О роли «подвижной границы» в истории США (критический анализ концепции Ф. Тернера)

В американской буржуазной историографии проблема «подвижной границы» получила специальную разработку в исследованиях так называемой среднезападной школы, основоположником которой был Фредерик Джэксон Тернер (1861 — 1932). До сих пор вокруг имени и идей Ф. Тернера не утихают споры. О нем пишут статьи, на основании его исследований делают обзоры, доклады и сообщения, проводят в его память научные сессии, издают специальные сборники и т. д.1 С полным основанием можно сказать, что Ф. Тернер принадлежит к числу самых известных, влиятельных и популярных историков США2.

При всей широте политических и научных интересов Ф. Тернера и разнообразии выдвинутых им идей основное в его исторической концепции — разработка теории «подвижной границы», изучение роли западных земель в развитии Америки.

Впервые данная проблема была поднята Ф. Тернером в начале 90-х годов XIX в., когда он, молодой висконсинский профессор, прочитал перед Американской исторической ассоциацией в Чикаго доклад «Значение «подвижной границы» в американской истории» (1893) 3. Эта небольшая по объему работа явилась в известной мере поворотным пунктом в американской буржуазной историографии: центр внимания исследователей начал все больше перемещаться с востока североамериканского континента на запад, в «подвижной границе» стали видеть ключ к осмысливанию всей истории страны, к объяснению своеобразия ее развития. Идеи, выдвинутые Ф. Тернером, были безоговорочно приняты подавляющим большинством американских буржуазных историков и в течение длительного времени практически не подвергались критике. По отзыву одного из известных специалистов в этой области, Р. Ригела, очерк Ф. Тернера в общественном мнении США ставился немногим ниже библии, конституции и декларации независимости 4.

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на предшественниках Ф. Тернера и генезисе его взглядов. Не будет, однако, преувеличением сказать, что многие идеи в очерке 1893 г. не были новы, они буквально «носились в воздухе». Сам Тернер уже высказывал их в ранних произведениях. О роли «свободных земель», колонизации в развитии США писали задолго до Тернера самые различные авторы: итальянский социолог А. Лориа, американский сенатор Т. Бентон, французский аристократ А. Токвиль, английский экономист Э. Уэкфильд, а еще ранее Ф. Гегель, Ф. Лист, Д. Милль, А. Смит и др. Ф. Гегель, например, подчеркивая географическую основу всемирной истории, говорил о том, что Америке ещё не угрожает «напряженное состояние», поскольку существует колонизация, «исход» населения на Запад, в результате чего «устраняется главный источник недовольства и обеспечивается существование нынешнего буржуазного строя» 5. Характерно также, что А. Токвиль писал о начале колонизации Запада, в частности бассейна Миссисипи, как о «втором открытии Америки» и отмечал, что на Западе «демократия достигает своих крайних пределов» 6. На Э. Уэкфильда в свое время ссылался К. Маркс, заметивший, что «немногие лучи света, брошенные Уэкфильдом на сущность самих колоний, полностью предвосхищены Мирабо-отцом, физиократами и еще много раньше английскими экономистами»7.

Тем не менее остается фактом, что именно после 1893 г. в результате появления очерка Ф. Тернера проблема Запада получила в американской историографии систематическую разработку на основе единой широкопризнанной теории. Само появление работы Ф. Тернера в конце XIX в. и ее необычайная популярность не были, конечно, случайны. Достаточно вспомнить, что это был период бурного развития империалистической идеологии, период, когда экспансионисты, опираясь на экономическое могущество страны, открыто провозглашали необходимость  захватнической политики, объявляя экспансию основным законом истории США, связывая ее развитие с индивидуализмом и демократией, сам Ф. Тернер оказал значительное влияние на формирование империалистической идеологии и политики Соединенных Штатов. А завершение колонизации Запада лишь передвинуло в представлении американских экспансионисте «подвижную границу» далеко за пределы Соединенных Штатов — в Латинскую Америку, Азию, Европу, на Ближний Восток и т. д.8

Главной в теории «подвижной границы» Ф. Тернера явилась мысль о том, что вся предшествующая американская история (вплоть до начала 90-х годов XIX в.) была в значительной мере историей колонизации «великого Запада», что существование «свободной земли» и продвижение американских поселений на Запад объясняют особенности развития Соединенных Штатов Америки. Ф. Тернер подчеркивал влияние новых условий, «окружения», в которое попадали переселенцы, как фактора, преобразовавшего старые идеи, традиции и учреждения в новые, американские. Американская демократия, по Тернеру, «не была привезена в Виргинию на борту «Constant» или на «Mayflower»» в Плимут. Она вышла из американского леса» 9. Характерным для концепции «подвижной границы» было представление о «постоянном возрождении» процесса социального развития американского общества и использование Ф. Тернером теории экономических стадий 10. Не касаясь существа концепции Ф. Тернера, нельзя, однако, сразу же не обратить внимание, что сам термин «свободные», или «незанятые», земли, получивший в буржуазной историографии самое широкое распространение, глубоко ошибочен. Земли Америки отнюдь не были «свободными»: на них издавна жили индейцы. Учитывая экстенсивный характер хозяйства индейцев, занимавшихся главным образом охотой и отчасти примитивным земледелием, для чего требовалась обширная территория, эти земли не только не были свободны, «о и в известном смысле даже были перенаселены. Весь процесс колонизации так называемых «свободных земель» был, по существу, жесточайшей войной против индейцев, сопровождавшейся физическим истреблением коренных обитателей Америки и оттеснением их в глухие и малопригодные к жизни места, что лишь для видимости прикрывалось заключением соответствующих «договоров» с индейскими племенами.

Позднее составной частью концепции Ф. Тернера стала также теория секций11. «Подвижная граница» и секции,— отмечает Ф. Тернер,— два основных фактора американской истории» 12. Обычно термин «секция» применялся в американской историографии, когда речь шла о борьбе Севера против Юга. Ф. Тернер считал необходимым эту борьбу рассматривать под углом зрения «динамического фактора расширяющихся секций» — борьбы за Запад. Ф. Тернер представлял американские секции как некоторое подобие европейских наций.

Само по себе признание существования в США различных секций, или районов, вполне закономерно. Однако секциональная теория Тернера имеет в своей основе по крайней мере два принципиальных порока. Во-первых, по Тернеру, решающим фактором, определяющим в конечном итоге экономическую структуру секции, оказывались географические условия и, во-вторых, в его теории, по существу, стирались классовые противоречия. В этом отношении показательна прежде всего его характеристика Запада.

Напомним, например, что Ф. Тернер в свое время апологетически утверждал, что, несмотря на все различия внутри США (имелись в виду рабовладельческие и свободные штаты), «Запад имел общность в главном — в его социальной структуре и демократических идеалах» 13. Позднее, рисуя более сложную схему, он также писал о росте влияния «простого человека», об укреплении «особых американских условий и идеалов» и создании на огромных новых пространствах «созидательной оптимистической нации». «Даже на Юге, — отмечал Ф. Тернер,— где плантатор-рабовладелец сомневался в доктринах декларации независимости и с опасением смотрел на тенденции к демократии, или в индустриальных центрах, где проявлялась классовая борьба между трудом и капиталом, эти силы не могли не учитываться или оказаться побежденными» 14. Такова в общих чертах историческая концепция Ф. Тернера в том виде, в котором она была изложена в его трудах. Эта концепция приобрела в американской историографии многочисленных сторонников и пропагандистов. К. Алвард, Г. Болтон, Ф. Паксон, М. Хэнсен, Д. Шэфер, Д. Кларк, А. Крэвен, Р. Биллингтон… И это лишь немногие историки из тех, кто может быть назван в числе последователей Ф. Тернера.

