Россия и начало гражданской войны в США.По архивным материалам

После того, как в ноябре 1860 г. кандидат республиканской партии Авраам Линкольн, противник рабовладения, получив голоса 1 866 тыс. избирателей и 180 выборщиков от 18 свободных штатов, победил на президентских выборах в США, отделение (сецессия) рабовладельческих штатов стало лишь вопросом времени. Лидеры сепаратистов стремились использовать для этого краткий период, до 4 марта 1861 г., в течение которого президентом страны, согласно Конституции, оставался демократ Джеймс Бьюкенен, который сочувственно относился к Югу. Застрельщиком сецессии стал штат Южная Каролина, конвент которого 20 декабря 1860 г. единогласно принял ордонанс о разрыве Союза, а четыре дня спустя опубликовал декларацию, где указывал, что причиной разрыва стало избрание президента, «чьи взгляды и цели враждебны рабству»1

Одним из самых непримиримых лидеров мятежников был американский посланник в России Фрэнсис Пикенс, который в связи с избранием Линкольна самовольно покинул Санкт-Петербург и после возвращения в США сразу же был избран губернатором Южной Каролины. Рассчитывая на свои связи в царской столице, новый губернатор уже в январе 1861 г. направил российскому посланнику в США Э. А. Стеклю конфиденциальное и дружественное обращение, в котором просил информировать правительство России о документах, принятых сецессионистским конвентом. Пикенс специально обращал внимание на значение товаров Юга для торговли и промышленности всего мира и подчеркивал, что будет рад увидеть российские суда в портах штата. Он напоминал, что в свое время Екатерина II первой провозгласила «свободу морей», и выражал надежду, что «настоящее правительство вновь займет такую же позицию». В заключение глава мятежного штата сообщал Стеклю, что южане в скором времени будут иметь сильное правительство и сильную военную организацию, а «штаты, которые выйдут из Союза к 4 марта с.г., смогут выставить на поле боя сто двадцать пять тысяч человек».2

Начиная мятеж, южные сепаратисты были убеждены во всемогуществе «короля-хлопка». Еще сенатор Джеймс Хэммонд (Южная Каролина) в ставшей знаменитой речи, произнесенной 4 марта 1858 г., сказал: «Без единого пушечного выстрела и не обнажая меча, мы можем поставить на колени весь мир… Что произойдет, если в течение трех лет не будет поставки хлопка?.. Англия сделает все возможное и мобилизует весь цивилизованный мир, чтобы спасти Юг. Нет, вы не посмеете воевать с хлопком. Нет такой власти на Земле, которая бы посмела воевать с ним. Хлопок правит миром».3

Действительно, потребление хлопка в Западной Европе, особенно в Англии, достигло к началу 1860-х годов гигантских размеров. Даже в Россию, по официальным данным, объем экспорта американского хлопка возрос с 852 198 долл. в 1848 г. до 5 432 422 долл. в 1859 г. Американский консул в Москве Ф. Клакстон сообщал 28 октября 1859 г., что весь хлопок, который потреблялся в центральном промышленном районе России, поставлялся из США.4

Однако значение «хлопкового голода» не было столь однозначным даже в Англии.5 Тем более эта проблема не оказалась существенной для России. Лидеры южных штатов имели основания рассчитывать на сочувствие и поддержку монархических кругов Европы, включая Россию, тем более что со времен войны США за независимость русско-американские отношения развивались весьма благоприятно и Россия действительно неизменно выступала последовательной защитницей свободы мореплавания. Большинство американских дипломатов, как и военных, были выходцами из южных штатов. Русские крепостники в силу классовых интересов должны были, казалось, сочувствовать плантаторам Юга. Самодержавная Россия должна была быть ближе к южной олигархии, чем к республиканцам Севера.

Все эти заключения, казалось бы, соответствовали ортодоксальному марксизму, но не соответствовали историческим фактам.

Начнем с конкретного человека — российского посланника в Вашингтоне и его отношения к отделению южных штатов. Эдуард Андреевич Стекль (1803— 1892) был опытным профессиональным дипломатом, который после смерти российского посланника А. А. Бодиско в начале 1854 г. стал поверенным в делах в Вашингтоне. Во время Крымской войны дипломат зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и с начала 1857 г. был произведен в действительные статские советники и назначен «чрезвычайным посланником и полномочным министром при Американских Соединенных Штатах».6

На всем протяжении многолетнего пребывания в Вашингтоне Стекль не переставал подробно информировать петербургское начальство о внутреннем положении в США и их внешней политике. Но если во время Крымской войны и, в первую очередь, в 1854—1855 гг. в его донесениях явно преобладали внешнеполитические сюжеты, то начиная с 1856 г. все большее место занимают политические противоречия внутри страны, и прежде всего борьба по вопросу о рабстве.

Именно вопрос о рабстве в эти годы вышел на центральное место в жизни США, и именно к нему было приковано внимание русского общества накануне отмены крепостного права. Несмотря на всю остроту конфликта, Стекль был убежден, что здравый смысл, материальные интересы и взаимная заинтересованность жителей Севера и Юга в конечном итоге предотвратят катастрофу и развал Союза. «Индустриальные классы и фермеры Севера», как и «аграрный класс на Юге», считал он, слишком зависимы друг от друга, экономические связи между ними слишком сильны, чтобы допустить разрушение источника их процветания. И даже, если Север и Юг пожелают разделиться, Запад, заинтересованный как в северных, так и южных товарах, никогда этого не допустит».7

В начале 60-х годов Стекль сумел завоевать признание и в кругах американской общественности. По авторитетному отзыву ветерана американской журналистики Эдуарда Эверетта, он лучше, чем какой-либо другой член дипломатического корпуса в Вашингтоне, сочетал «верность своему собственному правительству, что составляет первейший долг иностранного посланника, с уважительными и добрыми отношениями с правительством своей аккредитации и сердечными симпатиями к народу Соединенных Штатов».8

Значительный интерес представляют донесения Стекля, относящиеся к началу мятежа южных штатов. Показательно, что он сразу же и вполне справедливо расценил решение о выходе Южной Каролины из Союза как «прелюдию к полному распаду Американской конфедерации».9 Вместе с тем царский дипломат оказался не в состоянии в полной мере оценить причины и последствия борьбы по вопросу о рабстве. По мнению Стекля, обе стороны «равно ответственны за разрыв федерального договора». Северные «демагоги» его вызвали, а южане действуют теперь с такой быстротой, «которая делает невозможным всякое сближение».

