаивал на том, что повышение статуса труда свободных людей зависело от существования рабства, ибо именно эта система освобождала белых от унизительных, «низких и лакейских» занятий типа труда на фабрике или работы в услужении, которые исполнялись на Севере наемными работниками14.

Я подробно остановился на идее о «рабстве по найму», поскольку во многом идеология «свободного труда» возникла как ответ на такую критику наемного труда, существовавшего на Севере. Я не хочу этим сказать, что концепция «свободного труда» была циничным трюком, рассчитанным на защиту эксплуатации работников. Скорее, в условиях общества, переживавшего бурное развитие капитализма, аналогия между свободным работником и рабом неизбежно вызывала контртеорию, восхвалявшую выгоды рыночной организации и юридической свободы этого работника. Одним из источников идеологии «свободного труда» стали усилия экономистов в период до Гражданской войны, которые пытались примирить веру в экономический прогресс с процессом роста числа работающих по найму. Для этого они обратились к идеям Адама Смита и других сторонников либератизма XVII в., которые настаивали на том, что рабство являлось куда более дорогостоящим и неэффективным средством применения рабочей силы, чем выплата заработной платы, поскольку рабство не давало возможности использования собственных интересов работника во имя общественного блага. Соотечественник Смита Джон Миллар писал еще в 1771 году: «Нет более верного вывода, чем тот, что люди в своей совокупности могут быть более деятельны, работая себе на пользу, чем в случае, если они принуждаются работать на другого». Потребности, постоянно возрастающие и стимулируемые участием человека в рыночных отношениях, представляют наиболее эффективный побудительный мотив для производительного труда. Смит сокрушался по поводу тех результатов, которые приносит разделение труда работникам, вынужденным выполнять бездумные, повторяющиеся задачи. Тем не менее он настаивал на том, что в обществе, основанном на коммерции, наемные работники были воистину «независимы», поскольку безличный закон спроса и предложения, а не решения хозяина- патрона определяют вознаграждение за их труд, и сами работники могут распоряжаться этим вознаграждением так, как считают нужным.

В 1850-е гг. республиканская партия перефразирует направленную против рабства мысль А. Смита: свобода означает процветание, а рабство тормозит экономический прогресс. Однако поколением ранее не столько враждебность Смита к рабству привлекала защитников сложившихся на Севере трудовых отношений, сколько аргумент ученого в пользу того, что трансформация труда в рыночный товар не противоречит автономии «свободного труда». Американские ученики Смита добавили новый штрих к этому аргументу — такой, который учитывал жизнестойкость идеалов мелкого производителя в Америке. Смит полагал, что существуют непреодолимые классовые различия как неизбежное следствие экономического развития. Американские экономисты искали пути примирения факта существования наемного труда с распространенными в Новом Свете идеи о наличии в Америке бесклассового общества. Они выдвигали мысль о том, что в Соединенных Штатах предприимчивые и бережливые труженики смогут скопить деньги, приобрести себе дом, а потом — ферму или мастерскую, тем самым избегая статуса наемного работника, постепенно ассимилируясь в республике обладателей собственности15.

Эти попытки нейтрализовать мрачное описание условий труда наемных работников пересекались и усиливали роль другого источника идеологии «свободного труда». Этот источник — стремление владельцев фабрик и ремесленных цехов укрепить мнение о том, что существует гармония интересов всех людей, занятых в производственных предприятиях. Ремесленный мастер заявлял о том, что его интересы воплощают интересы всех, занятых данным ремеслом, включая подмастерьев, временно нанятых,— короче, всех тех, кто сможет стать мастерами в будущем. Предприниматели-капиталисты говорили о существовании общности их интересов с интересами наемных работников, ибо они сообща способствовали экономическому прогрессу, который с течением времени позволит наемным труженикам самим стать собственниками. Благодаря партии вигов в Америке джексоновского периода этот вид апологии капитализма и предпринимательства во имя создания равных возможностей для всех вошел в повестку дня политических споров. Виги заявляли о том, что риторические сентенции демократов о существовании классового конфликта были импортированы из Европы и неприемлемы для американского общества, состоявшего из «людей, которые сами себя создали». В этом обществе, полагали виги, большая часть населения либо обладала производящей собственностью, либо имела реальные надежды на приобретение такой собственности. В Америке труд за плату был, по мнению вигов, временным статусом и «наемные работники не существовали в качестве класса общества»16.

Как партия, которая существовала во всех регионах США, виги по понятным причинам не стремились явно противопоставлять труд свободных людей труду рабов. Эту задачу, ключевую для развития идеологии «свободного труда» в Америке джексоновского периода, суждено было выполнить иной группе — группе тех, кто пошел в «крестовый поход» против рабства. Конечно, в целом защита «свободного труда» была второстепенным аспектом в построениях аболиционистов, ибо для них главными всегда были моральные, а не экономические соображения. Тем не менее аболиционисты вполне естественно были резко против сравнения природы труда на Севере с оковами рабов Юга. Стремясь доказать уникальный факт существования рабства как зла, аболиционисты способствовали распространению идей о принципиальном различии между незаконным принуждением людей к работе в рабовладельческой системе и условиями труда на Севере. Связанной с этой мыслью была и концепция о том, что суть свободы состояла не только в обладании производительной собственностью, но и в собственности на самого себя. Отвержение, в рабовладельческой системе, этого права на самого себя, включая труд и способность распоряжаться им по своему усмотрению, как раз и отграничивало эту систему от свободы. «Право на самого себя есть фундаментальное право», являвшееся базой для всех иных прав в обществе, считал Теодор Уэлд17.

В тех случаях, когда аболиционисты пытались нарисовать картину будущего общества, которое возникнет после освобождения рабов, они в основном представляли себе освобожденных рабов как наемных работников. Это положение они не считали позорным. В 1833 г. антирабовладельческое общество Новой Англии очертило параметры непосредственной отмены рабства путем признания за неграми права негров иметь семью, Доступ к образованию, а также считало, что «плантаторы должны нанимать бывших рабов в качестве свободных работников и выплачивать им справедливую заработную плату». Аболиционисты громогласно отвергали идею о том, что рабочих на Севере можно было уподоблять «рабам по найму». Такая терминология, как они считали, отвлекает внимание от единственного зла — рабского состояния. Для чернокожих аболиционистов аналогия «рабства по найму» выглядела еще более ложной. Когда Фредерик Дуглас вскоре после побега от хозяев впервые нанялся на работу в Нью-Бедфорде, он отнюдь не считал себя «нанятым рабом». Наоборот, для него заработная плата являлась символом свободы: «Теперь я был хозяином самому себе… и находился в состоянии независимости». Таким образом, идя на обострение идеологического контраста между трудом свободных и трудом рабов, движение аболиционистов способствовало легитимизации отношений найма за плату даже в то время, когда эти отношения подвергались резким нападкам. Уильям Ллойд Гаррисон писал, что употребление термина «рабство по найму» было надругательством над языком. «Мы не можем видеть ничего дурного в том, что одни люди выплачивают заработную плату, а другие получают ее»18.

