Болховитинов Н. Н. Миссия Клея в Россию, 1861-1862

Герой статьи - американский политик и дипломат Кассиус Марцеллус Клей, посланник США в Санкт-Петербурге во время Гражданской войны в США.

Приход в марте 1861 г. в Белый дом президента А. Линкольна не только вызвал полную смену правительства, но и привел к коренным Изменениям в составе дипломатических и консульских представителей США за границей. Если назначения Чарлза Френсиса Адамса в Лондон и Уильяма Льюиса Дейтона в Париж ни у кого не вызывали особых сомнений, то выбор Кассиуса Маркеллуса Клея на пост посланника в России не только озадачил современников, но оказался неожиданным даже для него самого.

Прежде всего, несколько слов о личности нового дипломата при царском дворе в С.-Петербурге. Клей родился в семье крупного плантатора-землевладельца в родовом имении «Уайтхолл» в штате Кентукки 19 октября 1810 г., учился в Йеле, где получил возможность услышать выступление знаменитого аболициониста У.Л. Гаррисона, которое перевернуло всю его жизнь. С того времени в глазах своих прежних друзей молодой Клей стал «смутьяном», активным сторонником освобождения негров-рабов (в частности, он освободил собственных рабов, оставив лишь некоторых из них в услужении семьи). В 1845 г. Клей начал издавать еженедельную антирабовладельческую газету «The True American», аналогичную гаррисоновской «Liberator». Это вызнало негодование прорабовладельчески настроенных жителей его родного штата, разгромивших редакцию газеты. Неоднократно подвергался нападению и сам Клей, причем однажды только чудо спасло молодого аболициониста (пуля угодила в охотничий нож, который висел у него на шее). Активно участвуя в политической борьбе, Клей сумел завоевать определенное признание в республиканской партии. На выборах 1860 г. он убедил своих сторонников поддержать в качестве кандидата в президенты Линкольна, жена которого была дочерью друга семьи Клея Роберта С. Тодда. Сам же Клей на конвенте партии немногим уступил Ганнибалу Хэмлину, ставшему кандидатом на пост вице-президента1.

В соответствии с утвердившейся со времен президентства Эндрю Джексона практикой Клей ожидал, что с приходом Линкольна в Белый дом он получит высокий пост. В газетах (New York Evening Post, New York World etc.), отрывки из которых приводятся в его мемуарах, прямо указывалось, что он должен стать военным министром. Его восторженные сторонники даже предсказывали, что это назначение будет наиболее популярным актом нового президента, так как имя Клея ассоциировалось с понятиями «свободной земли, свободы слова, свободы людей и свободы печати». В одной из резолюций, принятой сторонниками Клея в Нью-Йорке, указывалось, что в случае его назначения военным министром «Союз будет сохранен, восстание обезврежено, а изменники наказаны»2.

Военным министром Клей, однако, не стал. По политическим соображениям на этот пост был назначен Симон Камерон, который также претендовал на президентский пост и в итоге обеспечил Линкольну на республиканском конвенте поддержку делегатов от Пенсильвании. Помешали Клею и его антирабовладельческие взгляды. «Мне сказали, — откровенно заметил Линкольн в беседе с расстроенным Клеем, — что Ваше назначение военным министром стало бы рассматриваться как объявление войны Югу». Поскольку все места в кабинете были уже распределены, Клей выразил готовность отправиться посланником в Лондон или Париж. Линкольн, однако, сообщил, что государственный секретарь уже наметил на эти посты соответственно Ч.Ф. Адамса и У.Л. Дэйтона3. Третьим по значению считался пост посланника в Мадриде. Но и в этом случае Клея постигла неудача: необходимо было пристроить на дипломатический пост в Европе Карла Шурца, и Клей получил телеграмму от М. Блэра, в которой тот советовал вместо Испании поехать в Россию (понятно, что для царской столицы Шурц как политический беженец был persona non grata)4.

Клей согласился, но при этом в письме к Линкольну просил президента использовать свое влияние, чтобы увеличить жалованье посланника в России до 17 500 долл., т.е. столько же, сколько получали американские посланники в Лондоне и Париже. Клей ссылался при этом, что Россия — держава, равная Англии и Франции, а С.-Петербург — «самый дорогой двор в Европе». Кроме того, «необходимо было нанять частного секретаря, говорившего по-французски»5.

Вслед за этим Клей немедленно выехал в Вашингтон, где имел возможность встретиться с рядом влиятельных членов республиканской партии, в частности с сенатором Эд. Бейкером (Орегон), который спросил его о возможности назначения в Россию. «Ну что же, Россия великая и молодая страна и должна играть большую роль в этом огромном кризисе. Я туда отправлюсь, — ответил Клей, и дальнейшие события развивались уже мгновенно. «Хорошо. Берите свою шляпу, и мы немедленно пойдем к президенту», — без лишних церемоний сказал сенатор. Войдя в Белый дом, Бейкер сразу же сообщил президенту, что Клей «согласен принять русскую миссию». Линкольн поднялся с кресла, взял Клея за руку и сказал: «Клей, я благодарю Вас, Вы освободили меня от большого затруднения»6.

Все остальное было делом техники. Не без некоторых колебаний сенат по просьбе президента утвердил кандидатуру нового посланника в С.-Петербурге, но жалованье оставил прежним — 12 тыс. долл. в год, не считая затрат на дорогу и ожидание инструкций. Клей еще долго продолжал настаивать на повышении своего оклада, ссылаясь на то, что в Россию с ним отправились жена, пятеро детей, няня (т.е. всего 8 человек) и что он вынужден нанять частного секретаря, который знает французский язык, но успеха не добился7.

Вспоминая позднее о назначении в Россию, Клей писал, что государственный секретарь Сьюард встретил его «чрезвычайно холодно» и «не дал ему никаких инструкций, кроме обычных полномочий, которые удостоверяли его назначение»8. По всей видимости, память изменила Клею, и он спутал свое второе назначение в С.-Петербург в 1863 г. с первым в 1861 г. Во всяком случае, если Сьюард и недолюбливал Клея за радикализм, а особенно за позицию во время президентской кампании 1860 г., то всеми необходимыми инструкциями для успешного выполнения русской миссии государственный секретарь, хотя и с большим опозданием, его снабдил. Можно даже сказать, что именно Клею были даны наиболее пространные и обстоятельные наставления, раскрывающие всю систему политики правительства США в отношении России и основные цели, которых новый посланник должен добиваться. Точнее, это была даже серия инструкций, архивные экземпляры которых сохранились в Вашингтоне среди бумаг государственного департамента (отпуски) и американского посольства в С.-Петербурге (подлинники).