Стекль не был сторонником рабства, но он, естественно, не одобрял каких-либо решительных и особенно насильственных мер для уничтожения «особого института». Резкое осуждение с его стороны вызвало, в частности, восстание в 1859 г. Джона Брауна, выступившего против рабовладельцев в штате Виргиния и казненного после подавления восстания. «Когда на Севере стало известно о печальном исходе этого дерзкого предприятия,— писал Стекль,— Джон Браун с церковного амвона был провозглашен равным нашему Спасителю». Впрочем, южная часть Союза, по словам дипломата, была не менее богата «демагогами», чем Север. И именно поэтому распад Союза стал фактом, и его последствия будут пагубны для любой части страны. «Политически американцы перестанут быть великой нацией». По мнению Стекля, они потеряют свое значение «и ни в коем случае не смогут избежать гражданской войны». Впрочем, основываясь на своем долголетнем опыте пребывания в США, посланник не терял надежды на примирение: «Во время моего продолжительного пребывания в Соединенных Штатах я имел случай глубоко изучить характер американцев, и как бы не были мрачны внешние признаки, я не могу поверить, чтобы народ столь практичный, столь преданный своим интересам и столь процветающий мог бы позволить увлечь себя страстям до такой степени, чтобы пожертвовать всем и ринуться в бездну, глубину которой никто не в состоянии измерить; и может быть, в последний момент случится неожиданный переворот, который спасет страну. И я желаю этого от всей души, так как, откинув политические соображения, мы весьма сожалели бы о падении великой нации, с которой наши отношения были всегда дружественными и близкими и которая в достопамятное время (речь идет о периоде Крымской войны.— Н. Б.) была почти единственной страной, искренне симпатизировавшей нашему делу».

Стекль дал трезвую и точную оценку ситуации, сложившейся в США к началу 1861 г. Вполне обоснованной выглядела и его надежда на благоразумие американцев. В политике, однако, зачастую, особенно в критических ситуациях, верх берут не благоразумие, а эмоции. Надежды Стекля так и остались надеждами. Зато его прогноз о полном развале Союза полностью подтвердился, и очегъ скоро. Начиная с 9 января 1861 г., менее чем за месяц, к Южной Каролине присоединилось еще шесть штатов (Миссисипи — 9 января; Флорида — 10 января; Алабама — 11 января; Джорджия — 19 января; Луизиана — 26 января; Техас — 1 февраля). 4 февраля представители отделившихся штатов (кроме Техаса) собрались в столице Алабамы г. Монтгомери и образовали правительство Конфедерации Штатов Америки. Временным президентом рабовладельческой Конфедерации 9 февраля конвент отделившихся штатов избрал Джефферсона Дэвиса, а вице-президентом — Александра Стефенса. Месяц спустя, 11 марта 1861 г., была принята конституция Конфедерации, в основу которой была положена старая федеральная конституция, но с важными изменениями: президент избирался только на один срок — на шесть лет; закреплялся суверенитет штатов; рабство не только признавалось, но и защищалось законом, хотя для умиротворения европейского общественного мнения в статье 1, секция 9 (§ 1) запрещался «ввоз африканских негров из какой-либо иностранной страны».10

Впрочем, эта оговорка мало что могла изменить. Вполне откровенно значение рабства как краеугольного камня Конфедерации определил один из ее новых лидеров Александр Стефенс: «Наше новое правительство… основано на той великой истине, что негр не равен белому человеку, что рабское подчинение высшей расе является его естественным и нормальным состоянием. Наше новое правительство впервые в мировой истории базируется на этой великой, материальной, философской и моральной системе».11

В дальнейшем к Конфедерации присоединилось еще четыре южных штата — Виргиния, Северная Каролина, Арканзас и Теннесси. В целом 11 отделившихся штатов составляли около 40% территории США, а их население достигало 9 млн. человек (из них 3,5 млн. черных рабов) против 22 млн. человек в северных и пограничных штатах.

Стеклю нельзя отказать в наблюдательности, когда он обращал внимание на глубокие различия в условиях жизни на Юге и Севере. Руководители федерального правительства всегда утверждали, что Соединенные Штаты едины и неделимы. Не отрицая справедливость этого положения в теории, Стекль подчеркивал, что, к сожалению, на практике дело обстоит иначе. С самого начала Север и Юг шли разными путями. «Под влиянием различных местных институтов и, возможно, из-за разных климатических условий складывались две взаимно антипатичные национальности… Главной составной частью этого феномена стал вопрос о рабстве. Однако это только одна часть. Развал Союза стал взрывом национальной антипатии, назревавшей с давнего времени.

Таким образом, национальный вопрос, столь трудный в Европе, получил распространение и в Соединенных Штатах, но в усложненном расой и рабством виде».12

«Падение великой американской республики» станет, писал Стекль, событием огромного значения. «Объединенные федеральным пактом штаты образуют державу первого разряда. Но кто может предсказать, к чему приведет гражданская война».13

Историки, изучавшие донесения Стекля в годы гражданской войны в США, давно уже обратили внимание на характеристики, которые российский дипломат давал американским ведущим политическим деятелям, и в первую очередь президенту Аврааму Линкольну и государственному секретарю Уильяму Сьюарду.14 Новоизбранный президент, отмечал Стекль, быть может, не обладал слишком «примечательной внешностью», но производил впечатление «приятного и порядочного» человека с мягкими манерами и прекрасным характером. Вместе с тем как президент, во всяком случае первоначально, Линкольн показался Стеклю нерешительным и слабым, не обладавшим к тому же большим политическим опытом. Гораздо более сильное впечатление произвел сенатор Сьюард, который, по мнению посланника, и должен был занять президентское кресло. Отмечая политическое влияние Сьюарда, Стекль обращал внимание на умеренность его взглядов, стремление найти компромисс и сохранить Союз. В целом, в сложившихся к весне 1861 г. обстоятельствах, Сьюард казался «человеком незаменимым».15

В связи с переездом новоизбранного президента из Спрингфилда в Вашингтон в конце февраля 1861 г. борьба за влияние в новой администрации между умеренными во главе -с Сьюардом и радикалами еще более обострилась. Если победит первый, то «шансы на мир еще сохранятся». В другом случае «ничто не сможет остановить бурю, которая грозит развалить Союз на куски».