Несмотря на широкое распространение риторики в духе «рабства по найму», было бы неверно полагать, что возникавшая идеология «свободного труда» не была привлекательна для рабочих на Севере. И действительно, еще одним источником этой идеологии была раздвоенность сознания самих рабочих, которые восхваляли независимость и равные права тружеников, даже если одновременно утверждали, что их положение было не чем иным как «рабством по найму» в случае вынужденной продажи своего труда как товара на рынке. Ирония ситуации состояла в том, что попытки включить тех, кто не владел собственностью, в демократический политический процесс только укрепляли определение «собственности на самого себя» как фундамента свободы. Нарастание давления «снизу» с целью расширения избирательного права во многом способствовало демократизации американского общества, а началось оно в эпоху Американской революции с выдвижения требований дать право голоса временно нанятым, другим наемным работникам и мелким ремесленникам. Однако в политическом смысле наделение избирательным правом этих категорий населения заметно противоречило риторическому образу рабочего как «наемного раба» и серьезно расширяло границы традиционного определения личной независимости. Каждому человеку труд принадлежал в качестве собственности. Круг граждан, достойных политического участия, не ограничивался обладателями собственности, как высказался один из делегатов на конституционном конвенте Массачусетса в 1820 г., ибо те, кто поддерживал благосостояние своих семей «ежедневным заработком», обладали такой же мерой «уважения к стране», как и богатейшие предприниматели19.

Таким образом, многочисленные идейные течения слились в идеологию «свободного труда» в 1850-е гг. Цементирующей силой в этом процессе стало выдвинутое республиканской партией обвинение рабовладельческого общества Юга и прославление прогресса, возможностей и индивидуальной свободы, воплощенных в «свободном обществе» Севера. Создавая риторический образ рабовладельческого общества в качестве антитезы общества свободного, республиканцы консолидировали идеологию «свободного труда» и придали ей глубочайшее значение. Республиканцы в куда большей степени, чем аболиционисты несколько ранее, симпатизировали стремлению к экономической независимости, характерному для рабочих Севера. Они считали рабство и опасность его экспансии, а не внутреннюю логику капитализма, теми силами, которые угрожали праву рабочих Севера обладать плодами своего труда. Два определения «свободного труда», возникшие в первой половине XIX в.,— трудящийся мелкий производитель и свободно нанимающийся за плату работник — внутри идеологии «свободного труда» были тесно переплетены между собой и в то же время часто противоречили друг другу. Лишь частично они были примирены тезисом о том, что свободное общество предлагает любому усердному наемному работнику возможность достижения экономической независимости.

Нигде, кроме речей Авраама Линкольна, мы не обнаружим столь явной привлекательности идеологии «свободного труда» либо столь открытых ес внутренних противоречий. Жизнь самого Линкольна воплотила те возможности, которые общество Севера внешне представляло всем, кто работает. Несмотря на то, что сам Линкольн к 1850-м .гг. жил в обществе, переживавшем промышленную революцию (сам он был юристом в одной из крупнейших в стране корпораций, железнодорожной компании «Иллинойс Сентрал»), Америка времен Линкольна была еще миром мелкого производителя. Линкольна тревожили груды идеологов рабства типа Джорджа Фитцхью. Критика южанами «рабства по найму» только усилила импульс Линкольна в защиту свободного общества. Он полагал, что большинство северян не были «ни нанимателями, ни нанимаемыми», но трудились «на себя, на фермах, в домах, цехах, владея всем произведенным продуктом, не заискивая перед капиталом, ни перед наемными работниками, ни перед рабами». Те, кто работает за плату, считал Линкольн, были в основном «начинающими», нанимавшиеся на работу «по собственному согласию». Вопреки исходившим от южан обвинениям, эти люди не были «фатально и пожизненно закреплены в таком положении». В отличие от взглядов вигов, существовавших поколением ранее, такое видение Линкольном общества на Севере неизбежно вело его к провозглашению обвинительного акта рабству. Раб, по Линкольну, был просто-напросто человеком, незаконно лишенным права на плоды своего труда; человеком, которому отказано и в социальных правах, на которые могли рассчитывать все американцы. Однако даже красноречие Линкольна не избавляло идеологию «свободного труда» от внутренних двусмысленностей. Чем являлся труд за плату: нормальной, приемлемой частью социального устройства Севера или временным отклонением, связанным все же с недостатком свободы? В какой-то степени ответ на этот вопрос зависел о того, о каких работниках шла речь20.

Для Линкольна, как и для многих республиканцев 1850-х гг., идея о «свободном труде» покоилась на универсалистских предположениях. Сама природа человека в большей степени благоприятно отвечала на побуждение, чем на принуждение. Это объясняло причину того, что свободное общество обогнало систему рабовладения в экономическом прогрессе. Линкольн в каком-то смысле набрал очки в глазах избирателей во время дебатов со Стефеном Дугласом: он настаивал на том, что право на плоды своего труда есть естественное право человека, не ограниченное неким кругом людей, и избрал в качестве примера чернокожую женщину. Однако, как и любая другая идеология, теория «свободного труда» частично определялась существованием в ней внутренних границ, каких-то линий исключения, которые считались проистекающими из естественного порядка вещей и посему вовсе не воспринимались как исключения. Сам Линкольн намекнул на существование таких границ, когда заметил, что только люди, «природа которых склонна к зависимости», не используют возможности избежать статуса наемного работника21. Кто эти люди с такой природой, выведенные в силу ее за рамки идеологии «свободного труда»? Ответ на этот вопрос дал сам ход развития американского общества. Рабство на Севере было феноменом еще недалекого прошлого и преобладало на Юге. Движение на Запад (как гарантия равных возможностей) требовало сгона с земли индейцев и захвата земель мексиканцев. В такой стране было неизбежным то, что политический лексикон — концепции гражданства, демократии и сама идея «свободного труда» — должны были прийти к тому, что их определяли расовые термины. А в экономике, в которой труд все более и более означал работу, производящую стоимость в денежном выражении, становилось все труднее размышлять о «свободном труде», который бы охватывал кого либо, кроме мужчин.

