К вопросу о позиции США в войне Латинской Америки за независимость

В американской буржуазной исторической литературе и публицистике с давнего времени широкое распространение получила точка зрения о благожелательном отношении и большой помощи, оказанной Соединенными Штатами испанским колониям в Америке в их борьбе за независимость. Ее пропагандируют на страницах американских газет и журналов, в официальных заявлениях политических деятелей и публикациях государственного департамента, в учебниках и справочниках по истории США. В обосновании этой точки зрения приняли участие многие видные американские историки, в трудах которых позиция США в войне Латинской Америки за независимость в 1810—1826 гг. получила детальную разработку. Достаточно назвать, в частности, труды У. Мэннинга, Д. Локки, Ф. Паксона, Д. Ф. Риппи, Д. Перкинса, У. З. Робертсона, Д. Латане, продолженные затем А. Уайтекером, С. Ф. Бемисом, Г. Стюартом, Ч. Гриффином и др.

Среди этих работ были откровенно апологетические, вроде обширной монографии Д. Локки о зарождении панамериканизма1, и документальные — типа трехтомной публикации У. Мэннинга 2, малоценные в научном отношении, чисто пропагандистские брошюры и такие блестящие по широте охваченных архивных материалов фундаментальные исследования, как, например, книги Д. Перкинса о доктрине Монро 1823—1907 гг.3 Если многие из этих трудов и их авторы нередко сильно отличались друг от друга, то общее направление, основные выводы и исходные позиции были в целом удивительно близкими: речь шла о корнях межамериканской солидарности, о «сочувствии и помощи» США восставшим колониям в борьбе за независимость.

С наибольшей полнотой эта концепция получила развитие в известной монографии Артура П. Уайтекера, специально посвященной позиции США в отношении борьбы Латинской Америки за независимость. Исходным тезисом Уайтекера было утверждение о том, что Соединенные Штаты, будучи «ведущим глашатаем свободы», предприняли действия в защиту Латинской Америки от европейской агрессии и способствовали развитию торговых, культурных, а также политических отношений с новыми государствами к югу от своих границ 4. В событиях того времени, обозначенных как «освобождение Америки от Европы», «возникновение американской системы международного сотрудничества» и т. д., А. Уайтекер видел ключ к пониманию современной политики США.

С подобной точкой зрения трудно согласиться даже при самом беглом знакомстве с фактической стороной событий. При этом, понятно, вызывают сомнение не сочувствие народных масс США борьбе своих южных соседей за независимость, симпатии передовой американской общественности и печати, а позиция правительства США и тех кругов, которые определяли в то время внешнюю политику страны, т. е. прежде всего плантаторов-рабовладельцев Юга и крупной буржуазии Севера.

Следует отметить, что в литературе уже не раз встречались весьма резкие критические замечания в адрес официальной политики Вашингтона в период войны Латинской Америки за независимость. Широкую известность приобрело, в частности, выступление крупнейшего английского историка Чарльза Уэбстера. Мнение, впервые высказанное им в монографии о внешней политике Кэстльри5, маститый исследователь подтвердил в 1938 г., отметив, что США едва ли чем-либо способствовали борьбе восставших колоний за независимость 6.

Чарльз Уэбстер, разумеется, не был первым, кто высказал критическое мнение о «вкладе» США в дело независимости Латинской Америки. Известно, что сами руководители национально- освободительного движения в латиноамериканских странах, а прежде всего Симон Боливар, с большим недоверием относились к политике США и не питали на их счет особых иллюзий. Хотелось бы также напомнить относящееся к 1897 г. и почти забытое в настоящее время выступление мексиканского посланника в Вашингтоне Матиаса Ромеро, опубликовавшего специальную работу, в которой доказывалось, что правительство США не оказало ни материальной, ни моральной поддержки делу независимости южноамериканских колоний 7. Многочисленные критические замечания в адрес политики США содержатся и в работах других латиноамериканских авторов. Показательно, например, замечание И. Фабела о том, что Испанская Америка самостоятельно, без помощи США отстояла свою независимость. Испаноамериканцы, по мнению автора, не получили помощи от США, которые, наоборот, поддерживали «права» Испании8.

Существо политики Вашингтона определялось не какими-то альтруистическими побуждениями и бескорыстным сочувствием борьбе восставших колоний за независимость, а вполне реальными интересами североамериканских правящих классов. Многочисленные ссылки на «общность интересов» или какое-то особое сочувствие правительства Соединенных Штатов борьбе восставших колоний за независимость 9 находятся в прямом противоречии с многими откровенными заявлениями самих руководителей США.

Большой интерес в этой связи представляет письмо государственного секретаря Д. К. Адамса к своему близкому другу Александру Эверетту от 29 декабря 1817 г.: «Упоминание о Буэнос-Айресе навело меня на мысль о статье, которую я недавно видел в «Бостонском патриоте» и которая, как я заключил, вышла из-под вашего пера. Ее тенденция состояла в показе нецелесообразности и несправедливости нашего участия на стороне южноамериканцев в их теперешней борьбе против Испании. Это — прекрасная статья, и я был бы рад увидеть этот образ мысли развитым далее. Как, например, путем обсуждения вопроса в свете политической морали, по какому праву можем мы принять участие? Кто в этом случае гражданской войны назначил нас судьями в том, какая сторона является правой? Затем путем исследования, что представляет собой дело (cause) южноамериканцев и является ли оно, как это утверждают здесь их сторонники, таким же, как и наше собственное дело в период революционной войны? Если, например, Буэнос-Айрес официально предложил принять инфанта Дон Карлоса в качестве своего абсолютного монарха при условии политической независимости от Испании, то является ли их дело таким же, каким было наше? Если Боливар, находясь во главе республики Венесуэлы, торжественно объявил абсолютное и полное освобождение рабов, то является ли дело Венесуэлы точно таким, каким было наше? Короче говоря, есть ли какая-либо другая черта тождества между их делом и нашим, кроме того, что они, как и мы в прошлом,— колонии, борющиеся за независимость 10.

Нетрудно убедиться, что Д. К. Адамс не только не считал нужным оказать какую-либо поддержку народам Латинской Америки, но принципиально отвергал идею общности их борьбы с политикой Соединенных Штатов. Интересно также, что в качестве одного из главных различий между США и Латинской Америкой в этом письме фигурировал вопрос о полном освобождении рабов.

Принимая во внимание подобные взгляды руководителя ведомства иностранных дел, вряд ли можно удивляться отказу правительства Соединенных Штатов активно поддержать восстание в испанских колониях. С самого начала США, как известно, придерживались политики нейтралитета. Кое-кто из американских исследователей, в частности С. Ф. Бемис, правда утверждал, что в конкретных условиях борьбы Латинской Америки за независимость политика нейтралитета США была особенно выгодна восставшим колониям11. Имеется, однако, ряд фактов, которые свидетельствуют совсем о другом. Так, в связи с протестом испанского посланника в Вашингтоне Л. де Ониса, утверждавшего, что снаряжаемые в Новом Орлеане экспедиции с целью оказания помощи восставшим в Техасе и Мексике. вели грабеж, наносивший ущерб Испании, 3 марта 1817 г. в США был принят закон, предусматривавший тюремное заключение на срок до 10 лет и штраф до 10 тыс. долл., с конфискацией судов за отправку последних для действий против государств, с которыми CША находились в мире 12.

Принятие такого закона было большой несправедливостью в отношении восставших испанских колоний, которые именно в это время больше всего нуждались в оружии. В связи с этим в ноте американскому представителю в Венесуэле Ирвингу 20 августа 1818 г. Симон Боливар писал: «Это ли свободная торговля нейтрального государства, направленная на снабжение военными материалами обеих сторон? Почему к запрещению добавляется беспримерная в анналах республики Севера жестокость наказания? Разве отказав независимым государствам в том, что право нейтралитета позволяет им требовать, не значит высказаться против них? Запрещение направлено прямо против нас, ибо только мы нуждаемся в поддержке… Отказывать одной стороне в предметах, которых у нее нет и без которых она не может; вести войну, в то время как противная сторона имеет их в изобилии, равносильно тому, чтобы обречь первую сторону на подчинение (второй), а в нашей войне с Испанией это означает обречь нас на поражение, послать на убой». Более того, в 1817—1818 гг. корабли США снабжали оружием и продовольствием роялистские крепости Гвианы, блокированные восставшими. В ответ на протест Ирвинга по поводу задержания повстанцами североамериканских судов С. Боливар писал, что но могут быть нейтральными те, кто снабжает продовольствием и боеприпасами осажденные крепости13.

Раскрывая причины своекорыстной позиции влиятельных кругов США в отношении освободительной войны Испанской Америки, газета «Коломбиен» (Нью-Йорк) в августе 1817 г. в статье «Враги независимости Южной Америки» выделяла три основных фактора: влияние рабовладельцев, напуганных революционной борьбой, которая ведется так близко от Соединенных Штатов и в которой участвуют негры; влияние купцов, занимающихся торговлей с Кубой и Пуэрто-Рико и стремящихся умиротворить испанского короля Фердинанда, и, наконец, влияние Вашингтона, готового пожертвовать интересами южноамериканских республик ради сохранения благоприятной атмосферы для переговоров о приобретении Флориды у Испании14. И нельзя не признать, что в этом вопросе газета оказалась весьма проницательной.

С наибольшей полнотой корыстные замыслы правящих кругов США проявлялись в отношении территорий, непосредственно прилегавших к их границам, в частности Флориды, Кубы, Техаса, па которые в то время распространялись притязания плантаторов-рабовладельцев Юга.

Немалый интерес в этой связи представляют действия США, приведшие сначала к оккупации о. Амелия, а затем к присоединению Флориды. Остров Амелия расположен между штатом Джорджия и Восточной Флоридой. Летом 1817 г. он был освобожден от испанского господства силами, во главе которых стоял шотландский генерал Г. Макгрегор, действовавший от имени восставших испанских колоний. Полномочия генерала Макгрегора были подписаны Л. де Клементе (Lino de Clemente), П. Гуалем, Ф. Сарате (F. Zarate) и M. Томпсоном. Позднее ряд латиноамериканских авторов связывал экспедицию с именем С. Боливара, стремившегося таким путем создать в Мексиканском заливе барьер против экспансии США. Американский профессор Д. Локки, решительно выступая против подобной точки зрения, ссылался при этом на сомнительный характер биографии Г. Макгрегора и отмечал, что в ряде стран Испанской Америки ничего не знали об экспедиции и никогда не выражали никакого недовольства по поводу действий США. Сам Д. Локки, однако, признавал, что С. Боливар не осуждал поведение Клементе и даже назначил его своим посланником в США, чем вызвал неудовольствие Д. К. Адамса, отказавшегося иметь с ним какие-либо сношения15.

В сентябре 1817 г. Г. Макгрегора сменил венесуэльский военно-морской офицер Д. Ори. Остров был использован в качестве базы для организации экспедиций против испанских судов и подрыва испанской торговли. По утверждению североамериканцев, он превратился в «пиратскую базу». Ссылаясь на полную неспособность Испании навести порядок в собственных владениях, правительство США приняло решение сделать это за нее, объявив в декабре 1817 г. о своем намерении захватить этот остров, хотя последний был провозглашен частью территории Мексики.