Кабинет, сформированный Линкольном в марте 1861 г., носил компромиссный характер. Главный пост государственного секретаря, как и ожидалось, получил Сьюард. Однако портфель министра финансов достался представителю радикальных республиканцев Сэлмону Чейзу. Как писал Стекль, последний, «хотя и не обладает талантами или способностями Сьюарда,— человек огромной энергии и его политическое умение, несомненно, позволит ему взять верх среди советников нового президента».16

Позднее, давая более детальную характеристику кабинета Линкольна, Стекль отмечал, что Чейз был единственным, кто обладал реальными способностями. Будучи убежденным аболиционистом, он решительно выступал против каких- либо уступок или компромиссов с Югом. Кроме того, большое влияние на президента оказывали редактор «Нью-Йорк трибюн» Г. Грили и Генеральный почтмейстер М. Блэйр — «эксперты в искусстве партийных интриг и махинаций». Если Грили, отмечал Стекль, находится в Нью-Йорке и влияет на общественное мнение через прессу, то Блэйр, находясь в Вашингтоне, действует непосредственно на президента. «Эта группа оказывает давление с тем, чтобы президент использовал крайние меры, и военные действия уже давно бы начались, если бы не оппозиция генерала Скотта, который вновь и вновь говорит президенту, что начало вторжения с армией, состоящей из слабо обученных новобранцев без необходимого вооружения, окончится неизбежным поражением».17

В исторической литературе нет единого мнения о позиции России во время гражданской войны в США. С давнего времени широкое распространение получила точка зрения об исключительно благожелательном, даже дружественном отношении России к федеральному Союзу.18 В то же время такой авторитетный специалист, как М. М. Малкин, посвятивший специальную работу позиции России по отношению к гражданской войне в США,19 характеризовал эту позицию на всем протяжении войны как «двойственную» и «противоречивую» и ссылался при этом на донесение Стекля от 9(21) января 1861 г. Действительно, в этом донесении посланник давал правительству такую рекомендацию: «Мы признаем Южную Конфедерацию тотчас, как она, конституировавшись, урегулирует свое положение по отношению к республике Севера, установив с нею постоянные дипломатические отношения».20

Как мне представляется, на основе одного этого документа, даже показавшегося в Санкт-Петербурге первоначально «вполне благоразумным», нельзя делать слишком широкое обобщение. Кроме того, из приведенного отрывка видно, что признание. Конфедерации могло произойти только после того, как она «урегулирует свое положение по отношению к республике Севера», т. е. будет признана самим федеральным правительством!

С самого начала Стекль тщательно избегал всего, что могло бы быть истолковано в качестве признания отложившихся штатов. В частности, уже в начале 1861 г. он счел необходимым дать российским вице-консулам в южных штатах указание «не принимать каких-либо политических сообщений со стороны губернаторов штатов и воздерживаться от всяких актов, которые прямо или косвенно могли бы быть истолкованы как признание императорским правительством нового порядка вещей».21

Отметим также, что предложение Стекля никогда официально не было одобрено. Да и сам он «не рекомендовал проявлять излишней поспешности к сецессионистам», поскольку «для наших политических интересов желательно сохранение Союза!». Именно в этом плане Стекль трактовал и вопрос о местопребывании российской миссии. «Ясно, что мы должны рассматривать г-на Линкольна,— писал Стекль,— как законно избранного президента. Если он останется в Вашингтоне, дипломатический корпус также останется там. Но возможно, что сецессия распространится до Виргинии и Мэриленда. В этом случае Вашингтон окажется включенным в отделившийся штат. Уверяют даже, что у южных вожаков существует проект захватить этот город вооруженной силой и сделать его столицей новой намечаемой ими Конфедерации. Если это будет иметь место, то дипломатический корпус, мне кажется, хотя бы на время, должен будет покинуть Вашингтон и выразить г-ну Линкольну свое приветствие в новой его резиденции».22 Таким образом, даже в условиях полной неразберихи во время переходного периода лояльность Стекля законно избранному президенту не вызывала сомнений.

Вместе с тем в неофициальном порядке Стекль был готов оказать федеральному правительству содействие в предотвращении раскола и сохранении Союза, о чем посланник рассказал в донесении в Санкт-Петербург 28 марта (9 апреля) 1861 г. В соответствии с установившейся практикой российский посланник устроил обед для членов нового американского кабинета. «Когда все удалились, г-н Сьюард выразил желание поговорить» с российским дипломатом в частном порядке и спросил его о впечатлении, которое произвели в Европе последние события в США. «Я ему ответил,— доносил Стекль,— что императорское правительство глубоко сожалеет о раздорах, волнующих Соединенные Штаты, и что оно сочло бы несчастием окончательный распад Союза; что же касается Франции и Англии, то мне кажется, что эти державы прежде всего озабочены своими коммерческими интересами». Впрочем, российский дипломат не считал вероятным, чтобы эти державы «произвели какую-либо демонстрацию, разве только в случае, если меры, принятые вашингтонским правительством, создадут серьезные препятствия для их торговли».23

Как опытный дипломат, Стекль дал вполне объективную и точную оценку сложившейся ситуации. «Если это так,— заметил г-н Сьюард,— то наши отношения с европейскими державами не подвергнутся никакому изменению. Не будет предпринято ни нападения, ни блокады против Юга. Мы оставим сецес- сионистов в покое. Это наилучшая политика. Предоставленные самим себе, эти штаты не смогут долго просуществовать как отдельная Конфедерация и рано или поздно кончат тем, что возвратятся в Союз».