Несмотря на универсалистскую терминологию, идея «свободного труда» мало затрагивала реальное положение небелого населения в Америке XIX в. Четыре миллиона афро-американцев трудились в качестве рабов. Вдобавок ни свободные негры, ни представители иных расовых меньшинств не могли легко ассимилироваться в жесткую сеть ячеек систем труда ни в качестве «свободных», ни в качестве «рабов». Среди этих систем сохранялись цеха полусвободного труда, которые для белых американцев исчезли в начале XIX столетия. Запад страны, который представлялся белым работникам (и это часто подтверждалось их опытом) краем экономической независимости, в то же самое время таил принудительный труд индейцев, пеонаж американцев мексиканского происхождения и работу по длительным контрактам, которую выполняли иммигранты из Китая. В штатах с более долгой историей негры оказались последней группой, которая испытала на себе состояние законтрактованных слуг, ибо освобождение рабов в целом требовало того, чтобы дети матерей-рабынь работали на бывших хозяев в течение нескольких лет до своего собственного освобождения (например, в Пенсильвании этот срок был 28 лет, куда больше, чем он обычно составлял для законтрактованных слуг из белых). И действительно, все большее отождествление услужения по контракту с занятием для черных делало этот статус все более оскорбительным в глазах белых американцев22.

Если в Америке и была группа, которую можно было назвать «рабами по найму», то это только свободные негры на Севере в период до Гражданской войны. До начала массовой иммиграции афро-американцы составляли значительную часть пролетариата, работавшего по найму в этом регионе. Несмотря на то, что идеология «свободного труда» восхваляла продвижение вверх по социальной лестнице, реальным опытом жизни чернокожих было движение но этой лестнице вниз. Ввиду того, что рабовладение было весьма распространено в XVIII в. среди ремесленников, к моменту отмены рабства значительное число негров на Севере было искусными мастерами. В то время как многие ремесленники являлись критиками существовавшего на Юге рабства, очень немногие из них видели в свободном чернокожем кого-либо, кроме низкооплачиваемого конкурента и стремились не допустить таких негров к высококвалифицированной работе. Как заметил один чернокожий редактор по поводу ремесленников-радикалов г. Нью-Йорка в 1830-е гг., эти люди — «лидеры борьбы за равные права для самих себя». Враждебность со стороны белых, занятых в ремесленном производстве, не была для негров единственным препятствием, удерживавшим их в низших категориях на рынке труда: и белые наниматели не хотели их брать на работу, и белые клиенты не желали, чтобы их обслуживал черный. Результатом всего этого выступало быстрое снижение экономического статуса негров- ремссленников, и уже к середине века подавляющее большинство чернокожих на Севере было занято по найму на неквалифицированных работах и в качестве слуг. Цель экономической независимости была для негров так же привлекательна, как и для белых американцев. Однако для первых она оказывалась почти невероятно далека. Свободные негры на Севере исключались из тех стандартов, которые определяли понятие «американца» в период до Гражданской войны — труд свободного человека и гражданство (практически никто из негров не имел избирательного права до 1830-х гг.). Поэтому негры находили концепцию резкого различия между свободой и рабством недостаточной для того, чтобы описать их положение23.

Женщины были другой группой, чья «природа» явно исключала их из круга возможностей, предоставляемых свободным обществом. Для мужчины управление хозяйством, в котором находились зависимые от них члены семьи, являлось видимым свидетельством его собственной экономической независимости. Для женщин шансы достичь независимого положения едва существовали. Женщины не могли свободно выступать конкурентами мужчин на рынке труда, ибо для них существовало крайне мало доступных профессий. Нельзя было их считать и людьми, свободно заключающими трудовое соглашение. В соответствии с обычным правом того времени замужние женщины не могли независимо подписывать контракты, и только после Гражданской войны штаты предоставили им право распоряжаться заработанными средствами. И даже тогда муж сохранял возможность претендовать на собственность жены и на плоды ее труда по дому. Таким образом, точно так же, как лишь мужчина бесспорно считался полноправным гражданином республики, то и идеологически сконструированный «свободный труженик» Америки до Гражданской войны мог быть только мужчиной24.

Преобладавшее в то время определение ролей женщин и мужчин, известное историкам как идеология «разделенных сфер», подразумевало, что женщины находятся вообще вне рынка рабочей силы. Социальная роль женщин ограничивалась домашними делами. Для женщины, как и для мужчин, работа за плату была не просто унижающей, но и принципиально чуждой ее природе. Женщина должна была участвовать в рыночных отношениях не как работник, а как потребитель. Отражением растущего отделения производительного труда от труда в домашнем хозяйстве (по крайней мерс на Севере), является тот факт, что концепция «раздельных сфер» никогда не обрисовывала реального положения большинства женщин Америки. Но отождествляя работу вне дома как некий отдельный мир, эта идеология имела результатом восприятие труда женщин как, по сути дела, незаметного. Уже в 1790-х гг. один из сторонников программы экономического развития, которую выдвигал А. Гамильтон, считал, что работа на фабрике принесет выгоды женщинам, «которым в ином случае будет почти что нечего делать» 25.

Вряд ли необходимо указывать, что на самом деле женщинам было что делать. Широко распространенное понятие о том, что есть различие между работой по дому и производительным трудом, было в большей степени идеологическим, нежели экономическим (точнее выглядел вечный афоризм о том, что «женской работе нет конца»), И на Севере, и на Юге работа мужчин носила сезонный характер. Женщины же — работая в поле, воспитывая детей, занимаясь уборкой, готовя пищу и стирая, изготовляя одежду и другие предметы как для домашнего обихода, так и для продажи,— трудились постоянно. Снижая необходимость обращения к рынку для снискания хлеба насущного, пища и одежда, производимые трудом женщины, играли существенную роль в поддержании независимости семейных хозяйств. Ранняя стадия индустриализации увеличила важность труда женщин на Севере но мере того, как распространение производства обуви, головных уборов и одежды позволило женщинам, работавшим на дому, дополнять доход семьи даже в том случае, если они сохраняли ответственность за поддержание семейного очага. В то же самое время, создававшиеся первые фабрики предлагали и возможность работы для девушек из фермерских семей. В любом случае независимость семей йоменов в значительной степени зависела от труда женщин — оставался ли он без вознаграждения в хозяйстве, либо как-то оплачивался внутри него или за его пределами. Независимость хозяйства фермера зависела также и от наличия свободного времени, которое мужчины могли посвящать своим гражданским делам. Таким образом, труд свободных людей воплотил в себе противоречие, подобное в каком-то смысле статусу труда при рабстве: коль скоро никто не мог оказаться полностью независимым без того, чтобы не заниматься неоплаченным трудом, «свободный труд» для некоторых людей основывался на отношениях зависимости и существовании труда одних людей на других26.