Первый документ, подготовленный Сьюардом еще  11  апреля 1861 г., действительно был формальным и представлял собой сопроводительное письмо с перечислением официальных материалов, направлявшихся Клею в связи с его назначением «чрезвычайным посланником и полномочным министром Соединенных Штатов в России»: 1) полномочия, 2) верительная грамота, оригинал которой надлежало вручить императору, 3) документ о получении денег у американских банкиров в Лондоне, 4) печатное собрание инструкций государственного департамента дипломатическим представителям США за границей, 5) список дипломатических представителей, консулов и агентов США в иностранных государствах, 6) паспорта для Клея и сопровождавших его лиц.

Государственный секретарь здесь же оговорил, что годовое жалованье посланника в соответствии с законодательством устанавливалось в размере 12 тыс. долл., и обращал внимание на то, что в его обязанности входит защита интересов американских граждан в их отношениях с русским правительством9.

Вместе с тем уже второй документ, датируемый 24 апреля 1861 г. представлял собой подробные инструкции, в которых Клей (а одновременно также американские дипломатические представители в Париже и Лондоне) извещался о согласии США присоединиться к Парижской декларации от 16 апреля 1856 г. по морскому праву10. Основное содержание этой декларации сводилось к следующему:

«1. Каперство отныне навсегда отменяется. 2. Нейтральный флаг покрывает неприятельский груз за исключением военной контрабанды, 3. Нейтральный груз, за исключением военной контрабанды, не подлежит захвату под неприятельским флагом. 4. Блокада, чтобы быть обязательной, должна быть действенной, то есть поддержанной достаточной силой для действительного воспрепятствования доступа к неприятельскому берегу»11.

Как известно, в свое время (весной 1856 г.) Соединенные Штаты были приглашены присоединиться к Парижской декларации, но американцы полагали, что отказ от каперства выгоден в первую очередь сильной военно-морской державе (т.е. Англии), и предложили дополнить первую статью декларации следующими словами (так называемая «поправка Марси»): «Частная собственность подданных или граждан воюющей стороны в открытом море должна быть освобождена от захватов государственными вооруженными кораблями другой воюющей стороны за исключением случаев военной контрабанды»12.

Хотя Россия сразу же согласилась поддержать «поправку Марси» оппозиция Лондона воспрепятствовала ее включению в кодекс морского права.

Теперь, в связи с началом гражданской войны федеральному правительству пришлось пожалеть об отсутствии американской подписи под Парижской декларацией. Уже 17 апреля 1861 г. президент мятежной Конфедерации Джефферсон Дэвис издал прокламацию о выдаче документов на каперство, а два дня спустя — Линкольн о блокаде южных портов13.

Теперь для самих Соединенных Штатов стало очень важным, чтобы каперы южан были на основе международного морского права признаны пиратами, и они уже не настаивали на обязательном включении «поправки Марси». В прилагаемом к инструкции Клею тексте морской конвенции перечислялись все пункты Парижской декларации, включая первый (каперство отныне навсегда отменяется) без каких-либо поправок и изменений14.

Наконец, главные инструкции, определявшие задачи миссии Клея в Россию (док. № 3), были подписаны 6 мая и так же, как и инструкции о присоединении к Парижской декларации, опубликованы в «Foreign Relations» за 1861 г.15 Уже по своему объему (16 страниц), как и по содержанию, этот документ явно выделялся на фоне сравнительно небольших, а главное — довольно формальных депеш, которыми Вашингтон обычно обменивался с дипломатическими представителями США в России. На этот раз новый глава иностранного ведомства решил изложить всю систему американской политики. «Нации, — по словам Сьюарда, — как и индивидуумы, нуждаются в трех важнейших вещах: во-первых, в свободе, во-вторых, в благосостоянии и, в-третьих, в друзьях». Благодаря смелости и предприимчивости США рано приобрели две первые. Завоевать друзей, однако, несмотря на очевидную умеренность, быстро не удалось. «Исключение составляет Россия. Эта держава рано стала нашим другом и всегда оставалась им». Объясняя дружественные отношения между столь отдаленными и несхожими между собой державами, Сьюард следовал идеям, развивавшимся в свое время в известной книге Алексиса де Токвиля, с которой он, по всей видимости, был знаком.

«Россия, подобно Соединенным Штатам, представляет собой улучшающуюся и расширяющуюся империю (an improving and expanding empire). Ее путь лежит на Восток, а путь США — на Запад. Поэтому между этими двумя странами никогда не возникнет соперничества или конфликта. Каждая несет цивилизацию в новые районы, куда она вступает, и каждая временами встречает сопротивление государств, завидующих ее процветанию или обеспокоенных ее расширением». Исходя из этого, Сьюард приходил к заключению, что Россия и США могут оставаться «добрыми друзьями до того времени, пока обе, пройдя половину земного шара в противоположных направлениях, встретятся и обменяются приветствиями в районе, где впервые зародилась цивилизация и где, много веков спустя, она оказалась беспомощной и спящей в летаргическом сне».

После столь возвышенного вступления, отражавшего давние геополитические воззрения главы государственного департамента, Сьюард поручал Клею «подтвердить и укрепить» между Россией и США традиционные узы «благожелательности и дружбы». Министр просил особо заверить Александра II в том, «что президент и народ Соединенных Штатов с восхищением и симпатией следят за великими и гуманными усилиями, какие он недавно приложил, для материального и морального прогресса своей империи, распространяя телеграф, железные дороги и устраняя недостатки, присущие рабству (disabilities of slavery)»16.

Сьюард специально вменял в обязанность Клею выяснить, каковы возможности «ускорения медленного развития торговли между двумя странами и увеличения ее объема. Россия может получать от нас хлопок и табак в гораздо больших размерах, чем мы посылаем сейчас». В обмен США могли бы получать из России «в возрастающем объеме пеньку, лен, сало и другие товары».