Получив новые подтверждения своего убеждения, что государственный секретарь по-прежнему «стоит за мир», Стекль по собственной инициативе решил попытаться оказать содействие для установления контактов между Вашингтоном и представителями Южной Конфедерации. Дело в том, что именно в то время в Вашингтоне находились трое уполномоченных Конфедерации — Мартин Дж. Крауфорд, Джон Форсайт и Андре Роман, которые добивались признания отделившихся штатов. Стекль виделся с одним из них, г-ном Романом (в 1831—1835 гг., 1839—1843 гг.— губернатор Луизианы, в 1861 г.— делегат сецессионистского конвента штата), который заверил его, «что он и его коллеги расположены самым мирным образом и готовы пойти на всяческие уступки, чтобы избегнуть столкновения, которое своим неизбежным последствием имело бы гражданскую войну».

В свою очередь государственный секретарь заявил, что, хотя он лично не знаком с г-ном Романом, «знает его как человека умеренных взглядов, и выразил сожаление, что в качестве официального лица он не может ни принять у себя г-на Романа, ни нанести ему визит». Вместе с тем, воспользовавшись удобным случаем, Сьюард спросил Стекля, не будет ли он возражать, чтобы предоставить им возможность свидания в его доме, «где они могли бы встретиться как бы случайно». Стекль поспешил заверить своего собеседника, что, поскольку это будет зависеть от него, он будет рад содействовать примирению. «Свидание это,— доносил Стекль,— должно было состояться два дня спустя, и г-н Роман, которому я сообщил о предложении г-на Сьюарда, засвидетельствовал мне свое удовлетворение по этому поводу, но Сьюард переменил свое намерение и прислал мне записку, в которой сообщал, что после зрелого размышления он отказывается от условленного свидания».

Попытаемся уточнить хронологию событий. Можно предположить, что обед у Стекля в честь нового кабинета состоялся, скорее всего, во второй половине марта, во всяком случае, до начала апреля.

«Через несколько дней» Стекль вновь встретился с Сьюардом. Это произошло у британского посла лорда Лайонса. Как отметил российский дипломат, «настроение г-на Сьюарда совершенно изменилось: он говорил только о блокаде и принудительных мерах». В присутствии представителей трех ведущих европейских держав (Лайонса, Стекля и французского посла Мерсье) Сьюард заявил: «Сообщаю вам, господа, если вспыхнет гражданская война, всякие торговые сношения с Югом будут прерваны». Лорд Лайонс пытался возражать, говорил о том, что Англия «не может обойтись без хлопка». Государственный секретарь был, однако, непреклонен: «Мы сожалеем об этом, но некоторое время вам придется обойтись без хлопка».

Наконец, «совсем недавно», т. е. незадолго до 9 апреля, когда донесение в Санкт-Петербург было написано, Стекль вновь увидел Сьюарда и последний вновь говорил «о мире и примирении».

Чем были вызваны столь серьезные перепады в .позиции государственного секретаря? Стекль был склонен объяснить их «нерешительностью президента» и давлением воинственных коллег Сьюарда по кабинету, в результате чего последний «склоняется то на одну, то на другую сторону». Хотя формально федеральное правительство решительно отказалось признать уполномоченных Конфедерации, на деле Сьюард поддерживал с ними систематические контакты, главным образом через члена Верховного суда Джона Р. Кэмпбелла, почти в течение месяца вплоть до их отъезда из Вашингтона 11 апреля 1861 г. Кстати, Стекль «узнал от представителя Южной Конфедерации, что г-н Сьюард дал им самые формальные заверения в том, что федеральное правительство не замышляет никакого нападения на южные порты и что принятые в Нью-Йорке подготовительные меры, значение которых газетами преувеличено, не имеют иной цели, как только дать своего рода удовлетворение радикалам из республиканской партии, обвиняющим правительство в бездействии и слабости».

Давая эти заверения, Сьюард, по всей видимости, был не вполне искренен или, во всяком случае, преувеличивал свое влияние в правительстве. Даже тогда, когда президент Линкольн уже послал губернатору Южной Каролины Пикенсу уведомление о том, что в форт Самтер, осажденный сецессионистами, будут направлены подкрепления, государственный секретарь продолжал давать Кэмпбсллу успокоительные заверения.24

Обращая внимание на неопределенность политики нового правительства и разногласия внутри администрации Линкольна, Стекль имел для этого определенные основания. Вместе с тем посланник явно переоценивал влияние и способности Сьюарда и недооценивал нового президента. Впрочем, в этом он был не одинок. Сам Сьюард в беседе со своим другом Чарльзом Фрэнсисом Адамсом в конце марта 1861 г. позволил себе заметить, что у президента «нет системы, нет соответствующих идей, нет понимания своего положения». По мнению госсекретаря, Линкольн был слишком поглощен деталями распределения должностей и мало осознавал значение «великих идей». В результате у Адамса сложилось самое отрицательное впечатление о создавшемся положении, и он заметил: «Я не вижу ничего, кроме некомпетентности… Человек в руководстве не соответствует времени».25

Исходя из этой и, как оказалось, не совсем правильной оценки положения, Сьюард попытался взять инициативу в свои руки и направил президенту меморандум «Некоторые мысли для президентского рассмотрения 1 апреля 1861 г.» Когда знакомишься с этим документом, он может показаться первоапрельской шуткой. Опытный и, по общему признанию, умеренный государственный деятель в области внешней политики предлагал «в случае, если не будет получено удовлетворительное объяснение от Испании и Франции… объявить им войну».

Историки справедливо оценили «меморандум» как попытку Сьюарда отодвинуть президента на второй план. «Меморандум» открывался утверждением, что у правительства нет «ни внутренней, ни внешней политики», и завершался предложением Линкольну или самому взяться за проведение активной политики, или поручить се осуществление «кому-либо из членов своего кабинета». Сьюард многозначительно замечал, что он «не уклоняется от ответственности».26

Сьюард и его собеседники (Адамc, Стекль и другие) явно недооценили решимость и здравый смысл президента. Линкольн не согласился с утверждением Сьюарда, что у новой администрации нет ни внутренней, ни внешней политики, и сослался при этом на одобрение кабинетом его послания при вступлении в должность президента 4 марта. Самое же главное, что Линкольн не только не устранился от ответственности, но, наоборот, подчеркнул, что именно президент, пользуясь советами членов кабинета, должен проводить эту политику в жизнь.27

Донесения Стекля в 1861 г., хотя и не представляли собой вполне завершенную систему (такая система еще не сложилась и в самом федеральном правительстве), достаточно определенно свидетельствовали, что с самого начала он был заинтересован в сохранении Соединенных Штатов как единого и сильного государства. Аналогичную и даже более благоприятную в отношении федерального правительства позицию заняло и российское правительство, о чем свидетельствуют, в частности, донесения американского посланника в Санкт-Петербурге Джона Эпплтона в конце 1860—первой половине 1861 г.