Что касается положения городских ремесленников и наемных работников, то труд женщин зачастую определял различие между независимым состоянием и зависимостью, даже просто выживанием. В хозяйствах этих категорий имел место труд женщин за плату — особенно тяжкий труд вне мастерской по заниженным расценкам. Как и о слугах по дому, об армии женщин, работавших вне мастерских, современники редко упоминали, когда речь шла о «свободном труде». Исключением было лишь упоминание о них в качестве показателя того, как развитие капитализма принижает мужчин. Идея о том, что мужчина —  глава хозяйства — должен получать «зарплату на всю семью», дающую возможность содержать жену и детей, прочно укоренилась и в культуре рабочего класса, и среди тех представителей средних слоев, которые разделяли такой идеал домашнего устройства. И действительно, контраст между «зарплатой на всю семью» или «зарплатой мужчины» (которые все более воспринимались как знак чести мужчины) и «женской зарплатой» (в то время оскорбительный термин) способствовал тому, что общепризнанной становилась идея о том, что статус наемного работника, получающего справедливое вознаграждение, являлся вполне уместным для американских мужчин27.

Не все работавшие женщины, однако, были согласны с тем, что работа за плату была но сути угнетением или с тем утверждением, что достоинство женщин проистекало из ее положения в семье, а не из возможности самой зарабатывать на жизнь. Если негры рассматривали работу по найму как явное улучшение их положения по сравнению с рабством, то многие женщины в XIX столетии находили в работе за плату путь избежать патриархальных пут и личной зависимости в рамках семейного хозяйства. Как вспоминала время, проведенное на фабрике, Лоуэлла Харриет Хэнсон Робинсон, работа за плату давала женщинам автономию: впервые они получили возможность «зарабатывать деньги и тратить их так, как нравилось… Впервые в этом столетии труд женщины получил выражение в денежной стоимости». На раннем этапе движение за права женщин постоянно выдвигало требование равных с мужчинами возможностей на рынке рабочей силы. Эго требование прямо отвергало содержавшееся в тогдашней идеологии домашнего устройства восхваление «праздной» домохозяйки. Запертые дома, лишенные возможности зарабатывать, экономически зависимые от мужчин,— женщины, как пытались доказать феминистки от Сюзан Антони до Шарлотты Перкинс Гилман, не могли внести своего вклада в жизнь общества. Представители движения феминисток на раннем его этапе предпочитали термин «рабство пола», а не «рабство по найму» и отождествляли положение женщины-рабыни с положением всех женщин, ибо все женщины подчинялись волюнтаристской власти и были лишены права пользоваться плодами своего труда. Как писала Полин Дэвис в 1853 году, женщины «обязаны идти на производство, с тем чтобы освободить себя от пут «домашнего рабства»28.

Победа партии, стоявшей на позициях идеологии «свободного труда», естественно, подтолкнула сецессию Юга и начало Гражданской войны. Разрушение же системы рабовладения самым конкретным образом поставило вопрос о том, как с этого момента американцы будут воспринимать «свободный труд». Я бы не хотел сейчас детально описывать дебаты по этой проблеме, коль скоро я написал книгу в более чем 600 страниц по периоду Реконструкции. Однако я желал бы подчеркнуть, что республиканцы Севера в значительной степени видели процесс перехода от рабства к свободе через призму «свободного труда». Острая драма, порожденная триумфом Севера и разрушением рабовладельческой системы, закрепила идеологию «свободного труда» в умах американцев еще сильнее, чем перед Гражданской войной. Попытки белых южан ограничить свободу бывших рабов такими способами, которые нарушали основные положения этой идеологии, были связаны с послевоенной политикой президента Эндрю Джонсона и началом радикальной Реконструкции. Период Реконструкции засвидетельствовал воплощение принципов «свободного труда» в федеральном законодательстве и пересмотр границ этих принципов в сторону включения в категорию «свободных тружеников» черных американцев (хотя вне этих рамок по-прежнему оставались женщины). Однако противоречия, заключенные в идее «свободного труда», обнажились наиболее полно как раз в момент триумфа этой идеи29.

Один из лидеров республиканцев, текстильный промышленник из Массачусетса Эдвард Аткинсон, писал о том, что Гражданская война велась за то, чтобы в Америке «установился свободный труд, как бы вы его не называли». В том видении Юга после Реконструкции, которое стало преобладать после войны, на черных американцев должно было распространяться универсальное определение естественных прав человека, которое находилось в самом центре теории «свободного труда». Предполагалось, что освобожденные негры будут работать более продуктивно, чем они делали это, находясь в рабском состоянии, ибо они смогут воспользоваться теми же возможностями, что и рабочие Севера, будут побуждаемы теми же стимулами улучшения своего состояния, как и тс, а также смогут проявить ту же дисциплинированность участников рыночных отношений. В то же самое время, приток капитала с Севера вкупе с иммиграцией дадут экономике новую энергию и постепенно Юг США станет подобен Северу — обществу малых городов и независимых производителей. Америка, объединившись на основе «свободного труда», как провозглашал Карл Шурц, станет «республикой более свободной, великой, более населенной, процветающей и могучей, чем любое государство, о котором нам может поведать история». Суммируя сказанное, можно утверждать, что «свободный труд» явился центральным моментом в триумфальном образе национального государства, которое вышло из Гражданской войны30.

Легко было провозглашать преимущества «свободного труда». Гораздо сложнее оказалось воплотить этот образ в реальность. Даже когда уже подходила к концу война, контролируемый республиканцами конгресс в ходе дебатов по тринадцатой поправке к Конституции очень трудно шел к тому, чтобы точно определить, какой долговременный резонанс будет иметь разрушение рабовладельческой системы. Все были согласны с тем, что необходимо отменить право собственности на людей, что контрактные отношения должны заменить дисциплину кнута и что нужно отменить патриархальный авторитет хозяина над бывшими рабами. Фраза, наиболее часто повторявшаяся в ходе дебатов — «право на плоды своего труда» — воплощала, как тогда думали, суть различия между рабством и свободой. Эти же дискуссии также прояснили и то, что не включалось в понятие «освобождение рабов». Некоторые члены конгресса высказали озабоченность тем, что факт уничтожения тринадцатой поправкой «принудительного услужения» мог быть использован и в семейных отношениях. «Муж имеет право собственности на труд своей жены»,— сказал один из конгрессменов. Тринадцатая поправка, однако, вряд ли была нацелена на то, чтобы затронуть отношения внутри семьи. Действительно, отсутствие в условиях рабства основы семейных отношений (включая и отсутствие роли мужчины как патриарха и кормильца) являлось объектом наиболее ожесточенной критики «особого института» со стороны аболиционистов. Республиканцы полагали, что освобождение рабов восстановит для них естественное право на жизнь семьею и при этом женщины получат роли дочери, жены и матери в сфере домашнего устройства. Таким образом, даже тогда, когда республиканцы отвергли расовую окраску определения «свободного труда», возникшую в первую половину XIX в. (важность этого достижения нельзя недооценивать), они все же не отходили от того убеждения, что женщина- работник — это аномалия, а вовсе не «свободный труженик»31.