Не останавливаясь подробно на сложных перипетиях развития концепции «подвижной границы», следует подчеркнуть, что в послевоенные годы она получила самое широкое толкование. Ее стали применять для объяснения не только американской истории, но и истории других народов и континентов, истории «Атлантического сообщества» и, наконец, всей мировой истории.

Теория «подвижной границы» всегда тесно переплеталась с экспансионистской идеологией правящих кругов. Не случайно поэтому именно 1945 год стал в известном смысле переломным для сторонников концепции «подвижной границы». Особое значение в этой связи имело традиционное президентское обращение к Американской исторической ассоциации 27 декабря 1945 г. Карлтона Хейса (Колумбийский университет), который подчеркнул, что американская «подвижная граница», по существу, является границей европейской или «западной» цивилизации, объединенной в рамках «Атлантического сообщества» 15. Подобно своему предшественнику «Средиземноморскому сообществу» в древние времена, «Атлантическое сообщество» в наши дни, по мнению Хейса, является «главным фактором современной истории». Усиленно призывая своих коллег расширить рамки исследований, К. Хейс подчеркивал, что для того, чтобы понять, что такое Америка и что такое «подвижная граница», следует начинать изучение американской истории от «древних греков и первых христиан»16.

Идеи, намеченные К. Хейсом в 1945 г., вскоре получили весьма детальную разработку. П. Маккендрик, например, применил теорию «подвижной границы» к объяснению римской колонизации, доказывая, что в рамках концепции Ф. Тернера можно глубже понять историю древнего мира. Р. Рейнолдс обратился к эпохе средневековья и рассмотрел «средиземноморские границы» в 1000—1400 годах. Мексиканский ученый С. Савала исследовал «подвижные границы» Испанской Америки. А. Берг применил теорию Ф. Тернера к Канаде, Австралии и Новой Зеландии, а Л. Лобанов-Ростовский в свете этой теории рассмотрел продвижение России на Восток.

В наиболее общей форме теория «подвижной границы» нашла выражение в «тезисе Уебба». Относительно недавно в президентском обращении к Американской исторической ассоциации 29 декабря 1958 г. Уолтер Прескот Уебб вновь подтвердил, что считает себя учеником Ф. Тернера. Если Ф. Тернер в конце XIX в. поставил вопрос о роли западных земель в истории США, то в наши дни, в середине XX в., У. П. Уебб занялся вопросом о том, какую роль сыграли земли, открытые Колумбом и другими исследователями около 1500 г., в развитии западной цивилизации вообще. Подчеркивая общую основу выдвинутого им «тезиса» и теории Ф. Тернера, У. П. Уебб заметил: «Тернер рассмотрел часть «подвижной границы». Я стремился взглянуть на весь предмет в целом. Если верен тезис Тернера, то верен и мой. Если ошибочен его, то так же ошибочен и мой»17. Со времени великих географических открытий, пишет Уебб, европейцы расселялись не только на территории современных США, но также в Канаде, Латинской Америке, Африке и т. д. В каждом случае существовали свой «Восток» (метрополия) и свой «Запад» («подвижная граница»). Объединяя все «маленькие запады» в одно целое — «великую подвижную границу», У. Уебб рассматривает Западную Европу как комплекс «востоков» (метрополий). Во взаимосвязи Западной Европы и «великой подвижной границы» он усматривает один из важнейших ключей к пониманию развития современной цивилизации.

Демократия, свобода торговли, международное право, капитализм, рабство — все это, по мнению У. Уебба, находит объяснение в рамках выдвинутой им теории «великой подвижной границы». В частности, У. Уебб много внимания уделяет применению этой теории к объяснению распределения собственности и прежде всего земельной собственности. Он считает, например, важнейшей принципиальной ошибкой то, что экономисты в прошлом в основном занимались лишь изучением вопроса о переходе собственности из рук в руки отдельных лиц («горизонтальное движение», по его терминологии). У. Уебб полагает, что, помимо «горизонтального», существует еще «вертикальное движение» (от суверена к народу вниз и от народа к суверену вверх, причем в понятие «суверен» у Уебба входят монарх, правительство, государство вообще). В период существования «великой подвижной границы» (1600—1900 гг.) преобладающим движением, по Уеббу, был переход собственности от суверена к народу (движение сверху вниз). В начале XX в., в связи с исчезновением «подвижной границы», это движение практически прекратилось, неизбежным результатом чего явился «кризис западного мира» 18.

Итак, теория «подвижной границы» используется американской буржуазной историографией для решения самых разных вопросов национальной и всемирной истории. Ее применяют к Древнему Риму и к средневековью, ее привлекают для объяснения крестовых походов, для понимания продвижения России на Восток и Америки на Запад, для толкования истории Канады, Латинской Америки, Австралии.

В чем же коренной недостаток этой теории, претендующей на универсальность? В чем ее принципиальная и методологическая порочность? Основной, принципиальный порок концепции Ф. Тернера заключается в том, что Тернер исходит из географической среды, внешних условий жизни, «окружения», в которое попадали переселенцы на Западе, как определяющего фактора в развитии общества. «Свободные земли» действительно были и в Древнем Риме, и в государствах средневековья, и в России, и в Америке. В понимании же развития американского «Запада», а равно и русского «Востока» надо отталкиваться отнюдь не от теории «подвижной границы», не от географической среды и «окружения», а от способа производства. Конечно, географическая среда (так же, как, например, народонаселение) входит в условия материальной жизни общества, является важным и необходимым условием его существования, но решающим остается способ производства, уровень развития производительных сил и производственных отношений.

Один из последователей Ф. Тернера, А. М. Саймонс, довольно удачно сформулировал существо теории «подвижной границы», когда писал, что любой американец «мог двинуться вперед в географическом смысле и назад в историческом развитии». По мнению А. М. Саймонса, пока существовала «подвижная пограничная полоса», жители США «могли по собственному усмотрению выбирать, в какой из исторических эпох им жить». «Раздавленный конкуренцией безработный… двигался на Запад, возвращаясь в период преобладания мелкого частного хозяйства». «Подвижную границу» А. М. Саймонс рассматривал, в соответствии с концепцией Ф. Тернера, как «великую амальгамирующую силу» американской истории, родину демократии, «типичных американцев» и «наследственных мятежников» ¹⁹.  Нельзя не отметить в связи с этим, что представление о Западе как о главном источнике развития демократии в Америке и западных фермерах как основных выразителях прогрессивных тенденций американского народа вряд ли можно достаточно обосновать как в теоретическом, так и в фактическом плане. Сама природа крестьянства, как известно, включает наряду с прогрессивной также и консервативную тенденцию. История знает немало примеров, когда крестьянство даже становилось оплотом самых реакционных сил. Вспомним, например, историю Франции и марксову характеристику двойственной природы французского крестьянства с его стремлением замкнуться в старом порядке, сохранить и укрепить парцеллу 20. Стать собственником земли и отгородить свой участок  от соседей — это казалось идеалом (пусть в значительной степени несбыточным) и для многих тысяч пионеров, устремлявшихся на Запад. Характерно, что даже последователь Ф. Тернера Р. Ригел, учитывая данные многих исследователей, не мог не признать, что само существо настроений переселенцев было консервативным, а не радикальным. «Переселенец с Востока переносил на Запад в полном объеме свои прежние идеалы и не имел ни времени, ни энергии, ни желания развивать новые правила жизни. Его игра с судьбой имела цель обеспечить успех только в том смысле, в котором он его знал,— в соответствии с нормами Востока. Его страстными желаниями были удобный дом, просторный амбар, большие стада, плодородные поля, сбережения в банке и тому подобные атрибуты успеха в соответствии со стандартами Востока»21. И если уж говорить о решающем факторе в развитии демократических традиций в США, то совершенно очевидно, что основным источником буржуазно-демократических преобразований были северо-восточные штаты с их более развитыми капиталистическими отношениями. При всем значении фермерского движения на Западе, в авангарде борьбы шли трудящиеся северовосточных районов (рабочие, ремесленники, фермеры и т. д.) и в период войны за независимость 1775—1783 гг., и в 20-е и в 30-е годы XIX в., и в период гражданской войны 1861 —1865 годов22.