23 декабря 1817 г. вооруженные силы Соединенных Штатов оккупировали о. Амелия. Ряд материалов свидетельствует, что правительство США было обеспокоено не столько деятельностью «пиратов», сколько возможностью перехода Флориды в руки восставших испанских колоний. Слабость власти Испании во Флориде делала весьма возможным крушение колониального режима в этом районе. Американское правительство очень настороженно относилось к проектам перехода Флориды к какому-либо из новых государств Латинской Америки, что в то время не составляло особого секрета. В обращении к своим сторонникам после занятия о. Амелия 1 июля 1817 г. генерал Г. Макгрегор от имени независимых правительств Южной Америки выразил уверенность в скором освобождении «всей Флориды от тирании и угнетения» 16. Позднее Ори провозгласил, что Восточная Флорида является частью республики Мексики. Эти обстоятельства и дали правительству Соединенных Штатов повод для оккупации острова в соответствии с актом конгресса от 15 января 1811 г. 17

25 марта 1818 г. в послании палате представителей президент Д. Монро писал: «На основании письма агента командора Ори м-ра Пасоса видно, что в то время, когда стало очевидным, что Испания решила уступить Флориду Соединенным Штатам, был составлен и оформлен проект захвата Флориды для того, чтобы предотвратить реализацию этой уступки»18. Таким образом, осуществляя захват о. Амелия в декабре 1817 г., правительство Соединенных Штатов, несомненно, учитывало опасность падения испанской власти во Флориде и возможность ее перехода в руки латиноамериканских патриотов, 18 марта 1818 г. В. Пасос от имени Венесуэлы, Новой Гранады и Мексики направил палате представителей протест против захвата Соединенными Штатами о. Амелия19, который, однако, принят не был20. Протестовал против действий Соединенных Штатов и испанский посланник Л. Онис. Остров Амелия формально считался испанской территорией, и даже -если предположить, что он действительно превратился в «пиратскую базу», как утверждали США, то и в этом случае полицейская власть американского правительства на него, разумеется, не распространялась.

Аргументация правительства Соединенных Штатов в защиту своих действий не лишена интереса. Президент Монро доказывал в послании конгрессу в начале января 1818 г., что юрисдикция Испании прекращается в тех областях, где она не в состоянии поддержать свою власть и которым она позволила превратиться в «районы беспокойства для соседей». Президент далее отметил: «Несмотря на это, испанская территория будет уважаться в той мере, как это совместимо с основными интересами и спокойствием Соединенных Штатов». И, наконец, стремясь оправдаться как перед испанскими властями, так и перед латиноамериканскими патриотами, он заявлял: «США не стремились к какому-либо захвату в ущерб Испании или к тому, чтобы повредить борьбе колоний за независимость»21. На резкий протест испанского посланника Л. Ониса государственный секретарь Д. К. Адамс дал ответ, смысл которого сводился к тому, что если бы Испания сама могла защитить свою собственную территорию, то Соединенным Штатам но пришлось бы делать это за нее22.

Дальнейшие действия США достаточно хорошо известны. Весной 1818 г. под предлогом преследования восставших индейцев ген. Э. Джексон осуществил вторжение и оккупировал всю Восточную Флориду. Это имело решающее значение для завершения многолетних переговоров с испанским правительством. 22 февраля 1819 г. был подписан договор об уступке Испанией Флориды Соединенным Штатам, разграничении на западе вплоть до Тихого океана по 42 параллели и взаимном отказе от возмещения претензий, с которыми выступали граждане США и подданные Испании. Хотя последняя и отказывалась длительное время ратифицировать это соглашение, все же два года спустя, в феврале 1821 г., ратификационные грамоты были обменены, и договор вступил в силу 23. Наряду с Флоридой постоянным объектом вожделений американских экспансионистов был остров Куба. Следует учитывать, что уже в первой четверти XIX в. торговые связи США с Кубой были весьма значительными. В общей торговле Соединенных Штатов этот остров занимал второе место (после Англии). По стоимости объем американской торговли с Кубой в начале 20-х годов XIX в. составлял около 11—13 млн. долл., что в 5—6 раз превышало размер торговых связей со всей остальной Испанской Америкой в 1821 г.24

Богатый остров, к тому же являющийся по своему стратегическому положению по существу ключом к Мексиканскому заливу и бассейну реки Миссисипи, давно уже привлекал внимание североамериканских политических деятелей. Применительно к нему отшлифовывались многие любопытные экспансионистские идеи и теории. «Ни один американский государственный деятель,— писал, в частности, военный министр США Джои Кэлхаун генералу Джексону 23 января 1820 г.,— не должен упускать этот остров из виду, и пусть лучше нас постигнет величайшее бедствие, чем он перейдет в руки Англии. То, что она желает его и захватит, если представится подходящий случай,— в этом я не сомневаюсь. Совершенно очевидно для меня и то, что подобное событие представляло бы угрозу нашему Союзу. Таковы мои твердые убеждения»25. Обосновывая необходимость присоединения Кубы, Д. Кэлхаун ссылался также на авторитетное мнение Т. Джефферсона, всегда смотревшего на остров как на «наиболее интересное дополнение к системе» Соединенных Штатов. Показательно также, что Д. Кэлхуан рассматривал Кубу в качестве «ключа» к Североамериканскому союзу26.

Коварные замыслы британского кабинета в отношении Кубы усиленно разоблачались и на страницах американских газет. Так, влиятельная в то время в США газета Найлса «Уикли Реджистер» отмечала в январе 1820 г., что Англия только ждет удобного случай, чтобы захватить Кубу. «Она захватит ее, если сможет — заявляла газета.— Она рассматривает Соединенные Штаты в качестве своего великого соперника в области промышленности и торговли и сделает все от нее зависящее для предотвращения прогресса державы, которую она боится»27.

Взаимные подозрения и противоречия Соединенных Штатов и Англии но вопросу о Кубе приняли особенно острые формы в 1822 —1823 гг. в связи с возможностью падения испанского господства на острове. Осенью 1822 г. вопрос о захвате Кубы стал предметом неоднократных и горячих обсуждений па заседаниях американского кабинета. Д. К. Адамс сделал следующую запись в своем дневнике о заседании 27 октября 1822 г.: «Самым страстным желанием Кэлхауна были видеть Кубу частью Соединенных Штатов; он говорит, что и Джефферсон разделяет его взгляды. Этим предотвращаются две опасности: одна,— что Куба достанется Великобритании, другая,— что на ней произойдет революция негров. Кэлхаун сказал, что Джефферсон заявил ему года два назад, что мы должны при первой возможности захватить Кубу даже — ценой войны с Англией»28.

Однако неподготовленность Соединенных Штатов к такой войне была в то время очевидна. Адамс справедливо считал, что результатом войны явится переход острова в руки Англии29. План захвата Кубы путем провозглашения се независимости от Испании с последующим изъявлением желания присоединиться к Соединенным Штатам в конечном итоге был отвергнут30. Но и уступать остров Англии в Вашингтоне не собирались.

28 ноября 1822 г. на заседании американского кабинета министр финансов У. Крауфорд заявил, что французский посланник под строжайшим секретом сообщил о переговорах, которые Англия уже в течение двух лет вела с Испанией по вопросу о Кубе, предлагая за этот остров крупную сумму денег и Гибралтар31. В секретном письме к американскому посланнику в Мадриде Д. Форситу в декабре 1822 г. Д. К. Адамс указывал на необходимость получить точную информацию о переговорах Испании с Англией по этому вопросу, так как он глубоко затрагивает интересы Соединенных Штатов32. Взаимные подозрения, как и следовало ожидать, отнюдь не мешали обеим странам действовать самым беззастенчивым образом.

К «жемчужине Антильских островов» были посланы английские военные корабли. Британские моряки неоднократно высаживались на Кубе. О праве высадки на Кубе, предоставленном командиру эскадры, с поразительной откровенностью писал Джордж Каннинг английскому послу в Мадриде Уильяму А’Корту 18 октября 1822 г. При этом он оправдывал преднамеренное нарушение испанской территории необходимостью защитить вест-индскую тцрговлю британских подданных33. Вместе с тем английский посланник в Вашингтоне Стрэтфорд Каннинг унолномачивался заявить, что Великобритания нё преследует целей установления постоянной оккупации Кубы, и одновременно осведомиться о намерениях США34.

Со своей стороны в 1822—1823 гг. вооруженные силы Соединенных Штатов неоднократно нарушали территориальную неприкосновенность Кубы, а также Пуэрто-Рико под предлогом борьбы с «пиратами». Перечисляя подобные случаи, американский исследователь М. Оффут признает, что какими бы незначительными ни казались эти операции в настоящее время, тем не менее они были самыми настоящими нарушениями территории островов35. Эти действия военных флотилий СЦІА под командованием Биддла и

Портера производились на основании законов, принятых конгрессом. «Акт о защите торговли Соединенных Штатов и наказании за пиратские преступления» от 3 марта 1819 г., в частности, предоставлял президенту право посылать военные суда для защиты от «пиратов» 36, а дополнительный закон от 20 декабря 1822 г. разрешал использование добавочных военно-морских сил для «эффективной защиты граждан и торговли Соединенных Штатов» 37.

Вначале США пытались добиться официального разрешения на право высадки своих вооруженных сил и преследования пиратов на испанской территории. Однако, как ни низко пали авторитет и власть Испании, все же она отказалась удовлетворить подобные требования. Впрочем, североамериканские морские силы начали действовать, не дожидаясь решения испанских властей. 7 января 1822 г. 40 американских моряков высадились на Кубе для уничтожения «пиратской станции». 28 сентября 1822 г., преследуя «пиратов» на острове, американские моряки обнаружили еще одну такую станцию и захватили пять небольших кораблей, из которых три сожгли, а два других направили в Новый Орлеан. Затем последовали такого же рода операции в 1823 г.: 8 апреля близ Эскондидо, 16 апреля — у Кайо Бланко, 11 июля 1823 г.— у залива Синьора, 21 июля 1823 г.— у мыса Крус и 23 октября 1823 г.— у Кам- риока 38.

В наиболее развернутой форме система «теоретических» взглядов американских экспансионистов в отношении Кубы содержится в подробных инструкциях Джона Куинси Адамса посланнику Соединенных Штатов в Испании Хью Нельсону от 28 апреля 1823 г.

В них изложена единая система, в которой теория, запрещавшая переход острова Кубы в руки третьего государства, сочеталась с доктриной «политического тяготения». Прежде всего Д. К. Адамс счел необходимым подтвердить, что «жизненным правилом» политики Соединенных Штатов со времени завоевания независимости было воздержание от вмешательства в политические системы и конфликты Европы, за исключением морских войн европейских держав, в которых интересы Соединенных Штатов прямо затрагивались. Далее он отмечал, что независимо от исхода франко-испанской войны в Европе, несомненно, что господство Испании как в Северной, так и Южной Америке безвозвратно утрачено.

«Неизбежность» же присоединения Кубы к Соединенным Штатам Д. К. Адамс «обосновал» соображениями, имевшими, выражаясь современным языком, несомненную геополитическую окраску. Он считал, что по своему географическому положению Куба и Пуэрто-Рико являются «естественными придатками Североамериканского континента». Высказав опасение по поводу возможности присоединения Кубы к восставшим испанским колониям и признав, что условия для ее захвата Соединенными Штатами еще не подготовлены, он пустился далее в следующие любопытные «философские» рассуждепия: «Существуют законы политического (наряду с физическим) тяготения, и подобно тому, как яблоко, отделенное бурей от дерева, не имеет другого выхода, кроме падения нд землю, так и Куба, насильственно оторванная от своих неестественных связей с Испанией, не имеет возможности самостоятельно поддержать себя и может тяготеть только по направлению к Североамериканскому союзу, который по тем же самым законам природы не может сбросить ее со своей груди»39. Находчивый государственный секретарь, как мы видим, объединил законы физики, географии и биологии с «законами» американской экспансии, результате .чего и появилась так называемая доктрина «политического тяготения»40.

Взаимные противоречия Соединенных Штатов и Англии не позволили им осуществить свои планы в отношении Кубы в начале 20-х годов XIX в. Именно поэтому обе державы выступили

сторонниками сохранения испанского колониального режима на острове. 29 апреля 1823 г. Д. К. Адамс в инструкциях специальному агенту Соединенных Штатов па Кубе Томасу Рэндоллу указывал на заинтересованность США в сохранении зависимости острова от Испании. Он рекомендовал Рендоллу отклонять предложения, которые могли быть ему сделаны для изменения политического положения на Кубе 41.