Закон о гражданских правах 1866 г. отчасти был ответом на «Черные кодексы», действовавшие на Юге, которые резко ограничивали свободу бывших рабов. Этот новый закон освящал ценности «свободного труда» как важнейшего компонента, определяющего статус американского гражданства. Как заявил один из членов конгресса, этот закон предлагал «обеспечить для бедного и слабого класса работников право заключать контракты для того, чтобы трудиться, получать плату соответственно затраченному труду, а также создавал правовой механизм для того, чтобы они получали в руки плоды своего труда и пользовались ими. «Через год Акт о пеонаже — еще одно воплощение идей «свободного труда» в федеральном законодательстве — поставил вне закона «добровольное или принудительное услужение» по всей стране и закрыл возможности для отдельных штатов наказывать за нарушение трудовых контрактов как за преступление32.

Таким образом, законодательство периода Реконструкции отбросило попытки восстановить систему законного принуждения к труду на послевоенном Юге. А что происходило с принуждением, имевшим место на рынке труда? Идеологи «свободного труда» считали ответом на этот вопрос видимую возможность вообще не идти работать по найму. Но, как не раз отмечала газета радикальной ориентации «New Orleans Tribune», реалии жизни, с которыми сталкивались бывшие рабы, делали этот аспект «свободного труда» попросту призрачным. Страдая от нехватки земли и встречаясь не с социальной гармонией, а с непрестанной враждебностью со стороны белого сообщества, негры «не могут подняться… и вынуждены становиться слугами других людей, без всякой надежды на улучшение условий своего существования». Когда генерал Уильям Шерман встретился с группой чернокожих проповедников в январе 1865 года, представитель негров Гаррисон Фрэзиер выступил с определением сути рабства и свободы, которое принадлежало людям, на себе испытавшим оковы рабства. Он говорил о том, что в условиях рабства один человек «получал… труд другого без его на то согласия». Свобода же означала «создание для нас такого положения, при котором мы смогли бы получать урожай с плодов своего труда». Для многих бывших рабов это означало обладание собственностью на участок земли. Освобожденные негры по-своему укрепляли существование идеала мелкого производителя, в котором «свободный труд» приравнивался к обладанию производящей собственностью33.

Как хорошо известно, попытки дать неграм возможность получить землю или хотя бы создать условия, позволяющие им купить ее за счет заработанных средств, не получили одобрения конгресса. В ретроспективе Реконструкцию можно рассматривать как решающий момент в процессе закрепления понимания «свободного труда» как свободы заключения соглашения на рынке труда, а не обладания производящей собственностью. Принимая во внимание даже то, что слом системы рабовладения упрочил определение такого соглашения в качестве антитезы отношениям «раб-хозяин», стоит сказать, что проведение политики наделения черных правом голоса одновременно с лишением их выгод земельной реформы добавило силы идее о том, что свободный гражданин может быть и зависимым работником.

Мощные экономические сдвиги в период после Реконструкции, во время созревания Соединенных Штатов как индустриальной державы повлекли за собой то, что на смену борьбе вокруг проблемы рабства пришел «рабочий вопрос», ставший доминирующим в общественной жизни. Это еще сильнее подорвало образ «республики мелких производителей». К концу XIX в. стало все труднее доказывать, что работа по найму есть лишь временное состояние на пути к экономической независимости. Сложнее стало отрицать и тот факт, что названное журналом «The Nation» «великим проклятьем Старого Света разделение общества на классы» оказалось постоянной чертой жизни Америки. Все более и более определение «свободного труда» как отношений трудового контракта возводилось в святыню ортодоксальной экономической мыслью и возникавшими науками об обществе. Такое понимание «свободного труда», утратившее особое внимание к надеждам бедняков на продвижение вверх по социальной лестнице, стало компонентом доктринальной идеологии «laissez-faire». Экономист Дэвид Уэллс провозгласил в 1877 году, что человек, рожденный в статусе наемного работника, «никогда не станет никем иным, кроме как работником, «и что правительство ничего не может сделать для изменения такого положения. Для мыслителей либерального направления право на плоды своего труда и надежды на продвижение вверх в обществе выглядели причудливыми анахронизмами, неуместными в то время, когда современные корпорации сменяли независимого производителя в качестве основной движущей силы экономического прогресса34.

Отождествление свободы труда со свободой заключения контракта было возведено в норму следовавшими одно за другим решениями федеральных судов и судов штатов. Они ликвидировали систему законодательства штатов, регулировавшую предпринимательство в экономике, ибо это было сочтено нарушением права работника выбирать свое занятие и соглашаться на те условия труда, которые его устраивали. «Свобода контракта», а не равная защита законами чернокожих, стала определением сущности XIV поправки к Конституции. К 1880-м гг. Верховный суд США последовательно выносил решения о том, что правовое регулирование деятельности бизнеса на уровне штатов, включая и те акты, которые устанавливали максимальную продолжительность рабочего дня или обеспечивали безопасные условия труда, было пережитком устаревшего патернализма, который, как считалось, лишал работников права свободно распоряжаться своим трудом. Верховный суд Западной Вирджинии, например, заявил в 1889 г., что «свободный труд» означал «не только свободу от рабства… но и право человека… заниматься любой деятельностью в рамках закона» и что ни один из законов штата не может ограничить эту свободу35.

Дихотомия между «свободным трудом» и призраком рабства продолжала задавать тон в рассуждениях о трудовых отношениях в Америке вплоть до рубежа веков, да и после того. Как и бывшие рабы, многие люди наемного труда в «позолоченный век» пытались оспорить суть определения «свободного труда» как права личности на свободу заключать трудовые соглашения. Даже тогда, когда суды и представители среднего класса взывали к истории борьбы против рабства, с тем чтобы покрыть мантией «свободного труда» интересы предпринимателей-капиталистов, рабочее движение отвечало утверждением о том, что принуждение присуще индустриальному капитализму так же, как и системе рабовладения. «Рабство объявлено свободой» — резко откликнулся один из журналов, представлявших рабочее движение, на решение апелляционного суда штата Нью-Йорк в 1885 г., которое отменяло принятый там закон о запрете изготовления сигар в многоквартирных домах рабочих на основе того, что он нарушал право заключения контракта. Возвращаясь ко временам Гражданской войны, рабочие называли своих нанимателей «новыми рабовладельцами» и призывали к «освобождению и наделению избирательным правом всех, кто трудится». В те же времена в последний раз возродилась метафора о «рабстве по найму», использовавшаяся для критики бедственного положения рабочих в «позолоченный век». В течение 1880-х гг. «уничтожение системы работы за плату» оставалось главной целью, заявленной организациями рабочих. В силу того, что риторические выпады против «рабства по найму» были столь распространены в конце века по обеим сторонам Атлантики, английский специалист по экономической истории Джон Ингрэм был вынужден при опубликовании своей «Истории рабства и крепостного права» включить отдельное приложение о случаях «неопределенности» в использовании современниками слова «рабство»36.