По Саймонсу, оказывалось, что, «вскинув винтовку на плечо», любой американец мог по своему желанию «погрузиться в состояние дикости и варварства». Нельзя не заметить, однако, что с «винтовкой на плече» никто не может вновь вернуться в каменный век. И не только потому, что винтовка обладает неизмеримо большей силой, чем кусок плохо отесанного камня, но и потому, что сам человек, «вскинувший» ружье,— продукт другой эпохи, носитель совсем иных материальных и духовных сил и интересов, чем первобытный туземец. Действительность оказывалась весьма далекой от той картины, которую рисовали Ф. Тернер и его последователи. «Вскинувший винтовку на плечо» американец на практике иной раз неожиданно оказывался отнюдь не членом первобытного общества, а, например, служащим меховой компании Д. Д. Астора, хозяйничавшего в бассейне Миссисипи и на Дальнем Западе с первых десятилетий XIX века 23.

Таким образом, подняв вопрос об особенностях развития Соединенных Штатов в связи с наличием «свободных земель» на Западе, Тернер решил его в ошибочном плане, апологетизируя Америку, воспевая ее исключительность. Возведя «подвижную границу» в своеобразный культ, Тернер и его школа дали извращенную картину развития американского капитализма как капитализма исключительного. Они превратили своеобразие исторического развития США в его сущность, исходя из географических условий и не учитывая главных закономерностей, связанных со способом производства как решающим фактором, влиявшим на характер колонизации. В самих США «подвижные границы» имелись и на Севере и на Юге. Однако характер северного и южного колонизационных потоков был, как известно, совершенно различен.

Какой же характер в действительности носила колонизация Запада Соединенных Штатов Америки? Каковы ее основные направления и движущие силы? Был ли этот процесс по своей сути возвратом к докапиталистическим формам производства, или он представлял собой в конечном итоге наиболее прогрессивную в условиях господства буржуазии форму эволюции капитализма в сельском хозяйстве? Наконец, как конкретно происходил этот процесс в США, что в действительности представляло собой общество на Западе?

В. И. Ленин, как известно, различал два процесса: «1) развитие капитализма в старой, заселенной стране или части страны; 2) развитие капитализма на «новой земле». Первый процесс выражает дальнейшее развитие сложившихся капиталистических отношений; второй — образование новых капиталистических отношений на новой территории. Первый процесс означает развитие капитализма вглубь, второй — вширь»24. Колонизация Запада (точнее, северный колонизационный поток), по сути, и была процессом развития капитализма вширь, процессом распространения сферы капитализма на новые территории.

Напомним также, что В. И. Ленин различал два основных типа капиталистической эволюции сельского хозяйства (прусский и американский), причем наиболее быстрым, прогрессивным считал американский, фермерский путь, при котором производительные силы получают относительно свободное и быстрое развитие. Наиболее выгодной буржуазно-демократической формой переворота В. И. Ленин считал переворот, обеспечивающий развитие сельского хозяйства по американскому пути 25. Одновременно В. И. Ленин подчеркивал, что этот «переворот происходит на почве капиталистических отношений производства, и что результатом переворота неизбежно является дальнейшее развитие именно этих отношений производства. Говоря проще: подчинение всего общественного хозяйства власти рынка, власти денег остается и при самой полной свободен при самой полной победе крестьян в борьбе за землю. Борьба за землю, борьба за свободу есть борьба за условия существования буржуазного общества, ибо господство капитала остается и в самой демократической республике и при каком угодно переходе «всей земли народу».

Тому, кто не знаком с учением Маркса, такой взгляд может показаться странным. Но убедиться в его правильности нетрудно: стоит припомнить великую французскую революцию и ее результаты, историю американских «свободных земель» и т. д.»26.

Первоначально колонизация западных земель, естественно, несколько замедляла развитие капитализма вглубь ценой подготовки для «капиталистического пожара», как отмечал В. И. Ленин, громадного нового «горючего материала» 27.

При исследовании вопроса о характере колонизации Запада важно не только правильное теоретическое осмысливание процесса в принципе, в идеальных, абстрактных условиях, но и конкретное, детальное рассмотрение путей и практических форм осуществления этой колонизации. Получили ли реально неимущие слои населения, простые труженики города и деревни открытый доступ к западным землям, могли ли они действительно по своему желанию легко превратиться в самостоятельных фермеров и обеспечить себе независимое положение в капиталистической Америке?

Американская буржуазная историография и прежде всего школа Ф. Тернера создали представление о колонизации Запада как о каком-то, по существу, идиллическом процессе, хотя даже самое беглое ознакомление с фактами свидетельствует совсем о другом. Имущественного равенства среди переселенцев не существовало уже в самом начале колонизации. Рядом с «трудовым фермером», которому в американской буржуазной историографии посвящено столько восторженных слов, в колонизационном движении участвовали спекулянты, крупные фермеры-капиталисты, арендаторы и, наконец, сельскохозяйственные рабочие, о которых обычно даже не упоминают. Огромные земельные площади получили железнодорожные компании.

Очень много написано по поводу закона о гомстедах 1862 года (закон о земельных наделах, согласно которому каждый гражданин США мог получить 160 акров земли, уплатив сбор в 10 долларов; земля переходила в собственность фермера, обрабатывавшего ее, через 5 лет или раньше, при уплате 1,25 доллара за акр). Действительно, это исключительно важный буржуазно-демократический акт, сыгравший большую роль в американской истории. Но было бы ошибкой сводить весь процесс колонизации Запада только к закону о гомстедах, рассматривать этот закон как единственный источник образования новых ферм в США. Напомним в этой связи известные из исторической литературы факты. С 1868 по 1900 г. по гомстед-акту поселенцы получили около 600 тыс. участков площадью в 80 млн. акров28. Это, конечно, очень значительные цифры. Однако в целом все полученные по гомстед-акту участки до 1900 г. составили по числу несколько менее, а по площади несколько более одной шестой новых ферм, появившихся в стране за это время29. Только 16 из каждых 100 новых ферм были участками, полученными на основе закона о гомстедах,— и это если предположить, что все полученные по Гомстед-акту участки сохранились в руках действительных переселенцев.

Наибольший интерес для понимания характера колонизации Запада представляют данные о наемном труде в сельском хозяйстве США, особенно на более ранних этапах освоения «свободных земель». В. И. Ленин писал о степени использования наемного труда как о главном признаке и показателе развития капитализма в земледелии 30. В американской буржуазной литературе этот вопрос почти не изучен. Ф. Тернер, Д. Кларк, Ф. Паксон, Р. Ригел, Р. Биллингтон и другие специалисты по «теории границы» им не занимались да и не считали, по-видимому, это нужным 31.

По данным официальной статистики, число сельскохозяйственных рабочих в США в 1860 г. составляло 795 679 человек (при общем числе ферм 2 423 895), а к 1880 г. увеличилось более чем в четыре раза и достигло цифры в 3 323 876 человек (при общем числе ферм 4 225 945)32. Уже перепись 1860 г. обнаружила наличие сельскохозяйственных рабочих и притом в относительно значительном количестве на Западе, в частности в таких штатах, как Иллинойс (47 216 сельскохозяйственных рабочих и 143 310 ферм), Индиана (соответственно 40 827 и 131 826), Мичиган (35 884 и 62 422), Айова (27 196 и 61 163) и др.³³, где в то время было еще много так называемых «свободных земель». В Айове, например, из каждых 100 человек, занятых в сельском хозяйстве, 23 оказались рабочими, в Канзасе— 19, а на старом северо-западе процент сельскохозяйственных рабочих колебался от 20 до 28.