Плод должен был еще «дозреть» в (рамках испанского колониального режима, а затем уже при благоприятных условиях его можно было бы «сорвать» — таков был смысл этой политики. Цель же у нее была одна — захват Кубы. На этом сходились все видные государственные деятели США. Томас Джефферсон писал президенту Монро 23 июня 1823 г., что присоединение Кубы к Соединенным Штатам является как раз тем, что нужно для «округления страны в месте ее высших интересов» 42. В свою очередь Д. Монро в письме к Т. Джефферсону от 30 июня 1823 г., ссылаясь на сведения, полученные из «самых достоверных источников», утверждал, что народ Кубы лучшим выходом считает присоединение к Соединенным Штатам, которое отведет от острова угрозу превращения в колонию Англии или перехода власти к «черному населению». Как явствует из письма, правительство США «посоветовало» Кубе придерживаться зависимости от Испании. Одновременно Д. Монро подтвердил свое полное согласие с млением Т. Джефферсона об огромном значении острова для Соединенных Штатов и о целесообразности его присоединения к ним «в наиболее подходящий для этого момент», когда это могло бы быть сделано без столкновения с Испанией или какой-либо другой державой 43.

Пока «яблоко» еще не созрело, Соединенные Штаты стремились сохранить его на дереве испанской колониальной системы. Поддержание на острове власти Испании, по мнению правящих кругов США, было необходимо для предотвращения как революционного движения негров на Кубе, так и ее перехода в руки сильной европейской державы, например Англии или Франции, или какой-либо из новых стран Латинской Америки — Мексики, Колумбии. Подобная политика и противоречия держав были одной из главных причин того, что па острове почти до конца XIX в. сохранялся колониальный режим Испании.

Если политика «зрелого плода», стремившаяся до поры до времени сохранить «яблоко» на старом, гнилом древе испанской колониальной империи, представлялась государственным деятелям США наиболее целесообразной в отношении Кубы и Пуэрто-Рико, если они могли насильственным путем присоединить Флориду и осуществлять незаконную колонизацию Техаса и других прилегавших к их границам территорий, то подобные методы вряд ли могли быть успешными применительно к основной группе стран Латинской Америки. В Вашингтоне это, разумеется, не могли не учитывать. Политика, проводившаяся в отношении Кубы, явно не годилась для Чили или Буэнос-Айреса, давно уже ставших независимыми от испанской короны.

Независимость восставших колоний с течением времени становилась неоспоримым фактом, с которым надо было считаться. Перед США вставали проблемы развития торговых связей с новыми государствами, нормализации политических отношений с ними и т. д.

Долгое время но всем этим вопросам в США были серьезные разногласия. Сторонники сохранения дружественных отношений с испанскими властями ссылались на значительный объем торговли с Кубой. Долгое время неясными представлялись и перспективы торговли с новыми государствами, в которых многие в США видели своих конкурентов на европейском рынке. Особенно скептически были настроены в этом отношении плантаторы-рабовладельцы Юга. Выступая в палате 28 марта 1818 г., Пойндекстер (Миссисипи) говорил: «Конкуренция в важнейших товарах — хлопке, сахаре, табаке и муке — в результате увеличения объема экспорта на европейские рынки неизбежно приведет к уменьшению их стоимости и соответственно подавит ту отрасль труда, которая является единственной твердой основой национального и индивидуального благополучия». Это представлялось ему «неизбежным результатом успеха революционной борьбы в Испанской Америке» 44.

Постепенно, однако, особенно с начала 20-х годов XJX в., положение начинает меняться. Торговые связи с новыми государствами постепенно расширяются. Исследователи отмечают, что попытки экспортеров Соединенных Штатов «захватить южноамериканский рынок» о начала 20-х годов XIX в. становятся систематическими ⁴⁵. В американских газетах появляются многочисленные объявления, рекламирующие продажу для южноамериканского рынка ботинок, сапог, мебели, повозок, карет, изделий из хлопка и даже лекарств. Не было недостатка в рекламе продукции латиноамериканских стран. Как правило, не проходило и дня, чтобы в нью-йоркских и филадельфийских газетах внимание публики не привлекалось к какому-либо товару из «Америки к югу от Соединенных Штатов»46. Так, например, только в Филадельфии четыре различных фирмы — «Джон Страубридж», «Джон Линн», «Д. Персивал» и «Д. Бейлард-младший» рекламировали кофе из Рио-де-Жанейро, а ряд других был занят его привозом. В 1822 г. кофе сюда завозилось из Гаваны, Сан-Доминго и других мест. Кроме того, доставлялись какао, которое шло на изготовление шоколада, а также кожи и шерсть из Буэнос-Айреса для переработки в Соединенных Штатах.

В целом с начала 20-х годов наблюдается очевидная тенденция к расширению торговли с новыми государствами, и увеличение удельного веса всей Испанской Америки в общей торговле Соединенных Штатов. Это показывают следующие данные:

Наибольшее значение для США продолжает составлять торговля с ближайшими южными соседями—Кубой. Гаити, Британской Вест-Индией. США прочно занимали первое место в торговле с Кубой, которая в 1821 —1826 гг. по импорту держалась на уровне свыше 7 млн. долл., а по экспорту увеличилась с 4 540 680 долл, в 1821 г. до 6 816 088 долл, в 1826 г.47 Экспорт в Вест-Индию, достигавший в общем 12,5 млн. долл., был особенно важен для США, так как состоял в основном из товаров американского производства, для которых нельзя было найти другой рынок. Среди важнейших статей экспорта Соединенных Штатов в этот район были лес, мясные продукты, рыба, кукуруза, мука и т. д. Вест-Индия поглощала значительную часть общего объема экспорта этих товаров, в частности, более половины всего экспорта муки. Вместе с тем существенно расширились и торговые связи с новыми государствами Испанской Америки.

Известных успехов США удалось достигнуть даже на отдаленном южноамериканском рынке, несмотря па острую конкуренцию Великобритании.

Представление же об общей торговле США с новыми независимыми государствами Латинской Америки можно составить по следующим данным на 1825 г. (в тыс. долл.), когда впервые статистику стали вести по отдельным странам:49

По мере того как налаживались торговые связи с новыми государствами, все более очевидной становилась необходимость нормализовать л политические отношения с ними. В печати, конгрессе и правительстве вопрос о признании этих государств ставился неоднократно, но к началу 20-х годов так и не получил удовлетворительного разрешения. В пользу признания с самого начала были настроены широкие демократические слои американского общества, сочувствовавшие борьбе восставших колоний за независимость.

Отражением этих настроений явилась, в частности, резолюция законодательного собрания штата Кентукки, принятая летом 1818 г., в которой отмечалось, что население штата с глубоким волнением следит «за патриотической борьбой, которую ведут их южноамериканские братья — республиканцы, чтобы сбросить с себя и разбить вдребезги ярмо испанского деспотизма» 50.

В (Прессе систематически появлялись статьи, в которых прямо или косвенно указывалось на целесообразность признания новых государств. В качестве пропагандистов независимости латиноамериканских стран выступали такие влиятельные журналисты, как Т. Ритчи («Ричмонд Инкуайрер», Ричмонд), X. Найлс («Уикли Реджистер», Балтимор), У. Дуан («Аурора», Филадельфия), Б. Ирвинг («Коломбиен», Нью-Йорк), Д. Эллиот («Вашингтон Газетт», Вашингтон) и др.

Однако только в 1822 г. после долгих проволочек было принято, наконец, решение об официальном признании новых государств Латинской Америки.

С формальной стороны события развертывались следующим образом. 30 января 1822 г. палата представителей попросила президента представить полученную от агентов в восставших государствах или от представителей этих стран в Соединенных Штатах информацию о политическом положении их правительств и о ходе войны с Испанией. В соответствии с этим 8 марта 1822 г. президент Монро направил обеим палатам конгресса специальное послание, в котором констатировалась полная неспособность Испании продолжать борьбу со своими восставшими колониями и предлагалось признать их независимость51. Послание сопровождалось соответствующими материалами о положении в Колумбии, Мексике, Чили, Перу, Буэнос-Айресе и самой Испании. Затем последовала обычная процедура рассмотрения вопроса в комиссии по иностранным делам, принятие конгрессом решения о признании52 и соответствующего законопроекта о предоставлении средств для установления дипломатических отношений с независимыми странами к югу от Соединенных Штатов. Наконец, 4 мая 1822 г. президент Монро подписал законопроект, предусматривавший предоставление 100 тыс. долл. на расходы, связанные с посылкой таких миссий в освободившиеся государства американского континента, которые он сочтет необходимыми 53.

Признание распространялось не па всю Латинскую Америку, а лишь на те из восставших колоний, которые провозгласили свою независимость и сумели ее обеспечить. Причем правительству США предоставлялось решать вопрос о том, какое из государств пользовалось независимостью, а какое не отвечало этому условию. В дальнейшем Соединенные Штаты не слишком торопились с установлением прямых дипломатических отношений с новыми государствами Латинской Америки. В 1822—1823 гг. были признаны только Объединенные Провинции Ла-Платы, Великая Колумбия, Мексика и Чили, а несколько позже, в 1824 г.— Бразилия (26 мая) и Центральная Америка (24 августа).

Почему же правительство Соединенных Штатов, которое в течение весьма длительного времени отвечало отказом па неоднократные обращения восставших за помощью и признанием, приняло, наконец, весной 1822 г. таксе решение?

Выше говорилось о сочувствии восставшим со стороны демократических слоев американского общества. Это, несомненно, имело важное, но, по нашему мнению, не решающее значение: народные массы США сочувствовали делу независимости Латинской Америки с самого начала, а признание тем не менее последовало лишь в 1822 г.

Как свидетельствуют факты, основная причина признания заключалась в решающих успехах национально-освободительного движения, в результате которого господство Испании в Латинской Америке было ликвидировано. «За последние три года,— писал президент Монро в послании конгрессу от 8 марта 1822 г.,— правительство Испании не послало ни одного военного соединения в какую-либо часть этой страны (имеется в виду Мексика.— Н. Б.) , и нет оснований полагать, что она пошлет их в будущем54. Таким образом, очевидно, что все восставшие провинции не только полностью пользуются независимостью, но, принимая во внимание ход войны и другие обстоятельства, не имеется даже самой отдаленной перспективы, что они будут ее лишены»55. Далее заявлялось, что длительный период военных действий и окончательная победа, которой добились восставшие провинции, «настоящее положение сторон и полная неспособность Испании что-либо изменить в нем заставляют нас прийти к выводу, что их судьба решена и что провинции, провозгласившие свою независимость и действительно обладающие ею, должны быть признаны»56.

Факт падения испанского господства в Латинской Америке и победы освободительного движения во всех странах (за исключением Перу) в 1822 г. был совершенно очевиден и не вызывал у правительства США каких-либо особых сомнений. Признание независимости произошло, таким образом, не в результате какой- то особой симпатии к восставшим, а вследствие того, что оно было необходимо самим Соединенным Штатам. Не говоря уже о расширении торговых связей с новыми государствами, значение которых отмечалось выше, очевидно, что дальнейшее оттягивание признания их независимости могло нанести серьезный ущерб политическим интересам Соединенных Штатов, подорвать их влияние и престиж в Западном полушарии.

Как видно из письма президента Монро Мэдисону от 10 мая 1822 г., признание независимости стран Южной Америки стало в то время необходимым для поддержания с ними в будущем дружественных отношений и предотвращения того, чтобы они под влиянием чувства возмущения к Соединенным Штатам и «хитрой практики» европейских держав стали зависимыми от политики последних57. В этой связи характерно замечание А. Уайтекера, отмечавшего, что признание независимости латиноамериканских стран правительством США было шагохМ «не более смелым, чем шаг человека, вынужденного выбирать из двух зол и выбирающего меньшее из них»58.

Идя на признание независимости новых государств, Соединенные Штаты всячески стремились подчеркнуть, что это не влечет какого-либо изменения их политики в отношении Испании, и торжественно подтверждали свой нейтралитет в борьбе между бывшими колониями и метрополией. Это отмечалось и конгрессом, и правительством Соединенных Штатов. В докладе комитета по иностранным делам палаты представителей, в частности, указывалось: «Какова бы, однако, ни была политика Испании в отношении ее бывших американских колоний, наше признание их независимости не может затрагивать ее прав или повредить средствам в выполнении ее политики. Мы не можем из-за этого быть обвиненными в помощи в деле достижения их независимости, которая уже установлена без нашей помощи»59.

Впрочем, испанское правительство придерживалось на этот счет иного мнения. Его возмущению по поводу «вероломства» североамериканских политиков не было границ. Уже на следующий день после известия о послании Мойре от 8 марта 1822 г. испанский посланник в Вашингтоне Андуага направил американскому правительству решительный протест60.

