Мятежная Роза.Шпионка из высшего света

Майкл Фаркахар

Биографическая статья журналиста газеты "Washington Post" об одной из самых знаменитых конфедератских шпионок Вашингтона - Роуз Гринхоу.

Около дома Роуз О’Нил Гринхоу, одной из самых гостеприимных хозяек в Вашингтоне в неуклюжей позе стоял Аллан Пинкертон. Глава знаменитого детективного агентства, приглашенный властями Союза из Чикаго для выявления и ареста пособников мятежников, орудующих в предместьях столицы, под проливным дождем босиком балансировал на плечах двух сотрудников, пытаясь увидеть и услышать то, что происходило в комнате на втором этаже.

Американская контрразведка в 1861 году только зарождалась, но Пинкертон уже не был в ней новичком. Из своего дома на 16-й улице, находившегося, по словам генерала Борегара, «на расстоянии винтовочного выстрела от Белого дома», Гринхоу управляла целой шпионской сетью, имевшей целью подорвать военную мощь Союза. «Для достижения этой цели, — вспоминала она потом, — я использовала все способности, которыми одарил меня Господь, и результат превзошел все мыслимые ожидания»

Она беспрестанно трудилась во имя Юга, хотя, возможно, и переоценила свои достижения. «Она сделала свою работу по проникновению в политическую и военную элиту Вашингтона лучше, чем большинство остальных, — говорит адъюнкт-профессор исторического факультета Университета Джорджа Вашингтона Тайлер Анбиндер. — Она вскружила головы мужчинам настолько, что те легко открывали ей самые заветные тайны».

В Вашингтоне водилось много тайных агентов и светских дам с широким кругом общения, но «Мятежная Роза», как иногда называли Гринхоу, сумела соединить в себе эти две ипостаси и вписать собственную главу в долгую историю скрытых южных симпатий этого города.

Роуз О’Нил приехала в столицу совсем юной девочкой из Роквилля и поселилась у своей тётушки, заправлявшей гостиницей в здании Старого Капитолия. Это здание стояло на том месте, где теперь находится здание Верховного Суда, и было построено как временное помещение для Конгресса после того, как первоначальный Капитолий был сожжен во время Войны 1812 года. Много лет спустя, во время Гражданской войны, Старый Капитолий был преобразован в тюрьму, и Гринхоу снова попала туда — на этот раз в качестве одного из самых знаменитых узников Союза.

Благодаря своему обаянию, интеллекту, амбициями, и мужу, сотруднику Государственного Департамента Роберту Гринхоу, за которого она вышла замуж в 1835 году, Роуз познакомилась почти со всеми важными людьми Вашингтона. Среди её друзей и собеседников были Долли Мэдисон, Дэниел Уэбстер и президент Джеймс Бьюкенен. Но её самым близким другом стал Джон Кэлхун, могущественный политик из Южной Каролины, который в разное время был сенатором, госсекретарём и вице-президентом. Этот идеологический отец Южной Конфедерации навсегда оставил в сердце Гринхоу восхищение и преданность.

«Я — Южная женщина, — писала Роуз, — рожденная с революционной кровью в моих венах, и моя позиция относительно проблем Штатов и Федерации, оформилась и окрепла под влиянием самого лучшего и самого мудрого человека этого столетия».

Когда в 1850 году её кумир медленно умирал в Старом Капитолии, Гринхоу неотступно была рядом. Память о Кэлхуне осталась для неё священной, и накануне Гражданской войны питала её возрастающую фанатичную преданность Южному делу.

Неприятный случай произошёл на одном из её званых обедов зимой 1859 года, когда Абигейл Адамс, жена президентского отпрыска Чарльза Фрэнсиса Адамса, выразила симпатию и восхищение недавно повешенным радикальным аболиционистом Джоном Брауном. Опасаясь роста секционистских настроений, высшее общество Вашингтона как огня боялось разговоров о Джоне Брауне. Однако Гринхоу безо всякого колебания ответила миссис Адамс:«Я не испытываю никакой симпатии к Джону Брауну. Он был предателем, и заслужил смерть предателя». Позже Гринхоу скажет, что она сожалеет об этом нарушении правил гостеприимства, но не собирается скрывать или изменять свои южные привязанности.