Уже сам факт наличия в 1860 г. в США указанного количества сельскохозяйственных рабочих и тем более четырехкратного увеличения их числа к 1880 г. имеет важное принципиальное значение. Он говорит о развитии капиталистических отношений в сельском хозяйстве США и дает возможность навсегда покончить с легендами о полном господстве трудового фермерского хозяйства.

В. И. Ленин сделал блестящий, ставший классическим, анализ развития капитализма в земледелии США по материалам цензов 1900 и 1910 годов³⁴. Изучение цензов XIX в. позволило бы детально проследить корни явлений, которые стали предметом пристального внимания В. И. Ленина в начале XX века.

Конечно, данные американских цензов, особенно по вопросу об использовании наемного труда, далеки от совершенства, что в свое время подчеркивал В. И. Ленин. Под термином «farm laborers» в переписи 1860 г., или «agricultural laborers» в переписи 1880 г., имелись в виду не только наемные рабочие, но нередко и члены семьи самого фермера. Исследуя оригиналы записей ценза 1860 г., П. Гейтс, например, обнаружил, что в эту категорию нередко попадали сыновья фермеров старше 15 лет. В обратном направлении, однако, на подсчет влияло отсутствие учета временных рабочих, а также дата, к которой приурочивался подсчет. Сбор сведений о числе сельскохозяйственных рабочих на 1 июня не мог раскрыть истинного положения дела и характеризовать степень применения фермером наемного труда. Посевные работы уже закончились, а уборка не началась. Данные на один-два месяца позднее или раньше уже принесли бы значительные изменения. Не случайно В. И. Ленин обратил внимание на громадную разницу в подсчетах, если брать только профессиональных наемных рабочих или принимать во внимание всякий случай употребления наемной рабочей силы. «В сельском хозяйстве,— писал В. И. Ленин,— эпизодическое употребление наемной рабочей силы имеет огромное значение, и поэтому следовало бы всегда принять за правило не довольствоваться определением числа наемных рабочих, постоянных и временных, а определять по мере возможности кроме того и общую сумму расходов на наемный труд» 35.

В американской статистике впервые расходы на наемный труд в сельском хозяйстве учитывались сборщиками для ценза 1870 г., но, к сожалению, результаты учета не были опубликованы. Исследуя данные по оригиналам одного из округов штата Айовы (эти данные особенно интересны, так как Айова была в то время типичным «пограничным» штатом с большим количеством «незанятых» земель), П. Гейтс отмечал, что из 1 634 фермеров, владевших землей, 932 (то есть больше половины) использовали в той или иной мере наемный труд, расходуя в среднем для этой цели 150 долларов в год ³⁶.

Немалый интерес при изучении колонизации Запада наряду с данными о сельскохозяйственных рабочих представляют сведения об арендаторах, впервые появившиеся в.материалах ценза 1880 года37. В северо-западных и центральных штатах процент арендаторов составлял: в Иллинойсе — 31,4%, Индиане — 23,7%, Айове — 23,8%, Мичигане — 10,1%. Значительно меньшим процент арендаторов был на Дальнем Западе: в Вашингтоне — 7,2%, Юте — 4,6%, Монтане — 5,3%, но в Калифорнии он составлял все же 19,8% и в Орегоне— 14,1% 38.

Хотя в целом процент арендаторов в западных штатах (учитывая наиболее отдаленные районы) был ниже среднего уровня по стране, все же арендаторы в центральных и северо-западных штатах страны играли существенную роль, и их нельзя, разумеется, не принимать во внимание при характеристике общества, возникшего на громадных пространствах верхнего бассейна Миссисипи, а в известной степени и районов Дальнего Запада (Калифорния).

Наличие арендаторов и сельских рабочих в штатах, имевших еще значительные пространства так называемых «свободных земель», на первый взгляд, учитывая существование закона о гомстедах, может показаться парадоксальным. Однако «свободная», «незанятая» земля оставалась дикой и необработанной. Она могла превратиться в ферму, приносящую доход; но для этого, помимо приложения труда, требовались еще довольно значительные материальные затраты. Любопытные цифры о средствах, необходимых для организации фермы на Западе в середине XIX в. (1850—1860 гг.), привел К. Дэнхоф. По его подсчетам, для организации фермы на западных землях нужно было не менее тысячи долларов. В, эту сумму входили затраты на расчистку и огораживание участка в 40 акров (но не покупку), постройку жилища и содержание семьи, расходы на приобретение семян, сельскохозяйственных орудий, тягловой силы и т. д.39. В расчеты К. Дэнхофа не включены необходимые затраты на переезд и покупку земли. Однако в самых общих чертах они, по-видимому, правильно отражают существовавшие в то время в США условия. На практике, естественно, часто оказывалось, что переселенцы не располагали столь значительными средствами. И именно эта категория переселенцев вынуждена была стать арендаторами или даже работать по найму. Во всяком случае, организация самостоятельного хозяйства для таких лиц затруднялась и откладывалась на более или менее продолжительное время.

Возникает вопрос: мог ли в то время рабочий накопить достаточно средств для переезда на Запад и создания фермы? По данным, приводимым К. Дэнхофом, средний рабочий в середине XIX в. зарабатывал примерно 1 доллар в день. Квалифицированный рабочий получал от 1,5 до 2 долларов в день. Что же касается сельского рабочего (а эта группа, естественно, была особенно заинтересована в средствах для обзаведения собственным хозяйством), то его заработок составлял примерно 130 долларов в год. Трудно ожидать, что сбережения от подобной заработной платы намного превышали бы 50 долларов в год40. Предполагать, будто в этих условиях в один-два года рабочий мог скопить сумму, достаточную для организации собственной фермы, вряд ли реально.

В этой связи нельзя не остановиться на одной из наиболее интересных и в то же время дискуссионных идей в концепции Ф. Тернера — теории «предохранительного клапана» («safety valve doctrine»). По Тернеру, «подвижная граница» служила «отдушиной», убежищем для бедных, недовольных и угнетенных41. Сколько-нибудь подробной разработки эта теория в трудах Ф. Тернера не получила, что, впрочем, не помешало ей завоевать многочисленных сторонников.

Сама идея «предохранительного клапана» казалась столь очевидной и привычной, что долгое время против нее никто, по существу, не возражал, и она получила самое широкое распространение. Положение изменилось примерно с середины 30-х годов XX в., когда в США выступил ряд исследователей (К. Гудрич, С. Дэвисон, Ф. Шэннон, К. Дэнхоф и др.), которые подвергли тезис Ф. Тернера весьма обстоятельной критике. Выяснилось, что теория «предохранительного клапана» трудно согласуется с важными фактическими данными, например, с тем, что периоды резкого усиления движения на Запад совпадали с периодами экономических подъемов, а не кризисов. Судя по официальной американской статистике, кульминационные пункты движения приходились как раз на время наивысших экономических подъемов, перед началом экономических кризисов в 1819, 1837 и 1857 гг., а в периоды кризисов как раз наблюдался обратный процесс — резкое уменьшение движения42.

В исследовании К. Гудрича и С. Дэвисона, проведенном в 1935— 1936 гг., показано, что на Запад переселялись в основном сельские жители, а не наемные рабочие43. В этой связи «предохранительный клапан» был скорее «отдушиной» для фермеров, чем для наемных рабочих, которые уже в силу своего склада жизни и отсутствия необходимых средств были менее склонны к уходу на Запад и менее приспособлены к тяжелым условиям освоения новых земель. Несколько позже на основе анализа обширного документального материала Ф. Шэннон показал, что на каждого городского рабочего, который начинал заниматься сельским хозяйством, приходилось двадцать фермеров, стекавшихся из сельских местностей в город в поисках работы 44.