Только с созданием Американской Федерации Труда в 1890-х гг. эта доминирующая рабочая организация открыто признала тот факт, что классовые различия и система работы по найму есть неотъемлемые черты капитализма. «Свободный труд» был трудом по найму, полагал Сэмюэл Гомперс, и поэтому наемные рабочие должны организовывать себя как таковые в стремлении добиться постоянной занятости, подходящей заработной платы и условий труда, а вовсе не для реализации утопичной мечты об экономической автономии. «Независимость» рабочего означала для Гомперса не занятость человека в собственном предприятии, а степень контроля за процессом его труда (в то время обладание таким контролем все еще было характерно для значительного количества высококвалифицированных промышленных рабочих, в среде которых и возникла АФТ)37.

К началу двадцатого века, по мере того как ожидания изобилия притупили враждебность к системе труда по найму, термин «зарплата рабов» сменил метафору «рабства по найму» в качестве символа зависимого положения и определителя уровня потребления в семье. Так называемый «уровень жизни» стал критерием для определения сути «Американской мечты». Свободным гражданином стал считаться тот, кто был в состоянии потреблять какую-то часть продуктов, сыпавшихся из рога изобилия, созданного индустриальным капитализмом. Вот здесь мы вступаем в сферу потребительской культуры двадцатого века. В этой культуре центр жизни с течением времени смещался от работы к досугу, от производства к потреблению38. Однако элементы терминологии «свободного труда» выжили и до сей поры: например, в антипрофсоюзном законодательстве, известном как «законы о праве на труд» и выглядящими как возращение в 1880-е гг. или в требованиях профессиональных спортсменов на получение работы через «свободное агентство» (вероятно, эта группа работающих — последняя среди лишенных права свободно менять своих нанимателей). Но все это остатки идеологии, которая уже давно утратила свою социальную значимость. Для историков же, занимающихся проблемами XIX в., идеология «свободного труда», несмотря на ее противоречия и двусмысленности, «белые пятна» и исключения целых социальных групп, все еще представляется ценным указателем того, каковы были последствия развития капитализма вширь и того, как по-разному американцы реагировали на эти последствия.