Эпплтон был опытным дипломатом, занимавшим в 1857—1860 гг. пост заместителя госсекретаря в администрации Бьюкенена, но сохранявшим в отличие от многих своих коллег верность Союзу и новому правительству. «Я один из тех,— писал Эпплтон в январе 1861 г.,— кто никогда не верил в возможность развала Союза». По его свидетельству, события в США после избрания республиканского президента вызвали в России «глубочайший интерес». Несмотря на плохие новости, в Санкт-Петербурге продолжали надеяться на «дружественное урегулирование». Здесь трудно понять, отмечал посланник, как великое и процветающее государство может вдруг развалиться. В Петербурге «не испытывают симпатии ни к идее отделения штатов, ни к системе негритянского рабства, и поэтому медленно расстаются со своим старым доверием к Соединенным Штатам». Конечно, если Союз развалится, европейские правительства увидят в этом доказательство нестабильности «народных учреждений». Но те страны, «которые смотрят на нашу республику как на единственный в мире противовес Великобритании на морс (а к подобным странам Эпплтон относил Россию.— Н. Б.), не будут удовлетворены, если такой противовес исчезнет, и эта надменная держава вернется к своему старому положению владычицы морей».28

Опытный американский дипломат в целом правильно определил заинтересованность России в сохранении сильного федерального Союза, что получило подтверждение в беседах с князем А. М. Горчаковым. Ознакомившись с речью президента Линкольна при вступлении в должность 4 марта 1861 г., а также депешами Сьюарда, российский министр иностранных дел заверил Эпплтона, что вопрос о признании Конфедерации вообще не стоит перед императором и, по его мнению, не будет стоять в будущем. «Я могу вас заверить,— сказал министр,— что его величество не забыл о дружественных отношениях, которые так долго существуют между двумя странами, и он искренне желает гармонии и процветания США. Союз является единственным в мире торговым противовесом Великобритании, и Россия поэтому не сделает ничего, чтобы уменьшить его справедливое влияние и мощь». Министр заверил Эпплтона в том, что Россия, больше чем любая другая страна, будет удовлетворена восстановлением Союза.29

Такой позиции способствовали и внутренние события в России — начало волнений в Польше и манифест об освобождении крепостных, о чем Эпплтон подробно сообщал в донесениях в Вашингтон в марте — апреле 1861 г. Конечно, весной 1861 г. политика России в отношении событий в США еще не получила окончательного оформления. Не вполне ясным оставалось, например, отношение к торговым судам, вышедшим из южных портов. Российское правительство, чтобы не мешать торговле, первоначально предпочло не замечать изъяны в оформлении документов. Впрочем, Эпплтон мог сообщить только об одном таком случае. Что же касается военных кораблей отделившихся штатов, то командующий Кронштадтским портом в соответствии с мнением Горчакова получил предписание не салютовать их флагу.30

Общим местом в литературе стало мнение о противоположности политических систем России и США — абсолютная монархия и демократия — с одной стороны, и о естественной симпатии российских крепостников к плантаторам Юга — с другой. Именно на это обращали внимание еще в 30-е годы Дж. Р. Робертсон и М. М. Малкин, и именно это служило теоретическим основанием утверждений о «двойственности» политики России в начале гражданской войны в США.31

Не говоря уже о том, что жесткий классовый анализ явно неприемлем при анализе внешнеполитических проблем, мне представляется, что в этом случае не учитываются важные перемены, происшедшие в русском обществе, и особенно в правящих кругах страны, после Крымской войны.32

Позволю себе в этой связи привести неизвестное ранее высказывание великого князя Константина Николаевича, которое не оставляет сомнений в действительном отношении одного из главных инициаторов реформы 1861 г. к США.

Комментируя публикацию царского манифеста от 19 февраля 1861 г., Эпплтон сообщал: «Наиболее активным и энергичным сторонником императора в его мероприятии по освобождению стал его брат, великий князь Константин. Он затронул вопрос о крепостничестве, когда я был представлен ему в январе, и сообщил мне, что является председателем комитета, который занимается этим вопросом. «Из этого,— добавил великий князь,— вы легко поймете, на чьей стороне находятся мои симпатии в борьбе между свободными и рабовладельческими штатами в вашей стране».33

Знаменательно, что в этом же донесении американский посланник сообщал о волнениях в Польше, которые в дальнейшем стали важным фактором в сочувствии Санкт-Петербурга борьбе с мятежными штатами в Америке.

«Беспорядки в Варшаве,— сообщал Эпплтон,— оказались более серьезными, чем представлялось вначале. Вместо шести убитых жителей их число, возможно, в десять раз больше… Все население, по-видимому, настроено в пользу польской независимости, но не намерено ставить под угрозу свое дело любым преждевременным и бесцельным насилием. Граждане сохраняют в Варшаве охрану для поддержания мира и направили императору петицию о конституции».34 Реформаторское правительство в Петербурге, как мы знаем, оказалось не в состоянии предотвратить трагедию и польское восстание в дальнейшем было жестоко подавлено. Но это произошло лишь через два года.