Отвечая на вопрос: «Почему безработные не едут на Запад?», газета «Workingman Advocate» в номере от 2 июля 1870 г. с иронией писала: «Во-первых, многие не имеют средств, чтобы туда поехать, а во-вторых, они не имеют необходимых орудий для обработки земли. Если бы они могли обрабатывать землю без лошадей или волов и сельскохозяйственных орудий и питаться травой, соломой и дикорастущими плодами в ожидании первого урожая, тогда стоило бы поразмыслить над проблемой «пути на Запад» 45.

Однако критикуя апологетическую концепцию Ф. Тернера и его сторонников, нельзя забывать и о существенных особенностях исторического развития США, связанных с наличием западных земель и их колонизацией.

Как известно, основоположники марксизма-ленинизма всегда были решительно против представлений об исключительном пути развития США, о существовании там какого-то идиллического общества без классов и противоречий и, наоборот, основное внимание неизменно уделяли изучению развития капитализма, социальным противоречиям и классовой борьбе. Вместе с тем они отмечали и существенные особенности исторического развития США, в том числе и важную роль в американской истории западных земель.

В середине 80-х годов XIX в., упомянув о «большом предохранительном клапане» в США, который фактически перестал действовать46, Ф. Энгельс подчеркнул, что общая тенденция капиталистической системы к окончательному разделению общества на два класса, несмотря на встречные противодействующие факторы, «нигде не проявляется с большей силой, чем в Америке», и что там существует уже «класс пожизненных и даже потомственных пролетариев». Отмечая, что внешние условия жизни американского рабочего класса весьма отличны от условий жизни английских рабочих, Ф. Энгельс подчеркивал: «…тут и там действуют одни и те же экономические законы, так что результаты, хотя и не во всех отношениях тождественны, должны все же быть одного и того же порядка» 47.

Известно, что в конце XVIII в. за Аппалачскими горами проживало только 222 тыс. человек, что составляло 6% всего населения США; в 1820 г. за Аппалачами жили уже 2 600 тыс. человек, или 27% населения страны; в 1850 г.— 10 400 тыс., или 45%, а в 1870 г. —17 800 тыс., то есть более половины населения Соединенных Штатов (53%). Нельзя, таким образом, отрицать быстрый рост населения западных районов США. Однако сам «механизм» действия «подвижной границы» на практике оказывался гораздо сложнее, чем в «абстрактной» теории, и в особенности теории «предохранительного клапана», как его понимали Тернер и его сторонники. На Запад двигались представители самых различных слоев населения — предприниматели, торговцы, ремесленники, фермеры, плантаторы и т. д. В какой-то мере в этом процессе участвовали и рабочие. Совершенно не обязательно, однако, было всем переселенцам превращаться в мелких фермеров, ведущих самостоятельное хозяйство, и начинать все сначала. Очевидно, что плантатор чаще всего оставался плантатором, рабочий рабочим, фермер фермером и промышленник промышленником. Хотя известное смещение в социальном составе переселенцев, конечно, происходило.

Запад отнюдь не был чисто аграрным, «не капиталистическим раем». И общество, возникавшее на Западе, не было однородным. Росли города, строились каналы и железные дороги, развивалась торговля, создавалась промышленность. Д. Кларк не без оснований заметил, что одним из наиболее уязвимых мест в изучении истории «подвижной границы» является тенденция представить, будто движение было чисто аграрным48. Запад трудно вообразить без Цинциннати, Луисвиля, Сент- Луиса, без Чикаго, Сан-Франциско, Милуоки и т. д.49. Понятно поэтому, что рабочему (если он попадал в число переселенцев) совсем не обязательно было становиться фермером; он мог найти применение своему труду в городе и за плату более высокую, чем на Востоке. Отлив населения на Запад влиял в известной мере на положение на рынке труда на Востоке, даже если само по себе участие наемных рабочих в переселении было, как показывают факты, невелико. Это воздействие проявлялось в многообразных и сложных формах. Например, отвлекая часть сельского населения, «подвижная граница» тем самым поглощала потенциального наемного рабочего, хотя этот процесс в целом во много раз перекрывался притоком населения в города. Кроме того, следует подчеркнуть, что Запад с его растущим рынком, открытым для изделий промышленного Востока, стимулировал спрос на продукцию, созданную руками рабочих, положение которых в результате этого также улучшалось. В целом влияние отлива населения на Запад на положение рабочих происходило, таким образом, не прямо, а опосредованно, хотя результаты нередко оказывались в конечном итоге примерно одного порядка.

Итак, важное значение«подвижной границы» в истории Америки не вызывает сомнений. С ней связан ряд существенных особенностей и своеобразие исторического развития американского капитализма. Была ли, однако, роль западных земель чем-то исключительным, как это утверждают Ф. Тернер и его последователи? Меняла ли «подвижная граница» принципиально всю историю США, превращая американский капитализм в капитализм исключительный. Нет, этого не было.

В той мере, в какой «вакуум» образовывался на Востоке в результате определенного отлива населения на Запад, он заполнялся иммигрантами из Европы. За период 1790—1880 гг. из Европы в США эмигрировало 10,4 млн. человек. Как отмечал К. Маркс, на востоке Соединенных Штатов образовывались «застойные осадки» в результате того, что «волна эмиграции из Европы быстрее выбрасывает людей на рынок труда востока Соединенных Штатов, чем другая волна успевает унести их на запад» 50.

В борьбе за «свободную землю» американский народ достиг в XIX в. больших успехов, что нашло выражение в конечном итоге в принятии в 1862 г. закона о гомстедах. Между тем экономические кризисы в стране углублялись. Увеличивалась численность безработных в период кризисов. Классовые противоречия в стране обострялись.

Если «предохранительный клапан» в том виде, в котором его понимают сторонники концепции Ф. Тернера, существовал, то почему он не работал? Почему он не действовал во время кризиса 1837 г. или во время еще более тяжелого кризиса 1873 г. и последующей депрессии, когда на улицу было выброшено более миллиона безработных? Да и как можно, строго говоря, называть «свободные земли» или Запад в целом «клапаном», если этот «клапан» был, по существу, закрыт именно в то время, когда он должен был действовать?

Ответ на эти вопросы может быть только один. «Предохранительного клапана», как его понимали Ф. Тернер и его сторонники, не существовало. Никакого идиллического общества на Западе не было. История западных земель — это история развития капитализма вширь, процесс образования и развития капиталистических отношений на новой территории. В конечном итоге этот процесс вел к наиболее быстрому развитию капитализма во всей стране в целом.

Все сказанное относится преимущественно лишь к северному колонизационному потоку. Не меньшее значение в истории США (во всяком случае, до 1860 г.) имело южное направление колонизации, определявшееся прежде всего интересами рабовладельческого плантационного хозяйства. К. Маркс неоднократно отмечал, что захват новых территорий был своеобразной необходимостью, условием самого существования рабства, «экономическим законом» его развития51. В погоне за прибылью плантаторы стремились к всемерному расширению производства хлопка.