• 1
  Foner Eric. Free Soil, Free Labor, Free Men: The Ideology of the Republican Party Before the Civil War. — New York, 1970.
• 2
  Fink Leon. Labor, Liberty and the Law: Trade Unionism and the Problem of American Constitutional Order. — Journal of American History, № 74, December 1987, p. 907; Scott Joan W. Gender and the Politics of History — New York, 1988, p. 5—7.
• 3
  Steinfield Robert. The Invention of Free Labor: The Employment Relation in English and American Law and Culture, 1350-1870.- Chapel Hill, 1991, p.3-5, 46, 101-102; DePauw Linda G . Land of the Unfree: Legal Limitations on Liberty in PreRevolutionary America.— Maryland Historical Magazine, № 68, Winter 1973, p. 355—368; Blackmar Elizabeth. Manhattan for Rent.— Ithaca, 1989, p. 5.
• 4
  Kulikoff Allan. The Agrarian Origins of American Capitalism.— Charlottesville, 1992, p. 7; Brooke John L. The Heart of the Commonwealth: Society and Political Culture in Worcester County, Massachusetts, 1713—1861.— New York, 1989, p.42—44; Innes Stephen L. Work and Labor in Early America— Chapel Hill, 1988, p. 18—32; Galenson David. Labor Market Behavior in Colonial America: Servitude, Slavery and Free Labor— Markets in History: Economic Studies of the Past /Edited by David Galenson.— New York, 1989, p.84—93; Salinger Sharon W. tTo Serve Them Well and Faithfully»: Labor and Indentured Servants in Pennsylvania, 1682-1800.- New York, 1987, p. 15-17, 62-69, 137-138, 156-170.
• 5
  Wood Gordon S. The Radicalism of the American Revolution.— New York, 1992, p. 56; Jefferson Thomas. Notes on the State of Virginia.— New York, 1964, p. 157; Bushman Richard L. This New Man’: Dependence and Independence, 1776,— Uprooted Americans: Essays in Honor of Oscar Handlin /Edited by Richard L. Bushman et al.— Boston, 1979, p.77—96; Hill Christopher. Change and Continuity in Seventeenth Century England.— London, 1974, p. 219—224; Linebaugh Peter. All the Atlantic Mountains Shook.— Labor/Le Travailleur, № 10, Autumn 1982, p. 87—121.
• 6
  The Complete Works of Captasin John Smith (1530—1631) /Edited by Philip L. Barbour, 3 vols.— Chapel Hill, 1986, I, p. 332; S c h u 11 s Ronald. The Republic of Labor: Philadelphia Artisans and the Politics of Class, 1720-1830,- New York, 1993, p. 4-13, 154-158; Clark Christopher. The Roots of Rural Capitalism: Western Massachusets, 1780—1860,— Ithaca, 1990, p. 16, 22—23.
• 7
  Salinger S. Op. cit., p. 142—153; White Shane. Somewhat More Independent: The End of Slavery in New York City, 1770—1810— Athens (Georgia), 1991, p. 25—36; Elbaum Bernard. Why Apprenticeship Persisted in Britain But Not in the United States.— Journal of Economic History, № 49, June 1989, p. 346; Stein field R. Op. cit., p. 122—133.
• 8
  Clark C. Op. cit.. p. 16—17, 105, 194-195, 252-260, 306; Atack Jeremy and Bateman Fred. To Their Own Soil: Agriculture in the Antebellum North.— Ames (Iowa), 1987, p. 186; Faragher John M. History From the Inside Out: Writing The History of Women in Rural America.— American Quarterly, № 13, Winter 1981, p. 546; Roth Randolph. The Democratic Dilemma: Religion, Reform and the Social Order in the Connecticut River Valley of Vermont 1791—1850,— New York, 1987, p. 297.
• 9
  Wilentz Sean. The Rise of American Working Class, 1776—1877— Perspectives on American Labor History /Edited by John Carroll Moody and Alice Kessler-Harris.— DeKalb, 1989, p. 83—151; Blackmar E. Op. cit., p. 125; Bridges Amy. A City in the republic: Antebellum New York and the origins of Machine Politics.— New York, 1984, p. 46—58; U. S. Department of Commerce, Bureau of the Census .— Historical Statistics of the United States, 2 vols.— Wash., 1975.— I, p. 139; Lebergott Stanley. The Pattern of Employment Since 1800— American Economic History /Edited by Seymour E. Harris.— New York, 1961, p. 290—291.
• 10
  Tomlins Christopher L. Labor, Law and Ideology in the early American Republic.— New York, 1993; Steinfield R. Op. cit., p. 144—160; Fein man Jay M. The Development of the Employment at Will Rule.— American Journal of Legal History, № 20, April 1976, p. 118— 135.
• 11
  Haskell Thomas L. Capitalism and the Origins of Humanitarian Sensibility.— American Historical Review, № 90, 1985, p. 339—361, 547—566; Wilentz Sean . Chants Democratic: New York City and the Rise of American Working Class, 1788—1850— New York, 1984, p. 63—103; S c h u 11 z R . Op. cit., p. 206—229.
• 12
  Davis David B. The Problem of Slavery in the Age of Revolution, 1770—1823,— Ithaca, 1975, p.462; Turley David. The Culture of English Antislavery, 1780—1860,— London, 1991, p. 182—184.
• 13
  Goldberg Barry. Slavery, Race and Language of Class: ‘Wage Slaves’ and White ‘Niggers’.— New Politics, n. s.— № 3, Summer 1991, p.64—70; Liberator, September 25, 1846; Zonderman David A. Aspirations and Anxieties: New England Workers and the Mechanized Factory System 1815—1850,— New York, 1992, p. 113—115; Social Theories of Jacksonian Democracy /Edited by Blau, Joseph L.— Indianapolis, 1954, p. 306—310; Lasch Christopher. The True and Only Heaven: Progress and its Critics.— New York, 1991, p. 191; Ashworth John. «Agrarians» and «Aristocrats»: Party Political Ideology in the United States, 1837—1846,— London, 1983, p. 31.
• 14
  Cunliffe Marcus. Chattel Slavery and Wage Slavery: The Anglo-American Contest 1830—1860,— Athens (Ga), 1979, p. 4—7; Genovese Eugene D. The Slaveholders’ Dilemma: Freedom and Progress in Southern Conservative Thought.— Columbia (S. C), 1992, p. 33—34, 88; Glickstein Jonathan A. Concepts of Free Labor in Antebellum America.— New Haven, 1991, p. 35—37, 154-156.
• 15
  Blackburn Robin. The Overthrow of Colonial Slavery 1776—1848,— London, 1988, p. 51—52; Hont Istvan, Ignatief Michael. Needs and Justice in the Wealth of Nations:An Introductory Essay.— Wealth and Virtue: The Shaping of Political Economy of the Scottish Enlightment /Edited by Istvan Hont and Michael Ignatieff.— Cambridge, Eng., 1983, p. 13—15; Scott William В . In Pursuit of Happiness: American Conceptions of Property from the Seventeenth to the Twentieth Century.— Bloomington, 1977, p. 87-93.
• 16
  Wilentz S. Chants Democratic, p. 271—286; Wile ntz S. Many Democracies: On Tocqueville and Jacksonian America— Reconsidering Tocqueville’s «Democracy in America» /Edited by Abraham Eisen- stadt.— New Brunswick, 1988, p. 218—219; Ashworth J. Op cit., p. 68.
• 17
  Foner Eric. Politics and Ideology in the Age of the Civil War.— New York, 1980, p. 65; Glickstaein Johnathan A. Poverty is Not Slavery: American Abolitionists and the Competitive Labor Market.— New Perspectives on the Abolitionists /Edited by Lewis Perry and Michael Fellman.— Baton Rouge, 1979, p. 207—211; Walters Ronald G. The Boundaries of Abolitionism.— Ibid., p. 9.
• 18
  The Antisa/very Argument /Edited by Pease William H. and Pease Jane.— Indianapolis, 1965, p. 61; Liberator, October 1, 1847; Shklar Judith. American Citizenship: The Quest for Inclusion.— Cambridge (Mass), 1991, p. 83; Fоner E . Politics and Ideology, p. 70—71.
• 19
  Steinfield Robert J. Property nad Sujfrage in the Early /Imerican Republic.— Stanford Law Review, № 41, January 1989, p. 335—376; Berthoff Roland. Independence and Attachment, Virtue and Interest: From Republican Citizen to Free Enterpriser, 1787—1837— Uprooted Americans, p. 115—116.