Заметим, что уже в самом начале гражданской войны в США выявилось принципиальное различие позиций России и Англии. Как сообщил в беседе со Стеклем лорд Лайонс, Англия не потерпит блокады южных штатов и без затруднений признает Конфедерацию.35 В то же время позиция Франции первоначально казалась Стеклю более благоприятной. Французский посланник в Вашингтоне доверительно сообщил Стеклю письмо Э. Тувенеля, в котором министр иностранных дел Франции указывал, что США представляют собой «необходимый элемент мирового равновесия» и «все державы, за исключением одной», заинтересованы в их сохранении. По словам Тувенеля, Наполеон III будет сожалеть «о распаде Союза, тем более, что лондонский кабинет, вопреки всем заявлениям лорда Пальмерстона, от этого в восторге».36

Последующие события быстро расставили все точки над «и». В 4.30 утра 12 апреля 1861 г. южные мятежники открыли огонь по форту Самтер, а через 36 часов, 13 апреля в 14.30, командир форта майор Андерсон капитулировал. 15 апреля президент Линкольн объявил о существовании мятежа и призвал в армию 75 тыс. добровольцев. Уже 14 апреля Стекль сообщил из Вашингтона: «Англия воспользуется первым же предлогом, чтобы признать отделившиеся штаты, и Франция последует за ней».³⁷

17 апреля 1861 г. президент мятежной Конфедерации Джефферсон Дэвис издал прокламацию о выдаче документов на каперство, а два дня спустя Линкольн объявил о блокаде южных портов. 13 мая в Англии была опубликована «Королевская прокламация о нейтралитете», которая одновременно признавала Юг воюющей стороной. По отзыву Стекля, в США прокламацию королевы Виктории восприняли как оскорбление.38 Новый американский посланник Ч. Ф. Адамс, прибывший в Лондон 14 мая, был поставлен перед свершившимся фактом.

Старые колониальные державы Европы были не прочь воспользоваться сецессией южных штатов и гражданской войной, чтобы укрепить свои позиции в Западном полушарии. Уже весной 1861 г., несмотря на протесты Сьюарда, ссылавшегося на доктрину Монро, Испания объявила о присоединении Доминиканской Республики, а 31 октября Англия, Франция и Испания подписали конвенцию об отправке совместной экспедиции в Мексику для того, чтобы обеспечить уплату этой страной ее иностранных долгов.

Совсем иной оказалась реакция на начало гражданской войны в США со стороны России, выраженная в депеше Горчакова от 28 июня (10 июля) 1861 г. Как и прежде, политика России исходила из заинтересованности России в сохранении сильных и единых Соединенных Штатов, которые служили бы важным противовесом Великобритании. Традиции дружественных отношений с США и заинтересованность в сохранении «баланса сил» заставляли правительство России с сожалением наблюдать «за развитием кризиса, ставящего под вопрос процветание и даже само существование Союза». Оценивая успешное развитие федерального Союза со времени его образования, Горчаков подчеркивал роль согласия между его членами и наличие учреждений, «которым удалось примирить единение со свободой». Именно единение, по словам министра иностранных дел, «дало миру зрелище беспримерного в анналах истории процветания».39

«Этот союз,— указывалось в депеше,— в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, но он, кроме того, представляет нацию, к которой наш Государь и вся Россия питают самый дружественный интерес, так как две страны, расположенные на концах двух миров, в предшествующий период их развития были как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они уже дали взаимные доказательства».

Сообщая о заинтересованности императора в единстве Соединенных Штатов, Горчаков поручал Стеклю использовать свои связи и влияние для сохранения федерального Союза. «Во всех случаях,— заверял Горчаков,— Американский союз может рассчитывать на самую сердечную симпатию со стороны Государя в течение этого серьезного кризиса, который Союз ныне переживает».40

Позиция России в связи с гражданской войной в США была самой благожелательной в отношении федерального Союза и особенно резко контрастировала с признанием Англией и Францией мятежной Конфедерации в качестве воюющей стороны. Понимая значение своей депеши, Горчаков предоставил Стеклю право ознакомить с ее содержанием президента США и даже опубликовать ее в газетах. Руководитель ведомства иностранных дел хотел таким образом, чтобы о «симпатии России к великому Союзу» стало широко известно.⁴¹ В этом же были еще более заинтересованы сами Соединенные Штаты. Как только Стекль познакомил Линкольна и Сьюарда с текстом депеши, оба они были глубоко тронуты, и президент специально просил довести до сведения императора их искреннюю благодарность. Сьюард попросил разрешения опубликовать депешу в печати и в тот же день направил официальную ноту с выражением глубокой признательности за «либеральные, дружественные и великодушные чувства» императора в связи с внутренними событиями в Америке.

«Президент и государственный секретарь мне заявили,— доносил Стекль,— что из всех сообщений, полученных ими от европейских правительств, наше было самым дружественным и самым благосклонным и, пользуясь выражением самого г-на Линкольна, самым лояльным. Я убежден, что оно произведет такое же впечатление по всей стране».42

9 сентября 1861 г. на первых страницах американских газет появился текст депеши князя Горчакова от 10 июля и ответного письма Сьюарда, которые, по единодушному мнению, вызвали в дипломатических кругах «глубокую сенсацию».43 «Это заставит Англию дважды и трижды подумать,— отмечалось в передовой статье «Нью-Йорк тайме»,— прежде чем признать южных повстанцев».44

Позднее, давая общую оценку позиции России, один из наиболее влиятельных американских журналистов Э. Эверетт заметил, что трудно переоценить впечатление, «которое произведет письмо князя Горчакова на общественное мнение Европы»; в нем от имени одной из ведущих держав произнесены «слова мудрости и правды, которые будут услышаны и к которым отнесутся с уважением повсюду в Европе и в Америке».45

13 сентября 1861 г. Стекль переслал в Санкт-Петербург многочисленные выдержки из американских газет самых различных направлений с комментариями по поводу депеши Горчакова. По словам Стекля, все газеты, за исключением одной или двух, высоко оценили позицию, занятую правительством России.46

Среди присланных Стеклем материалов были выдержки из «Бостон курьер», «Эксчейнж» (Балтимор), «Нью-Йорк трибюн», «Нью-Йорк геральд», «Коммершл адвертайзер» (Нью-Йорк), «Ивнинг пост» (Нью-Йорк) и др. Соответственно подборка высказываний американских газет попала и на страницы русской печати, в частности, была опубликована официальными «Санкт-Петербургскими ведомостями» 9(21) сентября 1861 г.