В принципе увеличения производства на плантациях Юга можно было достигнуть двумя путями: 1) непрерывным территориальным расширением экстенсивного по своему характеру плантационного рабовладельческого хозяйства; 2) применением жесточайших форм эксплуатации негров. Только при таких условиях плантационное рабовладельческое хозяйство, как «коммерческая система эксплуатации», могло успешно развиваться. При этом степень эксплуатации не могла, конечно, беспредельно возрастать. Маркс отмечал, что чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, выступал как фактор рассчитанной системы. Потребление жизни раба в слишком короткий срок экономически уже не могло себя оправдать. Повысить же производительность труда при рабстве было очень трудно. Низкая производительность труда и рутинная техника составляли, как известно, характерную черту всякого производства, основанного на рабском труде. Не говоря уже о том, что рабы были не заинтересованы в повышении производительности труда, следует учесть, что экономическим принципом производства, основанного на труде рабов, было применение наиболее грубых и неуклюжих орудий труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергались порче52.

Но если трудно было повысить производительность экстенсивного рабовладельческого хозяйства в пределах старой территории, то можно было расширить территориальные пределы и перейти к эксплуатации новых плодородных земель на Юго-Западе.

Переход к эксплуатации новых земель был тем более необходим, если учесть, что старые земли быстро истощались. Ф. Энгельс отмечал, что «крупные помещики Юга со своими рабами и своей хищнической системой хозяйства истощили землю до того, что на ней стали расти только ели, и культура хлопка должна была передвигаться все дальше на запад»53.

Экстенсивный характер плантационного хозяйства, низкая производительность труда, рутинная техника, однообразие культур (хлопок, отчасти табак, рис, сахарный тростник) — все это приводило к тому, что разведение этих культур быстро становилось невыгодным, так как существовала возможность захвата и хищнической эксплуатации новых территорий на Юго-Западе. В старых восточных рабовладельческих штатах (типа, например, Виргинии) при начавшемся уже с 1820-х годов истощении почв разведение хлопка и табака стало считаться невыгодным. Не случайно поэтому уже к концу первой четверти XIX в. основной район по производству хлопка перемещается в новые штаты на Юго-Запад. Чтобы получить прибыль, плантатор все время должен был думать о расширении масштабов производства хлопка. Царство хлопка уже в 1820—1830 годы прочно утверждается в низовьях бассейна Миссисипи. В то время как низкие цены на хлопок после кризиса 1819 г. привели к хроническому застою в ряде старых хлопководческих, районов Востока, на новых плодородных землях Юго-Запада даже при низких ценах плантаторы получали значительные прибыли.

Во многих работах американских буржуазных исследователей наблюдается тенденция скрыть связь экспансии с развитием хищнического рабовладельческого хозяйства и исказить ее подлинные причины. В этой связи можно указать две довольно распространенные точки зрения: во-первых, главными сторонниками продвижения на Запад объявляются не рабовладельцы, а бедные фермеры. Эти слои населения тем самым выставляются в качестве основных инициаторов территориальной экспансии. Во-вторых, хищническая эксплуатация земли и необходимость перехода на новые территории связываются не с развитием рабовладельческого плантационного хозяйства, а с наличием… благоприятных естественных условий. Тем самым с системы рабства снимается ответственность за хищнический метод эксплуатации природных ресурсов, в том числе и за истощение земель.

Американский специалист по истории рабства У. Филлипс, оперируя статистическими данными по одному из предгорных районов Джорджии, приходит к выводу, что вовсе не плантаторы, а бедные фермеры были якобы прежде всего и главным образом заинтересованы в уходе на новые земли54. Оказывается, что в этом районе, который, по мнению Филлипса, является типичным, число рабовладельческих семей возросло с 520 в 1800 г. до 760 в 1810 г., далее оно оставалось примерно на этом же уровне до 1820 г., после чего постепенно сократилось до 540 в 1860 году. Зато количество негров в среднем увеличилось на плантациях в два раза, а на наиболее крупных — в 4 раза. С другой стороны, число бедных фермерских семей непрерывно уменьшалось (с 880 в 1790 г. до немногим более 200 в 1860 г.).

Допустим, что эти данные верны. Однако они доказывают лишь, что в конкурентной борьбе крупное плантационное хозяйство вытесняло мелкое фермерское и что концентрация негров на плантациях, особенно крупных, быстро увеличивалась. А это с достаточной очевидностью свидетельствует, что главной причиной экспансии на новые территории была именно рабовладельческая плантационная система, хотя сами по себе цифры, приводимые Филлипсом, и не очень показательны в отношении движения на Запад самих плантаторов. Впрочем, в определенной степени и они отражают переход на новые земли плантаторов, особенно после 1820 года.

Что касается разорившихся мелких фермеров, то они, конечно, также принимали участие в колонизационном движении и даже, как правило, шли в первых рядах переселенцев. Некоторых из них ждала «удача». На новых землях кое-кто мог стать рабовладельцем и разбогатеть. Но громадное большинство тех, кто расчищал «черный пояс», вскоре становились жертвами крупных спекулянтов, банков, а главное — плантаторов-рабовладельцев. Продвигаясь на Запад вслед за фермерским авангардом, волна плантаторских хозяйств уничтожала на своем пути после более или менее продолжительной борьбы «дисгармонирующие элементы» 55.

Своеобразную аргументацию, направленную против рассмотрения рабства в качестве главной причины хищнической эксплуатации земли, выдвинул автор обширного труда по истории сельского хозяйства Юга Соединенных Штатов Америки Л. Грей. По его мнению, хищническая эксплуатация земли явилась результатом обилия природных ресурсов па Юге. Л. Грей полагает, что если в Новой Англии недостаток земли и быстрый рост населения вели к развитию интенсивных и почвосохраняющих методов обработки, то на Юге обилие природных богатств привело к распространению экстенсивной системы хозяйства 56.

Очевидно, однако, что обилие природных богатств (часто, кстати, на чужих территориях) только создавало возможность появления и развития экстенсивного хищнического рабовладельческого хозяйства. Причина же истощения почвы заключалась, конечно, не в обилии ее, а в существовании рабства и в хищническом характере ведения хозяйства, основанного на труде рабов, то есть в социально-экономических условиях Юга.

К- Маркс указывал, что возделываемые рабами культуры южных экспортных товаров (хлопок, табак, сахар и т. д.) рентабельны лишь в том случае, если выполняются большими группами рабов в массовом масштабе и на больших пространствах плодородной почвы, требующей лишь примитивной работы. Интенсивные культуры, зависящие меньше от плодородия почвы, чем от капиталовложений, культурности и энергии труда, противоречат самому существу рабства. «Отсюда быстрое превращение таких штатов, как Мэриленд и Виргиния, ранее применявших рабский труд для производства товаров на экспорт, в штаты, разводящие рабов, чтобы затем экспортировать их в отдаленные районы Юга» 57

Важные причины территориальной экспансии Соединенных Штатов лежали также в области политики. К. Маркс писал о том, что «олигархия 300 ООО рабовладельцев даже у себя дома могла удерживать власть только благодаря тому, что постоянно швыряла своим белым плебеям приманку в виде предстоящих завоеваний внутри и вне границ Соединенных Штатов» 58.

Захват новых территорий был мощным орудием в политической борьбе и внутри самого правящего блока плантаторов-рабовладельцев Юга и крупной буржуазии Севера за власть, за господство в федеральном правительстве. Как отмечал К- Маркс, Юг нуждался в непрерывном расширении территории и образовании новых штатов, чтобы утвердить свое влияние в сенате, а через сенат и свою гегемонию над Соединенными Штатами59. Так как население рабовладельческих штатов увеличивалось значительно медленнее, чем население свободных штатов, и палата представителей ускользала из-под контроля рабовладельцев, сенат предоставлял им возможность укрепить свое влияние над Союзом вне зависимости от падения доли населения рабовладельческой части страны. Алабама, Миссисипи, Луизиана, а позднее Техас стали не только новым, но и главным районом Юга, основой укрепления господства рабовладельцев не только на Юге, но и во всем федеральном Союзе.