Когда в апреле 1861 года вспыхнула Гражданская война, именно этот пыл, наряду с ее большими связями в столице, сделал Гринхоу, теперь 44-летнюю вдову, главным солдатом мятежников. Она доказала свою шпионскую ценность за очень короткое время, поставив генералу Борегару информацию о выступлении федеральных войск на станцию Манассас в середине июля.

Её гонцом стала девушка по имени Бетти Дюваль, выехавшая в деревенской одежде из Вашингтона по дороге через Чейн-Бридж. Встретив в здании окружного суда в Фэйрфаксе генерала Милледжа Бонхэма, Дюваль заявила ему, что у неё есть важное сообщение для генерала Борегара. «Получив от меня заверения в том, что я передам её сообщение прямо в руки генералу, — вспоминал Бонхэм, — девушка вынула из причёски гребень и освободила самую длинную и шикарную копну волос, которую мне приходилось встречать в своей жизни. Из-под волос она достала маленький шёлковый пакет, размером не больше серебряного доллара». Автор книги «Мятежная Роза» Ишбель Росс отмечает: «Гринхоу составила это шифрованное сообщение, Гринхоу зашила его в шёлк, Гринхоу добыла информацию».

Хотя историки спорят о решающем воздействии её сообщений на исход Первого сражения при Булл-Ране, Борегар и президент Конфедерации Джефферсон Дэвис не сомневались в её вкладе в бегство Северной армии после этого первого сражения Гражданской войны. «Я не думаю, что события развивались бы по-другому, если бы она не сообщила о северном выступлении, — говорит профессор Анбиндер, — ведь Борегар имел и других информаторов, но её поступок сильно смутил Север, показав, что там даже женщины владеют секретной информацией».

Тайная жизнь Гринхоу достаточно быстро привлекла внимание в Вашингтоне, и вот теперь Аллан Пинкертон заглядывает в ее окна. «Для достижения своих безобразных целей, она использовала всех и всё, что считала нужным, — сообщал детектив, лишь слегка сгустив краски. — В среде армейских офицеров она не растрачивала свои силы понапрасну, похитила множество патриотических сердец и превратила их в сочувствующих врагам страны, той страны, которая сделала их теми, кем они были…. Она, подобно другим предателям, неразборчива в выборе средств. Для неё не осталось ничего святого, чем она не могла бы воспользоваться при движении к своим предательским целям».

Несмотря на то, что за ней велась слежка, и прекрасно зная про неё, Гринхоу продолжала работать, бросая смелый вызов властям. Скоро она оказалась под арестом. «У меня нет сил сопротивляться вам, — величественно заявила она Пинкертону, прибывшему арестовывать её, — но пока мы находимся в моём доме, я могу убить одного из вас, прежде чем подчинюсь этому произволу». Драматический талант, продемонстрированный в момент ареста, она часто будет использовать, находясь в заключении.

Попав под домашний арест, она возмущалась частыми обысками, и тем, что за ней ведётся постоянное наблюдение. «Она хотела, чтобы мы знали, как ущемлена её приватность, — записала в своем легендарном дневнике Мэри Честнат. — Для этого её надо было сделать максимальное число громких заявлений. В течение восьми дней её дом был полон солдат, двери во все комнаты раскрыты нараспашку, и неспящие часовые следили за ней днём и ночью. Беготня солдат с постоянным заглядыванием к ней в покои … Она говорит, что чувствует себя хуже, чем чувствовала себя Мария-Антуанетта в тот момент, когда из лифа платья бедной королевы вынимали письмо».