«В действительности позиция России в отношении нас,— писал «Джорнэл оф коммерс энд коммершл» (Нью-Йорк),— может рассматриваться как наиболее дружественная по сравнению с позицией любой другой европейской державы». Влиятельная «Нью-Йорк геральд» сравнивала «сомнительный нейтралитет» Англии и защиту ею «прав воюющих сторон» с ясной и определенной политикой России. «Если Англия рассматривает нашу объединенную страну как своего великого поднимающегося торгового соперника, которого в ее интересах и целях необходимо подавить, то Россия считает, что сохранение нашего Союза важно для баланса сил в обоих полушариях». Другая нью-йоркская газета отмечала: «Два молодых и могущественных государства, достигшие беспримерной доселе степени развития, естественно, склонны к дружественным отношениям». Вне зависимости от политических различий и степени цивилизации «Россия и федеральный Союз являются и останутся в будущем друзьями».47

Таким образом, как федеральное правительство, так и американская общественность высоко оценили позицию России, которая в отличие от других европейских держав решительно высказалась в поддержку единства Соединенных Штатов.

• 1
  The Rebellion Record: A Diary of American Events, with Documents, Narratives, Illustrations, Insidents, Poetry etc., v. 1 —11. Ed. by F. Moore. New York, 1864—1869, v. 1, p. 2, 3 ff.; Encyclopedia of American History, 6-th Edition. Ed. by R. B. Morris. New York, 1982, p. 270—271.
• 2
  Ф. Пикенс — Э. А. Стеклю. Чарльстон, 12 января 1861 г.— Архив внешней политики Российской империи (далее — ЛВГ1РИ),ф. Посольство л Вашингтоне, оп. 512/3, д. 77, л. 42—45 (подлинник на англ. яз.).
• 3
  Цит. по: Фолькнер. История народного хозяйства САСШ. Пер. с англ. М.—Л., 1932, с. 279.
• 4
  Kirchner W. Studies in Russian — American Commerce, 1820—1860. Leiden, 1975, p. 46, 162—163; National Archives and Record Service (далее — NARS), Record Group 59, Concular Despatches, Moscow, v. 1.
• 5
  См. например: Ginzberg E. The Economic of British Neutrality During American Civil War. — Agricultural History, v. 10, № 4 (October 1936), p. 147—156; Brady E. A. A Reconsideration of the Lancashire «Cotton Famine». — Agricultural History, v. 37, № 3 (July 1963), p. 156—162, etc.
• 6
  До своего назначения дипломатическим представителем России в США Стекль уже имел обширный и разнообразный опыт дипломатической работы. Окончив в 1821 г. курс наук «в Одесском Ришельевском лицее», он служил в Молдавии и Валахии, а затем при российской миссии в Константинополе. Как видно из служебного аттестата Стекля, еще 13(25) апреля 1839 г. он был назначен «младшим», а 18(30) декабря 1844 г. «старшим секретарем миссии в Вашингтоне». В дальнейшем, в связи с отъездом А. А. Бодиско в Россию, «исправлял должность поверенного в делах с 13(25) июня 1849 по 22 апреля (4 мая) 1850 г.» Наконец, 14(26) марта 1853 г. Стекль был назначен генеральным консулом на Сандвичевых островах, но не доехал до места назначения в связи со смертью Бодиско и утверждением поверенным в делах в Вашингтоне. Присягу на подданство России принял 1(13) ноября 1857 г. Еще ранее, 2 января 1856 г., Стекль с разрешения императора женился на американке Элизе Говард из Массачусетса. 20 декабря 1861 г. (1 января 1862 г.) в его семье появился сын Владимир. Поскольку император согласился стать его крестным отцом, после обряда крещения ребенок получил имя Александр. Сам Стекль был римско-католического вероисповедания, а его супруга и сын протестантского. «Имения за ним, родителями его и супругой» никакого не числилось.— АВПРИ, ф. Дела личного состава. Формулярные списки, оп. 464, д. 3127, л. 1; Исполнительное отделение, 1 стол. 1869, д. 55, л. 11 —14 (аттестат).
  До последнего времени оставалась не вполне ясной судьба Стекля после ухода в отставку весной 1869 г. Из биографического словаря Р. Пирса, однако, стало известно, что вместе со своей семьей он проживал в Париже вплоть до смерти 26 января 1892 г.— Pierce R. A. Russian America: A Biographical Dictionary. Kingston-Fairbanks, 1990, p. 486—489.
  Я позволил себе столь подробно остановиться на биографических данных о Стекле, поскольку в литературе часто приводились не совсем точные сведения. Так, в новейшей монографии Н. Е. Сола указаны ошибочные даты его жизни 1814—1869 гг., вместо правильных — 1803—1892 гг., и назначения посланником в Вашингтон 1854 г. вместо правильного — 1857 г.— Saul N. Е. Distant Friends: The United States and Russia, 1863—1867. Lawrence, 1991, p. 405.
• 7
  См. донесения Стекля от 15(27) августа и 27 октября (8 ноября) 1856. — Colder F. A. The American Civil War Through the Eyes of a Russian Diplomat.— American Historical Review, v. 26, № 3 (April 1921), p. 455—456; Woldman A. A. Lincoln and the Russians. New York, 1952 (reprint 1961), p. 31 etc.
• 8
  Everett E. The Sympathy of Russia with the United States. Boston, 20 September 1861.— New York Times, 15.X.1861, p. 2 : 1.
• 9
  Здесь и ниже цитируется донесение Стекля министру иностранных дел А. М. Горчакову от 11/23 декабря I860.—Красный архив, 1939, т. 3(94), с. 107—109. Подлинник на франц. яз.: АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 5—10.
• 10
  Messages and Papers of the Confederacy, v. 1, p. 37 ff.
• 11
  Цит. по: Иванов P. Ф. Авраам Линкольн и Гражданская война в США. М., 1964, с. 210.
• 12
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 1(13) мая 1861 г., № 33.— АВПРИ.ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 159.
• 13
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 9(21) января 1861 г., № 2.— Там же, л. 33.
• 14
  Golder F. A. Op. cit., р. 457—458.
• 15