Потеряв всякое чувство реальности, Испания не желала примириться с безнадежностью своего положения в Южной Америке, продолжая тешить себя иллюзиями о возможности восстановления колониального господства.

Ответ правительства Соединенных Штатов, напротив, исходил из объективной оценки существующего положения и в этой связи «его нельзя не признать весьма логичным: «В каждом вопросе, -относящемся к независимости какой-либо нации,-— писал Д. К. Адамс испанскому посланнику 0 апреля 1822 г.,— затрагиваются два принципа: один — права и другой — факта; первый полностью зависит от воли самой нации и второй является результатом успешного осуществления этой воли … Гражданская война, которая велась Испанией с населением ее колоний, по существу прекратилась. Договоры, равноценные признанию независимости, были заключены командирами и вице-королями самой Испании в республике Колумбии, Мексике и Перу, в то время как в провинции Ла-Плата и Чили в течение нескольких лет испанские войска не оспаривают независимость, которую провозгласили жители этих стран»61.

Касаясь решения правительства США, Д. К. Адамс отмечал:

«Это признание не предполагает лишить законной силы какое- либо право Испании или повредить применению любых средств, которые она, может быть, пожелает или сможет использовать с целью воссоединения этих провинций с остальными владениями. Это признание есть простое засвидетельствование существующих фактов для развития торговых и других отношений»62. Еще ранее, пересылая текст послания президента Монро от 8 марта 1822 г. конгрессу, Д. К. Адамс уполномочивал американского посланника в Мадриде Д. Форсита в случае неудовольствия испанского правительства дать «любое необходимое разъяснение» в том, что признание независимости новых государств явилось результатом предрасположения, никоим образом не враждебного Испании» 63.

Разумеется, убедить испанское правительство в том, что это решение было принято чуть ли не в результате доброго расположения к нему, было вряд ли выполнимой задачей. Уже сам но себе факт признания Соединенными Штатами новых государств объективно, независимо от целей вашингтонского правительства, способствовал укреплению международного положения бывших колоний.

Наиболее яркое выражение существо политики США в отношении Латинской Америки нашло в известной доктрине Монро. Первоначально она была изложена в послании президента США Джеймса Монро конгрессу от 2 декабря 1823 г.64. Содержащиеся в параграфах 7, 48 и 49 этого послания принципы внешней политики США, собственно, и принято считать «доктриной». В первом из упомянутых параграфов выдвигался «принцип, запрещающий колонизацию» («noncolonization principie»), гласивший, что «американские континенты ввиду свободного и независимого положения, которого они добились и которое они сохранили, не должны рассматриваться впредь в качестве объекта для будущей колонизации любой европейской державой». В двух других параграфах, касавшихся непосредственно латиноамериканских проблем, был провозглашен принцип разделения мира па европейскую и американскую системы. «…Мы,— указывалось в послании,— будем рассматривать любую попытку сих стороны (имелись в виду европейские державы — участницы Священного союза.— Н. Б) распространить свою систему на любую часть нашего полушария опасной для нашего спокойствия и безопасности». Предпринять такую попытку невозможно, заявлялось далее, «не ставя под угрозу наш мир и счастье». С другой стороны, в послании подтверждалось, что политикой США в отношении Европы является невмешательство во внутренние дела любой из европейских держав, а в борьбе бывших испанских колоний против метрополии — нейтралитет.

Доктрине Монро посвящены многие сотни больших и малых, исследований, поэтому здесь нет необходимости вновь подробно к ней возвращаться. Хотелось бы обратить внимание только на один момент. Обычно при оценке характера доктрины Монро исходят только из отношений между США и странами Европы. В этом случае на первое место выдвигаются положительные, прогрессивные моменты. Противопоставление буржуазией доктрины Монро, идеи невмешательства и запрещения дальнейшей колонизации американских континентов европейскими державами реакционным принципам легитимизма, «права» интервенции с целью, восстановления власти «законного монарха», разделявшимся лидерами Священного союза, вообще говоря, правильно и вполне закономерно. Но это только одна сторона вопроса. Суть доктрины Монро раскрывалась не столько в отношениях США с системой европейских стран, сколько в их отношениях со странами Латинской Америки, в политике Вашингтона именно в пределах Западного полушария.

Провозглашая эту доктрину, правящие круги США исходили, разумеется, из собственных выгод, а вовсе не из интересов освободительной борьбы испанских колоний, с которыми даже не проконсультировались.

Характерно в этой связи, что в самом послании Монро от 2 декабря 1823 г. содержался призыв к укреплению системы протекционизма в интересах поощрения развития национальной промышленности США. Следует учитывать также, что, возражая против дальнейшей колонизации Западного полушария, Соединенные Штаты выступали против колониальной монополии европейских стран, против барьеров для американской торговли, в интересах укрепления и расширения своих собственных позиций. За демократической фразеологией послания и прогрессивными, хотя и отнюдь не последовательными буржуазными лозунгами, скрывались самые недвусмысленные экспансионистские планы крупной буржуазии Севера и плантаторов-рабовладельцев Юга. И хотя доктрина Монро в целом была сложным и противоречивым явлением, главной в ней была тенденция к эспансии. Именно она определяла в конечном итоге реальное содержание доктрины, практику ее применения 65.

Очень важно в этой связи обратить особое внимание на заключительный абзац послания Монро от 2 декабря 1823 г., в котором содержится принцип, связывающий рост могущества и благосостояния страны с процессом экспансии, расширением территории и всей системы американских штатов. «В первое время,— указывалось в послании,— половина территории в пределах наших признанных границ была необитаемой и дикой. С тех пор была присоединена новая территория огромных размеров, охватывающая много рек, в частности, Миссисипи, навигация по которой к океану имела огромнейшее значение для первоначальных штатов. На данной территории наше население расширялось по всем направлениям, и образовались новые штаты, численно почти равные тем, которые образовали первый костяк нашего Союза. Эта экспансия нашего населения и присоединение новых штатов оказали счастливейшее влияние на все высшие интересы Союза, что и огромной мере увеличило наши ресурсы и прибавило нам силу и достоинство держаны, признанной всеми. Но это счастливейшее воздействие проявляется по только в подобных важных обстоятельствах. Совершенно очевидно, что, расширяя базис нашей системы и увеличивая число штатов, сама система сильно укреплялась в обеих своих частях. Консолидация и распад, таким образом, в равной степени представляются практически невозможными».

Эта часть послания всегда ускользала от внимания буржуазных историков. Между тем она имеет огромное значение для правильного понимания и оценки всей доктрины Монро. В данной связи позволительно остановиться хотя бы на вопросе о Кубе, так как в отношениях с ней наиболее ярко проявились самые отрицательные стороны доктрины Монро уже в момент ее появления.

Поводом для провозглашения доктрины послужили, как известно, конфиденциальные предложения английского министра иностранных дел Д. Каннинга о совместной декларации США и Англии по испаноамериканскому вопросу, в которой предполагалось, в частности, торжественно объявить, что обе эти страны «не стремятся к приобретению какой-либо части колоний»66. ‘Смысл и цели этого предложения вскрыл хорошо ориентировавшийся в международном положении государственный секретарь и будущий президент СШАД. К. Адамс на специальных заседаниях правительства в ноябре 1823 г. Ему принадлежала решающая роль в развернувшемся здесь обсуждении всего комплекса вопросов, связанных о провозглашением «комбинированной системы политики», получившей позднее название «доктрины Монро».

Д. К. Адамс был осведомлен об отсутствии реальной угрозы интервенции Священного союза и верил в возможность восстановления испанского господства на американском континенте не больше, чем тому, что Чимборасо провалится в океан 67. В то же время он высказывал предположения, что если Соединенные Штаты останутся в стороне, а Великобритания одна оградит новые государства от интервенции Священного союза, то это даст ей огромные торговые преимущества и по существу приведет к превращению американских владений Испании в колонии Англии 68. На заседании 7 ноября 1823 г. Д. К. Адамс предложил самостоятельно заявить о принципах, разделяемых США, а не «выступить в роли судовой шлюпки в кильватере британского военного корабля» 69. По его мнению, Д. Каннинг стремился предотвратить территориальное расширение США, связав их обязательством не присоединять бывшие испанские колонии. «Цель Каннинга,— отметил Д. К. Адамс, — по-видимому, состоит в том, чтобы получить какие-то публичные обязательства от правительства США, кажущиеся направленными против насильственной интервенции Священного союза в борьбу Испании и Южной Америки, а в действительности особенно против присоединения самими Соединенными Штатами испаноамериканских владений» 70.

Правительство США не желало отказаться от перспективы расширения территории страны за счет испанских владений в Америке, прежде всего Кубы и Техаса. Д. К. Адамс считал, что Великобритания и Соединенные Штаты не могут быть поставлены в одинаковое положение. «Мы,— заявил он, — не имеем намерения захватить как Техас, так и Кубу. Но жители одной из них или обеих могут осуществить свои элементарные права и обратиться с просьбой об объединении с нами. Они, конечно, не сделают ничего подобного в отношении Великобритании. Поэтому, присоединившись к ней в предлагаемой декларации, мы даем ей существенное и, возможно, затруднительное обязательство не в нашу пользу и в ответ но получаем ничего…». «Не вступая сейчас в изучение вопроса о целесообразности присоединения Техаса или Кубы к нашему Союзу,— добавил Д. К. Адамс,— нам следует, по крайней мере, сохранить свободу действий в случае возникновения критических обстоятельств и не связывать себя любым принципом, который мог бы в ближайшем будущем быть употреблен против нас самих» 71.

В дальнейшем правящие круги США. в полном противоречии с демократическими принципами послания президента Монро от 2 декабря 1823 г. оказались по существу в положении защитников колониального режима Испании на Кубе. В связи с проектами посылки мексиканской и колумбийской экспедиций для освобождения Кубы, правительство США развило в 1825 г. усиленную деятельность для достижения скорейшего примирения между Испанией и ее бывшими колониями при условии сохранения Кубы и Пуэрто-Рико в руках метрополии.

С этой целью США обратились за посредничеством к русскому царю. В соответствии с инструкциями государственного секретаря Г. Клея от 10 мая 1825 г.72  американский посланник в С.-Петербурге Г. Миддлтон писал Нессельроде 2(14) июля 1825 г., что характер населения островов Куба и Пуэрто-Рико делает «крайне проблематичным их способность поддерживать свою независимость» и что «преждевременная декларация», возможно, привела бы только к повторению «ужасных сцен Сан-Доминго». Далее он заявлял: «Соединенные Штаты были совершенно удовлетворены политическим положением островов под властью Испании, но по могли бы рассматривать как по затрагивающую их интересы вооруженную интервенцию любой другой страны». Выражая надежду на «могущественную поддержку» со стороны императора, Г. Миддлтон отмечал, что если не будут приняты срочные меры по сохранению для Испании последних остающихся у нее колоний, то момент для этого, возможно, будет навсегда упущен73. Инструкции Г. Клея от 10 мая 1825 г. еще ранее были пересланы русскому посланнику в Вашингтоне барону Ф. Тейлю. Кроме того, 19 мая 1825 г. по вопросу о Кубе состоялась беседа Тейля с президентом Д. К. Адамсом74.

Любопытно, что Соединенные Штаты опасались в 1825 г. отнюдь не интервенции Священного союза, а экспедиции Колумбии и Мексики с целью освобождения Кубы и Пуэрто-Рико. В этой связи большой интерес представляет также обращение американского посланника Д. Брауна к державам Священного союза в июле 1825 г. На конференции союзных держав в Париже 17 июля 1825 г. министр иностранных дел Франции граф Дама (Damas) передал послам Австрии, России и Пруссии содержанию сообщения, полученного от посланника США и гласившего, что «Соединенные Штаты предлагают Франции и другим морским державам гарантировать Испании владение Кубой и Пуэрто-Рико, однако при условии, что она примет посредничество этих держав между ней и ее восставшими колониями»75.