В целом южный колонизационный поток, его характер и особенности совершенно не укладываются в рамках концепции Ф. Тернера. Ряд противоречий были вынуждены признать даже сами сторонники теории «подвижной границы», в частности Томас П. Абернети, который посвятил изучению процесса южной колонизации несколько специальных трудов. Он обратил внимание, что уже в колониальный период южная «подвижная граница», расположенная в то время у берегов Атлантики, не была самостоятельной и зависела от других районов страны и метрополии. Она не могла полностью «прокормить» и «одеть себя», изготовив достаточное количество даже самых простых промышленных изделий60.

Заселение шло в значительной части не добровольно, а насильственно. В южных колониях с давнего времени применялся груд «законтрактованных», а затем во все больших размерах труд рабов-негров. На старом Юге еще с колониальных времен утвердились аристократические традиции и учреждения, которые затем были перенесены и на новые территории. Конституция Теннесси оказалась, например, по существу, копией конституции Северной Каролины. Т. П. Абернети в этой связи справедливо заметил, что для рождения демократии одного «леса» оказалось явно недостаточно61.

★

Заканчивая краткий критический анализ концепции Ф. Тернера о роли «подвижной границы», следует отметить, что нельзя отрицать значение колонизации для развития Америки. Важность «подвижной границы» в американской истории не вызывает каких-либо сомнений. С ней связаны своеобразие и основные особенности исторического развития США. Однако роль «подвижной границы» была отнюдь не исключительной, она не изменила наиболее общих закономерностей развития  капитализма в США, не привела к образованию в США какого-то «исключительного» общества. «Каково бы ни было своеобразие возникновения и развития капитализма в той или иной стране,— указывается в Программе КПСС,— всюду этот строй имеет общие черты и закономерности»⁶².

Механизм действия «подвижной границы» на практике был гораздо сложнее, чем это обычно представляется Ф. Тернером и его школой. Решающее значение имели при этом не географическая среда, внешние условия жизни, «окружение», в которое попадали переселенцы, а способ производства, развитие капитализма вглубь и вширь на Севере или распространение на новые территории рабовладельческого плантационного хозяйства на Юге.

«Подвижная граница» существовала в равной мере и на Севере и на Юге. Однако в одном случае, «а Севере, западные земли стали основой для развития капитализма вширь, возникновения капиталистических отношений на новых территориях. В другом случае, на Юге, они привели к распространению и укреплению плантационного рабства. Нельзя не отметить также, что в отношении Юга сам тезис Ф. Тернера о решающей роли «свободных земель» в развитии демократии в Америке выглядит парадоксально. Именно наличие «свободных земель» оказалось в действительности главным условием развития в стране самого реакционного института — плантационного рабства. Без захвата и колонизации новых земель само существование плантационного рабства было бы невозможно.

Ничего общего не имеют с действительностью и представления о развитии на Западе чуть ли не бесклассового общества, о безраздельном господстве на новых землях «трудовых хозяйств», об экономическом и социальном равенстве среди переселенцев. Цензы 1860—1900 гг., в частности, неопровержимо свидетельствуют, что даже в штатах, в которых в то время еще имелось вполне достаточно так называемых «свободных земель» (Айова и др.), существовал значительный процент сельскохозяйственных рабочих и арендаторов. Известно, что лучшие земли на Западе и после принятия закона о гомстедах в 1862 г. попадали в руки спекулянтов, железнодорожных компаний, капиталистических скотоводческих компаний и крупных фермеров. Что же касается наемных рабочих, то, как правило, они не имели реальной возможности превратиться в фермеров, поскольку организация фермы, переезд и ведение хозяйства, особенно в первое время, требовали значительных денежных средств, а также и навыков, которыми они не располагали.

«…Господство капитала,— указывал В. И. Ленин,— остается и в самой демократической республике и при каком угодно переходе «всей земли народу»63. Именно об этом и свидетельствует история колонизации американского Запада.