Заботил Сьюарда и вопрос о свободе передвижения американских граждан по территории Российской империи: «Русский, высадившись в Нью-Йорке, может пересечь этот западный континент, ни разу не предъявив паспорта. Почему бы России не ответить нам таким же гостеприимством, и американец, сойдя с корабля, мог бы пересечь восточный континент без каких-либо вопросов. Ведь американец за границей такой же пропагандист, как русский, и пока Россия проводит общую политику нынешнего царствования, ей нечего опасаться американских влияний». Вместе с тем Россия, по мнению государственного секретаря, проявляла излишний либерализм в отношении американских изобретателей, инженеров и механиков. «Норовистые авантюристы слишком часто злоупотребляют щедрым покровительством», и Клею поручалось подумать об исправлении этого зла, например путем «свободного обмена газетами и научными журналами».

Основная часть инструкции посвящена подробному изложению причин «революции» — отделению южных штатов и началу гражданской войны. Сьюард, как и многие другие политики США, знал, что главная причина сецессии — борьба за сохранение рабства. Цель южан «создать государство, основанное на убеждении, что африканское рабство — это необходимое, справедливое, мудрое и благое дело и что оно может и должно распространиться на центральную часть Американского континента и на острова без ограничения или сопротивления любой ценой, вплоть до принесения в жертву благосостояния и счастья человечества (human race)». Благодаря возраставшему спросу на хлопок на протяжении ряда десятилетий сторонники рабовладения приобретали все больше влияния, угрожая отделением и распадом Союза, что, естественно, рассматривалось гибельным для безопасности и процветания американского народа. В результате государственные деятели, конгресс и судебные органы постоянно шли на компромисс с рабовладельцами, потакая их требованиям и интересам, «несмотря на постоянно растущее народное понимание справедливости, долга и патриотизма, пока наконец все законные барьеры против распространения рабства так или иначе не были ниспровергнуты».

Даже тогда, когда сецессия уже началась, американцы, по словам Сьюарда, не могли поверить в то, что «революция — столь ненужная, столь противоестественная и столь роковая — затеяна всерьез. Они видели, что она неуклонно развивается, но были обмануты призывами примирителей, предлагавших немедленно предотвратить распад Союза и избежать бедствия гражданской войны». Между тем правительство США, по признанию государственного секретаря, «было временно деморализовано присутствием преобладающего числа заговорщиков в администрации, конгрессе, армии, во флоте и в прочих государственных учреждениях». И только тогда, когда стало ясно, «что на меньшее, чем ниспровержение федеральной республики, мятежники не пойдут и что терпимость и умеренность к ним правительства используется с целью подготовки кровопролитной и разрушительной войны, лояльность народа неожиданно пробудилась; правительство, поддержанное народным энтузиазмом и энергией, пустило в ход всю необходимую силу; революция сразу же была сдержана, и теперь больше не остается сомнений, что она будет быстро и эффективно подавлена».

Хотя прогноз Сьюарда был, конечно, излишне оптимистичен, в то время в Вашингтоне мало кто мог предположить, что кровавая бойня затянется на долгие четыре года. Что же касается анализа событий, приведших к началу гражданской войны, то здесь государственному секретарю нельзя отказать в завидной проницательности. Поручая Клею подробно информировать русское правительство о ситуации в Соединенных Штатах, Сьюард не скрывал беспокойства деятельностью агентов Южной конфедерации, стремившихся заручиться поддержкой Европы. На протяжении почти 40 лет — до 4 марта 1861 г. — «партия мятежников» господствовала в правительстве США. «У нее есть знакомые и друзья в высших сферах… Бывший посланник в России (речь идет о Фрэнсисе Пиккенсе. — Н.Б.) после возвращения стал… губернатором Южной Каролины в момент, когда этот штат принимал акт, провозглашавший данную революцию».

Особый интерес представляют соображения Сьюарда, если сецессия южных штатов окажется успешной. В этом случае ответ представлялся ему очевидным: первым результатом стало бы «разделение этой великой, до сих пор миролюбивой и счастливой страны на две враждебные и воинственные республики. Позднее — распад каждой из этих двух республик на неопределенное число мелких, враждующих и воюющих друг с другом государств. Местная подозрительность, непрерывно возбуждаемая, рано или поздно осложнится ужасами войны рабов, которая приведет к опустошению всей страны. В итоге наступит военный деспотизм, который навяжет мир там, где свободное правительство потерпело полную и непоправимую неудачу»17.

Не очень рассчитывая, что эта трагическая картина события в Северной Америке произведет должное впечатление на европейских политиков, государственный секретарь сослался и на более привычные аргументы о нарушении в мире баланса сил. «Международное равновесие, поддерживаемое этой республикой с одной стороны и европейской системой на другом континенте, будет утрачено и войны европейских стран за господство в нашем полушарии и на море, что составляло главное содержание мировой истории в XVIII в., вновь возобновятся. Прогресс свободы и цивилизации, начатый в настоящее время так успешно, будет остановлен, и надежды человечества, порожденные в нынешнем столетии, будут обмануты и отложены на неопределенный срок».

Учитывая все эти соображения, в самом конце своих инструкций Сьюард поставил самый важный вопрос: «В чем нуждается и чего ожидает президент от российского императора?». «От этого государя ожидают, — отмечал Сьюард, — что он будет делать то же самое, что делает американское правительство в отношении России и других стран. Оно воздерживается от всякого вмешательства в их политические дела и ожидает такой же справедливой и благородной сдержанности в ответ. Оно слишком высоко уважает себя, чтобы просить большего, и обладает слишком сильным чувством своих прав, чтобы согласиться на меньшее». Иными словами, США добивались полного невмешательства в их внутренние дела и хотели, чтобы Россия не поддерживала мятежные штаты и продолжала признавать законным только федеральное правительство.

Наконец в конце мая государственный секретарь сообщил Клею, что США отдали приказ «своим сухопутным и морским силам подавить мятеж и установить блокаду портов, захваченных восставшими». В свою очередь, Клей уполномочивался заверить русское правительство, что «это неприятное беспокойство» долго не продлится и «после восстановления согласия Союз станет еще сильнее, чем прежде»18.

В то время как Сьюард составлял в Вашингтоне детальные инструкции, Клей с домочадцами был уже в пути19. Еще 1 мая он отправился из Бостона в Ливерпуль на пароходе «Ниагара», где находился и новый посланник в Англии Ч.Ф. Адамс. Отношения между ними сразу же не сложились, и во время путешествия они почти не разговаривали: Адамс считался «добрым другом» Сьюарда, а Клей рассматривал государственного секретаря как «открытого врага». К тому же Клея не оставляли сомнения в правильности своего выбора. «Я думаю, что у меня военный талант… — писал он с борта «Ниагары» Линкольну. — Возьмите меня генералом на действительную службу… и я вернусь домой, как только мне дадут знать об этом»20. Самоуверенности у Клея, как видно, было более чем достаточно, и, оказавшись в Англии, он не замедлил откровенно побеседовать о событиях в Америке с членами парламента, а также с лордом Пальмерстоном и написал в газету «Таймс» письмо, в котором развивал антирабовладельческие принципы.