Страх перед восстанием негров на острове Куба и возможностью революционного освобождения острова на некоторое время отодвинул на задний план даже взаимные противоречия держав в этом районе. Передавая содержание беседы с государственным секретарем Генри Клеем в мае 1825 г., поверенный в делах Англии в Вашингтоне Аддипгтон доносил Д. Каннингу, что США считают самым желательным сохранение на острове власти Испании. Это, по их мнению, «предотвратило бы ревнивые подозрения между другими державами и было бы также лучшим обеспечением против страшных бедствий, которые должны явиться результатом вооружения черного населения»76.

Сложившееся положение и побудило Джорджа Каннинга выступить в августе 1825 г. с новым конфиденциальным предложением, переданным американскому посланнику в Англии Р. Кингѵ «Вы не можете позволить нам овладеть Кубой; мы не можем позволить, чтобы вы овладели ею, и никто из нас не может позволить, чтобы она попала в руки Франции»,— откровенно писал английский министр Р. Книгу и предложил по этому поводу подписать взаимное обязательство не захватывать Кубу, например в виде трехсторонней ноты77.

Однако, как уже отмечалось выше, Соединенные Штаты не считали, что в отношении Кубы они могут занимать ту же позицию, что и Англия. Слишком уж велика была их заинтересованность в этом острове. В результате Д. Каннингу и на этот раз не удалось связать США формальным обязательством не захватывать Кубу. Как явствует из беседы Г. Клея с английским посланником Чарльзом Ваугханом, предложение Д. Каннинга было отклонено под тем благовидным предлогом, что «Испания, почувствовав себя спокойной в отношении Кубы благодаря объединенной декларации других держав, будет в этом случае еще более упрямо отказываться от мира со своими бывшими американскими провинциями»78.

Вместе с тем, стремясь предотвратить переход Кубы и Пуэрто-Рико в руки независимых государств Латинской Америки, Соединенные Штаты оказались заинтересованными в поддержке Англии. Одно время казалось, что и на этот раз американской дипломатии удастся Извлечь выгоду из позиции своего соперника. Ч. Ваугхан в беседе с Г. Клеем сам намекнул на желательность вмешательства Соединенных Штатов для предотвращения нападения на Кубу. Г. Клей охотно информировал посланника, что он как раз занят подготовкой инструкций представителям США в Колумбии и Мексике для того, чтобы заставить правительства этих стран «по крайней мере отложить па несколько месяцев намеченные ими операции против Кубы». Им, подчеркнул он, будет заявлено, «что хотя американское правительство сознает трудность вмешательства для предотвращения окончательного нападения, поскольку Куба будет использоваться Испанией в качестве пункта, из которого будут вестись военные действия против новых государств, все же Соединенные Штаты не могут безучастно наблюдать любые действия, которые будут направлены к тому, чтобы вооружить черное население против белых». Как явствует из донесения Ч. Ваугхапа, Г. Клей далее заявил, что представителям Соединенных Штатов будут даны указания потребовать отказа от выполнения любой части проектов захвата, «в которую в качестве важной составной части входит помощь чернокожим» 79.

Изучение английских дипломатических документов показывает, что британский министр иностранных дел разгадал планы американской дипломатии и решил на этот раз отплатить ей ее же методами. Хотя Д. Каннинг и не был заинтересован в переходе Кубы в руки Колумбии или Мексики, он не желал связывать Англию обещанием поддержать протест США. Подобные действия Могли только ухудшить ее отношения с этими странами. Джордж Каннинг дезавуировал Ч. Ваугхана, который слишком неосторожно пошел в этом вопросе за Г. Клеем, указав, что поскольку затрагиваются только интересы Соединенных Штатов, лишь они и имеют основания для вмешательства, а Англия не видит необходимости разделять его одиозность 80.

Характерно, что при этом Д. Каннинг не скрыл раздражения по поводу политики Соединенных Штатов, нашедшей свое воплощение в доктрине Монро. «Открыто признаваемая претензия Соединенных Штатов встать во главе конфедерации всей Америки и направить эту конфедерацию против Европы (включая Великобританию),— заявил он,— не является претензией, отвечающей нашим интересам, или такой, которую мы можем поощрять или терпеть. Это, однако, такая претензия, которую нет смысла абстрактно оспаривать; но мы не должны говорить что-либо, что может казаться признанием этого принципа» 81 Каннинг, как видно, не забыл урока, который был дан ему в конце 1823 г. Между тем с целью предотвращения экспедиции на Кубу и Пуэрто-Рико 20 декабря 1825 г. колумбийскому и мексиканскому представителям в Вашингтоне были вручены соответствующие ноты, в которых давался многозначительный совет отложить проведение планируемых мероприятий. «При таких обстоятельствах президент считает,— писал Г. Клей посланнику Колумбии в США,— что отсрочка на определенное время экспедиции, которая готовится, возможно, против этих островов Колумбией или Мексикой, окажет благотворное влияние на великое дело мира» 82.

На словах выступая за мир, Соединенные Штаты по существу таким образом предотвратили освобождение Кубы и Пуэрто-Рико. В представлении американских рабовладельцев и крупной буржуазии «естественные права» па самоопределение не распространялись на верное население островов. «Едва ли надо сомневаться,— писал Г. Клей американскому посланнику в Испании Ал. Эверетту 13 апреля 1826 г.,— что, если война закончится, Куба и Пуэрто-Рико останутся в безопасности во власти Испании» 83.

При рассмотрении политики Соединенных Штатов в отношении их соседей на континенте иногда приходится сталкиваться с характерным для буржуазной историографии мнением о том, что американская экспансия будто бы была прогрессивной, так как осуществлялась за счет колониальных владений европейских держав и содействовала в конечном итоіе более быстрому включению новых территорий в капиталистическую сферу и развитию их производительных сил. Однако апологеты экспансии при этом забывают, что она была связана прежде всего о истреблением и оттеснением индейских племен, о насильственными, захватническими методами присоединения новых территорий и распространением рабства, с устранением возможности образования на этих территориях самостоятельных государств или их объединения с латиноамериканскими странами.

Конкретным примером в этом отношении может служить Техас, систематическая колонизация которого американскими колонистами относится к началу 20-х годов XIX в. Этот рубеж отнюдь не является случайным. Продвижение на юг и юго-запад стало особенно важным для плантаторов-рабовладельцев после Миссурийского компромисса 1820 г., так как в пределах своих территориальных границ к югу от 36°30 параллели они могли рассчитывать на образование только одного нового рабовладельческого штата — Арканзаса. К северу же от этой линии двери для них были закрыты. Поэтому, чтобы сохранить и расширить рабовладельческое плантационное хозяйство в качестве «коммерческой системы эксплуатации» и средства контролировать сенат, а с ним и весь Союз, рабовладельцы стремились захватить территории, принадлежавшие другим странам, в частности Мексике и Испании. Иначе они по могли существовать и управлять страной.

В 1820 г. предприимчивый американский коммерсант Мозес Остин отправился в Техас с намерением организовать колонию переселенцев из США и заняться выращиванием хлопка и сахарного тростника. Прибыв в Сан-Антонио, он обратился с соответствующей просьбой к бывшему тогда губернатором и политическим главой Техаса Антонио Мартинесу и получил вскоре нужное ему разрешение. Не приходится особенно удивляться подобной близорукости испанских властей. Слабая Испания с нелепым политическим режимом Фердинанда VII была совершенно не в состоянии осуществлять колонизацию своих обширных заморских владений и не раз уже допускала проникновение североамериканских поселенцев. Видимо, ничему не научил ее и печальный опыт Флориды. Впрочем, даже если бы Испания и захотела, то вряд ли смогла воспрепятствовать колонизационному потоку из Соединенных Штатов, который захлестывал ее владения в северной части Америки.

Так или иначе, согласие испанских властей было получено, и Мозес Остин мог организовать колонию на 200 семей переселенцев из США, для которой он и подыскал удобное место на берегу реки Колорадо84. Правда, ему не суждено было осуществить свои планы, так как он умер 10 июня 1821 г. Руководство задуманным предприятием взял на себя его сын Стефен. Уже несколько лет спустя колония Остина насчитывала 2,4 тыс. жителей.

С каждым годом поток американских колонистов в Техас нарастал. К концу первой четверти XIX в. около 2 тыс. переселенцев проживало также в Бехаре и 800 человек — в Ла-Баия. Кроме того, в пограничной полосе р. Сабины поселились приблизительно 10 тыс. человек без всякого разрешения мексиканских Властей. Значительную часть колонистов составляли уголовные Преступники, контрабандисты, рабовладельцы — люди «буйного права», признававшие лишь «закон» грубой силы85. Они весьма мало считались с мексиканским правительством и, естественно, представляли серьезную угрозу сохранению его власти в Техасе.

Одним из главных вопросов, служивших причиной обострения противоречий между американскими переселенцами и правительством Мексики было рабовладение. Нарушая мексиканские законы, колонисты не только ввозили в Техас рабов, но требовали официального признания законности рабства под предлогом ограждения «священной» частной собственности.

Ревностным защитником этого «права» выступал и Стефен Остин, о чем свидетельствуют его многочисленные петиции мексиканским властям. В одной из них, в которой он усиленно хлопотал перед губернатором Р. Гоузалесом о разрешении расширить колонию, включив в нее дополнительно 500 семей в связи с большим наплывом переселенцев, в частности, из Луизианы, Миссисипи и Алабамы, говорилось: «Но моему мнению, делом величайшего значения является разрешение эмигрантам привозить своих рабов и слуг, и чтобы право собственности па ввезенных слуг, так же как и на их потомство, было гарантировано законом, так как без такого обеспечения мы не можем ожидать колонистов с большими и достаточными средствами, так же как мы не можем получить рабочие руки для культивирования хлопка и сахарного тростника, и в результате эти плодородные земли, вместо того, чтобы быть занятыми богатыми плантаторами, останутся в течение многих лет в руках пастухов или бедняков, которые будут выращивать только необходимое для существования своих семей, без какого-либо излишка, имеющего достаточное значение, чтобы дать толчок для активной иностранной торговли…» 86. Как видим, аргументация Стефена Остина отражала стремление обосновать необходимость сохранения и расширения рабства, а также характерное для крупных плантаторов-рабовладельцев пренебрежительное отношение к белым беднякам.

У колонистов имелось и много других причин для недовольства мексиканскими законами и обычаями, поскольку они, переселившись в Техас, сохранили протестантскую религию, говорили на английском языке, следовали своим традициям и не желали нести никаких обязанностей в отношении правительства Мексики. Североамериканцы не считались с законами страны и презрительно относились к мексиканскому народу, считая его низшей расой 87.

Их деятельность в Техасе сочеталась -с интригами американской дипломатии. Первым посланником США в Мексике был Джоэль Робертс Пойнсетт — очень колоритная фигура в американской дипломатии. Сын богатого плантатора, он учился в Англии, затем много путешествовал по Европе, Азии и Америке, а в 1806 г. побывал и в России. По свидетельству Аскарате (Azxarate), уже во время своего посещения Мексики в 1822 г. Д. Пойнсетт показывал ему карту и намекнул о желании США «поглотить весь Техас, Новую Мексику и Верхнюю Калифорнию», а также ряд других территорий88, Прибыв сюда в 1825 г. в качестве чрезвычайного посланника, он под флагом защиты либеральных идей активно вмешивался во внутренние дела Мексики. Действовал Пойнсетт через масонские ложи так называемого Йоркского ритуала, которые фактически в известной мере представляли американскую партию в Мексике, хотя и возглавлялись В. Герреро89. Скандальная деятельность Д. Пойпсетта в Мексике в то время не увенчалась успехом. По требованию мексиканского правительства он был отозван в США90.

Попытки Вашингтона навязать Мексике свою волю и отторгнуть Техас не прекратились. Эпилог этих событий достаточно хорошо известен: в 1836 г. рабовладельческий Техас отделился от Мексики и в 1845 г. был открыто присоединен к США. В последовавшей войне с Мексикой в 1846—1848 гг. США отторгли более половины ее территории91.

Следует также, хотя бы вкратце, рассмотреть позицию США в отношении планов объединения стран Испанской АхМерики в единую конфедерацию, обсуждавшихся на Панамском конгрессе 1826 г.