• 20
  Fоner E . Free Soil, p. 11—39; Arieli Yehoshua. Individualism and Nationalism in American Ideology.— Cambridge (Mass.), 1964; The Collected Works of Mraham Lincoln /Edited by Roy F. Basler, 9 vols.— New Brunswick, 1953—1955, v. II, p. 405; v. III. p. 462, 477-479.
• 21
  The Collected Works of Abraham Lincoln, v. II, p. 405; v. Ill, p. 479; Mehta Uday S. Liberal Strategies of Exclusion.— Politics and Society, № 18, December 1990, p. 427—430.
• 22
  Lamar Howard. From Bondage to Contract: Ethnic Labor in the American West.— The Countryside in the Age of Capitalist Transformation: Essays in the Social History of Rural America /Edited by Steven Hahn and Jonathan Prude.— Chapel Hill, 1985, p. 293—326; Saxton Alexander. The Indispensable Enemy: Labor and the Anti-Chinese Movement in California— Berkeley, 1971, p. 3—8; Nash Gary B., Sonderlund Jean R. Freedom by Degrees: Emancipation in Pennsylvania and Its Aflemmath.— New York, 1991, p. 173-177.
• 23
  Nash Gary. Forging Freedom: The Formation of Philadelphia’s Black Community 1720—1840.— Cambridge (Mass.), 1988, p. 146; Hodges Graham R. New York City Cartmen, 1667—1850,— New York, 1986, p. 158—159; Curry Leonard P. The Free Balck in Urban America 1800—1850— Chicago, 1981, p. 260; An Address to the Three Thousand Colored Citizens of New York Who Are the Owners of One Hundred and Twenty Thousand Acres of Land… — New York, 1846, p. 10.
• 24
  McCurry Stephanie. The Politics of Yeomen Households in South Carolina.— Divided Houses: Gender and the Civil War /Edited by Catherine Clinton and Nina Silber.— New York, 1992, p. 31; Kessler-Harris Alice. A Woman’ Wage: Historical Meanings and Social Consequences.— Lexington, 1990, p. 36; Basch Norma. In the Eyes of the Law: Women, Marriage and Property in Nineteenth Century New York.— Ithaca, 1982, p. 17—26; Gunderson Joan R. Independence, Citizenship and the American Revolution.— Signs, № 13, Autumn 1987, p. 59—77; Stanley Amy. Conjugal Bonds and Wage Labor: Rights of Contarct in the Age of Emancipation.— Journal of American History, № 75, September 1988, p. 482—489; Blackmar E. Manhattan for Rent, p. 125.
• 25
  Kessler-Harris A. A Woman’s Wage, p.59—63; Kerber Linda K. et al. Beyond Roles, Beyond Spheres: Thinking About Gender in the Early Republic.— William and Mary Quarterly. 3 ser, № 46, July 1989, p. 565—568; Osterud Nancy. Bond4 of Community: The Lives of Farm Women in the Nineteenth Century New York.— Ithaca, 1991, p.5—7; Boydston Jeanne. Home and Work: Housework, Wages and the Ideology of Labor in the Early Republic.— New York, 1990, p.18—27, 45—47; Berth off R. Independence and Attachment, p. 124.
• 26
  McCurry Stephanie. Masters of Small Worlds: Yeoman Households, Gender Relations, and the Political Culture of the Antebellum South Carolina Low Country— New York, forthcoming, Ch. 2; Clark Ch. The Roots of Rural Capitalism, p. 132—146; Faragher John M. Sugar Creek: Life on the Illinois Prarie.— New Haven, 1986, p. 101 — 109, 179—180; Blewett Mary. Men, Women and Work: Class. Gender and Protest in the New England Shoe Industry, 1780-1910- Urbana, 1988, p. 14—19, 45-61, 103-110; Dublin Thomas. Women and Outwork in a Nineteenth Century New England Town.— The Coutryside /Edited by S. Hahn and J. Prude, p. 51—66; Gоldin Claudia, Sokoloff Kenneth. Women, Chddren. and the Industrialization in the Early Republic: Evidence from the Manufacturing Censuses.— Journal of Economic History, № 42, December 1982, p. 741—774; Boydston J. Home and Work, p. 40, 59, 76—93.
• 27
  Stansell Christine. City of Women: Sex and Class in New York, 1789-1860.- New York, 1986; Wilentz R. Chants Democratic, p. 51, 249; Blewett M. Op. cit., p.69—85; Kessler-Harris A .A Woman’s Wage, p. 3—10.
• 28
  Kessler-Harris A. A Woman’s Wage, p.27—28; Blewett M. Op. cit., p. 321— 333; Robinson Harriet H. Loom and Spindle; or Life Among the Early Mill Girls.— New York, 1898, p. 69; Dubоis Ellen C . Outgrowing the Compact of the Farthers: Equal Rights, Woman Suffrage, and the United States Constitution, 1820—1920— Journal of American History, № 74, December 1987, p. 847; Rodgers Daniel T. The Work Ethic in Industrial America 1850-1920,- Chicago, 1978, p. 183—190; Yellin Jean E. Women and Sisters: The Antislavery Feminists in American Culture— New Haven, 1989, p.78—80; Matthews Jean. Race, Sex, and the Dimensions of Liberty in Antebellum America.— Journal of the Early Republic, № 6, Fall 1986, p. 282.
• 29
  Foner Eric. Reconstruction: America’s Unfinished Revolution 1863-1877,- New York, 1988; Forbath William E. The Ambigueties of Free Labor: Labor and the Law in the Gilded Age.— Wisconsin Law Review, 1985, p. 778.
• 30
  Fоner E . Reconstruction… p. 155—156, 225; Schurz Carl. For the Great Empire of Liberty, Forward!—New York, 1864.
• 31
  VanderVelde Lea S. The Labor Vision of the Thirteenth /imendmentUniversity of Pennsylvania Law Review, № 138, December 1989, p. 437—504; Congressional Globe, 38 Congress, 2nd Session, p. 215; Ibe wartime Genesis of Free Labor /Edited by Ira Berlin et al.—New York, 1990, p. 15; S c hw a 1 m Leslie Ann. Ihe Meaning of Freedom: African-American Women and Their Transition From Satvery to Freedom in Lowcountry South Carolina.—Unpublished dissert.—University of Wisconsin, 1991, p. 290—324.
• 32
  Foner E. Reconstruction… p.243—245; Steinfield R. Free Labor… p. 184.
• 33
  Fоner E. Reconstruction… p. 70, 378—379.
• 34
  The Nation, June 27, 1868; Rodgers D. Work Ethic, p. 35; Sproat John M. The Best Men: Liberal Reformers in the Gilded Age.— New York, 1968, p.145—146; Hutson James L. The American Revolutionaries, the Political Economy of Aristocracy, and the American Concept of the Distribution of Wealth, 1765—1900,— American Historical Review, № 98, October 1993, p. 1103.
• 35
  Forbath W. Op. cit., p. 767—817; McCurdy Charles. Justice Field and the Jurisprudence of Government-Business Relations: Some Parameters of Laissez-Faire Constitutionalism, 1863—1897— Journal of American History, № 61, March 1975, p. 970—1005.
• 36
  Boris Eileen. ‘A Mna’s Dwelling House is His Castle’: Tenement House Cigarmaking and the Judicial Imperative — Work Engendered: Toward a New History of American Labor /Edited by Ava Baron.— Ithaca, 1991, p. 114—141; Tomlins Christopher L. The State and the Unions: Labor Relations, Law, and the Organized Labor Movement in America, 1880—1960,— New York, 1985, p. 49—51; Fink L. Op. cit., p. 912; Goldberg B. Op. cit., p. 71—77; Ingram John K. A History of Slavery and Serfdom.— London, 1895, p. 261.
• 37
  Boris E. Op. cit., p. 134—135; Lasch C. Op. cit., p.207—208; Montgomery David. The fall of the House of Labor: The Workplace, the State, and American Labor Activism, 1865—1925,— New York, 1987, p. 13.
• 38
  Glickman Lawrence. Inventing the ‘American Standard of Living’: Gender, Race and Working Class Identity, 1880—1925,— Labor History, № 34, Spring-Summer 1993, p. 221—235; Horowitz David. Consumption and its Discontents: Simon /V. Patten. Thorstein Veblen, and George Gunton— Journal of American History, № 67. September 1980, p. 301—317; Lasch C. Op. cit., p. 302.