Естественно, что Ч.Ф. Адамс был уязвлен вмешательством в сферу своей деятельности, но Клей не видел причин для недовольства, «поскольку все письмо было весьма дружественным и комплиментарным для британцев». Но если это письмо очень понравилось Джону Брайту, то английский кабинет принял его без особого восторга.

Гораздо более благоприятным, по мнению Клея, было отношение к федеральному Союзу со стороны правительства Франции. Клей полагал, что Наполеон III весьма расположен к США, однако и в Париже и в Лондоне предпочитал обращаться к народу через голову правительства. «Моя цель состояла в том, чтобы заручиться поддержкой народа, поскольку, как и в Англии, монархические круги естественно настроены против нас»21.

К счастью, в России радикальный и экстравагантный республиканец круто изменил тактику и уже не пытался апеллировать к народу. Когда 3 июня посланник прибыл в С.-Петербург, то не застал в столице ни Александра II, ни Горчакова. Поэтому Джон Апплетон смог представить Клея только товарищу министра иностранных дел И. Толстому, который, тем не менее, оказал посланнику «самый сердечный прием» и заверил в «продолжающемся чувстве дружбы к Союзу со стороны России». Кроме того, Толстой выразил надежду, что «Конфедерация не рискнет учредить в России посольство». Уже на основании этой сугубо протокольной встречи нетерпеливый кентуккиец поспешил сообщить, «что французский и русский императоры расположены к нашему Союзу и, если Англия, к несчастью, обратится против, станут нашими верными друзьями»22.

Более важными оказались, естественно, встречи с Горчаковым и Александром П, когда новый посланник официально вручил императору верительную грамоту. Уже на первой встрече, состоявшейся 16 (28) июня, Горчаков, одетый в «строгий европейский (коспомолитический) костюм», стремился произвести особое впечатление на «западных варваров» и принял кентуккийца наедине, усадил его в кресло и беседовал «на очень хорошем американском» (именно это слово счел необходимым употребить посланник в донесении в Вашингтон). Выразив сожаление по поводу возникших в Соединенных Штатах «неурядиц», министр заверил Клея в традиционной верности России и выразил надежду на «быстрый успех Союза». В свою очередь, посланник подчеркнул, что восстание рабовладельцев произошло потому, что благодаря прогрессу цивилизации «мы больше не позволим нашему правительству быть защитником рабства»23.

Встреча с императором состоялась 2 (14) июля в Петергофе, куда посланник США приехал в сопровождении своих секретарей — Грина Клея, Уильяма Гудлоу и Т. Уильямса. Помимо ставших уже традиционными дружественных заверений, беседа Александра II с Клеем примечательна прямым сопоставлением отмены крепостничества в России с движением против рабства в США. «Президент Соединенных Штатов и американский народ, — заявил Клей, — с глубокой симпатией и восхищением следят за великими реформами» в Российской империи. «Создавая средний класс», — заметил он далее, — Александр II увеличил силу России «в большей мере», чем это удалось Петру Великому путем «консолидации и расширения». В результате успеха Александр II станет в глазах западных стран даже выше своего великого предшественника. Император был явно польщен подобной оценкой и заметил, что, помимо традиционных дружественных отношений, обе страны теперь «связаны взаимной симпатией в общем деле освобождения»24.

Если в начале беседы Александр П говорил по-русски, (Горчаков переводил), то затем царь перешел на английский. Он, в частности, поинтересовался мнением Клея относительно возможного вмешательства Англии и был доволен пренебрежением американца к «старому Джону Буллю». В общем, собеседники (радикальный республиканец и самодержавный монарх) явно понравились друг другу. Император произвел впечатление не только своими европейскими манерами и импозантной наружностью. «Я не сомневаюсь, — приходил к заключению Клей, — что он является действительным двигателем (подчеркнуто в донесении) в этом великом проекте освобождения своих крепостных»25.

Встречи и беседы Клея в С.-Петербурге сыграли свою роль и в окончательном оформлении позиции России в связи с началом гражданской войны в США. Именно ко времени приема нового американского посланника министром иностранных дел и последующей подготовки аудиенции у Александра II относится выработка текста знаменитой депеши Горчакова от 28 июня (10 июля) 1861 г., в которой была подробно изложена политика России в отношении федерального Союза. Как и прежде, эта политика исходила из заинтересованности России в сохранении сильных и единых Соединенных Штатов, которые служили бы важным противовесом Великобритании. Традиции дружественных отношений с США и заинтересованность в сохранении «баланса сил» заставляли правительство России с сожалением наблюдать «за развитием кризиса, ставящего под вопрос процветание и даже само существование Союза». Оценивая успехи федерального Союза с момента его образования, Горчаков подчеркивал роль согласия между его членами и наличие учреждений, «которым удалось примирить единение со свободой». Именно единение, по словам министра, «дало миру зрелище беспримерного в анналах истории процветания»26.

«Этот союз, — указывалось в депеше, — в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, но он, кроме того, представляет нацию, к которой наш Государь и вся Россия питают самый дружественный интерес, так как две страны, расположенные на концах двух миров, в предшествующий период их развития были как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они уже дали взаимные доказательства». Сообщая Стёклю о заинтересованности императора в единстве Соединенных Штатов, Горчаков поручал Стёклю использовать его связи и влияние для сохранения федерального Союза. «Во всех случаях, — заверял Горчаков, — Американский союз может рассчитывать на самую сердечную симпатию со стороны Государя в течение этого серьезного кризиса, который Союз ныне переживает»27.