Этот вопрос имеет важное принципиальное значение. Правящие круги США, пропагандируя панамериканскую «общность» интересов, ссылаются в настоящее время на исторические традиции, объединяя в одном потоке и одностороннюю доктрину Монро, и планы С. Боливара о создании панамериканской конфедерации, и панамериканизм Блейна. В этом плане составлен, в частности, и обобщающий сборник документов «о панамериканском сотрудничестве», в котором доктрина Монро представляется «идеологической основой» для «системы межамериканского сотрудничества» 92.

Между тем даже краткое знакомство с историей выдвижения планов объединения Латинской Америки в конфедерацию, идея которых уходит в колониальный период, свидетельствует совсем о другом.

Еще в 1783 г. видный испанский государственный деятель граф Аранда, представляя Карлу III проект монархического панамериканского союза, писал об опасности, которую в будущем будут представлять США для владений испанской короны в Америке. По словам графа Аранды, США, родившись как «пигмей», в будущем превратятся в «гиганта», и очень опасного для обширных заморских владений испанского «колосса». Они забудут о полученной от Франции и Испании помощи в своей борьбе за независимость и будут «помышлять лишь о расширении своей территории». С завидной прозорливостью граф Аранда предупреждал Карла III, что первым шагом новой «федеральной республики» (т. е. США) «явится захват обеих Флорид, чтобы обеспечить свое господство над Мексиканским заливом. Эти опасения, государь, слишком основательны и они сбудутся всего через несколько лет, если до того времени не произойдет нечто еще более печальное в наших владениях в Америке…» 93

Узкокастовые интересы, возобладавшие в политике фанатичного мадридского двора, не позволили осуществить проекты графа Аранды. Эта близорукая политика неумолимо толкала влиятельные круги колониального общества в объятия республиканских настроений, подводила их к мысли о необходимости насильственного разрыва с метрополией и создания единого союза колоний в борьбе против испанской короны.

Именно здесь следует искать истоки латиноамериканизма, концепции единства Испанской Америки в борьбе против общего врага.

В числе первых сторонников этой концепции следует назвать имена венесуэльских патриотов Гуаля и Эспаньи, устроивших антииспанский заговор в 1797 г. и мечтавших о создании демократической республики, а также руководителя и идеолога Майской революции 1810 г. в Аргентине Мариано Морено.

Если план М. Морено, как и проект Гуаля — Эспаньи, был рассчитан на освобождение колоний прежде всего силами народных масс и на установление в новых государствах республиканского строя, то местная верхушка колониального общества, боявшаяся вторжения народа в политическую сферу чуть ли не больше испанского гнета, склонялась к идее единого монархического режима и искала поддержки иностранных держав. Эти настроения получили, в частности, отражение в проектах Ф. Миранды.

Главным инициатором и пропагандистом планов испано-американской конфедерации начиная с 1815 г. выступает Симон Боливар. В известном программном «Письме с Ямайки» в 1815 г. он отмечал необходимость конфедерации стран Нового Света, имеющих один язык, одни и те же нравы и религию. Боливар мечтал о том, что Панамский перешеек станет тем, чем Коринф был для греков. По мере успехов национально-освободительного движения в Латинской Америке идеи Симона Боливара становятся все конкретнее. В основных чертах они сводились к объединению стран Испанской Америки в конфедерацию под руководством Великой Колумбии и без Соединенных Штатов. Подобное изложение этого плана содержалось, в частности, в докладе министра иностранных дел Колумбии Педро Гуаля конгрессу 15 апреля 1823 г. В этом документе указывалось, что в связи с успехами национально-освободительного движения настало время «для осуществления великого плана американской конфедерации». В качестве основы новой «Федеральной системы» предусматривались следующие положения: 1) Американские государства навеки объединяются в союзе и конфедерации как во время войны, так и в мирное время для укрепления свободы и независимости, гарантируя друг другу неприкосновенность соответствующих территорий; 2) чтобы сделать эту гарантию действенной для границ новых государств, возникших на основе бывших испанских генерал-губернаторств и вице-королевств, как правило, бралось территориальное разграничение 1810 г.; 3) граждане и подданные стран — участниц в отношении собственности, внешней и внутренней торговли и т. д. должны были получить одинаковые с коренными жителями права в той стране, где они находились; 4) для того чтобы оформить «Договор вечного союза и конфедерации», в Панаме предполагалось созвать собрание представителей стран — участниц (по 2 от каждой); 5) договор ни в коей мере не должен был затрагивать осуществление суверенитета договаривающихся сторон «каждой в отдельности и всех вместе» в их отношениях с другими независимыми государствами. Как сообщал Гуаль, это были главные пункты, которые охватывались переговорами правительства Колумбии с Мексикой, Перу, Чили и Буэнос-Айресом 94.

Уже к концу 1823 г. правительству Колумбии удалось достичь определенных успехов в выполнении своего плана. Союзные договоры были им заключены 6 июля 1822 г. с Пору, 21 октября 1822 г.— с Чили, 8 марта 1823 г.— с Буэнос-Айресом, 3 октября 1823 г.— с Мексикой, а несколько позднее, 15 марта 1825 г.— и с Соединенными провинциями Центральной Америки.

Интересно отметить, что хотя С. Боливар и рассчитывал на поддержку (Великобритании при осуществлении своих планов, тем не менее он не желал играть подчиненную роль, которая отводилась странам Латинской Америки Англией, и в этой связи с опасением относился к слухам о далеко идущих проектах британского. правительства. Дело в том, что, по его мнению, именно в Лондоне родилась предложенная Португалией правительству Буэнос-Айреса идея создания объединения государств в составе США, Испании, Португалии, Греции и государств Южной Америки, возглавить которое намеревалась Великобритания95. 5 августа 1823 г. С. Боливар подробно изложил свои соображения по поводу предложений о создании этой лиги: «На первый взгляд и в ближайшем будущем он (т. е. проект лиги.— Н. Б.) имеет преимущества, но в смутной и темной бездне будущего маячат некоторые опасные призраки. Объясню коротко. Скоро мы получим мир, независимость и некоторую гарантию международного статута и внутренней силы. Эти блага будут стоить нам части нашей национальной независимости, определенных финансовых жертв и национального унижения. После того как Англия возглавит подобную лигу, мы станем ее послушными слугами, так как, заключая пакт с сильным, слабый принимает вечное обязательство» 96.

Нечего и говорить, что проект лиги, выдвинутый зависимой от Англии Португалией, не дал никаких практических результатов, да и вряд ли вообще был рассчитан па осуществление. Гораздо более вероятно, что его действительная цель состояла в том, чтобы помешать выполнению планов С. Боливара.

Большое принципиальное значение при оценке планов о создании американской конфедерации имеет позиция Соединенных Штатов, а также то место, которое сам Боливар уделял североамериканцам в своих проектах. В отличие от вице-президента Колумбии Франсиско П. Сантандера он весьма подозрительно относился к политике США и не был склонен особенно рассчитывать на их поддержку. С. Боливар неоднократно и весьма недвусмысленно подчеркивал свое нежелание принимать Соединенные Штаты в планируемую им конфедерацию. Об этом он, в частности, писал Сантандеру 20 мая 1825 г.97, а спустя примерно месяц прямо указывал, что никогда не согласится на привлечение Соединенных Штатов к «нашему американскому соглашению» 98  . Особо следует отметить, что С. Боливар называл «джентльменов (Северной) Америки» «величайшими противниками» планировавшейся конфедерации99.

Правящие круги Соединенных Штатов очень настороженно встретили сообщения об активности колумбийского правительства в дело создания конфедерации. Еще будучи государственным секретарем, Д. К. Адамс в инструкциях американскому посланнику в Буэнос-Айресе Родни от 17 мая 1823 г. подробно изложил отрицательную позицию правительства США в отношении этих планов С. Боливара, свидетельствовавших, как он указал, о намерении Колумбии присвоить себе ведущую роль в Западном полушарии100.

Первоначально циркулярное приглашение С. Боливара на Панамский конгресс от 7 декабря 1824 г. было адресовано только латиноамериканским странам 101. Приглашение США было послано позднее по инициативе Сантандера. При этом в Колумбии и Мексике, по-видимому, рассчитывали, что Соединенные Штаты, приняв участие в конгрессе, вынуждены будут изменить свою позицию в отношении Кубы и не станут возражать против оо освобождения от испанского господства. С. Боливар, хотя и не разделял этих надежд, не решился, однако, взять приглашение обратно 102.

В США вопрос об участии в Панамском конгрессе вызвал продолжительные дебаты. В их ходе стало совершенно очевидно нежелание Соединенных Штатов принимать какие-либо обязательства в отношении Латинской Америки. В этом вопросе существенных разногласий между сторонниками и противниками участия в Панамском конгрессе по было. Весьма показательно, что даже президент Д. К. Адамс, сообщая в декабре 1825 г. о назначении американских делегатов па этот конгресс, дал им указания не заключать никаких союзов и но участвовать в любых обсуждениях военного характера, а также предприятиях или проектах, влекущих враждебные действия в отношении любой другой страны103.

Однако в то время уже само участие Соединенных Штатов в совещании вместе с представителями новых республик Испанской Америки вызвало очень резкую оппозицию сначала в сенате, а затем в палате представителей. В ходе дебатов в январе — апреле 1826 г. отчетливо обозначилось неприязненное отношение влиятельных кругов США и прежде всего плантаторов-рабовладельцев к новым республикам, которые уничтожили рабство, стремились к освобождению Кубы и Пуэрто-Рико, требовали признания негритянской республики Гаити и т. д. Об этом свидетельствовали выступления многих конгрессменов и прежде всего представителей Юга, в том числе сенаторов Берриен (Джорджия), Бентона (Миссисипи), Хейнса (Ю. Каролина) и других, которые заявляли, что безопасность южных штатов не должна приноситься в жертву увлечению дипломатией, дело дошло до того, что в конгрессе было предложено предупредить латиноамериканские республики, что если будет предпринята попытка направить освободительную экспедицию на Кубу и Пуэрто-Рико, то США используют свои «военно-морские и военные силы, чтобы усмирить этих разбойников и черномазых»104.

Серьезные возражения вызвало и предложение Д. К. Адамса о соглашении па основе «noncolonization principie». К докладу комитета по иностранным делам, в котором утверждалась посылка представителей Соединенных Штатов в Панаму, была предложена поправка, требовавшая, чтобы правительство Соединенных Штатов было представлено на Панамском конгрессе лишь в дипломатическом порядке (except in a diplomatic character)105. Далее указывалось, что правительству не следует участвовать как в любой совместной декларации с целью предотвращения вмешательства какой-либо из европейских держав в отношении независимости или формы правления испаноамерикапских республик, так и любом соглашении с целью предотвращения европейской колонизации на американском континенте. Несмотря па то, что в результате нескольких противоречивых голосований эта поправка в конце концов была отвергнута, общее настроение конгресса против принятия Соединенными Штатами любых обязательств совместно со странами Латинской Америки было очевидно как среди сторонников правительства Д. К. Адамса — Г. Клея, так и среди его многочисленных противников.

Участвовать в Панамском конгрессе Соединенным Штатам так и не пришлось. Их делегат прибыл в Панаму лишь год спустя, в 1827 г., когда конгресс уже давно закончился 106.

* * *

В целом, таким образом, совершенно бесспорно, что народы Латинской Америки добились освобождения прежде всего в результате своих собственных усилий. Что же касается США, то они проводили в интересах плантаторов-рабовладельцев Юга и буржуазии Севера эгоистическую политику, направленную на укрепление своих позиций и влияния в Западном полушарии, насильственными методами расширяли свою территорию за счет южных соседей. Соединенные Штаты не только не оказали какой- либо значительной помощи восставшим, но в ряде случаев, как уже отмечалось, даже выступали но существу пособниками Испании.

Это не означает, конечно, что вое действия США в отношении Латинской Америки следует оценивать в негативном плане. В ряде случаев вне зависимости от целей североамериканских правящих кругов, объективно политика США способствовала делу независимости, содействовала укреплению международного положения новых государств. Так было, ¡например, во время признания Соединенными Штатами независимости новых государств Латинской Америки в 1822 г.