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 28 февраля (12 марта) 1861 г.— АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 78—79.
• 16
  Там же, л. 78.
• 17
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 11 (23) мая 1861 г., № 35.— Там же, л. 164—170.
• 18
  Callahan J. К Russo-American Relations During the American Civil War. Morgentown, 1908, p. 1—2.
• 19
  Малкин M. M. Гражданская война в США и царская Россия. М.—Л., 1939.
• 20
  Там же, с. 23—24, 33 и др.
• 21
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 26 декабря 1860 г. (7 января 1861 г.).— Красный архив, 1939, т. 3 (94), с. 110.
• 22
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 9 (21) января 1861 г., № 3.— Там же, с. 110—111. Подлинник: АВПРИ, ф. Канцелярия, д. 162, л. 36—38.
• 23
  Здесь и ниже цитируется депеша Э. А. Стекля A. М. Горчакову от 28 марта (9 апреля) 1861 г., №20.— Красный архив, 1939,т.3 (94),с. Ill — 112. Перевод уточнен, подлинник на франц. яз.: АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 99—102.
• 24
  Catton В. The Coming Fury. New York, 1961 (reprint 1967), p. 301—302; Taylor J. M. William Henry Seward. Lincoln’s Right Hand. New York, 1991, p. 157—160.
• 25
  Catton B . Op. cit., p. 288; Massachusetts Historical Society. Boston. The Adams Family Papers. Diary оf Charles Francis Adams, March 26, 28, 31, 1861.
• 26
  Some Thoughts for the President’s Consideration. April 1, 1861.— Lincoln A. Collected Works of Abraham Lincoln, v. 1—8. New Brunswick, 1953—1955, v. 4, p. 317—318; Bancroft F. The Life of William II. Seward. New York, 1899 (reprint 1967), p. 132—133.
• 27
  Lincoln A. Op. cit., v. 4, p. 316—317.— A. Lincoln — W H. Seward, April 1, 1861. Исследователи полагают, что Линкольн ограничился устной беседой с государственным секретарем, так как это письмо осталось в бумагах президента в библиотеке Конгресса. Много лет в бумагах Линкольна пролежал и сам «меморандум» Сыоарда, пока в 1888 г. он не был опубликован.— См. Nicolay J. С., Hay J. Abraham Lincoln: A History. Premier or President.— Century Magazine, v. 35, Feb. 1888, p. 599—616. Сам Сыоард ожидал совсем иного результата, и сразу же после получения от Линкольна положительного ответа на меморандум его старый друг Терлоу Уид и редактор «Ныо-Йорк таймc» предполагали опубликовать одобренный президентом документ, начав в прессе кампанию в пользу оставления форта Самтер в Южной Каролине и создания благоприятной атмосферы для последующего мирного воссоединения с Югом. См. Sowle P. А Reappraisal of Seward: Memorandum of April 1,1861, to Lincoln.— Journal of Southern History, v. 39, May 1967, № 2, p. 234—239.
• 28
  Дж. Эпплтон — Дж. С. Блэку, 31 декабря 1860 г.(12 января 1861 г.), № 12.— Foreign Relations of the United States, 1861. Washington, 1861, p. 281 —282. В этом же донесении Эпплтон сообщал об отставке секретаря миссии Дж. Л. Митчелла, который принял решение вернуться в свой родной штат Южная Каролина.— NARS, Record Group 59, Diplomatic Despatches, Russia, v. 18 (r. 18), № 12. См. также: Дж. Л. Митчелл — Дж. С. Блэку, 2(14) января 1861 г.— Ibidem.
• 29
  Дж. Эпплтон — У. Сьюарду, 8(20) апреля 1861 г.— FRUS, 1861, р. 283—284; NARS, Record Groupe. p  59, Diplomatic Despatches, Russia, v. 18 (r. 18), № 16.
• 30
  Дж. Эпплтон — У. Сьюарду, 22 мая (3 июня) 1861 г.— FRUS, 1861, р. 285—286; NARS, Record Groupe 59, Diplomatic Despatches, Russia, № 18 (с приложениями).
• 31
  Малкин M. M. Указ. соч., с. 12 — 13, 33—39; Robertson J. R. A Kentuckian at the Court of the Tsars. The Berea College Press, 1935, p. 14.
• 32
  См. в частности: 1857—1861. Переписка Императора Александра II с Великим Князем Константином Николаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича. М., 1994.
• 33
  Дж. Эпплтон — госсекретарю, 8(20) марта 1861 г.— NARS, Record Groupe 59, Diplomatic Despatches, Russia, v. 18 (r. 18), № 15.
• 34
  Ibidem.
• 35
  Э. А. Стекль — A. M. Горчакову, 31 января (12 февраля) 1861 г., № 9 (шифр). — АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 57.
• 36
  37 Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 2(14) апреля 1861 г., № 25.— АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 132а (шифр.).
• 38
  Э. А. Стекль — А. М. Горчакову, 22 мая (3 июня) 1861 г., № 37.— Там же, л. 175—178 (подлинник па франц. яз.).
• 39
  А.М. Горчаков — Э.А. Стеклю, 28 июня (10 июля) 1861 г. — Красный архив, 1939,т. 3(94), л. 115 (При публикации депеша ошибочно датирована 28/16 июня. Подлинник: АВПРИ, ф. Посольство в Вашингтоне, он. 512/3, д. 77, л. 390—392).
• 40
  41 Записка Горчакова, 27 июня (9 июля) и вторая записка, написанная по его прямому поручению 30 июня (12 июля) 1861 г.— АВПРИ, ф. Посольство в Вашингтоне, он. 512/3, д. 77, л. 393, 394—395.
• 42
  Э. А. Стекль — Л. М. Горчакову, 28 августа (9 сентября) 1861 г., № 57.— Красный архив, 1939, т. 3(94), 118. К донесению была приложена копия ноты Сьюарда от 5 сентября 1861 г.— АВПРИ, ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 274. Позднее депеша Горчакова и нота Сьюарда вошли в официальную публикацию правительства США за 1861 г.— FRUS, 1861, v. 1, р. 292—293 (308—309).
• 43
  «New York Times, 9.IX.1861, p. 1:1,2; 10.IX. 1861, p. 3 : 3.
• 44
  The Letter from Alexander of Russia to the President of the United States. — New York Times, 9.IX.1861, p. 1 : 1.
• 45
  Everett E. The Sympathy of Russia with the United States. Boston, 20 September 1861 (from New York Ledger).— New York Times, 15.X.1861, p. 2:1
• 46
  Э. А. Стекль — А. M. Горчакову, 1 (13) сентября 1861 г.— АВПРИ,ф. Канцелярия, 1861, д. 162, л. 282.
• 47
  Там же, л. 286, 287, 288. См. также Санкт-Петербургские ведомости, 9(21).IX.1861.