Позиция России в связи с гражданской войной в США была самой благожелательной в отношении федерального Союза и особенно резко контрастировала с позицией Англии и Франции, признавших в качестве воюющей стороны мятежную Конфедерацию. Понимая, сколь велико значение его депеши, Горчаков предоставил Стёклю право познакомить с нею президента США и даже опубликовать ее в газетах. Руководитель ведомства иностранных дел хотел, таким образом, чтобы о «симпатии России к великому Союзу» стало широко известно28. В том же, естественно, только еще более, были заинтересованы сами Соединенные Штаты. Как только Стёкль познакомил Линкольна и Сьюарда с текстом депеши, оба они были глубоко тронуты, и президент специально просил довести до сведения императора их искреннюю благодарность. Со своей стороны Сьюард попросил разрешения опубликовать депешу в печати и в тот же день направил официальную ноту с выражением признательности за «либеральные, дружественные и великодушные чувства» императора в связи с событиями в Америке.

«Президент и государственный секретарь мне заявили, — доносил Стёкль, — что из всех сообщений, полученных ими от европейских правительств, наше было самым дружественным и самым благосклонным и, пользуясь выражением самого г-на Линкольна, самым лояльным. Я убежден, что оно произведет такое же впечатление по всей стране»29.

9 сентября 1861 г. на первых страницах американских газет появился текст депеши князя Горчакова от 10 июля и ответного письма Сьюарда, которые, по единодушному мнению, вызвали в дипломатических кругах «глубокую сенсацию» (profound sensation)30.

«Это заставит Англию дважды и трижды подумать, — писала в передовой статье «Нью-Йорк Таймс», — прежде чем признать южных повстанцев». Позднее, давая общую оценку позиции России, один из наиболее влиятельных журналистов, Э. Эверетт заметил, что трудно переоценить впечатление, «которое произведет письмо князя Горчакова на общественное мнение Европы». От имени одной из ведущих держав он произнес «мудрые и правдивые слова, которые будут услышаны и к которым отнесутся с уважением повсюду в Европе и в Америке»31.

13 сентября 1861 г. Стёкль переслал в С.-Петербург многочисленные выдержки из американских газет самых различных направлений с комментариями по поводу депеши Горчакова. По словам Стёкля, все газеты, за исключением одной или двух, высоко оценили позицию, занятую правительством России. Среди присланных Стёклем материалов были выдержки из «Boston Courier», «Exchange» (Балтимор), «New York Tribune», «New York Herald», «Commercial Advertiser» (Нью-Йорк), «Evening Post» (Нью-Йорк) и др.32 Соответственно подборка высказываний американских газет попала и на страницы русской печати, в частности была опубликована официальными «С.-Петербургскими ведомостями» 9 (21) сентября 1861 г.

«В действительности позиция России в отношении нас, — писал «Journal of Commerce» (Нью-Йорк), — может рассматриваться как наиболее дружественная по сравнению с позицией любой другой европейской державы». Влиятельная «New York Herald» сравнивала «сомнительный нейтралитет» Англии и защиту ею «прав воюющих сторон» с ясной и определенной политикой России. «Если Англия рассматривает нашу объединенную страну как своего великого поднимающегося торгового соперника, которого в ее интересах и целях необходимо подавить, то Россия считает, что сохранение нашего Союза важно для баланса сил в обоих полушариях». Другая нью-йоркская газета отмечала: «Два молодых и могущественных государства, достигшие беспримерной доселе степени развития, естественно, склонны к дружественным отношениям». Независимо от политических различий и степени цивилизации «Россия и федеральный Союз являются и останутся в будущем друзьями»33.

Не приходится удивляться, что Клей был весьма доволен успешным началом своей миссии и уже в июле-августе 1861 г. стал подумывать о союзе и совместных действиях против Англии.

Помимо официальной информации, Клей постоянно сообщал в Вашингтон собственные соображения по самым различным вопросам, в частности по поводу перспектив в отношениях США с крупнейшими европейскими державами. Так, в частном письме Линкольну от 25 июля он крайне резко отзывался о политике Англии: «Я сразу же увидел, каково настроение в Англии. Они хотят нашей гибели. Они завидуют нашей мощи. Их не заботит ни Юг, ни Север. Они ненавидят и тот и другой». Иного мнения Клей придерживался в то время в отношении Франции: «Наша единственная надежда — это умиротворить Францию, и к этой цели должны быть направлены все наши действия». Но наиболее важные соображения кентуккиец высказал о стране своего пребывания: «В России мы также имеем друга: со временем он станет для нас могущественным. Шаг по освобождению — это начало новой эры и новой силы. Она (т.е. Россия) владеет огромными землями, плодородными и необработанными в районе Амура, богатыми железом и другими минералами. Именно здесь она должна создать центр своей силы против Англии». Объединившись с американским флотом на Тихоокеанском побережье, Россия, по словам Клея, когда-нибудь вытеснит Англию из Индии, потеряв которую, Англия падет. Заканчивая свои размышления, посланник сообщал: «Меня здесь хорошо приняли. Все русские газеты за нас. Я постараюсь сразу же заключить договор о правах на море»34.

Если в письме к Линкольну Клей писал о совместных действиях с Россией лишь как об отдаленной перспективе, то в официальной переписке с государственным секретарем идея союза с Россией и Мексикой против Англии получила более конкретное выражение. «В недалеком будущем мы, вероятно, в союзе с Россией высадим армию, чтобы рассчитаться с ней (речь идет об Англии. — Н.Б.) в Китае и Индии. Мы никогда не должны допустить, чтобы она перешла перешеек. Для нас настало время возглавить все либеральные правительства на западе», -писал Клей в донесении от 3 августа из С.-Петербурга и по этим же соображениям высказывался в поддержку сооружения русско-американского телеграфа через Сибирь и Аляску. «Если нам когда-либо придется воевать с Англией на этом море (речь идет о Тихом океане. — Н.Б.) и если Россия станет нашим союзником, мы будем иметь средства к гораздо более быстрой связи». В конце донесения посланник приходил к заключению, что Соединенным Штатам явно посчастливилось «иметь эту великую державу теперь в качестве своего искреннего друга. Мы должны сохранять это дружественное расположение (буквально чувство — feeling), что в итоге предоставит огромный рынок для нашей торговли и даст нам самого могущественного союзника на случай общей опасности… У нас должна быть и будет общая заинтересованность в делах Европы»35.

Идеи, развивавшиеся Клеем, порой весьма экстравагантные, не могли, конечно, вызвать особого восторга в Вашингтоне. Опытный и осторожный политик Сьюард предпочел уклониться от конкретного обсуждения грандиозных планов союза с Россией, но зато вновь подтвердил заинтересованность США в заключении с Петербургом морской конвенции «на основе декларации Парижского конгресса с включением поправки Марси или без нее, хотя включение этой поправки в соглашении было бы гораздо предпочтительнее»36.