Борясь за укрепление своего влияния в этих странах, США опирались на известные круги внутри самих восставших. Можно упомянуть, в частности, Сантандера и его сторонников в Великой Колумбии, семейство Каррера — в Чили и т. д. Вместе с тем многие политические деятели Латинской Америки с недоверием относились к Вашингтону и не желали, чтобы только что сбросившие колониальный гнет Испании республики попали .в будущем под опеку своих новых североамериканских «друзей». Эту точку зрения разделяло большинство руководителей Латинской Америки, и прежде всего С. Боливар.

В свете дальнейших событий прозорливыми представляются слова будущего руководителя чилийского государства, а в то время простого торговца Диего Порталеса, давшего в январе 1824 г. яркую характеристику целей политики Соединенных Штатов: «Нельзя доверять этим господам, которые очень охотно хвалят деятельность наших борцов за освобождение, ничем нам не помогая. Вот где причина моих опасений. Откуда это стремление Соединенных Штатов назначать послов, делегатов и признавать независимость Америки, ничем себя не утруждая для ее достижения? Любопытная система! Я уверен, что все это отвечает заранее составленному плану, который выглядит приблизительно так: осуществить завоевание Америки не оружием, а установлением своего влияния во всех сферах. Это, может быть, произойдет и не сегодня, но завтра — обязательно. Не следует обольщаться этими лакомствами, которые только дети едят, не опасаясь отравы»107.

Нельзя отказать в проницательности и мексиканскому посланнику в Гватемале Хуану Нѳпомуеено Переда, писавшему в 1857 г.: «Достаточно взглянуть на хваленую доктрину Монро, которую то в качестве завета отцов — основателей США, то в качестве догмы нового международного права, отвечающей исключительно их собственным интересам, пытаются распространить по всему континенту дипломатические агенты этого . правительства, чтобы распознать дух североамериканской политики, чтобы понять, что это правительство преследует свою неизменную цель — диктовать свой закон, господствовать в мире Колумба»108.

Последующая история латиноамериканской политики США оправдала многие самые худшие предсказания.