Других пленниц тоже направили в дом Гринхоу, или Форт Гринхоу, как его тогда называли. Большинство из них были, говоря её словами, представительницами «самого низкого класса». Но, даже находясь под арестом, Гринхоу не прерывала своих связей с Югом. Письмо государственному секретарю Уильяму Сьюарду, в котором она жаловалась на плохое обращение, немедленно было опубликовано в ричмондской газете. Чтобы прекратить утечку информации, в начале 1862 года форт Гринхоу был ликвидирован, и Роуз с восьмилетней дочерью Роуз-младшей была переведена тюрьму в здании Старого Капитолия. По иронии судьбы Гринхоу разместили в той же самой комнате, в которой десять лет назад она закрыла глаза своему герою сенатору Кэлхуну.

Этим своим заключением, как считает профессор Принстонского университета Джеймс Мак-Ферсон, Роуз сослужила Югу службу, много большую, чем всеми своими секретными сообщениями. «В глазах южан она стала мучеником, — говорит Мак-Ферсон, — жестокие янки, заключив в тюрьму мать с ребёнком, лили воду на мельницу конфедератской пропаганды». «В запущенном, и от этого еще более ужасном здании Старого Капитолия, она играла роль мученика для всех, кого это могло касаться», — язвительно заметила в своем дневнике Мэри Честнат. А другая заключенная Старого Капитолия по имени Августа Моррис написала: «Удивительно, но, похоже, что Гринхоу наслаждается здесь».

В марте 1862 года Гринхоу предстала перед судом по обвинению в шпионаже. Заключенная вела себя вызывающе. «Если я передавала информацию, которая, как вы говорите, у меня была, — говорила она со смехом, — то я получала её из источников, заслуживших доверие правительства. Если друзья мистера Линкольна нашёптывали мне такую важную информацию, то с какой стати я должна нести за них ответственность?»

Исходя из того, что на слушаниях ничего не было доказано, а вынесение формального наказания могло взорвать обстановку, судья решил выслать заключённую из Вашингтона, отправив её на Юг и взяв клятву не возвращаться до самого конца войны. Она покинула Старый Капитолий, накинув на плечи флаг Конфедерации, и позже с триумфом была встречена ричмондской элитой.

«Если бы мадам Гринхоу выслали на Юг немедленно после ареста, — полагала Нью-Йорк Таймс, — мы бы больше не слышали о модных ныне подвигах просеционистских женщин».

После краткого пребывания в Ричмонде, Гринхоу отправили в Европу, надеясь с её помощью заполучить жизненно необходимую поддержку Конфедерации. Ее принимали Наполеон III и Королева Виктория. В Великобритании была издана и стала бестселлером её книга «Мое Заключение и Первый Год Аболиционистского правления в Вашингтоне».

На обратном пути в 1864 году произошла трагедия. Судно, на котором плыла Гринхоу село на мель у побережья Северной Каролины, и Роуз, опасаясь захвата блокадными судами Союза, потребовала, чтобы её доставили на берег в маленькой лодке. На море бушевал шторм, и капитан судна очень неохотно согласился отпустить её. Она взяла с собой несколько маленьких почтовых мешков, наполненных секретными донесениями из Европы и большим количеством золотых слитков. В темноте волна захлёстнула небольшую лодку, она опрокинулась, и Роуз Гринхоу утонула. Ее тело впоследствии было выброшено на берег и найдено конфедеративным солдатом, который обнаружил золото и похитил его, сбросив тело обратно в воду. Когда тело Гринхоу было выловлено снова и распространено сообщение о пропаже золота, солдат признался в краже и возвратил всё золото.

Роз О’Нил Гринхоу была похоронена со всеми конфедеративными военными почестями в Уилмингтоне, штат Северная Каролина. Надпись на ее могиле гласит: «Дипломатический курьер Конфедеративного Правительства». «Ее смерть, — пишет Ишбель Росс, — завершила эпоху, которую она сама и прославила».