Сьюард понимал, что в условиях начавшейся гражданской войны и опасности вмешательства в конфликт Англии и Франции рассчитывать на военную поддержку и формальный союз с Россией вряд ли возможно. Зато заключение русско-американской конвенции о морском праве представлялось, учитывая предшествующую позицию России, делом вполне реальным.

«Мне нет нужды напоминать Вам, — писал Горчаков Стёклю летом 1861 г., — что с 1854 г. мы находимся в согласии с Соединенными Штатами по вопросу о принципах, установленных статьями 2 и 3 конвенции от 16 апреля 1856 г., а что касается вопроса о пиратстве, то мы приняли эту статью лишь с оговорками, в соответствии с намерениями Соединенных Штатов»37.

Переговоры о заключении морской конвенции прошли без каких-либо затруднений. Правда, когда Клей официально предложил дополнить первую статью Парижской декларации «поправкой Марси», согласно которой частная собственность подданных или граждан нейтральных и воюющих стран в открытом море не должна подлежать захвату за исключением военной контрабанды, Горчаков, хотя в принципе и одобрил ее содержание, заявил, что вряд ли возможно провести ее в жизнь без согласия других великих держав38.

В результате, когда 12 (24) августа 1861 г. Горчаков и Клей подписали текст соглашения, оно содержало все четыре пункта Парижской декларации 1856 г., включая пункт об отмене каперства, но без «поправки Марси»39. Следует подчеркнуть, что Россия оказалась единственной страной, которая согласилась в то время подписать с Соединенными Штатами подобное соглашение. Впрочем, без поддержки Англии и Франции благородные принципы морского права могли стать обременительными уже для самих Соединенных Штатов.

Поэтому, когда в октябре 1861 г. Стёкль познакомил Сьюарда с полученными им из С.-Петербурга материалами о заключении соглашения о морских правах, государственный секретарь заявил: «Благоволите заверить Ваше правительство, что его готовность согласиться на наше предложение мы рассматриваем как новое доказательство его благосклонного к нам отношения; но после разрыва вызванных нашим предложением переговоров в Лондоне и Париже, только что заключенный нами договор лишился практической пользы и может стать для нас источником затруднений. Следовательно, я думаю, что мы поступили хорошо, отложив его ратификацию, чтобы затем сделать его предметом общего соглашения между всеми державами. Впрочем, — добавил г-н Сьюард, — заверьте императорское правительство, что мы готовы поступить так, как оно сочтет удобным»40. Хотя на первый взгляд заявление Сьюарда кажется неожиданным и непоследовательным, он имел на это веские основания. Еще в июне Стёкль сообщал в С.-Петербург, что в сложившейся обстановке — в связи с угрозой конфликта с Великобританией — «уничтожение каперства явилось бы серьезной ошибкой со стороны Соединенных Штатов»41. В начале ноября 1861 г., уже после подписания соглашения, беседуя со Сьюардом, Стёкль обратил его внимание на то, что в случае официальной ратификации договора американские каперы, которые в ходе конфликта с Англией или Францией могут быть посланы на Тихоокеанский север, будут рассматриваться русскими властями как пираты. Озадаченный такой постановкой вопроса Сьюард заметил: «Я никогда об этом не думал и должен написать об этом м-ру Клею»42.

Действительно, уже 9 ноября Сьюард, выразив искреннюю признательность России по поводу подписания соглашения о морских правах, поставил вопрос об отсрочке его ратификации ввиду «неопределенности» в отношениях США с «некоторыми другими европейскими державами». Вместе с тем Сьюард подтвердил, что США «ни в коем случае не будут действовать без учета интересов и желаний России»43.

Получив известие о намерении Соединенных Штатов отложить ратификацию соглашения о морских правах, Горчаков сразу же пошел навстречу пожеланиям федерального правительства. Сам договор был подписан «по собственному желанию последнего». Россия стремилась лишь сократить бедствия, связанные с состоянием войны. «Но у нас никогда не было мысли причинить какие-либо затруднения федеральному правительству. А раз оно полагает, что при нынешних обстоятельствах только что подписанный в С.-Петербурге акт мог бы иметь такой результат, — писал Горчаков, — то мы вполне расположены отложить его ратификацию до того времени, когда федеральное правительство найдет полезным к ней приступить»44.

Столь благожелательная позиция русского правительства, особенно в условиях жесточайшего кризиса в отношениях США с Англией в ноябре-декабре 1861 г. (дело «Трента»), не могла не вызвать высокую оценку и признательность в Вашингтоне, о чем Сьюард поспешил сообщить Стёклю в ноте от 8 января 1862 г. Согласие России отложить ратификацию соглашения, подписанного по настоянию правительства США, Сьюард расценил как акт, который прибавит «новое звено к старой дружбе»45.

Давая общую оценку миссии Клея в С.-Петербурге в 1861 г., нельзя не признать ее весьма успешной. На первый взгляд радикальный республиканец, вспыльчивый и экстравагантный американец, мало подходил для царской столицы. Между тем он сразу же установил дружественные, даже доверительные отношения с Горчаковым, был радушно принят при дворе и в высшем обществе. Его необычные манеры, по всей видимости, вполне соответствовали образу неотесанного американца, а антирабовладельческие взгляды находили отклик и понимание во влиятельных в то время либеральных кругах русского общества. Даже явные нарушения придворного этикета (вроде непринужденной беседы с императрицей Марией Александровной, начатой им по собственной инициативе) были восприняты Александром П и его супругой весьма снисходительно46.

Объективное расположение России к США, взаимные симпатии друг к другу в эпоху реформ, борьба против рабства и крепостничества, заинтересованность в ограничении британского влияния — все это создавало предпосылки для успешной деятельности американского посланника в С.-Петербурге, хотя последний и не был искушен в тонкостях дипломатического и придворного этикета.