• 1
    J. Lоскеу. Pan-Americanism: Its Beginnings. New York, 1920.
• 2
  W. R. Manning (ed.). Diplomatic Correspondence of the United States Concerning the Independence of the Latin-American Nations, 3 vOls. New York, 1925.
• 3
  D. Perkins. The Monroe Doctrine 1823—1826. Cambridge (Massachusetts), 1927; idem. The Monroe Doctrine 1826—1867. Baltimore, 1933; idem. The Monroe Doctrine 1867—1907. Baltimore, 1937.
• 4
  А. Р. Whitaker. The United States and the Independence of La tin America, 1800—1830. Baltimore, 1941, p. VII.
• 5
  См. С. K. Webster. The Foreign Policy of Castlereagh, 2 ed., vol. II. London, 1934, p. 406.
• 6
  С. K. Webster (ed.). Britain and the Independence of Latin America, 1812—1830, vol. I. London, 1938, p. 78. Авторитетное заявление Ч. Уэбстера доставило немало хлопот его заокеанским коллегам, которым неоднократно пришлось давать не очень приятные для них и не слишком убедительные для других «разъяснения» (см. S. F. В е m i s. Early Diplomatic Missions from Buenos Aires to the United States 1811—1824. Worcester, 1940, p. 93; idem. The Latin-American Policy of the United States. New York, 1943, p. 70; i d e m. John Quincy Adams and the Foundations of American Foreign Policy. New York, 1949, p. 406—407; A. P. Whitaker. Op. cit., p. 610; W. Z. Neumann. United States Aid to the Chilean Wars of Independence.— «The Hispanic American Historical Review», vol. XXVII, № 2, (May 1947), p. 204—219 и др.).
• 7
  М. Romero. The United States and the Liberation of the Spanish-American Colonies.— «North American Review», vol. CLXV, (1897), p. 70—86. В этом же журнале были помещены возражения на указанную статью и ответ автора (см. р. 356—363 и 553—557).
• 8
  I. Fabеlа. Las Doctrinas Monroe у Drago. Mexico, 1957, p. 54. Эти замечания И. Фабела представляют тем больший интерес, что сам автор склонен в некоторых случаях даже идеализировать доктрину Монро, хотя и подчеркивает, что она не имела целью защитить Испанскую Америку с помощью оружия (Op. cit., р. 55).
• 9
    См,, например: J. Lоскеу. Op. cit., р. 172—174.
• 10
  См. Letters of John Quincy Adams to Alexander Hill Everett, 1811 — 1837.— «The American Historical Review» (далее — AHR), vol. XI, p. 113. (Здесь и ниже курсив наш. Н. Б.)
• 11
  S. F. Bemis. Early Diplomatic Missions from Buenos Aires to the United States 1811—1824, p. 93.
• 12
  American State Papers. Foreign Relations (далее — ASPFR), 6 vols. Washington, 1832—1959, vol. IV, p. 184—189.
• 13
  См. соответственно: S. Bolivar. Obras completas, vol. 1. La Habana, 1947, p. 329, 314—317.
• 14
  См. Ф. Фонep. История Кубы и ее отношений с США. 1492—1845, М„ 1962,- стр. 165—166.
• 15
  См. J. Lockeу. Op. cit., р. 185—189.
• 16
    См. «Annals of Congress», 15-th Congress, 1-st Session, p. 814.
• 17
  См. J. Pratt. History of the United States Foreign Policy. Prentice Pall, 1955, p. 156-157.
• 18
  «Annals of Congress», 15-th Congress, 1-st Session, pt. 2, p. 1899.
• 19
  Ibid., pt. 1, p. 406—408.
• 20
  Ibid., p. 406—408, 1251, 1262, 1268.
• 21
  Ibid., p. 113.
• 22
  См. ASPFR, vol. IV, p. 464.
• 23
   О присоединении Флориды к США см.: «Новая и новейшая история», 1959. № 5.
• 24
  Подробные данные об этом см.: Т. Pitkin. A Statistical View of the Commerce of the United States of America. New Haven, 1835, p. 222 и др. Следует иметь в виду, что столь значительный объем торговых связей с Кубой не мог не оказывать известного влияния и на общее направление латиноамериканской политики США. Влиятельные круги американских купцов, опасаясь потерять кубинский рынок, выступали сторонниками поддержания дружественных отношений с Испанией. Подобные взгляды высказывались на заседаниях конгресса, в печати и в письмах представителей деловых кругов (в частности, филадельфийского финансиста Н. Биддла) руководителям американского правительства. Подробнее см.: Ch. С. Griffin. The United States and the Disruption of the Spanish Empire 1810—1822. New York, 1937 (Reprint Michigan 1962), p. 158—159; Ф. Фонер. Указ, соч., стр. 166—168 и др.
• 25
  См. «Correspondence of Andrew Jackson», ed. by Bassett, 7 vols. Washington, 1926—1935, vol. Ill, p. 12. В марте 1823 г. Джой Кэлхаун вновь поделился с генералом Джексоном своими опасениями относительно английских планов. «Едва ли можно сомневаться в том,— писал он,— что Англия приглядывается к этому острову и будет готова захватить его, если представится благоприятный случай; не менее ясно, чтро такое событие полно опасности для нашего Союза. Я считаю настоящий момент важным и думаю, что страна должна быть готова к худшему. Без Кубы наша конфедерация не является полной; если же Куба попадет в руки англичан, то окажется прерванной лучшая коммуникационная линия между входными портами» (Ibid., р. 193). Генерал Джексон, разумеется, полностью разделял взгляды своего корреспондента. В августе 1823 г. он писал Д. Кэлхауну: «Не следует допускать, чтобы Куба попала в руки любой европейской державы. Наша помощь может это предотвратить, и мы не должны колебаться в этом вопросе: он слишком близко связан с нашим собственным спокойствием и процветанием» (Ibid., р. 203).
• 26
  См. «Correspondence of Andrew Jackson», vol. Ill, p. 12.
• 27
  Ed. Tatum. The United States and Europe 1815—1823. Berkley, 1936, p. 166—167.
• 28
  J. Q. Adams. Memoirs of John Quincy Adams, 12 vols. Philadelphia, 1874—1877, vol. VI, p. 70.
• 29
  J. Q. Adams. Op. cit., vol..VI, p. 72.
• 30
  Члены правительства опасались преждевременного восстания на, Кубе и его последствий для рабства в Соединенных Щтатах, Сохранение власти испанской короны казалось вашингтонскому кабинету лучшим выходом. В связи с этим было отвергнуто обращение к американскому правительству кубинского агента «дона Барнабе Санчеса», предлагавшего от имени креольских плантаторов присоединить Кубу к Соединенным Штатам (см. S. F. Bemis. John Quincy Adams. New York, 19.49, p. 372).
• 31
  J. Q. Adams. Op. cit., vol. VI, p. 112.
• 32
  См. J. B. Moore. A Digest of International Law…, 8 vols. Washington, 1906, vol. VI, p. 379—380.
• 33
  См. С. K. Webster. Op. cit., vol. II, p. 391—395.
• 34
  Cm. J. F. Rippy. Rivalry of the United States and Great Britain over Latin America (1808—1830). Baltimore, 1929, p. 80. 9 апреля 1823 г. Д. Каннингу был представлен пробный план захвата острова Кубы, составленный полковником Л. Эвансом. Последний считал, что овладение Кубой уравновесило бы присоединение Флориды к Соединенным Штатам, рост которых сам по себе угрожал британской Вест-Индии (см. Е. J. Stapleton. Some Official Correspondence of Lord Cánning. London, 1887, vol. I, p. 116— 118).
• 35
  M. Оffutt. The Protection of Citizenz Abroad by the Armed Forces of United States. Baltimore, 1928, p. 130.
• 36
    «Annals of Congress», 15-th Congress, 2-nd Session, pt. 2, p. 2523.
• 37
    «Annals of Congress», 17-th Congress, 2-nd Session, p. 1337. О мерах, предпринятых Соединенными Штатами и Англией для борьбы с пиратами в районе острова Кубы, писал русский посланник в Вашингтоне барон Тейль в донесении К. В. Нессельроде от 5(17) декабря 1822 г. Тейль, в частности, сообщил о посылке в этот район английской эскадры. Он переслал также текст послания Монро палате представителей о необходимости организации вооруженных сил для успешной борьбы с пиратами (см. Архив внешней политики России, ф. Посольство в Вашингтоне, оп. 512/3, д. 21, л. 178—179, далее — АВПР).
• 38
  См. М. Оffutt M Op. cit., p. 10—13. Всякий раз действия американских моряков находили одобрение и поддержку правительства. Во всей истории Соединенных Штатов М. Оффутт отмечает только один случай из рассмотренных ста с лишним, когда американское правительство отказалось поддержать действия своих вооруженных сил на иностранной территории. Это была высадка в ноябре 1824 г. на остров Пуэро-Рико командором Портером около 200 моряков для того, чтобы заставить испанские власти принести извинения за оскорбление одного из американских офицеров. Палата представителей запросила по этому поводу у президента Монро информацию, «объясняющую характер и цели визита» Портера на остров. Портера пришлось отозвать, а впоследствии он был предан суду (см. М. Оffutt. Op. cit., p. 14—15). О действиях Портера в Пуэрто-Рико см. также донесение русского посланника Тейля на имя Нессельроде от 25 ноября (7 декабря) 1824 г. АВПР, ф. Канцелярия, д. 12217, л. 63—64.
• 39
  См. «Evolution of Our Latin-American Policy». A Documentary Record». New York, 1950, p. 426.
• 40
  Идея доктрины «политического тяготения», или, как ее насмешливо называют на Кубе, политика «зрелого плода» (la fruta madura), очень понравилась американским экспансионистам, так как им казалось, что она дала в их руки очень веский и убедительный аргумент. Эта идея была возрождена в 40-х годах в связи с вопросом о присоединении Техаса и Орегона, а особенно широкое распространение получила начиная с середины XIX в. (см. А. Weinberg. Manifest Destiny. Baltimore, 1935).
• 41
    W. R. Manning. Op. cit., yol. I, p. 185—196.
• 42
    J. В. Moore. A Digest of International Law…, vol. VI, p. 385.
• 43
     J. Monroe. The Writing of J. Monroe, 7 vols. New York, 1898—1903, vol. VI, p. 312—313.
• 44
    «Annals of Congress», 15-th Congress, 1-st Session, vol. II, p. 1623.
• 46
  C. L. Chandler. Op. cit., p. 467, 470.
• 47
  См. Т. Рitkin. Op. cit., p. 222.
• 48
  D. Perkins. The Monroe Doctrine (1823—1926), p. 250, Спад в 1826 г. связан с развитием экономического кризиса.
• 49
  См. Т. Рitkin. Op. cit., p. 226—227.
• 50
    «Niles’ Weekly Register», vol. XIV; 20 June, 1818, p. 371.
• 51
    «Annals of Congress», 17-tli Congress, 1-st Session, p. 825—828. -Текст послания Монро от 8 марта 1822 г.— Ibid., р. 284—296.
• 52
    Решение о признании было принято по существу единогласно. Лишь один голос в палате представителей был подан против (ibid , р. 1403).
• 53
    Ibid., р. 2603—2604.                                                                         .     —
• 54
  Учитывая развитие в Испании революции 1820 г., следует признать подобную оценку безусловно правильной.
• 55
  «Annals of Congress», 17-th Congress, 1-st Session, p. 285; см. также: W. R. Manning. Op. cit., vol. I, p. 148.
• 56
  «Annals of Congress» 17-th Congress, 1-st Session p. 285; см. также: W. R. Manning. Op. cit., vol. I, p. 148.
• 57
  Cm. J. Monroe. The Writings of J. Monroe, vol. VI, p. 285.
• 58
  A. P. Whitaker. Op. cit., p. 376.
• 59
  W. R. Mannin g. Op. cit., vol. I, p. 155; см. также: «Annals of Congress», 17-th Congress, 1-st Session, vol. II, p. 1403, 1404.
• 60
  Cm. ASPFR, Vol. IV, p. 845—846.
• 61
  Ibid p. 846.
• 62
  Ibidem.
• 63
  См. W. S. Robertson. The United States and Spain, 1822.— AHR, vol. XX, p. 785. Американское правительство предвидело возможность недовольства и со стороны других правительств Европы. Инструктируя американского посланника в Лондоне, Д. К. Адамс писал, что решение о признании независимости «не подразумевало и не имело в виду какого-либо изменения политики Соединенных Штатов и было принято без какого-либо замысла обратить его в пользу наших собственных интересов». Понятно, что эти заверения были лишь обычным в таких случаях дипломатическим прикрытием. Далее в инструкциях рекомендовалось успокоить Кэстльри тем, что «возможно, ни одна из предполагаемых дипломатических миссий не будет в действительности послана до открытия следующей сессии конгресса» (см. С. К. Webster. The Foreign Policy of Castlereagh (1815—1822), p. 427; J. B. Moore. Op. cit., vol. I, p. 88).
• 64
     Полный текст послания приводится в протоколах конгресса (см. Annals of Congress», 18-th Congress, 1-st Session, p. 12—24), а также в известной публикации Джеймса Ричардсона (см. J. Richardson (ed.). A\Compilation of the Messages and Papers of the Presidents, 1789—1897,. lO^vols. Washington,^896—1899, vol. II, p. 207—220.
• 65
   Подробнее эти вопросы рассмотрены автором данной статьи в специальной монографии [см. Н. Н. Болховитинов. Доктрина Монро, (происхождение и характер). М., 1959].
• 66
  См. W. R. Manning. Op. cit., vol. Ill, p. 1478.
• 67
   J. Q. Adams. Op. cit., vol. VI, p. 185—186.
• 68
   Ibid., p. 208.
• 69
  Ibid., p. 174.
• 70
   Ibid., p. 177.
• 71
   Ibidem.
• 72
  См. ASPFR, ѵоl. V, р. 846—849.
• 73
  Ibid., р. 916—917. «Le caractere de la population de ces isles rends extrémement problématique leur capacité de maintenir l’independence. Une declaration prématurée n’aurait probablement pour résultat, que la répétition affligeante de scenes désastrueuses de St. Domingo». Подобные выражения совершенно определенно свидетельствовали о том, что Соединенные Штаты С большим недоверием относились уже к самой возможности независимого существования негритянского населения островов и серьезно опасались последствий восстания рабов. Комментируя инструкции Г. Миддлтону от 10 мая и 26 декабря 1825 г., известный американский историк Д. Макмастер с полным основанием отмечал, что на обыкновенном языке слова Г. Клея означали, что, «если республиканцы Южной Америки вторглись бы на Кубу, подняли восстание рабов и вооружили негров, Соединенные Штаты вмешались бы. Ясно одно.. Рабство не должно отменяться на Кубе и Пуэрто-Рико и для сохранения рабства на этих островах они должны оставаться во власти Испании» (см. J. McMaster. A History of the People of the United States, vol. V. New York, 1921, p. 438—439).
• 74
  См. АВПР, ф. Канцелярия, д. 12217, л. 398 и далее.
• 75
  Protocols of Conferences of Representatives of the Allied Powers Respecting Spanish America, 1824—1825.— AHR, vol. XXII, p. 614—615. Resumé de la Conférence du 17 Juillet 1825.
• 76
  См. С. K. Webster. Op. cit., vol. II, p. 519.
• 77
  Ibid., p. 521, 523.
• 78
  Ibid., p. 532—535, а также «The Papers of Sir Charles R. Vaughan, 1825—1835».— AHR, vol. VII, p. 312—314.
• 79
   См. С. К. Webster. Op. cit., vol. II, p. 537.
• 80
   Ibid., p. 542.
• 81
   Ibid., p. 543.
• 82
   W. R. Manning. Op. cit., vol. I, p. 264.
• 83
   Ibid., p. 272. Следует отметить, что еще ранее по своей собственной инициативе Ал. Эверетт предложил Испании заложить Кубу Соединенным Штатам в обмен на большой заем (15—20 млн. долл.). Немедленная оккупация Кубы США предотвратила бы, как он считал, любое нападение на остров, а после заключения окончательного мира Испания, выплатив заем, могла бы вновь получить Кубу. Объясняя в частном письме к Д. К. Адамсу преимущества подобной сделки для Соединенных Штатов, Ал. Эверетт отмечал, что в результате была бы обеспечена не только полная безопасность от всяких перемен, но и в дальнейшем для США открылась бы возможность приобретения полного суверенитета над островом (S. F. В е m i s. John Quincy Adams and the Foundations of the American Foreign Policy. New York, 1949, p. 542).
• 84
  См. «The Austin’s Papers». Ed. by E. C. Barker, pt. I—II.— «Annual Report of the American Historical Association for the Year 1919». Washington, 1919—1924, pt. I, p. 384.
• 85
  См. меморандум, представленный бароном Бастрофом конгрессу штата 6 марта 1825 г. для одобрения и подачи в национальный конгресс Мексики в качестве петиции об оказании помощи Техасу («The Austin’s Papers», pt II, p. 1766).
• 86
    См. «The Austin’s Papers», pt II, p. 1055—1067.
• 87
  В исторической литературе часто цитируют яркое донесение мексиканского представителя в США Мануэля Сосайя, относящееся к 1823 г. М. Сосайя рассматривал Соединенные Штаты в качестве «заклятых врагов» Мексики. Отмечая «высокомерие» североамериканцев, он писал: «В своем тщеславии они дошли до того, что считают Вашингтон столицей всей Америки». Посланник сообщал также, что повсюду в Соединенных Штатах говорят о формировании армии и наборе добровольцев для захвата Техаса (см. J. F. Rірру. Предисловие к книге: М. Ugarte. Manifest Destiny. New York, 1925; С. В. Garcia. Problemas Diplomáticas del Mexico Indepéndiente. Mexico, 1947, p. 24).
• 88
  См. J. F. Rippy, United States and Mexico. New York, 1926, p. 5.
• 89
  См. M. Хиль. Наши добрые соседи. М., 1959, стр. 63—71.
• 90
  Большой материал об этом содержит переписка Пойнсетта с Вашингтоном (см. W. R. Manning. Op. cit., vol. Ill, p. 1649—1706).
• 91
  Подробно об этом см.: H. В. Потокова. Агрессия США против Мексики. 1846—1848, М., 1962; И. А. Кумарьян. Захватническая война США против Мексики 1846—1848 гг., канд. дисс. М., 1954. См. также статью Г. И. Иванова в «Ученых записках Ивановского гос. пед. ин-та», т: XI (Иваново, 1957).
• 92
  Documents on Inter-American Cooperation. By R. N. Burr and R. B. Hussey, vol. I. Philadelphia, 1955, p. 6.
• 93
  C. Parra Pérez. Historia de la Primera República de Venezuela, t. Г. Caracas, 1939, p. 9.
• 94
  Полный текст доклада П. Гуаля см.: «British and Foreign State Papers 1822—1823)». London, 1828, p. 740-758.
• 95
  S. Bolivar. Selected Writings, vol. II. New York, 1951, p. 380.
• 96
   Ibid., p. 388.
• 97
   Ibid., p. 499.
• 98
   S. Bolivar. Selected Writings, vol. II, p. 588.
• 99
   ASPFR, vol. V, p. 918. Разумеется, США отнюдь не были заинтересованы в образовании к югу от своих границ сильного объединения стран Испанской Америки. Еще в письме к Д. Монро от 14 февраля 1816 г. Т. Джефферсон писал о своей надежде на то, что эти страны образуют несколько- конфедераций, так как если они сплотятся в одно целое, то станут могущественным соседом (см. М. С. Альперович, В. И. Ермолаев, И. Р. Лаврецкий, С. И. Семенов. Об освободительной войне испанских колоний в Америке (1810—1826 гг.).— «Вопросы истории», 1956, № И, стр. 66).
• 100
  Ibid., p. 513.
• 101
  The International American Conferences of American States, 1889— 1928. New York, 1931, p. XIX—XX.
• 102
  См. M. B. Антясов. Современный панамериканизм. M., I960,, стр. 28.
• 103
  ASPFR, vol. V, р. 834. Следует, однако, отметить, что Д. К. Адамс все же не мог удержаться, чтобы не предложить заключение соглашения между странами — участницами конгресса о том, что каждая из них будет выступать против учреждения в будущем любой европейской колонии «своими собственными средствами» и «в пределах своих границ».
• 104
  Большой материал о ходе обсуждения вопроса о посылке представителей Соединенных Штатов в Панаму имеется в протоколах конгресса («Register of Debates», 19-th Congress, 1-st Session, yol. II). Подробный анализ дебатов см.: D. Perkins. The Monroe Doctrine 1823—1826. Cambridge, 1927; J. Lоckey. Op. cit., ch. X, «Attitude of the United States», p. 393—433; Ф. Фонер. Указ, соч., стр. 202.
• 105
  «Register of Debates», 19-th Congress, 1-st Session, yol. II, p. 2369.
• 106
    Обстоятельства, связанные с посылкой делегатов Соединенных Штатов в Панаму, имеют и свою трагикомическую сторону. Сначала Г. Клей предполагал назначить в качестве представителя США известного политического деятеля, бывшего министра финансов Альберта Галлатина. Ввиду того, что последний отказался от этой миссии, выбор пал на Д. Сержента (Sergeant) и американского посланника в Колумбии Р. Андерсена. Однако, первый не спешил отправиться в далекую Панаму в разгар тропического лета, опасаясь за свое здоровье, и его отъезд пришлось отложить до осени. Р. Андерсен оказался менее предусмотрительным и вскоре жестоко поплатился. По дороге он заболел тропической лихорадкой и умер в Картахене 24 июля 1826 г., так и не дождавшись своего осторожного коллегу. Ставшее вакантным место было предложено Джеймсу Монро, но он отказался, сославшись на болезнь жены и расстроенное хозяйство. Между тем Д. Сержент после тщательных приготовлений отправился в ноябре 1826 г. в Мексику, куда и прибыл лишь в начале 1827 г. Путешествие обошлось, по-видимому, благополучно для его здоровья, но принять участие в конгрессе он, разумеется, уже не мог.
• 107
  J. Eyzaguirre. Fisonomía histórica de Chile. México — Buenos Aires, 1948, p. 123—124.
• 108
  El Congreso de Panamá y algunos otros progectos de Union Hispano-Americana. México, 1926, p. 168—169.