• 1
  Отметим, в частности, что на X международном конгрессе историков в Риме (сентябрь 1955 г.) со специальным докладом «Граница в истории» выступил О. Латтимор (О. Lattimore. The Frontier in History. «Relazioni del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche». Vol. I. Firenze. 1955). Первым из советских историков серьезное внимание рассмотрению взглядов Ф. Тернера уделил А. В. Ефимов, опубликовавший статьи: «Проблема сосуществования различных способов производства в работах Ф. Д. Тернера» («Вопросы философии», 1956, № 5); «Свободные земли» Америки и историческая концепция Ф. Д. Тернера» («Из истории общественных движений и международных отношений». Сборник статей в память академика Е. В. Тарле. М. 1957).
• 2
  Влияние Ф. Тернера не ограничивалось областью исторической науки, да и сам Ф. Тернер не был кабинетным ученым. Известно, например, что он был близок к Теодору Рузвельту и являлся личным другом Вудро Вильсона. Для Вильсона Ф. Тернер подготовил записку о послевоенном устройстве Европы.
• 3
  F. Turner. Significance of the Frontier in American History. «The Frontier in American History». New York. 1920, pp. 1—38.
• 4
  R. E. Riegel. American Frontier Theory. «Journal of World History». Vol. Ill, № 2, 1956, pp. 362, 367.
• 5
  Ф. Гегель. Философия истории. Сочинения. Т. VIII. M.-JI. 1935, стр. 82.
• 6
  А. Токвиль. О демократии в Америке. М. 1897, стр. 39.
• 7
  К. Маркс. Капитал. Т. I. М. 1949, стр. 769.
• 8
    См. W. A. Williams. The Frontier Thesis and American Foreign Policy. «Pacific Historikal Review». Vol. XXIV, № 4, November 1955, pp. 379—395. Уильяме прослеживает влияние идей Ф. Тернера на взгляды и политику Т. Рузвельта, Г. Лоджа, Д. Хея, В. Вильсона, Ф. Рузвельта, Г. Трумэна и др.
• 9
  F. Turner. The Frontier in American History, p. 293. В очерке «Contribution of the West to American Democracy» (1903) Ф. Тернер подчеркивал, что «демократия в Америке является главным образом результатом познаний, приобретенных американским народом при освоении Запада».
• 10
  Позднейшие историографы (Ф. Муд, Д. Малин) отметили в этой связи влияние на Ф. Тернера Ф. Листа (см. James С. Мalin. Essays on Historiography. Lawrence. Kansas. 1946, p. 13). Сам Ф. Тернер ссылался на итальянского экономиста и социолога А. Лориа. Последний писал, что «колонии дают нам возможность прочитать в книге настоящего страницы, вырванные из социальной истории». В этом смысле история колоний — своеобразный геологический разрез общества, в них происходит непрерывное «возрождение» уже пройденных Европой стадий исторического развития от «примитивных условий» к «современной экономической системе». Все это А. Лориа объяснял наличием в колониях «свободной земли», в которой он видел ключ к пониманию развития общества (см. L. Benson. Turner and Beard. American Historical Writing Reconsidere. Appendix to Part I: Loria’s Chapter on «The Historical Revelation of the Colonies». Glencoe. 1960, pp. 34—40).
• 11
  В общих чертах эта теория была развита Ф. Тернером в его работе «The Significance of the Sections in American History», впервые опубликованной в марте 1925 г. в «The Wisconsin Magazine of History» (vol. VIII, pp. 255—265). Позднее работы Ф. Тернера по теории секций вышли отдельным сборником: F. Turner. The Significance of Sections in American History. New York. 1932.
• 12
  F. Turner. The Significance of Sections in American History, p. 183.
• 13
  Cm. F. Turner. The Colonization of the West (1820—1830). «American Historical Review» (в дальнейшем «AHR»). Vol. XI. № 2, January 1906. p 30b
• 14
  F. Turner. The United States 1830—1850. The Nation and Its Sections. New York. 1950, p. 591.
• 15
  Carlton Y. H. Hayes. The American Frontier—Frontier of What? «AHR», vol. LI, № 2, January 1946, pp. 215—216.
• 16
  Об этом см. также L. В а r i t z. The Idea of the West. «AHR», vol. LXVI, № 3, April 1961, pp. 618—640.
• 17
  W. P. Webb History as High Adventure. «AHR», vol. LXIV, N° 2, January 1959, p. 279.
• 18
  W. P. Webb. The Western World Frontier. «The Frontier in Perspective» Madison. 1957, pp. 111 — 126.
• 20
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 8, стр. 208—209.
• 21
  R. Е. Riegel. Op. cit., p. 374.
• 22
  См. А. В. Ефимов. Проблема сосуществования различных способов производства в работах Ф. Д. Тернера. «Вопросы философии», 1956, № 5, стр. 137.
• 23
  Приведем в этой связи некоторые данные, позволяющие судить о масштабах деятельности компании Д. Д. Астора на «границе цивилизации». Только по бассейну Миссури в 1815—1830 гг. расходы «Американской пушной компании» составили 2 100 тыс. долларов, доходы — 3 750 тыс. долларов, отсюда чистая прибыль— 1 650 тыс. долларов (A. Smith. John Jacob Astor. Philadelphia—London, 1929, p. 222). По тем временам это были исключительно большие доходы. Следует к тому же иметь в виду, что это преуменьшенные официальные данные лишь по одному району, в котором действовала компания Д. Д. Астора.
• 24
  В. И. Ленин. Соч. Т. 3, стр. 493—494.
• 25
  См. В. И. Ленин. Соч. Т. 12, стр. 418—419.
• 26
  Там же, стр. 296—297.
• 27
  См. В. И. Ленин. Соч. Т. 22, стр. 76
• 28
  См. Г. П. Куропятник. О пути развития капитализма в земледелии США в домонополистическую эпоху. «Новая и новейшая история», 1958, № 4, стр. 50. Для сравнения отметим, что железнодорожные компании уже к началу 70-х годов XIX в. получили 215 млн. акров земли, это соответствует примерно площади Франции, Италии и Бельгии, вместе взятых. Следует, кроме того, учитывать, что среди первой волны гомсте- деров значительную часть составляли подставные лица — агентура спекулятивных компаний, которые в дальнейшем продавал» землю действительным переселенцам.
• 29
  F. A. Shannon The Farmer’s Last Frontier. Agriculture. 1860—1897. New York — Toronto, 1945, p. 51. .
• 30
  См. В. И. Ленин. Соч. Т. 22, стр. 34, 88.
• 31
  Известным исключением могут, пожалуй, служить лишь труды П. У. Гейтса, работавшего над вопросом о земельных спекуляциях на Западе и обратившего внимание на существование на Западе сельскохозяйственных рабочих и арендаторов, с одной стороны, и крупных капиталистических поместий, спекулятивных компаний и т. д.— с другой (P. W. Gates. Frontier Estate Builders and Farm Laborers. «The Frontiers in Perspective», pp. 143—163).
• 32
  «The Eight Census. Population of the United States in 1860». Washington, 1864. p. 663; «The Tenth Census. Population of the United States». Washington 1883 pp. 724, 730.
• 35
  Там же, стр. 24.
• 37
  «The Tenth Census. Agriculture». Washington, 1883.
• 38
  Обобщающую таблицу о проценте арендаторов в 1880—1900 гг. приводит по материалам ценза 1900 г. Ф. Шэннон (F. A. Shannon. Op. cit., p. 418).
• 39
  Clarence H. Danhоf. Farm-making Costs and the «Safety Valve», 1850—1860. «The Journal of Political Economy». Vol. XLIX, June 1941, № 3, p. 354.
• 40
  Ibid., р. 357.
• 41
  Не следует, конечно, полагать, что Ф. Тернер был действительным автором этой идеи. Достаточно вспомнить, например, что в США издавна шла борьба за «свободную землю», в связи с чем использовались самые различные аргументы. В 40—50-е годы XIX в. идея «свободного» доступа к земле как своеобразной панацеи от всех зол, в том числе и от «избыточного» городского населения, широко пропагандировалась в печати. Ряд данных об этом приводит, в частности. Ф. Шэннон (см. Shannon. Homestead Act and Labor Surplus. «AHR», vol. XLI, № 4, July 1936, p. 640 и сл.). В целом еще задолго до того, как Ф. Тернер выдвинул свою теорию, сам термин «предохранительный клапан» был уже обычным афоризмом.
• 42
  Данные о продаже общественных земель в США см. «Historical Statistics of the United States. Colonial Period to 1957». Washington. 1960, p. 239.
• 43
  C. Goodrich and Sol Davison. Wage-earner in Western Movement «Political Science Quarterly». Vol. L, June 1935, pp. 161—185; Vol. LI, March 1936, pp. 61 —116.
• 44
  F. Shannon. The Farmer’s Last Frontier. Agriculture 1860—1897, pp. 55, 357. Подробно с критикой теории «предохранительного клапана» можно познакомиться в статье F. A. Shannon. A Post Mortem on the Labor — Safety—Valve Theory. «Agricultural History». Vol. 19, № I, Jan. 1945, pp. 31—37.
• 45
  Цит. по: Ю. Кучинский. История условий труда в США с 1789 по 1947 г. М. 1948, стр. 208.
• 46
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии. М. 1952, стр. 6.
• 47
  Там же, стр. 6—7, 19. Напомним также, что Ф. Энгельс резко критиковал Г. Джорджа, видевшего в монополии на землю единственную причину бедности и нищеты. «То, чего хочет Генри Джордж,— писал Ф. Энгельс,— оставляет нынешний способ общественного производства нетронутым и было в сущности предвосхищено крайним крылом буржуазных экономистов рикардианской школы» (там же, стр. 11).
• 48
  D. Clark. Frontier America. The Story of the Western Movement. New York 1959, pp. 15—16.
• 49
  Более того, как показано в исследовании Р. Уейда, основание городов на Западе часто предшествовало систематической колонизации (R. С. Wadе. The Urban Frontier. The Rise of Western Cities. 1790—1830. Cambridge. 1959.
• 50
  К. Маркс. Капитал. Т. 1. M. 1949, стр. 776—777.
• 51
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 15, стр. 344.
• 52
  См. К. Маркс. Капитал. Т. 1, стр. 203, 240.
• 53
  Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. М. 1950, стр. 166.
• 54
  U. В. Phillips. The Origin and growth of the Southern Black Belts. «AHR», vol. XI, pp. 810—813; U. B. Phillips. Plantations with Slave Labor and Free «AHR» vol. XXX, pp. 745—747.
• 55
  О борьбе между фермерами и плантаторами см. А. В. Ефимов. К истории капитализма в США. М. 1934, стр. 72—78.
• 56
  L. С. Graу. History of Agriculture in the Southern United States to 1860. New York. 1941, vol. I, pp. 445—448; vol. II, p. 940.
• 57
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 15, стр. 344.
• 58
  Там же, стр. 319.
• 59
  См.  Там же, стр. 345.
• 60
  См. Т. P. Abernethy. The Southern Frontier, an interpretation. «The Frontier in Perspective», p. 131.
• 61
  Ibid. Тот факт, что конституции новых штатов в общем повторяли ранее принятые законодательные акты восточных штатов, включая и их антидемократические положения, отмечали и другие исследователи. См., например, В. Wright. Political Institutions and the Frontier. «Sources of Culture in the Middle West». New York. 1934.
• 63
  В. И. Ленин. Соч. Т. 12, стр. 297.