Примечания

  • Robertson J.R. A Kentuckian at the Court of the Tsars: The Ministry of Cassius Marcellus Clay to Russia. 1861-1862 and 1863-1869. Berea, 1935. P. 32.
  • Clay С.М. The Life of Cassius Marcellus Clay. Memoirs, Writings and Speeches. N.Y., 1886 (reprint 1969). (Далее: Clay C.M..Memoirs). P. 279-281.
  • Robertson J.R. Op. cit. P. 34; Clay C.M. Memoirs. P. 254.
  • Блэр — Клею, 26 марта 1861 г. // Clay C.M. Memoirs. P. 278.
  • Клей — Линкольну, 28 марта 1861 г. // Mears D.D. The Lincoln Papers. Vol. 2. P. 495: Woldman A. Lincoln and the Russians. N.Y., 1961. P. 102-103.
  • Clay СМ. Memoirs. P. 256-257; Reminiscences of Abraham Lincoln by Distinguished Men of His Time / Ed. by A.Th. Rice. N.Y., 1886. P. 299-300.
  • Suppiger J.E. Cassius Clay’s Embassy to Imperial Russia // Lincoln Herald. Summer 1975. Vol. 77. P. 42.
  • Clay C.M. Memoirs. P. 258.
  • Сьюард — Клею, 11 апреля 1861 // National Archives and Record Service. Record Group (далее — NARS. RG) 59. Diplomatic Instruction (далее — DI). Russia. Vol. 14 (r. 136). P. 191-192.
  • Сьюард — Клею, 24 апреля 1861 // Ibid. P. 293-298.
  • Мартенc Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами: В 15 т. СПб., 1874-1909. Т. 15. С. 332-334.
  • Treaties and other International Acts of the United States of America, 1775-1863 / Ed. by H. Miller. Vol. 1-8. Wash., 1931-1948. Vol. 6. P. 834-840.
  • Messages and Papers of the Confederacy. Vol. 1. P. 60; A Compilation of Messages and Papers of the Presidents, 1789-1902. Vol. 1-10 / Ed. by J.D. Richardson. Wash., 1903. Vol. 6. P. 14-15.
  • NARS. RG 59. D I. Russia. Vol. 14 (г. 136). Р. 199. Одновременно Линкольн и Сьюард подписали полномочия для ведения переговоров и заключения Клеем соглашения о принципах морского права с Россией. Подлинник инструкций и полномочий от 24 апреля 1861 г. NARS. RG 84. American Legation (далее: AL), St. Petersburg. Dispatches Received (далее: DR). Vol. 37 (4347). P. 90-99, 100.
  • Сьюард — Клею 6 мая 1861 г. № 3 // Papers Relating to Foreign Affairs [Wash.,1861]. Vol. 1. P. 277-281. (Далее: FRUS); 37th Cong. 2d Sess. Senate Ex. Doc. № 1. Message of the President.. Wash., 1861 (Ser. 1117). P. 293-297 (содержание этих официальных публикаций идентично, хотя в некоторых случаях нумерация страниц разная, что указывается в скобках). Подлинник инструкции см.: NARS. RG 84. AL. St. Petersburg. DR. Vol. 37 (4347). P. 101-116; отпуск см.: NARS. RG 59. D I. Russia. Vol. 14 (r. 136). P. 200-208.
  • Склонный к жесткому классовому анализу М.М. Малкин усматривал причины сближения царской дипломатии с республиканским правительством США в ожидаемом крушении «радикальной системы» и полагал, что Сьюард преувеличивал значение происшедших в России реформ. См.: Малкин М.М. Гражданская война в США и царская Россия. М.; Л., 1939. С. 40.
  • Мрачная картина, нарисованная Сьюардом, актуальна и в наши дни после распада Югославии и Советского Союза. Хотя и страшным путем кровавой и длительной гражданской войны, Соединенным Штатам удалось преодолеть надвигавшуюся на них катастрофу. Сможем ли мы преодолеть углубляющийся кризис более разумным путем в нашей стране покажет время.
  • Сьюард — Клею, 31 мая 1861 г. № 4 // NARS. RG 59. DI. Russia. Vol. 14 (г. 136). Р. 209.
  • Все инструкции из Вашингтона Клей получил уже в Петербурге, куда он прибыл в на чале июня 1861 г. (см.: Клей — Сьюарду, 7 июня 1861 г. № 3) // FRUS. 1861. Vol. 1. Р. 286.
  • Clay C.M. Memoirs. P. 284; Woldman AA. Op. cit. P. 103.
  • Clay C.M. Memoirs. P. 192.
  • Клей — Сьюарду, 7 июня 1861. № 3 // FRUS. 1861. Vol. 1. Р. 287. Значительная часть донесения, в котором Клей комментировал полученные им инструкции из Вашингтона, в публикации опущена. NARS. RG 59. Diplomatic Dispatches (далее: DD). Russia. Vol. 19 (г. 19). №3.
  • Содержание беседы с Горчаковым и последующего представления Александру II изложено в обширном донесении (на 10 с.) Клея Сьюарду № 4, которое помечено 21 июня 1861 г. Очевидно, однако, что в подлинник и при публикации этого документа вкралась ошибка. Из донесения видно, что оно было написано «сегодня», т.е. в день аудиенции у императора (14 июля). См.: Клей — Сьюарду, 2(14) июля // FRUS. 1861. Р. 287-289; 37С. 2S. SED № 1. Р. 303-307; NARS. RG 59. DD. Russia. Vol. 19 (г. 19). № 4 (подлинник); RG 84. Dispatches Sent (далее: DS). Vol. 7. P. 114-129 (копия). Критикуя американскую публикацию, М.М. Малкин (см.: Указ. соч. С. 63) отметил, что издатели изъяли «в депеше Клея место, относящееся к заявлению Горчакова», и сделал вывод: «Таким образом, оно было скрыто от современников и до сих пор закон сервировано в архивах». Действительно, при издании документа были сделаны четыре купюры, отмеченные звездочками, что, естественно, снизило научную значимость публикации. Но следует иметь в виду, что публикация была сделана в 1861 г. и открыла знаменитую серию «Foreign Relations», которая продолжается до сих пор. Сделанные же купюры относились не к существу беседы и «заявлению Горчакова», а к описанию внешностей министра и Александра II. Опущен был также весь первый абзац, в котором Клей сообщал, что французский посол в С.-Петербурге герцог Монтебелло, нарушив субординацию, счел возможным первым нанести визит американскому посланнику, что подтверждало высказанное ранее мнение о расположенности французского императора к США. Собственно, к России относилась только заключительная фраза: «Позвольте мне заметить, — писал Клей, — что во всех русских газетах я нахожу выражение одного чувства; и все они в нашу пользу». Но это предложение было выброшено не из-за его смысла, а лишь как часть первого абзаца.
  • Высокая оценка реформы 1861 г. и сопоставление ее с борьбой против рабства в США представляются вполне справедливыми. К сожалению, советские историки возражали против подобных аналогий и даже склонялись к противопоставлению перемен, которые происходили в России и США в 1860-е годы (см.: Малкин  М.М. Указ. соч. С. 63; см. также: Болховитинов Н.Н. Отклики в США на отмену крепостного права в России // Вопр. истории. 1995. № 8. С. 126-132).
  • Это донесение Клея получило полное одобрение в Вашингтоне, и Сьюард подтвердил удовлетворение по поводу мирного прогресса реформ императора «для улучшения условий жизни народа России». См.: Сьюард — Клею, 12 августа 1861 г., № 12 // FRUS. 1861. Vol. I. P. 291 (307). О роли царской семьи, и в первую очередь самого Александра II и его младшего брата вел. князя Константина Николаевича, см.: 1857-1861. Переписка императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем: Дневник великого князя Константина Николаевича / Сост. Л.Г. Захарова, Л.И. Тютюнник. М., 1994. 384с. илл.
  • Горчаков — Стёклю, 28 июня (10 июля) 1861 г. // Красный архив (далее: КА). 1939. Т. 3 (94). С. 115. При публикации депеша ошибочно датирована 28 (16) июня. Подлинник см.: АВПРИ. Ф. Посольство в Вашингтоне (далее: ПВ). Оп. 512/3. Д. 77. Л. 390-392.
  • КА. 1939. Т. 3 (94). С. 116. Как обычно, на проекте имелась царская помета: «Быть по сему». АВПРИ. Ф. Канцелярии (далее: К.) Д. 162. Л. 395-399.
  • Записка Горчакова, 27 июня (9 июля) и вторая записка, написанная по его прямому поручению 30 июня (12 июля) 1861 // АВПРИ. Ф. ПВ. On. 5I2/3. Д. 77. Л. 393, 394-395 (подлинник).
  • Стёкль — Горчакову, 28 августа (9 сентября) 1861 г. № 57 // КА. 1939. Т. 3 (94). С. 118. К донесению была приложена копия ноты Сьюарда от 5 сентября 1861 г. // АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 162. Л. 274. Позднее депеша Горчакова и нота Сьюарда вошли в официальную публикацию правительства США за 1861 г. FRUS. 1861. Vol. 1. Р. 292-293 (308-309).
  • NYT. 1861. Sept. 9. Р. 1 : 1, 2; Sept. 10. Р. 3 : 3.
  • The Letter from Alexander of Russia to the President of the United States // Ibid. Sept. 9. P. 1 : 1; Everett E. The Sympathy of Russia with the United States. Boston, 20th Sept., 1861 (from New York Ledger) // Ibid. Oct. 15. P. 2 : 1.
  • Стёкль — Горчакову I (13) сентября 1861 г. // АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 162. Л. 282, 283-289 (7 приложений).
  • Там же. Л. 286, 287, 288; см. также: С.-Петербургские ведомости. 1861. 9 (21) сент.
  • Клей — Линкольну, 25 июля 1861 г. // LC. MD. Lincoln Papers. № 10880-4. Private. В основном письмо (на 8 с.) посвящено хвалебным комментариям Клея в связи с посланием президента конгрессу от 4 июля 1861 г. Клей с восторгом отмечал, что послание последовательно направлено к одной цели — «воссоединению Союза», и цитировал заключение, сделанное официальным органом российского правительства (Journal de St. Petersburg): «Послание президента Соединенных Штатов умеренно по своему тону, ясно по стилю, твердо в отстаивании принципов, убеждено в будущем республики».
  • Клей — Сьюарду 3 августа, 1861 г. // NARS. RG 59. DD. Russia. Vol. 19(r. 19). N 5. В литературе это донесение уже цитировал Дж.М. Каллаган, см.: Callahan J.M. Russian-American Relations During the American Civil War. Morgentown, 1908. P. 2. Частично опубликовано, см.: FRUS. 1861. P. 290. В опубликованном варианте, однако, опущены все общие соображения Клея, включая идею о союзе с Россией.
  • Сьюард — Клею, 3 сентября 1861 г. // FRUS. 1861. Р. 291 (307).
  • Горчаков — Стёклю, 28 июня (10 июля) 1861 г. // АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 162. Л. 412. Опубл. с ошибочной датой 28 (16 июня); см.: КА. 1939. Т. 3(94). С. 118.
  • Клей — Горчакову, 18-30 июля 1861 г. // АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 55. Л. 6-7; Клей — Сьюарду, 3 августа 1861 г., № 5 // FRUS. 1861. Р. 290 (306); Клей — Сьюарду, 19 августа 1861 г. // NARS. DD. Russia. Vol. 19 (г. 19). N 6.
  • Текст русско-американской морской конвенции от 12 (24) августа 1861 г. см.: NARS. DD. Russia. Vol. 19 (подл, на англ. и фр. яз.).
  • Стёкль — Горчакову, 9 (21) октября 1861 г. // КА. 1939. Т. 3 (94). С. 120 (АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 162. Л. 309-310).
  • Стёкль — Вестману, 12 (24) июня 1861 г. // КА. 1939. Т. 3 (94). С. 115.
  • Adams Е.D. Great Britain and American Civil War. In: 2 vol. N.Y., 1925. Vol. 1. P. 171.
  • Сьюард — Клею, 9 ноября 1861 г., № 20 // NARS. RG 84. DR. Vol. 37 (4347). P. 163 (подлинник). Соответственно в начале декабря Клей известил русский МИД о содержании полученных инструкций и желании США отсрочить ратификацию. См.: Клей — Горчакову, 20 ноября (2 декабря) 1861 г. // АВПРИ. Ф.К. 1861. Д. 55. Л. 33.
  • Горчаков — Стёклю, 24 ноября (6 декабря) 1861 г. // К А. 1939. Т. 3 (94). С. 120. О согласии отложить ратификацию конвенции Горчаков сообщил и Клею, см.: Клей — Сьюарду, 10 декабря 1861 г. // NARS. RG 59. DD. Russia. Vol. 19 (г. 19). N 13.
  • Сьюард — Стёклю, 8 января 1862 // КА. 1939. Т. 3 (94). С. 121 (АВПРИ. Ф. ПВ. Оп. 512/3. Д. 77. Л. 612).
  • Clay C.M. Memoirs. P. 295. В соответствии с придворным этикетом беседовать с императрицей можно было только после того, как она сама проявит инициативу.